Loe raamatut: «Жизнь и приключения товарища Сталина от рождения до пядидесяти пяти лет (1878-1933)»
Часть 1. Приключения Сталина в Российской империи (1878-1917)
Глава 1. Детство (1878-1888 годы)
Иосиф Виссарионович Джугашвили (в детстве – Сосо, в молодости – Коба, в зрелые годы – Сталин) родился 18 декабря 1878 года в Гори недалеко от Тифлиса (ныне Тбилиси) в семье профессионального сапожника Бесо и не очень профессиональной прачки (на пике карьеры – швеи) Кеке.
До его рождения у семейной пары Джугашвили уже было двое сыновей, которые умерли в младенческом возрасте.
– Бог любит троицу! – решил Бесо, влезая на жену в исторический момент зачатия Сталина.
– Зачем ты вошел в меня, Бесо? Какой в этом смысл? Неужели ты не понимаешь, что Господь разгневался на тебя за твой несносный характер, и теперь все наши дети должны умереть во младенчестве. Остановись, Бесо! Не гневи Господа! Не считай себя самым умным! Ты далеко не такой умный, как всемогущий Господь наш Иисус Христос! – яростно протестовала супруга, пока Бесо работал над зачатием будущего вождя.
Несмотря на протесты матери, Сталину повезло не только родиться, но и выжить в младенческие годы, что по тем временам было почти чудом (из-за плачевного состояния педиатрии тогда редко кто доживал до трех лет).
Впрочем, совсем избежать болезней Сталину не удалось.
Около пяти лет он тяжело переболел оспой, был на грани жизни и смерти, а потом всю жизнь ходил с лицом, буквально изрытым оспинами (соседские дети прозвали его Рябой).
Была у него и вторая кличка – Хромой. Она появилась после того, как маленький Сталин зазевался на улице, и его переехал фаэтон (ДТП в те времена были большой редкостью, и в них попадали только «особо одаренные» пешеходы).
Кроме того, Сталин получил тяжелую травму левой руки (всю жизнь он потом мучился с ней).
По вопросу причины травмы руки показания очевидцев расходятся.
Одни пишут, что она была следствием еще одного ДТП (маленький Сталин любил задуматься посредине дороги). Другие уверяют, что руку ему повредили в детской драке (Сталин был большой забияка, но из-за хилости телосложения чаще били его, чем он). Третьи сообщают, что травму он получил от падения с дерева, куда полез за соседскими грушами.
Все «очевидцы» сходятся только в том, что руку лечили из рук вон плохо (хорошей медицины тогда в принципе не существовало, а для бедных ее не было вовсе). Рука постоянно гноилась, стала плохо сгибаться, что в дальнейшем послужило причиной освобождения Сталина от воинской повинности (об этом мы расскажем в свое время).
Так или иначе, но через многочисленные травмы, болезни и боль, Сталин рос и с каждым годом становился крепче и сильней, чему больше всех поражалась его собственная мать.
Поначалу она скептически смотрела на перспективы сына в нашем мире и ожидала его смерти со дня на день.
– Я же говорила тебе, Бесо, что наш сын не жилец! – любила пилить мужа Кеке, когда маленький Сталин в очередной раз валялся в горячке без сознания. – Убедился, наконец, что его дело гиблое. Зачем ты его зачал?! Полюбуйся на плоды семени своего, алкоголик проклятый!
– Не каркай, ворона! Авось оклемается! – хмурился Бесо, с сомнением поглядывая на бездыханного Сталина. – А коли окочурится, я тебе другого заделаю. И буду делать детей до тех пор, пока не повезет!
– Ох, окаянный. Я сейчас к батюшке побегу. Авось смилостивится надо мной Господь, и у тебя больше никогда не встанет!
– Не волнуйся, курица! У меня всегда на тебя встанет!
В одно из посещений церкви Кеке дала торжественную клятву, что, если ее Сосо выживет (он в очередной раз тяжело заболел), а муж станет импотентом, она обязуется сделать из сына священника.
Оба эти условия были практически невыполнимыми, но свершилось чудо, и они сбылись. Сосо оклемался, а Бесо, который с годами все больше налегал на спиртное, стал игнорировать супругу (тем более, что она достала его вечными склоками и ворчанием).
Пожалуй, самое известное событие из детства Сталина, которое описывают многочисленные очевидцы, его скандальный день рождения (будущему вождю стукнуло девять лет).
Бурное грузинское веселье уже подходило к концу, порядком нализавшиеся гости мирно спали на столе или под столом, когда маленький Сталин с неодобрением посмотрел на подвыпивших родителей и строго сказал:
– Минутку внимания, предки! Ненадолго отвлекитесь от попойки и внимательно меня послушайте!
