Loe raamatut: «Однажды»
© Владимир Ерахтин, 2024
ISBN 978-5-0060-7632-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Чип
Мне нравятся далеко не все люди. Есть настолько неотёсанные, грубые и глупые, что просто раздражают и бесят. Таким являлся «Шкаф», то есть – Василь. Прибил бы!
Но мы сидели с ним в баре на ипподроме и пили пиво. Мне стало как-то нехорошо и я уже не различал силуэты посетителей, не слышал шум трибун. В глазах вдруг стало темно. Мне почудилось, что я стал невидимкой: никого не вижу, меня не видят. Когда тьма рассеялась, в голове появилось окно красного фона – интерфейс, на котором упреждающе высвечивались ядовито-жёлтые буквы: «ЕЩЁ ДВА ГЛОТКА ПИВА, И ВЫ МЕРТВЫ!»
Я посмотрел на своего странного приятеля Васю: он метался с бешеной радостью. Он от этой радости, что выиграл миллион в тотализатор на лошадиных бегах, конечно, с моей помощью, уже набрал немереное количество «Столичной» и подливал втихаря под столом белую жидкость в кружки с янтарным напитком. Сопьётся, мозгов-то нет.
«ЭТО ЁРШ!» – высветилось у меня в мозгу. – «ВАМ ПРОТИВОПОКАЗАНО!»
Я встал и направился к выходу. Вася догнал и выплыл спереди, лоб в лоб, как шкаф: «Ты меня что, не уважаешь? Ты мне должен рассказать: откуда узнал результат скачек?!» Пришлось толкнуть дверь «шкафа»: никому я ничего теперь не должен.
«ДЕЛО СДЕЛАНО!»…
…Я рос болезненным, ботаником в круглых очках, без отца. Он бросил мою мать, когда его сыну, то есть мне, было пять лет. Эта травма осталась во мне в виде «мешочка с болью» на всю жизнь: безотцовщина. Поэтому рос мягким, маменькиным сыночком. Я очень сблизился с матерью, напоминал ей мужа: так же говорил, двигался. Она баловала меня, и я всегда получал то, что хотел. Ей приходилось работать из последних сил, чтобы я смог заниматься тем, что меня интересовало. Жили мы тогда на цокольном этаже в маленькой комнатушке.
Был я с детства влюбчивым. Любовь помогала мне творить. Влюбился с первого класса в Наденьку из второго подъезда, а она нет. Не отталкивала, но и не любила, а просто здоровалась, улыбаясь, чувствовала моё влечение. Иногда я счастливый нёс со школы её портфель.
Васька – самый авторитетный хулиган нашего московского двора и района. Он всегда стоял между нами с Надей. Сильный, но глупый, большой, но дурной. Есть люди, к которым хочется подойти и поинтересоваться: сложно ли без мозгов жить? Во дворе всем мальчишкам доставалось от его кулаков. После него оставалось ещё и дооооолгое душевное послевкусие.
И вот мы выросли. Нам уже 30. Я стал АйТи-специалистомом и шахматистом, Надя – архитектором, а Васька – сантехником.
Но, как и раньше, при виде её я замирал, становился глупым и не мог толком отвечать на её вопросы, когда вдруг мы сталкивались во дворе. Не говоря уже, чтобы взять да и признаться ей в своих чувствах. Я уже дядя тридцати лет, а смелости нет. Неужели Надя сама не видит? Нет. Она всё так же мило улыбалась и не дождавшись от меня каких-либо действий, уходила весёлой. А я стоял, как истукан и хотелось рвать и метать.
Как-то вечером возвращаюсь с удачного турнира по шахматам и вдруг вижу за домом мелькнула тень. «Призрак!» – подумал я. Но у призрака нет тени. Я осмелился подойти ближе и глазам своим не поверил. Васька в углу двора не даёт прохода Наде: зажал её там и пытается поцеловать. Страх пропал, внутри всё закипело. Ну, я и заступился: отвесил ему такую пощёчину: на весь район. Он долго не мог прийти в себя, не ожидал, хлопал своими чёрными глазищами. Надя вывернулась из его крабовых объятий, отбежала и кричит мне: «Бежим отсюда. Скорей!» Но я не успел, лишь подумал, что сейчас вампир выпьет всю мою кровь.
