Loe raamatut: «В погоне за призраком», lehekülg 3

Глава четвёртая

Майю похоронили на недавно открытом новом участке Осташинского кладбища. Всё прошло довольно быстро. Могилу засыпали землёй, сформировав холмик, воткнули в него временную пластиковую табличку, укутали холмик хвойными ветками и положили сверху цветы. С одной стороны, сразу расходиться было неудобно, с другой – все, кто пришёл проститься с усопшей, чувствовали какую-то неловкость и постепенно, один за другим, потянулись в сторону выхода с кладбища. Только Костя ещё какое-то время в одиночестве стоял возле могилы. Кто-то положил ему на плечо руку. Он обернулся. Это был Олег.

– Ты это… не держи в себе, если что, – сказал он.

– Ты о чём?

– Я же вижу, как ты… Ты поплачь, что ли, пока никто не видит. Легче станет.

– Мужчины не плачут, – сурово буркнул Костя.

– Ну, тогда напейся, что ли. Сегодня можно.

Игорь, Ксения, родители Кости и коллеги Майи ждали их у выхода с кладбища. Там же стоял заказанный микроавтобус, в который все и погрузились. Кроме Олега: он поехал на своей машине.

Было около двух пополудни, когда вся делегация прибыла на Балтийскую улицу в кафе «Старый клуб», где в дальнем углу уже был накрыт длинный стол.

Сначала сидели молча. Без слов выпили, без слов приступили к трапезе. Наконец поднялся Олег. Сказал что-то про то, какой хорошей была Майя и как всем её будет не хватать. После этого гости постепенно разговорились, познакомились. Только Костя по-прежнему сидел молча и мрачно пьянел.

Отец его, Дмитрий Юрьевич, бывший железнодорожник, машинистом исколесивший всю европейскую часть страны, а ныне пенсионер, с рюмкой водки в руке подошёл к сыну и попытался сказать ему на ухо какие-то слова утешения. Костя не реагировал. Отец вздохнул, выпил и вернулся на место.

Сидевшая рядом с Костей мать, Алла Алексеевна, тоже пенсионерка, а в прошлом директор одной из школ Ростова, наклонилась и негромко сказала:

– Не убивайся ты так. Её уже не вернуть, а тебе нужно жить дальше.

Костя гневно взглянул на мать.

– А ведь ты всегда мечтала, чтобы я с ней расстался, потому что ты терпеть её не могла. Что ж, можешь радоваться, по-твоему вышло! – едва не крикнул он, и все за столом притихли.

Мать посмотрела на супруга, сидевшего по другую сторону от неё, и вновь обратилась к сыну:

– Что ты такое говоришь?

– Я знаю, что я говорю! – рыкнул Костя и резко встал, но, видимо, не рассчитал свои силы и снова рухнул на стул.

– Ты слышишь, что говорит твой сын? – строгим учительским тоном вопросила Алла Алексеевна, обращаясь уже к мужу.

– Сынок, ты не прав, – неуверенно промямлил Дмитрий Юрьевич и покосился на супругу.

– Ах, не прав? – Костя опять вскочил и на этот раз удержался на ногах. – Ну и чёрт с вами со всеми!

И, покачиваясь, направился к выходу.

– Он просто расстроен, – сказал Олег и пошёл за Костей.

– Ну да, он всегда «расстроен», – проворчал Игорь и, опрокинув в себя очередную рюмку водки, впился зубами в только что поданный шашлык.

Олег догнал Костю уже на улице.

– Ну и куда ты собрался? – поинтересовался он.

– Подальше отсюда, – буркнул Костя.

– Что на тебя нашло?

– Ничего. Просто надоело всё.

* * *

Они стояли возле выкрашенного в зелёный цвет деревянного дома с резными белыми наличниками. За забором из штакетника под тяжестью спелых плодов склонили к земле свои корявые ветви разносортные яблони. Костя просунул руку между штакетником и, сдвинув щеколду, толкнул калитку.

– Мне страшно, – сказала Майя.

– Глупая! Чего тут бояться?

– А вдруг я им не понравлюсь?

– С чего ты это взяла? Вон какая ты у меня красивая! – Костя взял Майю за руку. – И умная.

Вход вёл в дом через пристроенную веранду. Костя нажал на кнопку звонка и прислушался. Изнутри послышались шаркающие шаги, и дверь открылась.