– Может, все-таки выпьешь, сынок? – повернулся к нему Бесо. – А то у меня сердце кровью обливается, что ты такой хлипкий. Поверь отцу, тебе просто необходимо выпить за свое здоровье! Давай поднимем тост за то, чтобы ты стал таким, как я в твои годы!
– Гавном ты был в его годы! – оборвала его спич Кеке. – Гавном был тогда, гавном и сейчас остался. Мнит себя пупом вселенной. Ты, Бесо, не пуп! Ты, Бесо, туп!
Некоторые гости очнулись от сна и стали с интересом прислушиваться к разгорающемуся семейному скандалу.
– Ты на кого пасть разинула, коза!? Ты кто такая?! Ты – ребро Адама! Ты должна мужа почитать, как господина своего! Я требую, чтобы ты раболепно стояла передо мной на коленях, ловя каждое мое слово, а не квакала, как лягушка!
– Господи! За что мне этот алкоголик проклятый?! – всхлипнула Кеке.
– Ша, родители! – жестко перебил Сталин. – Вопрос у меня архисерьезный. Так что хватит препираться и слушайте внимательно! Вы мне подарили игрушки, хотя сами знаете, что я в них не играю. Пока что прощаю сию вину вам, хотя (хочу предупредить) чаша моего терпения переполнена, и час возмездия близится. Чего побледнели? Шучу! Перейдем к сути вопроса. Я долго думал, какой подарок мне бы хотелось получить на день рождения и принял решение. Подарите мне другую дату рождения. Мне очень нравится 21 декабря 1879 года. Сможете выправить документ?
– Ты че, сынок? Вроде не пил. Нюхнул чего? – не понял отец.
– Я решил стать революционером и конспиратором! – пояснил Сталин. – Чем путаней будет моя биография, тем труднее царским ищейкам напасть на мой след.
– О, Господи! Несчастная я женщина! – разрыдалась Кеке.
– Как говорится: пришла беда, отворяй ворота! – вздохнул и отец. – Если у жены с мозгами туго, так и сын придурком родится. Меня еще все спрашивают: почему я, Бесо Джугашвили, человек с золотым руками, который наизусть знает всего Шота Руставели и до свадьбы рюмки в рот не брал, стал вдруг алкоголиком?! А как мне не пить, когда такие вещи в семье творятся. Ладно жена! Что с бабы взять? Но когда родный сын сумасшедший – это действительно тяжело. Не поверите, дорогие гости, но я каждый день мечтаю напиться, чтобы не видеть, как мой сын сходит с ума!
– Алкоголик чертов! – простонала Кеке. – Дай хоть рубль, подлец окаянный! Я его батюшке в церковь отнесу! Может, сыночка нашего от головной хвори исцелит! Бывают же случаи, что ненормальные вылечиваются?
– Заткнись, дура! Держи карман шире. Сейчас я твоему батюшке еще свою сапожную мастерскую подарю! – огрызнулся Бесо.
– Хам и подонок! – плюнула в него (но не попала) Кеке.
– Убью, суку! – взревел отец.
– Хватит препираться, родители! – стукнул кулачком по столу Сталин. – В стране много несправедливостей! Отсталость экономики. Застой в идеологии. Неграмотность населения. Эпидемии. Я хочу исправить сие положение, но смогу приступить к делу только в том случае, если сам многому научусь. Вы мешайте мне сосредоточиться! Короче, прошу очистить помещение. И гостей своих забирайте!
На какое-то время возникла неловкая пауза. Первый пришел в себя Бесо:
– Извините, дорогие гости! Все вы, конечно, в курсе, что мой сын серьезно болен и физически, и, к сожалению, умственно. Я не жалуюсь. Просто прошу понять нас. Давайте дадим больному тишину и перебазируемся праздновать в кабак!
– Ах, ты, скотина такая! –выдавила из себя сквозь слезы Кеке. – Совести у тебя нет! Твой сын лишился разума, а тебе начхать! Лишь бы глаза свои залить, алкоголик проклятый!
Однако глава семьи уже не слышал ее. Во главе гостей он отправился продолжать веселье в питейное заведение. Заплаканная мать выбежала следом и бросилась в церковь.
Маленький Сталин раскрыл книгу и углубился в чтение.
Глава 2. Учеба в Горийском духовном училище (1888-1894 годы)
После описанного дня рождения родители Сталина серьезно задумались о его будущем.
Кеке, выполняя клятву Господу, стала склонять сына к поступлению в Горийское духовное училище.