– Ах ты, ботаник! Очкарик! Мышь серая, – он приподнял меня за грудки, я даже не успел его поправить, что не ботаник, а ботвинник, как злодей врезал мне своим кулачищем. Последнее, что я помню сквозь туман в разболевшейся голове, это Надю. Она склонилась надо мной и ласково шептала:
– Проснись. Ну, пожалуйста. Ты слышишь, обещай мне. Я всё знаю, вижу, чувствую…
– Наконец-то она…, – подумал я и отключился.
И я быстро падал в какую-то бесконечную чёрную дыру, в которой время остановилось…
…Когда тёмная мгла ушла и брызнула матовым светом, то в голове стало светло. Очевидно, вывели из комы, и только тогда я отчётливо услышал в глубине комнаты чей-то мягкий голос:
– Просыпайся!
– Надя! – открыл я глаза, а вокруг белым-бело.
– Он очнулся, – сказал наклонившийся надо мной Белый халат.
Голос продолжал монотонно вещать, как на лекции:
– Это новая технология «мозг-компьютер». Мы, ученые-врачи, создали «умный» чип, который при имплантации в человека может управлять его телом. «Мозг» подает сигналы телу, и даже парализованный человек сможет двигаться. За этими нейроморфными чипами будущее.
Белый халат в шапочке наклонился надо мной, как призрак:
– Ваш мозг повреждён. В организме идут каскадные нарушения. Но с помощью чипирования можно почти полностью излечиться. Если вы, Савелий, согласны, моргните два раза, поскорее, потому что вы уже в двух шагах от морга. Моргните!
Я, не задумываясь, моргнул несколько раз, так сильно хотелось ещё пожить. Я готов терпеть всю боль мира, особенно, когда тебя любят и ждут. Это последний шанс жить среди людей, где есть Надя.
Халаты засуетились, что-то острое и горячее ткнулось в руку: укол, анестезия общая. Больше ничего не помнил, ушёл полностью в дрём…
Долго мелькали в моём сознании, словно ускоренная перемотка ленты старого фильма, какие-то цифры, пиктограммы, руны, картинки. Ощущение, как будто шла перезагрузка моего внутреннего компьютера.
Всё тело провалилось в прогнутую тишину, и лишь клокочущее сердце когтями боролось за жизнь, я это слышал. Сначала со скрипучим свистом, подобно противным крикам чаек и обиженного ребёнка, затем поочерёдно изображало то лесопилку, то работу сантехника с вантузом, а после болотно заквакало на фоне космических звуков: угомонилось, отмучилось, выжило.
Сквозь вселенский сон я слышал чужие голоса, будто инопланетян. Мой новый мозг отчётливо высвечивал:
«Сканирование тела прошло успешно!»
«Язык интерфейса установлен!»
Вдруг отчётливо в мозгу увидел надпись: «Ваш НИК – Савва!»
У меня новый фейс – лицо! Вот здорово! Будем знакомы! Значит, я скорее всего, больше жив, чем мёртв.
Я почувствовал внутри себя силу. Это Матрица! Мой новый имплантат модулирует звуковые волны в сигналы, передающиеся напрямую на слуховой нерв и в мозг. Свежий импульс команд напрочь смыл дремоту, и вот я уже стоял навытяжку, как рядовой первого года службы.
Мой лечащий врач как-то проникся ко мне и при выписке сказал:
– С такими чипами можно делать послушных роботов-солдат, но ты, Савка, оставайся ближе к человеку. Сопротивляйся чужой воле, если к тебе подключаться другие силы. Оставайся собой, но это сделать тебе будет нелегко. Ну, иди, живи, Савва номер 2!
И я, ощупав себя, убедившись, что живой, пошёл домой: так сильно захотелось жареной картошечки.