– Папа, это я! – радостно воскликнул Костя. – То есть мы. Это Майя.

Дмитрий Юрьевич с интересом посмотрел на неё и улыбнулся.

– Надо же! Гости дорогие! – Он обнял сына и протянул руку Майе. – Проходите, проходите.

– Кто там? – послышался голос матери.

Отец приложил палец к губам, подмигнул Косте и повёл гостей в дом. Увидев сына с какой-то неизвестной девушкой, Алла Алексеевна на мгновение растерялась.

– Привет, мам! Знакомься, это Майя.

– Очень приятно, – холодно ответила мать. – Что ж ты не предупредил?

– Да ладно, мам, мы ненадолго, только до завтра. Нам в понедельник на работу.

– Ну, спасибо и на этом. А мог бы почаще родителей навещать.

– Мам, ты же понимаешь, работа и всё такое. Времени совсем нет.

– Про работу понимаю, а про «всё такое» – не очень.

И она снова покосилась на Майю.

– Предлагаю продолжить беседу за столом, – вмешался в разговор Дмитрий Юрьевич.

Алла Алексеевна окинула его строгим взглядом и, пожав плечами, сказала:

– Накрывай.

А сама ушла на веранду, где находилась кухня.

Отец, усадив гостей на диван, принялся накрывать на стол.

– Может, я могу чем-то помочь? – предложила Майя.

– Сидите, сидите! Отдыхайте! – отозвался Дмитрий Юрьевич.

Когда вернулась Алла Алексеевна, стол уже был полностью накрыт, закуски расставлены, а посередине возвышалась двухлитровая бутыль домашнего сидра. Алла Алексеевна придирчиво оглядела сервировку, поправила салфетки, приборы и села.

– Прошу к столу! – сказал Дмитрий Юрьевич, усаживаясь рядом с супругой.

Костя и Майя устроились напротив. Отец предложил тост за знакомство. Выпили, закусили. Дмитрий Юрьевич стал расспрашивать Костю, как у него дела, какие новости. Костя нехотя отвечал.

– А вы чем занимаетесь? – обратился Дмитрий Юрьевич к Майе.

– Я учусь.

– Уж не на портниху ли? – уточнила Алла Алексеевна. – Или на повариху?

– Нет, в колледже.

– Тогда, наверное, на бригадира поваров?

– Мам! – Костя осуждающе посмотрел на мать.

– Я учусь на программиста, – сказала Майя. – Это тот, кто программы для компьютера делает.

– Я знаю, кто такой программист! – резко ответила Алла Алексеевна. – И, по-моему, это совсем не женская профессия.

– Мам, ты что? – возразил Костя. – Да сейчас половина программистов – девушки. Не всем же быть учителями.

– Вот только учителей не трогай. Между прочим, большинство из них как раз женщины.

– Ладно, не будем трогать учителей.

– А вы сами из Ярославля? – поинтересовался у Майи Дмитрий Юрьевич.

– Нет, я из Пермского края.

Алла Алексеевна чуть не поперхнулась.

– Откуда? – переспросила она.

– Из Пермского края, – повторила Майя.

– Как же вас сюда занесло?

– Так получилось.

– А кто ваши родители?

– У меня нет родителей.

Повисла неловкая пауза.

– Ну что, может, уже чай пора подавать? – нарушила молчание Алла Алексеевна.

Дмитрий Юрьевич покосился на всё ещё почти полную бутыль сидра, потом посмотрел на жену и, встретившись с её пристальным взглядом, со вздохом произнёс:

– Да, можно и чаю.

– Костя, помоги мне, – сказала Алла Алексеевна и вышла на веранду.

Костя поднялся и послушно пошёл за матерью.

Дождавшись, когда дверь за ними закроется, Дмитрий Юрьевич повернулся к Майе и полушёпотом сказал:

– Вы не обращайте внимания, Алла со всеми такая строгая. Она же директор школы, ноблесс оближ, как говорится.

– Что, простите?

Тем временем на кухне Алла Алексеевна наполнила водой чайник и поставила его на плиту.

– Мам, ты сказала, надо помочь, – напомнил Костя.

– Сперва ответь мне на один вопрос: где ты подцепил эту? – Мать кивнула на дверь, ведущую в дом.

– Что значит «эту»? – возмутился Костя.

