Loe raamatut: «Побеседуем»

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Этот магнитофон мы, сложившись, купили в комиссионке, когда были еще студентами.

Он уже тогда был очень старым.

Кое-кто из моих приятелей даже предполагал, что создал это чудо техники сам прародитель звукозаписи Томас Альва Эдисон.

К тому же он не работал в обычном смысле этого слова.

Он хрипел и сопел, но от него никак было не добиться необходимого нашим здоровым телам заряда энергии в виде модной музыки.

Я в то время серьезно увлекался радиотехникой и смело взялся за ремонт этого пережитка прошлого.

Я вскрыл его. Отвинтил четыре шурупа. Снял пожелтевшую пластмассовую крышку. Плата была еще паяная – вывод диода к ножке триода, – а не печатная с медными дорожками.

«Какая древность», – подумал я тогда.

Почистил внутренности. Подпаял там, где, как мне показалось, отошли контакты. И вернул крышку на место. Магнитофон заиграл. Но писал он только «живьем», через микрофон.

В нашей студенческой жизни он пришелся очень кстати. Сколько он видел и слышал веселых вечеринок и невинных дружеских попоек. Потом он куда-то затерялся вместе со всеми пленками.

Наверное, в нем просто отпала надобность, и потому я о нем забыл.

Лет через двадцать, став уже законченным пьяницей, я жил вдвоем с моей тетушкой на ее пенсию и ее же подработку. У нее в стареньком домике в одном нудном пригородном поселке.

И вот однажды, уже распродав все мало-мальски ценное из дома старенькой тетушки, я залез на чердак и нашел там старый облезлый чемодан с моими студенческими конспектами. Перебирая тетрадки в чемодане, я обнаружил на самом дне – вот ведь чудо! – старый магнитофон и три бобины с пленкой.

Эх, и обрадовался же я ему!

Как он туда попал?

На меня дохнуло молодостью и счастьем минувших лет.

Я смотрел на свои конспекты и удивлялся, какой же я был умный. Это же надо столько исписать!

По моей небритой, синюшной, одутловатой щеке покатилась скупая похмельная слеза.

Я хотел заплакать, но вместо этого чихнул, чем вывел себя из сентиментального расслабления, и подумал, глядя на старенький магнитофон: «А за него ведь нальют!»

Взял его и спустился с чердака.

При дневном свете я понял, что это патриархальное чудо так обветшало, что честно обменять его хотя бы на рюмку нечего и надеяться.

Я попробовал его на предмет звучания.

Еще одно чудо: он играл! Зазвучали совсем забытые песни Владимира Высоцкого, «Аббы» и Челентано.

Боже, как же это было давно!