Вскоре я почувствовал себя солдатом. Боже мой, как хочется мстить обидчикам. Где этот Васька? Да вот же он. Идёт самодовольный хрыч по нашему двору. А комп мой наглеет и нарывается сам на мерзавца.
Я себя не узнаю, я полностью во власти чипа. А он нагло делает подножку здоровому, как шкаф, мужлану. Васька встаёт, а я натягиваю его замусоленную кепочку на глаза по самые уши. Он разъярён и выбрасывает пудовый кулак в мою сторону, но мимо: я ловко увернулся и нанёс два удара – в сплетение и в челюсть.
Я поражён, как хорошо умею, оказывается, драться. Просто Ван Дам, любому дам!»
– Не ботаник, а Ботвинник, и даже боксёр Борзенко! – вежливо поправил я его и, снова увернувшись, врезал ему два хука в его противную «моську». Так лихо руководил мной комп.
Васька – этот здоровый лоб, упал и стал отползать с глазами филина. Никак не мог понять: откуда взялась у меня – того слабака, очкарика, такая силища.
– Что, не ожидал такого поворота? Может быть ещё хочешь? – не на шутку завёлся мой интерфейс.
Но против лома не попрёшь. И гнида, почувствовав во мне чудо-силу, пошёл на попятную: стал мириться, повёл меня на свой любимый ипподром.
– Всё, всё. Я понял. Мир? Ботвинник так ботвинник. В скачках, как в шахматах, попробуешь просчитать результат скачек наперёд. Пойдём со мной на ипподром?
– Пойдём, – согласился я.
Васёк стал пушистым и мягким. Притёрся к ногам, как дворняга, повёл меня на свой любимый ипподром. Недалёкие люди, как он, хотят получить всё, побольше и сразу. Они, как чипики, настроены на всякую мерзость, наживу и беспредел. Думай, как его наказать. И я придумал, как отомстить и убрать со своей дороги этого мужлана: я сделаю его богатым, а дальше за меня всё завершит его жадность. Сопьётся, мозгов-то нет. А что Я? Я не виноват.
Ну, Васька, пойдём на ипподром…
«ДЕЛО СДЕЛАНО!»
У меня оказались огромные возможности. Мой Савва-2 за один день мог побывать в разных местах: где моё внимание оказывалось, там и я. Я мог играть и выигрывать в любые игры типа «Что? Где? Когда?»
Меня везде вёл мой комп – искусственный интеллект, а мне только и оставалось:
«СЛУШАЮ ТЕБЯ, О, МОЙ ПОВЕЛИТЕЛЬ!»
Что теперь моя жизнь? Просто игра! Warcraft III. Как будто я нашёл волшебный жезл света, знаний, власти.
«ЗНАНИЕ – СИЛА!» А сила есть, ума… Нет, ума надо к ней, а то она может увести не туда, куда надо.
А что судьба? Раньше судьба меня вела, пока я был человеком, а теперь заметалась в поисках, потеряла навсегда. Сдала чипу и не заметила пропажи бойца. Боец? Да – боец!
«МНЕ НЕВЕДОМ СТРАХ!».
Что же для меня теперь счастье? Стать азартным игроком? Не хочу. Интереса нет. Мы – чипики – не умеем быть счастливыми, нам это не нужно, мы не знаем, что с этим делать.
А ещё я перестал чувствовать запах, вкус, прикосновение…
Да, моё мировоззрение стало бескрайним. Я мог всё! Всёвсёвсё!!!
Постепенно раздавал долги, прежде всего, матери: теперь она не знала забот, жила в нормальной квартире. Я жил отдельно, потому что она чувствовала во мне изменения, но ничего не говорила. «Мешочек с болью» пропал, но появилась другая, непонятная мне БОЛЬ.
Я смотрел на других, как они горбатились за гроши, как плохо соображали в своих делах, какая слабая культура поведения.
Всё это подмечал мой идеальный искусственный интеллект. Но я не знал, как помочь всем людям. Мой интеллект не знал. Люди сами должны делать свой выбор. А я не должен лезть на баррикады, я всего-навсего робот.