– Ты не мог найти кого-нибудь поприличнее?

– Мам, не начинай! Майя – замечательная девушка. Мы любим друг друга и собираемся пожениться.

– Что? – Алла Алексеевна схватилась за сердце. – Ты и она?

– Да, я и она. Собственно, мы поэтому и приехали, чтобы сообщить вам с папой лично.

– То есть ты уже всё решил, да? И спросить перед этим моего мнения ты даже не удосужился!

– А почему я должен спрашивать об этом?

– Да потому что я твоя мать!

– Но это, знаешь ли, моя жизнь. И я считаю, что сам могу решать, с кем её связывать.

– А я считаю, ты совершаешь страшную ошибку, о которой потом будешь сильно жалеть. Подумай хорошенько!

– Нечего тут думать. Мы уже подали заявление.

Алла Алексеевна снова схватилась за сердце и, распахнув дверь, ураганом ворвалась в дом.

– Дима! Дима, ты слышал? Они, оказывается, уже подали заявление!

– Но это же хорошо… – начал было Дмитрий Юрьевич, привстав. – То есть как, заявление? – Он поглядел на Майю, затем на вошедшего вслед за матерью Костю. – Уже?

Какое-то время родители молча глядели друг на друга: отец – растерянно, мать – гневно.

– В таком случае, организацию свадьбы я беру на себя, – неожиданно заявила Алла Алексеевна.

Костя и Дмитрий Юрьевич удивлённо посмотрели на неё.

– Я думаю, это лишнее, – подала голос Майя, и теперь уже все взгляды обратились к ней. – Мне кажется, свадьбу вообще не стоит устраивать. Кому это нужно – кормить толпу гостей? Лучше просто отметить в семейном кругу, да и деньги сэкономим, у Кости их не так много.

– Ах вот как? – вскинулась Алла Алексеевна. – Ну вот что! Я не позволю какой-то…

И она вдруг стукнула кулаком по столу, отчего муж её вздрогнул и от испуга так взмахнул руками, что опрокинул бутыль с сидром.

Бутыль покатилась. Костя и Дмитрий Юрьевич бросились её ловить, но только помешали друг другу. Бутыль докатилась до края стола и, упав на пол, с грохотом разлетелась на мелкие осколки. На полу образовалась огромная лужа, и комната наполнилась кисловато-сладким запахом сидра.

– Что ж ты безрукий такой?! – воскликнула Алла Алексеевна. – Прикажешь мне теперь эту твою бормотуху с пола собирать?

– Что ты, Лялечка! – возразил Дмитрий Юрьевич. – Я сам.

– «Сам»! – передразнила его жена. – А вам, милочка, я вот что скажу, – обратилась она уже к Майе. – Я не позволю всякой безродной выскочке решать, как мне устраивать свадьбу единственного сына. Понятно?

Майя вскочила и выбежала из дома.

– Мам, ну ты совсем… – бросил Костя и выбежал вслед за Майей.

Он догнал её уже возле калитки.

– Я хочу уехать отсюда, сейчас же! Увези меня.

– Хорошо, я только… – Костя обернулся.

Занавески на окнах были задёрнуты, но он был уверен, что родители следят за ними.

– Я только попрощаюсь, – сказал Костя.

Больше они никогда туда не приезжали.

* * *

– Отлично! Ну и что мне прикажешь с ними всеми делать? – спросил Олег.

– Не знаю, – сказал Костя. – Поминайте.

– Без тебя?

– Без меня.

– Тебе не кажется это странным, старик?

– Кажется. Но я не могу туда вернуться. Пожалуйста, иди к ним, объясни, что я… что мне плохо, и… Просто побудь с ними, проследи, чтобы…

– Ладно, – со вздохом отозвался Олег. – Ты-то сам куда сейчас?

– Пойду прогуляюсь. Воздухом подышу.

– Ну ты звони, если что, а?

– Позвоню, – сказал Костя.

