Tsitaadid raamatust «Белые одежды», lehekülg 2

Возможность общения с человеком, который тебя может понять - это такая цепь, которую разрубишь не сразу.

-Позвольте, но когда-нибудь вы верили? Кому-нибудь...- осведомился Вонлярлярский, трясясь от старости и изумления.

-Когда-то...Когда совсем не думал. Тут или думай, или верь.

Мотоциклист не боится разбиться насмерть. Носится как угорелый. А на собрании проголосовать как требует совесть - рука не подымается

Она говорит, что если кошка к тебе в кастрюлю забралась, и ты бьешь её со сладостью, не можешь ты быть ни начальником, ни судьей

Равенство - понятие абиологическое. В природе равенства нет. Равенство придумано человеком, это одно из величайших заблуждений, породивших уйму страданий. Если бы было равенство - не было бы на Земле развития.

- Измена - выдуманное слово, -- сказал он с кривоватой

тоскливой ужимкой. - Измены в любви не может быть. Любовь

имеет начало и конец. Когда конец наступил и любви не стало, не

все ли равно, куда пойдет, что будет делать тот, кто не любит.

Кроме того, любовь неповторима. Со мной ты одна, а с

другим будешь другая. Измена была бы, если бы можно было

повторить одну и ту же любовь, но с другим человеком. То, что

было мое, останется со мной и не повторится. Со мной ты

трогательно чиста.

Страх смерти - поборник и опора всяческого зла

Юность - страшная вещь

Если

женщина по мне не тоскует, то моя тоска по ней -- это вроде как

если чешется отрезанная нога. Ужасно чешется, инвалиды в

госпитале говорили. Чешется, а ноги нет!

— Как? — закричал полковник, останавливаясь. — Как это добро маскируется?

— Неужели не замечали? Ежедневно это происходит, ежедневно! Добро великодушно и застенчиво и старается скрыть свои добрые мотивы, снижает их, маскирует под морально-отрицательные. Или под нейтральные. «Эта услуга не стоит благодарности, чепуха». «Эта вещь лишнее место занимала, я не знал, куда ее деть». «Не заблуждайтесь, я не настолько сентиментален, я страшно жаден, скуп, а это получилось случайно, накатила блажь. Берите скорей, пока не раздумал». Один друг моего отца, побеседовав с ним по телефону, говорил: «Проваливайте ко всем чертям и раздайте всем детям по подзатыльнику». Добру тягостно слушать, когда его благодарят. А вот зло — этот товарищ охотно принимает благодарность за свои благодеяния, даже за несуществующие, и любит, чтобы воздавали громко и при свидетелях. Добро беспечно, действует, не рассуждая, а зло — великий профессор нравственности. И обязательно дает доброе обоснование своим пакостям. Михаил Порфирьевич, разве не удивляет вас стройность, упорядоченность этих проявлений? Как же люди слепы! Впрочем, иногда действительно бывает трудно разобраться, где светлое, а где темное. Светлое мужественно говорит: какое я светлое, на мне много темных пятен. А темное кричит: я все из серебра и солнечных лучей, враг тот, кто заподозрит во мне изъян. Злу иначе и вести себя нельзя. Как только скажет: вот, и у меня есть темные пятна, неподдельные, — критиканы и обрадуются, и заговорят. Не-ет, нельзя! Что добру выставлять свои достоинства и подавлять людей благородством, что злу говорить о своей гадости — ни то, ни другое немыслимо.