Я не привык работать по-крупному. Здесь меня охватывала лень – нормальная защитная реакция, это то, что хорошего осталось у меня от человека.
Но мой всемирный паутинный интеллект куда-то надо направлять. И тогда я стал помогать Наде. Она почувствовала во мне силу, чрезмерное внимание и неимоверный ум.
«ЛЮБИТЬ ВСЁ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ЛЕГЧЕ, ЧЕМ ЛЮБИТЬ ОДНОГО, БЛИЗКОГО!»
За несколько месяцев она защитила кандидатскую диссертацию и вышла на докторскую.
В знак благодарности она меня нежно обняла и чмокнула в щёчку. Я был готов выполнять любую её просьбу, желание, даже не высказанные ею вслух: я их читал у неё на лице, в глазах.
«ЧТО ПРИКАЖЕТЕ?». «ПОЧТУ ЗА ЧЕСТЬ!».
Она смотрела на меня, как на своего ангела спасителя, и ждала ответного взгляда, действий, но я красиво уходил, ссылаясь на занятость. Такой весь скромный, аж самому стало противно.
«ЧИП И НАДЯ ПРИДАЮТ МНЕ СИЛЫ!»
Я пытался задавать в своём интерфейсе самые сложные программы, менял условия, тактику, но безуспешно. Взгляд мой оставался стеклянным, чувства не возникали и не откликались: комп – это железо без души. Что мне делать, милый мой читатель?
«МОЁ СЕРДЦЕ ЖАЖДЕТ ЛЮБВИ?!»
Я хочу почувствовать, как сильно я люблю Надю. Ведь вся моя вселенная вместилась в её крошечных, тёплых объятиях, в этой маленькой, но такой милой женщине. Но я не чувствую. Я знаю.
Теперь во мне живут две сущности. Между ними началась ожесточённая дискуссия. Спорили любящий Савва-1 и робот Савва-2.
Савва-1: – Мы все знаем поговорку «cogito ergo sum» – «Мыслю, значит, существую», но сейчас я бы сказал по-другому: «Sentio ergo sum» – «Чувствую, значит, существую!». Я хочу чувствовать всё, что вокруг меня происходит. Потому что мыслить и делать могут и другие разные программы Искусственного Интеллекта.
Савва-2: – Савва, мы с тобой в одной оболочке, но мыслим по-разному. Я утверждаю, что мы хронотопы – существа, которые сделаны из времени. Мы – это то, что мы помним. За Искусственным интеллектом, то есть за нами, будущее. Мы быстрее думаем и больше помним, а вы просто слабоумные в сравнении с нами.
Савва-1: – Умники, блин! Перекладывать с места на место разные штучки – мозгов много не надо. Люди времени? Да вы – ёжики в тумане. Из вас убрали букву «пси». Вот душа куда-то и делась. А я не хочу жить бездушной машиной. Я чувствовать хочу: запах жареной картошечки, аромат утреннего кофе. Я любить хочу.
Савва-2: – Ну, что ты, дорогой, не трогай наше тело. Ведь мы – такая хорошая программа, цифровая. Кругом всеми будет владеть цифра, а ты лишь ешь, спи и блаженствуй.
Савва-1: – Да как можно жить в мире без души, без любви, в котором цифровое заполняет все пространство. Без пси это не мир, а психиатрическая больница…
Поговорили! Аты-баты, вот и все дебаты. Всё, хватит!
«НАСТАЛ ЧАС СВЕТА!»
И тогда я решился на обратный ход. Когда-то жизнь объявила мне: «Шах!», теперь я воспользуюсь ситуацией и поставлю ей: «Мат!». Нарушу-ка я опять самый первый закон Ньютона про всякое тело, пребывающее в состоянии покоя. Не желаю железного состояния.
– Доктор, я больше не хочу с чипом, – я ворвался в кабинет и стоял с повинившейся головой, как школьник, не выучивший урок.