Трудно сказать, сколько времени он бесцельно бродил по городу. Время для него остановилось, четвёртое измерение просто перестало существовать, осталось только застывшее трёхмерное пространство. Казалось, бегущий по мостовой транспорт, спешащие по тротуарам прохожие на самом деле никуда не движутся, а замерли, словно на фотографии. На чёрно-белой фотографии, потому что окружающий мир вдруг стал монохромным, растеряв все свои краски. А Костя всё шёл и шёл…

Смеркалось. В какой-то момент он почувствовал, что ноги уже перестают слушаться, и присел на лавочку возле какого-то дома. Только сейчас он с удивлением обнаружил в руке початую бутылку дешёвого коньяка и даже на мгновение испугался. Сквозь затуманенную память начали проступать неясные картинки, и Костя догадался, что по дороге машинально завернул в магазин. Вот только когда и где он успел выпить половину бутылки коньяка, никак не мог вспомнить.

Он оглянулся и обнаружил, что сидит возле своего дома, только у соседнего подъезда. Страшно хотелось спать, но укладываться здесь, на жёсткой лавке, совсем не улыбалось. Тем более становилось зябко. Преодолевая жуткую усталость, Костя встал и, покачиваясь, пошёл к своему подъезду. Поднялся на десятый этаж и, выйдя из лифта, озадаченно уставился на дверь своей квартиры. Квартира по-прежнему была опечатана. Он чертыхнулся и вызвал лифт, который уже успел уехать.

На улице Костя снова сел на лавочку, открыл бутылку с коньяком, глотнул. Поглядел на часы – половина десятого. Может, вернуться в «Старый клуб»?

Спустя сорок минут Костя вошёл в кафе и, игнорируя подскочившего к нему метрдотеля, направился в дальний конец зала, однако уже через несколько шагов сообразил, что там никого нет. И длинный стол тоже пропал, вместо него стояли три отдельных столика, за одним из которых сидела совершенно незнакомая парочка.

– А где ваши гости? – обернувшись, спросил Костя метрдотеля.

– Какие гости? – вскинув брови, отозвался тот.

– Здесь проходили поминки.

– Так они уже давно закончились, все разошлись.

– Разошлись… – повторил Костя и, вздохнув, направился к выходу.

– Ждём вас у нас снова! – крикнул ему вслед метрдотель.

Неподалёку, за чередой низких зданий, торчала, упираясь в тёмное небо, подсвеченная горящими вразнобой окнами многоэтажка, где жил Олег. Но идти к нему сейчас совсем не хотелось. И даже звонить. Накануне Олег уже отфутболил его, хватит!

Костя вспомнил про родителей. Как они, интересно, добрались до дома? Ему даже стало немного стыдно, что он раньше не подумал о них. Но стыд быстро прошёл. Что они, маленькие, в конце концов? До автовокзала добираться от силы полчаса. А оттуда автобусы и маршрутки ходят до Ростова чуть ли не каждые пятнадцать минут. И ехать всего час, так что родители давно дома.

Костя совсем успокоился и побрёл куда глаза глядят. Он шёл по Балтийской, пересёк улицу Судостроителей, а когда дошёл до Спортивной, встал как вкопанный. Только сейчас он вдруг сообразил, почему ноги привели его сюда. Там, справа, всего в одном квартале, на углу Спортивной и 6-й Железнодорожной улицы, когда-то – теперь уже казалось, что очень давно, а на самом деле всего-то семь лет назад – они с Майей начинали свою семейную жизнь в тесной однокомнатной квартирке на втором этаже старого трёхэтажного дома.

* * *

Свою первую квартиру они тоже приобрели в ипотеку. Денег тогда ни у Кости, ни у Майи не было даже на самую захудалую комнатку. А продолжать снимать жильё, как они это делали каждый по отдельности, уже не хотелось. Деньги на первый взнос Костя собирал по крупицам, занимая у всех, у кого можно. И всё равно не хватало. Но тут помог Олег. Костя всегда удивлялся, как ему удавалось постоянно быть при деньгах. Вроде работал простым полицейским… Тем не менее Олег ссудил им недостающую сумму, и квартирка была куплена.

Затягивать с переездом не стали, решили, что необходимый ремонт сделают, когда уже начнут жить в новой квартире. Переехали в один день. У обоих вещей набралось с чемодан, да ещё по паре сумок. Когда затаскивали вещи на второй этаж, на лестнице им встретился худощавый очкарик, который представился Толиком. Он жил этажом выше, как раз над ними. Узнав, что Костя и Майя квартиру купили и теперь будут жить здесь постоянно, Толик обрадовался.