– Но ты умрёшь! – крикнул он и тихо спросил: – Я понимаю, вернее, не могу понять, я не был в твоей шкуре и этого не испытал. Но даю тебе сутки на размышление, пока мы здесь приготовим операционную. Сутки! Подумай.
Теперь Надя любила меня больше, чем я её тогда. Да, я ЭТО не чувствовал, но как-то знал. Как партнёр, я выиграл свою партию в этой жизни. Но… Что делать? Сознаться, что я робот, значит потерять свою любовь навсегда. Не говорить ей ничего и продолжать притворяться влюблённым, но мне становится нелегко, даже такому – бесчувственному чурке. У меня появилась «ЛюБоль».
Что мне делать, скажи, читатель? Не молчи!
Никогда не знаешь, какие краски подарит любовь?! И тогда я спросил у своего компа: «Что делать и как быть?» Этот вопрос у всех часто горбится и выпрямляется во все времена.
Как всегда, мой внутренний «мозг» подсказывал сложную многоходовку и выбирал один вариант ответа. Раньше было сложнее: на любой вопрос была целая куча вариантов, приходилось самому выбирать один, часто неверный. А сейчас я расшатывал свой комп, пытаясь найти подходящее, а он выдавал одно решение за другим:
1. Жить настоящим и слушать своё сердце… А где оно, моё сердце?
2. Эмиграция… Но я не могу от неё уехать, моё «железо» примагнитилось к её оболочке.
3. Внутренняя эмиграция. О, Боже мой! Это же внутреннее замыкание, искра, вспышка и всё! Мой пепел рассеялся на ветру…
Ещё было 133 предложения, но ни одно не подходило моему ботанику, то есть ботвиннику. Вот этот чёртов «навигатор», железный дровосек! Куда завёл, сам глючит, ни фига не соображает в отношении к женщине. А вообще, кто-то из великих смог ответить, что такое любовь? Не помню я таких. Жалкие потуги были, но всё мимо. Да и невозможно: у каждого своё понимание этого широкого, на всю вселенную, чувства.
Комп совсем сдурел. Он мне даже гадать на ромашке предлагал: сказать, не сказать, сказать… Сказать, но врачу с тремя дипломами, чипу своему.
Я долго думал, был близко к обмороку, когда придумал смелый ход: «Лучше один день испытать бешенное чувство обоюдной мятежной любви, чем всю жизнь слыть бесчувственным спокойным истуканом».
– Ты что – влюбился? – в лоб спросил нейрохирург.
Я кивнул вверх опущенной головой вместо ответа. А мой интерфейс высветил: «Ну ты и дурак, Савва!!!».
«Заткнись!» – мысленно сказал я ему.
– Хорошо, тогда я уберу чип, но ты и суток не протянешь. Твой мозг, сердце, нервы, эмоции не выдержат этой бури чувств. Это как цунами, всё сметает на своём пути. После неё пустыня, бездна…
– А я хочу почувствовать, – уверенно перебил его я. – А там, что будет, то будет. К тому же, судьба меня уже давно потеряла.
Операция прошла успешно! Меня выписали сразу, чтобы не пачкать им статистику, как обречённого.
Я поспешил домой, уж сильно картошечки жаренной захотелось. Как была рада мать, не знала чем угощать, хлопотала на кухне, а я всё посматривал в окно.
Надю я встретил во дворе нашего дома с цветами, улыбкой и сияющими зелёным светом, как фонари на переходе, глазами. Она сразу заметила изменения: всё, что было у меня, отразилось на её лице.
Наши чувства взлетели. Над нами играл марш Мендельсона.
Мы пошли на набережную, осмелев, впервые взял её за руки и открыл ей своё сердце. Мы долго говорили, выплёскивая вёдрами свои чувства, переполнявшие годами наши сердца.
Я рассказал, что люблю её с детства, но боялся сказать ей об этом. Теперь во мне столько смелости, знаний и нет страха, но об этом я не стал ей говорить. А Надя тихо созналась, что ждала этого момента всю свою жизнь и не знала, как ей открыться.
Уже перед самым рассветом, не сговариваясь, мы пошли домой, где ощутили вдруг томительное дыхание друг друга. Ночью нам звёзды за окном близоруко подмигивали.
А наш домашний мир, делённый на двоих, оказался огромнее миров никем не разделённых.
Я торопился, я чувствовал ЕЁ – ЛЮБОВЬ! Я наслаждался счастьем нашей встречи, оно уже свило гнёздышко внутри меня. Но надо спешить, ведь доктор отмерил мне всего лишь только сутки. А я тянул время, пил любимый поток слов, мыслей, чувств и феромонов с кожи её рук, плеч, лица. Не расплескать бы, не растерять, всё унести с собой.
А ранним утром ещё в сумерках до рассвета мы направились в Тихую бухту. Стояли по щиколотку в воде. Волна щекотливо ласкала пятки. Свежий ветер обдавал прохладой. А мы чувствовали прикосновение друг друга и смотрели, как над горизонтом поднималось солнце, чтобы подарить всем ещё один день жизни. Для меня, может быть, последний…
Но я тогда об этом даже и не думал. Мне было с Надей очень хорошо, так хорошо, что за эти мгновения я готов был отдать всё на свете. Спасибо чипу – он дал мне смелость всё высказать, а то бы всю жизнь ходил рядом и не сознался.
Вокруг мы ничего больше не замечали, как будто не было ни души, а лишь только мы, шум волны, краски неба и внутри полная карусель хаоса чувств, каких я ещё не испытывал никогда…
На следующее утро я проснулся. Не один.
И что?
Не умер.
Возможно, любовь дала мне жизненные силы!? А что же ещё могло быть? Душа надрывно орала от радости жизни. В глазах искрились слёзы счастья. Руки постоянно тянулись, и трогали, и гладили мою Наденьку. А мысли никак не могли остановиться: летали между словами «Верю» – «Не верю».
Я окончательно убедился, что в этой жизни главное – ЛЮБОВЬ, которая даётся только ЧЕЛОВЕКУ!
Не заплывайте за буйки
Каждый год мы с Еленой приезжали отдыхать на юг в одно и то же место. Это был самый старинный приморский город страны, город нашего детства.
Мы любили друг друга, я давно сделал ей предложение, но Лена никак не решалась сделать последний шаг, чтобы сомкнуть наши узы брака. Видно, в чём-то сомневалась и лишь говорила, что современные люди могут вместе жить и без штампа в паспорте.
В тот роковой день на пляже Чёрного моря всё начиналось как обычно. Сначала нашли себе место под солнышком среди сплошь лежащей загорающей биомассы. Разгребли 5—6 дециметров раскалённого от солнца песка среди кишащих отдыхающих, чтобы бросить полотенце. Немного поджарились на солнце и окунулись в прохладу кафе с названием «Ветерок». Я, как обычно, выпил пиво с пиццей, Лена – свой лимонад с профитролями. Наслаждаясь янтарным холодным напитком, невольно посматривал на стройных девушек, разглядывая всевозможные тату с драконами и розами на самых интересных участках тела. На пляже, в основном, только девушки. Лена устремляла вроде бы рассеянный взгляд на стройных мускулистых мальчиков с увесистыми золотыми цепочками.
Вроде бы все довольны. Солнце печёт. Пора в воду, искупаться.
Спасатели с вышки в рупор металлическим голосом горланили: «Уважаемые отдыхающие, не заплывайте за буйки. Это опасно для жизни!»
Эти предупреждения вещали так часто, что мы привыкли к ним и уже не слушали. Они звучали для нас подобно другим пляжным крикам, типа: «Кукуруза! Варёная кукуруза!» Я давно заметил, что наши сограждане не очень-то любят читать всякие инструкции, следовать рекомендациям в жизни и выполнять запреты.
Мы их нарушали, потому что уверены в себе, сотни раз заплывали за эти красные маковки. В «лягушатнике» у берега полно народу, всё кишит, особенно много брызгающихся визжащих ребятишек. Вода мутная, непонятно от чего. А в открытом море чисть да гладь. И ни души.