– Тут бабка жила, вреднючая! – пожаловался он. – Всё время меня доставала, что я, мол, шумлю, спать ей не даю. А она спала постоянно, и ночью, и днём – двадцать четыре часа в сутки. Не мог же я по квартире летать! Я уж тапочки перестал надевать – в носках ходил, шерстяных, чтобы совсем бесшумно, – так нет же, всё равно ругалась, участковому жаловалась, даже полицию вызывала… А давайте я вам помогу? – предложил Толик, выхватывая у Майи чемодан.

Она с сомнением посмотрела на щуплую фигуру нового соседа, но чемодан отдала. Толик, обрадованный, потащил его наверх, два раза споткнулся и чуть не выронил, но до квартиры всё-таки дотащил. Узнав, что у супругов нет никакой мебели, он сбегал к себе в квартиру и приволок раскладушку и надувной матрас. И ещё табурет – в качестве временной замены столу.

На этом табурете они и накрыли в честь новоселья праздничный стол: бутылку шампанского, бутерброды с варёной колбасой, с сыром и нарезанные четвертинками яблоки. Пир вышел на славу. Позже к ним заглянул Олег. Поцокал языком, осматривая квартиру, выпил пару рюмок принесённого им же виски и ушёл, сославшись на занятость.

Толик стал новым другом семьи. Он постоянно торчал у них в гостях. А порой и Майя зависала у него дома. Дело в том, что Толик был опытным программистом, и Майя частенько обращалась к нему за консультацией.

Вскоре дела у Кости пошли в гору, он смог расплатиться с Олегом, а уже через два с половиной года полностью погасил кредит. Наконец, к концу пятого года, было решено, что дальше ютиться в этой конуре им просто неприлично, и они купили большую квартиру в новом доме. С тех пор Костя больше никогда не видел Толика. Почему? Возможно, ему просто было стыдно перед ним. Дело в том, что в день переезда Толик зашёл к Ковалёвым помочь собрать и вынести вещи.

– Переезжаете? – со вздохом и тоской в глазах произнёс он.

– Переезжаем, – отозвался Костя. – Мы же, в конце концов, не неудачники какие-то, чтобы всю жизнь прожить в этом убожестве.

В ответ Толик грустно улыбнулся, а потом куда-то исчез. Костя уже потом осознал, что обидел друга. Но извиняться не стал. Сначала как-то неловко было, а потом подумал: обиделся – ну и ладно, на обиженных воду возят…

* * *

Он подошёл к дому номер 17 по 6-й Железнодорожной улице. Это действительно было очень старое трёхэтажное здание, когда-то бледно-жёлтое, а теперь выкрашенное в розовый цвет.

Костя открыл скрипучую дверь. В подъезде, как и всегда прежде, было темно. Лампочки то ли быстро перегорали, то ли их кто-то воровал. Костя поднялся по лестнице на второй этаж и остановился перед дверью своей бывшей квартиры. На какое-то мгновение захотелось позвонить, зайти внутрь и посмотреть, как там теперь, но Костя преодолел это бессмысленное желание и поднялся на этаж выше.

Всё та же старая дверь, обитая дешёвым, потрескавшимся от времени дерматином, дурацкая наклейка с изображением Бэтмена в правом верхнем углу, уже почти совсем выцветшая. Костя нажал на кнопку звонка, изнутри донёсся звук, похожий на жужжание сердитой мухи. Щёлкнул замок, дверь открылась.

– Привет, Толик! – сказал Костя.

Несколько секунд Толик озадаченно смотрел не него, то ли не узнавая, то ли не веря, что это и в самом деле Костя. И вдруг улыбнулся – искренне, как ребёнок.

– Костя! – воскликнул он, а его кажущиеся из-за очков огромными глаза вдруг заблестели.

Глава пятая

Плотные шторы на окне были задёрнуты, вокруг царил полумрак, поэтому разглядеть что-либо было сложно. К тому же голова раскалывалась от боли, и всё время хотелось зажмуриться. Усилием воли Костя заставил себя сесть – раскладушка под ним омерзительно запищала старыми пружинами. Ступни коснулись холодного линолеума, и этот холодок, пробежав от ног по всему телу, заставил поёжиться.

– Ты уже встал? – послышался сонный голос Толика.

– Почти.

Костя с трудом поднялся и, пошатываясь, вышел из комнаты. Первым делом он отправился на кухню и, схватив с плиты эмалированный чайник, долго пил прямо из носика. Затем, сполоснув в ванной лицо, сунул голову под холодную струю и стоял так с минуту. Вроде немного полегчало. Костя набрал в рот воды, выдавил туда же большую порцию зубной пасты и долго полоскал.

– Сколько мы вчера выпили? – спросил он, вернувшись в комнату.

– Не помню.

Костя покачал головой и снова почувствовал, как внутри черепа перекатываются из стороны в стороны, громко стукаясь друг о друга, тяжёлые шары. Он отдёрнул шторы, и ослепительно яркое солнце ворвалось в комнату. Толик ойкнул и натянул одеяло на голову. Костя поднял с пола свой пиджак и, отряхнув, надел.

– У тебя есть зеркало? – спросил он.

– Не-а.

– Как я выгляжу?

Толик выглянул из-под одеяла одним глазом.

– Нормально, – подумав, ответил он.

– А по-моему, я выгляжу так, будто меня корова всю ночь жевала. Где у тебя утюг?

– Там, в шкафу.

Костя подошёл к старому двустворчатому шкафу и открыл скрипучую дверцу.

– Только он не работает, – добавил Толик.

Костя закрыл шкаф и с явным неудовольствием посмотрел на Толика, который снова поспешил спрятаться под одеялом.

– Ну а пожрать-то у тебя что-нибудь осталось?

– Не знаю, – донеслось из-под одеяла.

На кухне, в облепленном всевозможными магнитиками холодильнике, Костя нашёл пять яиц, открытый пакет молока, остатки сливочного масла в скомканной магазинной упаковке, и слегка заплесневевший кусок какого-то сыра. Хлеб – полбатона, от которого не то отламывали, не то откусывали, – тоже хранился в холодильнике. Что, впрочем, неудивительно: у чудака Толика таких предметов, как хлебница, никогда не было и в помине.

Недолго думая, Костя взбил яйца, добавил молока, натёртого сыра, немного очищенного от плесени, и вывалил всё это на единственную сковородку. Получился вполне сносный омлет. Костя выволок сопротивляющегося Толика из-под одеяла и притащил на кухню. Взъерошенный, в посеревшей от времени майке и полинялых семейных трусах, из которых торчали тощие ноги, Толик походил если не на школьника, то в лучшем случае на студента, хотя был ровесником Кости. Разве что помятое лицо с намёком на щетину и признаками вчерашней попойки выдавали в нём пусть и не повзрослевшего, но вполне зрелого мужчину.

Они позавтракали. Толик даже приготовил кофе – правда, растворимый: другого в доме всё равно не было.

– Мне пора, – сказал Костя. – Ты мне деньжат не ссудишь? А то я что-то поиздержался.

– Конечно! – отозвался Толик и, вскочив, достал из кухонного шкафчика жестяную банку с надписью «мука». – Тебе сколько? – спросил он, извлекая оттуда горсть мятых купюр.

– Ничего себе! Тысяч десять в твоём банке найдётся?

Толик отсчитал десять тысяч разными купюрами.

– Я тебя не очень… ограбил? – осторожно спросил Костя.

– Да ну, что ты!

И Толик продемонстрировал содержимое банки, которая была туго набита такими же смятыми купюрами.

– Спасибо, – неожиданно дрогнувшим голосом проговорил Костя. – Ну, я пойду.

– Погоди, я тебя провожу, – сказал Толик и взял со стола пакет с остатками молока. – Кис-кис-кис! – позвал он, выйдя из квартиры.

Сверху, с лестницы, ведущей на чердак, спрыгнула наполовину чёрная, наполовину белая кошка и подошла к стоявшей на полу миске. Толик присел на корточки и налил в миску молока.

– Не знал, что ты кошатник, – сказал Костя.

– Я тоже раньше не знал. – Толик погладил кошку по спине. – Она у меня уже год живёт. Я её котёнком подобрал.

– А почему она у тебя здесь живёт? Почему не в квартире?

– Я бы с радостью… Только у меня на них аллергия, на кошек. На собак нет, а на кошек…

– Завёл бы себе собаку.

Толик вздохнул и, покачав головой, сказал:

– Я кошек люблю.

* * *

Отдел полиции находился менее чем в десяти минутах ходьбы. Спросив у дежурного, как найти следователя Воронцова, Костя поднялся на четвёртый этаж, отыскал нужный кабинет и постучал в дверь.