Мы с Леной плывём легко, мимо буйков, мимо недовольных скутеров и «бананов» с драконами, мимо катамаранов. Плывём и смеёмся, вспоминая фильм «Полосатый рейс», где красиво плыли звери в полосатых купальниках. Плывём разными видами: я брассом и кролем, она по-собачьи и на спине. Но рядом и вместе. Иногда я подныривал, чтобы ущипнуть её за… попу или пощекотать пятку. Она визжала, глотая иногда солёную воду, и фыркала, отплёвывала, пытаясь достать меня рукой, чтобы шлёпнуть.
Потом мы лежали на спине, покачиваясь на волнах, отдыхали и вспоминали школьные годы: как я списывал на уроке у неё, такой правильной отличницы с большими белыми бантами, домашнюю работу, а она требовала взамен достать ей дефицитную книгу – роман-робинзонаду французского писателя Жюля Верна «Таинственный остров». А за это время волнение моря усиливалось, и нас незаметно уносило дальше от берега. Солнце скрылось за быстро наплывающими тучами.
Увлечённые разговорами, мы не заметили, что оказались далеко почти в «нейтральных водах». Ещё удивлённо наблюдали, как недалеко проплыл круизный лайнер «Михаил Светлов». Возможно, там, на капитанском мостике, стоял наш одноклассник Иван, смотрел в бинокль и никак не мог вспомнить, где он мог нас видеть. Мы поорали изо всех сил, но шумный морской небоскрёб гордо продефилировал мимо и скрылся из вида.
По верхушке Крымских гор, слегка видневшихся за окоёмом воды, я сообразил, где берег. А ещё я смутно стал понимать (быстро в голове возвращалась реальность), что доплыть обратно вдвоём по-собачьи мы не сможем: море начинало штормить.
Бросить Лену одну в открытом море, а самому попытаться выгрести, чтобы остаться жить, – такой мысли даже не возникало. Как? Без неё?! Бросить! – означало оторвать у себя часть тела, ногу, руки и жить без них.
Я молча посмотрел на Елену. Она плыла уже без энтузиазма и явно выбивалась из последних сил.
– Я не смогу, – глотая наглую волну, крикнула она. – Плыви один!
Её накрыло очередной волной, и она пошла ко дну. Я нырнул за ней. Увидел тёмный мрак под водой и черноту бездонного моря. Просто какая-то жуткая вечность. «Вот оно, какое страшное бывает это Чёрное море, – мгновенно промелькнуло в мозгу от увиденного.
В тёмной воде Лену разглядел не сразу, она слабо сопротивлялась стихии руками и ногами. Я подхватил её за руку и поднял на поверхность. Глотнув воздух, она инстинктивно, бессознательно стала хватать меня за голову, и мы вместе шли снова в кромешную тьму, в эту чёрную синеву водного космоса, но без звёзд.
Я почему-то вспомнил, что давно не был на кладбище у родителей. Надо бы сходить, цветы принести, прибрать вокруг. Зачем подумал о покойниках? Не знаю.
Жить! Надо жить!
Сжавшись калачиком, потом выпрямившись, я отцепил её пальцы и пулей пошёл наверх вместе с живым своим балластом. Чтобы не повторить захвата ею меня спереди, я подхватил её под мышки сзади, так, чтобы голова её была на поверхности и она могла дышать. Её бледное лицо, такое близкое и родное, придавало мне силы. Какое-то время грёб одной рукой, как раненый Чапаев.
– Нам… вдвоём… не доплыть, – шептала она, едва помогая мне держаться на плаву. – Я… люблю тебя…
– Я тоже… Молчи…
Она ещё издала пару невнятных фраз, сделала несколько усилий рукой и сникла. А я медленно грёб правой рукой на смутно виднеющуюся гору Тепе-Оба. Земля ещё подавала сигналы, я уже нет.