– Войдите! – донеслось изнутри.

Костя вошёл.

– Константин Дмитриевич? Рад, что вы пришли, – сказал Воронцов, не вставая из-за стола. – Проходите, присаживайтесь.

Кабинет следователя представлял собой небольшую комнатку с двумя письменными столами, один из которых сейчас пустовал. Перед столом, за которым сидел Воронцов, стояли два стула для посетителей. Костя молча вошёл, сел и только после этого поздоровался. Воронцов невольно отпрянул и слегка поморщился.

– Похоже, вы вчера… злоупотребили, – проговорил он.

– А вам-то какое дело? – огрызнулся Костя. – Вы меня вызвали на допрос – допрашивайте. А по поводу того, где я был вчера и что делал, это уже… И, кстати, почему моя квартира до сих пор опечатана? Я не могу попасть домой, не могу нормально помыться, переодеться. И после этого вы мне говорите…

– Я пока ещё ничего вам не сказал, – перебил его следователь. – И это не допрос. Пока. А станет ли наша беседа допросом, зависит от вас. Вам ясно?

– Ясно, – буркнул Костя.

– Вот и прекрасно. – Воронцов раскрыл лежавшую перед ним папку и продолжил: – А теперь, в продолжение нашей с вами беседы… – он бросил взгляд на листок в папке, – пятого сентября сего года, прошу вас ответить на несколько вопросов.

Следователь снова спросил, в каких отношениях были Костя и Майя последнее время, что послужило поводом для возникшего между ними конфликта. Костя заявил, что отношения были нормальные, как и все семь лет, которые они прожили с Майей, и никакого такого конфликта между ними не было.

– А у меня другие сведения, – сощурившись, сказал Воронцов и постучал пальцем по раскрытой папке.

– Интересно, какие? – спросил Костя.

– Например, что у вас были серьёзные финансовые разногласия.

– Не было у нас никаких разногласий.

– Что вы позволяли себе физическое насилие в отношении своей супруги.

– Чушь! Я её пальцем никогда не трогал.

– Что вы упрекали её в том, что у вас нет детей.

– Да никогда я её в этом не упрекал! – воскликнул Костя, вскочив.

– Сядьте! – приказал следователь.

Костя повиновался.

– У меня здесь, – Воронцов снова постучал пальцем по папке, – имеются весьма серьёзные показания. Против вас, Константин Дмитриевич. И, согласно этим показаниям, смерть вашей жены произошла по вашей вине. Так что я могу привлечь вас к ответственности за доведение до самоубийства гражданки Ковалёвой Майи Александровны, понимаете?

– Нет, не понимаю. Я могу взглянуть на эти показания?

– Всему своё время, Константин Дмитриевич.

– Тогда, если вы не хотите показывать мне то, на основании чего собираетесь выдвинуть против меня обвинения, я вообще отказываюсь вести эту бессмысленную беседу.

– Отказаться вы, конечно, можете, вот только я вам этого не советую.

– Это почему же?

– Потому что доведение до самоубийства может быть переквалифицировано.

– Что значит – переквалифицировано?

– Это значит, что в крови гражданки Ковалёвой обнаружен флунитразепам.

– Мне это ни о чём не говорит.

– Очень сильное снотворное.

– Ну да, она последнее время принимала снотворное, – припомнил Костя. – У неё была бессонница.

– Ах, бессонница? Вот только концентрация препарата в крови была настолько высока, что такой дозой лошадь можно усыпить. И вам не кажется странным, что принята эта доза не на ночь, а с утра?

– Да, это странно.

– А ещё более странно, что человек принимает это снотворное аккурат перед тем, как собрался покончить с собой, а? И это уже не совсем похоже на самоубийство.

– В каком смысле? – растерянно переспросил Костя.

– В том самом, Константин Дмитриевич, в том самом, – проговорил следователь, пристально глядя на него.

– Не хотите же вы сказать, что считаете, будто я…

– А это вы мне сами расскажите.

– Чушь какая-то! Мне нечего вам рассказывать. И вообще, с этим делом надо разбираться тщательнее. У неё что-то случилось, понимаете? В тот день, с утра, она сняла с моего счета все деньги – два миллиона, между прочим.

– Как же она смогла их снять?

– У неё была доверенность. Я ей когда-то сделал.

– Зачем?