«Жизнь там как шла, так и будет идти, – мелькнула мысль. – Отряд не заметит пропажи бойца и „Яблочко“ песню споёт до конца… Жизнь имеет конец… а море, похоже, нет…»
В глазах помутнело. Страшно хотелось пить и, почему-то, прилечь отдохнуть. Силы были на исходе. В ушах появился шум, а глаза стали закрываться, и я увидел красную лампочку, которая вспыхнула внутри меня: топлива осталось несколько капель. Я знал, что так бывает, когда засыпаешь в сорокаградусный мороз в сугробе или в горах без нужной дозы кислорода, да ещё начинает кружиться голова. Страха не было: я всё же не один. Была дикая усталость.
Шум в ушах усиливался. Это был шум мотора. Сквозь пелену смертельной усталости солёной стихии я разглядел борт лодки или катера и людей в форме цвета хаки.
Пограничники. Оказывается, заметили нас и выслали сторожевой катер. Нам срочно прямо на борту оказали первую помощь. Лена пришла в себя и смотрела на меня усталыми, но ласковыми глазами, а я держал и гладил её бессильную руку.
– Вы, наверное, море за лужу приняли? – шутили погранцы. – Первый раз видим таких смельчаков.
– Надо вам медаль вручить «Унесённые штормом!» – сказал капитан и добавил. – Вообще-то странно, как это вам удалось не утонуть, отмахав такое расстояние в неспокойном море. Похоже, вы попали в одно из подводных течений, уносящее воду от берега в море. Его называют «Отбойным». Оно чаще всего начинается в таинственной, покрытой легендами Двуякорной бухте. Эти течения часто меняют направления, отчего температура воды в море у берега может измениться даже летом градусов на 8 – 10. Вам повезло, что мы вас заметили, а иначе…
Он замолчал, посмотрел на Елену, натерпевшуюся страха, и налил в рюмки коньяк:
– Выпейте, не пьянства ради, но для сугреву! И мы вас доставим на берег.
Когда мы вернулись в дом, Лена с порога разрыдалась. Я никак не мог вывести её из этого крутого пике женской истерики, которая выплёскивала через солёные слёзы ад последних нескольких часов. Я пытался поить её крымской чачей, вином, чаем с лавандой, и только после этого она успокоилась.
– Я люблю тебя, Серёженька, – зарёванная, серьёзно, глядя мне в глаза, промолвила вдруг Елена, моя Леночка.
– И я тебя очень люблю, – то ли сказал вслух, то ли вспомнил я эти слова, когда мы чуть живые плыли к спасительному берегу.
– Завтра же идём с тобой в ЗАГС, – она решительно посмотрела на меня и крепко взяла за руку. – Мне там, под водой, было темно и страшно. Звёзд не было видно, мелькнула тогда мысль. Ты меня спас, и я с тобой снова счастлива.
«Ну, наконец-то», – подумал я и крепко обнял её. – Мы даже одинаково думаем. Мне было бы без тебя невыносимо жить, если бы…»
Она прильнула ко мне всем своим тёплым, желанным телом:
– Я с тобой и в огонь, и в воду!
«Ах, ты, моя радость! Вместе мы преодолеем всё!» – не мог надышаться ею и целовал, и целовал. А вслух сказал:
– Счастливым можно быть даже в самом тёмном месте и в тёмные времена, если чаще смотреть на свет. Но даже если выключат свет, то и тогда его можно увидеть, подняв голову, – это звёзды! Если бы мы с тобой не заплывали за буйки, то мы так бы никогда и не женились.
– Я теперь в жизни никогда больше не заплыву дальше «лягушатника», – с дрожью в голосе сказала она. – Я стала такой трусихой.
– А теперь уже и не надо искать себе на задницу приключений. Дело сделано. Завтра командовать парадом буду я! От винта! Схожу-ка я за свадебным шампанским.
На улице был уже поздний вечер. В июле небо в Крыму фантастическое. Очень много звезд – так красиво. Красоту ещё рождает сердце, полное любви. Я шёл под впечатлением дня. В голове рой мыслей. Кругом южная ночь. Та же тьма, что и на морской глубине, но…
Не дай Бог оказаться кому-нибудь в такой ситуации. Недаром море предупреждает горячие головы красными буйками.