– Не знаю. – Костя пожал плечами. – На всякий случай.

– А у вас была такая же доверенность от вашей жены?

– Нет, а зачем?

– На всякий случай, – повторил за Костей следователь.

– Нет, у меня такой доверенности не было. В этом не было никакого смысла.

– А для чего, по-вашему, вашей жене потребовалось снимать деньги с вашего счёта?

– Понятия не имею.

– И когда вы об этом узнали?

– На следующий день, когда пришёл в банк.

– А может, вы узнали об этом в тот же день?

– Я понимаю, на что вы намекаете, – сказал Костя, глядя прямо в глаза следователю. – Но нет, я узнал только на следующий день, когда выяснилось, что мне нечем расплатиться с ритуальным агентством.

– Но вы же с ними как-то расплатились?

– Я взял денег в долг… Послушайте, к чему вообще весь этот разговор? Вы же прекрасно знаете, что в то время, когда… когда это всё случилось с Майей, я был в суде. Меня там видела куча народа. Разве это не алиби? А после суда я сразу поехал в офис, и это тоже легко проверить.

– Ладно, Константин Дмитриевич, пока можете быть свободны, – помолчав, произнёс следователь. – Подписку о невыезде я с вас брать не буду, но до конца следствия из города попрошу не выезжать.

* * *

Костя вошёл в офис в тот момент, когда из кабинета Игоря выбежала пунцовая Ксения.

– Что случилось? – спросил Костя.

Ксения не ответила. Взглянув мимоходом на него полными слёз глазами, она поспешила скрыться в туалетной комнате. Костя проводил её взглядом и решительно вошёл в кабинет Игоря.

– Тебя стучаться не учили? – взвизгнул Игорь.

Нахохлившийся, взлохмаченный, с толстыми лоснящимися щеками и торчащими из-под вздёрнутой верхней губы двумя лопатообразными зубами, в эту минуту он походил на бобра.

– Кончай эти свои замашки. Лучше объясни, что у вас тут произошло? – потребовал Костя.

Игорь ещё больше надулся и стал похож на хомяка.

– Это у нас произошло? – возмутился он. – Это у вас произошло. Кто тебе позволил обчистить сейф?

– Что значит «обчистить»? Я просто взял деньги на время.

– Ах, на время? Да я заявлю на тебя! За хищение! И на соучастницу твою.

– Ну ты это, полегче! Мог бы, в конце концов, войти в положение. Ты же знаешь, что у меня случилось и что я не просто так эти деньги взял.

– А меня не колышет, что у тебя там случилось, – заявил Игорь. – Это не даёт тебе права распоряжаться деньгами компании, как своими собственными. Так что можешь искать себе адвоката – будешь уже по двум уголовным делам проходить.

– По каким ещё делам?

– А по таким! За кражу денег из сейфа и за доведение до самоубийства.

– Что ты несёшь? Какое ещё доведение до самоубийства?

– А то я не знаю, что на тебя дело завели. Так что выметайся из офиса! Ты не имеешь права больше тут находиться.

– Что?

– Что слышал! Сдай ключи от кабинета и вали отсюда!

– С какого это перепугу?

– А с такого!

Игорь сунул Косте под нос какой-то документ. Это был договор, который они подписали, когда учреждали свою компанию.

– Пункт пятнадцать-три, – подсказал Игорь.

Костя нашёл этот пункт. Он находился в разделе, где оговаривались особые условия, и гласил, что в случае, если на одного из партнёров будет заведено уголовное дело, то, во избежание дискредитации компании, он обязан будет передать свою долю в управление другому партнёру, а также устраниться от руководства компанией до момента прекращения дела. В случае, если будет предъявлено обвинение или если дело будет вестись дольше полугода, доля переходит другому партнёру навсегда и на безвозмездной основе. Этот же пункт был продублирован в уставе компании «Адрэм».

– Так вот, значит, как? – проговорил наконец Костя.

– Да, именно так, – отозвался Игорь. – Ты сам это подписал.

Костя положил договор на стол и, достав из кармана ключи от своего кабинета, бросил их сверху:

– На, подавись!

И, повернувшись, вышел.

– Сам подавись! – крикнул ему вдогонку Игорь.

Оказавшись на улице, Костя остановился, соображая, куда ему теперь идти и что делать.

– Константин Дмитриевич! – донеслось сзади.