– Ты очень талантлив, Сосо! – льстила сыну мать. – Если бы твой отец был путевым человеком, ты бы мог выбиться в купцы или даже стать жандармом. Но поскольку твой отец алкаш и не имеет ни гроша за душой, то у тебя остается только один шанс выбиться в люди – стать священником.
– Я подумаю, мама! – коротко ответил Сталин, на секунду отрываясь от книги.
С отцом аналогичный разговор закончился трагически.
– Прими мой горячий совет, сынок, никогда не слушайся баб и свою мамашу в особенности! – усадив перед собой сына, начал поучать Бесо. – Ты уже взрослый мужчина и должен знать горькую правду: твоя мать хоть и прекрасная женщина и весьма аппетитна в постели, но, к сожалению, круглая дура. Знаю, что она склоняет тебя стать священником. Мой совет: пошли ее на три буквы. Подумай лучше какие прекрасные перспективы нас с тобой ждут. Я научу тебя сапожничать, и мы вдвоем горы сможем свернуть. Вместо моей маленькой будочки купим большую просторную будку на двоих. Зажмурь глаза и представь: мы с тобой целыми днями сапожничаем, а в перерывах читаем друг другу наизусть Шота Руставели и пьем вино!
– Я, папа, в курсе, что мама у нас, мягко выражаясь, не большого ума. Скажу больше, я отнюдь не горю желанием стать священником. Однако, к сапожному ремеслу у меня душа совершенно не лежит, да и руки мои, как ты сам не раз говорил, не из того места растут. При данных обстоятельствах, думаю, мне лучше все-таки пойти учиться в духовное училище (за неимением в нашей системе образования бездуховного училища)! – Сталин грустно улыбнулся одними кончиками губ.
– Ты окончательно обезумел! – рассердился отец. – Какое бездуховное училище, несчастный? О чем ты говоришь? Ты хоть понял, что я тебе предложил?! Мы с тобой вдвоем будем чинить ботинки всему Гори! Представляешь перспективы? В нашей большой будке мы будем пить вино и читать друг другу Руставели! Что может быть прекраснее?
– Как бы тебе помягче сказать, папа. Понимаешь, есть воробьи, а есть орлы…
– Я не про птиц с тобой говорю, придурок! – перебил Бесо. – Ты знаешь какой кайф рано утром (часиков в шесть, а лучше в пять) взять отвалившийся каблук и прибить его к сапогу? Затем осушить бутылочку легкого вина. Потом (уже подшофе) починить чей-нибудь башмак, распевая во все горло «Витязя в тигровой шкуре». После легкий завтрак с крепкой чачей. Я тебе это рассказываю, а у самого слюньки текут!
– Есть воробьи, а есть орлы, папа. Ты родился воробьем. Ничего плохого или постыдного для тебя в этом нет. Таким, как ты, по кайфу всю жизнь просидеть в будке, ремонтируя обувь. Но я птица другого полета.
– Какая птица? Какого полета, идиот? Куда ты лететь собрался? Я из тебя эту дурь выбью! Я не для того тебя рожал и кормил, чтоб ты себя птицей возомнил. Снимай штаны!
Бесо окончательно потерял контроль над собой и, пользуясь преимуществом в физической силе, повалил Сталина на пол, задрал штанишки и принялся лупить ремнем.
– Получил, гаденыш?! – вытер он пот со лба после завершения экзекуции. – Будешь теперь слушаться?! Сегодня же идешь со мной в будку, распиваем вместе бутылку вина и поем Шота Руставели! А завтра в пять утра начну учить тебя сапожному ремеслу!
– Никогда этого не будет! – твердо возразил Сталин, одевая штаны. – А еще раз меня хоть пальцем тронешь, я тебя зарежу!
– Родного отца?! – поразился Бесо. – Не сын ты мне после этого!
– Договорились! – спокойно согласился Сталин и медленно направился к выходу.
Бесо так и остался стоять с ремнем в руках и открытым ртом.
Впоследствии он неоднократно пытался примириться с сыном, ругался, кричал пьяным под окнами, плакал, проклинал, угрожал, разрисовывал всю его комнату надписями («Давай помиримся, сынок!», «Приходи сегодня в будку чинить башмаки!», «Не хочешь простить, пошел на хер!», «Будь ты проклят, гаденыш!», «Как сказал классик: я тебя породил, я тебя и убью»), но все оказалось безрезультатным. Сталин больше никогда с ним не разговаривал.
Через несколько месяцев отец понял, что все его попытки натыкаются на стену непонимания. После чего собрал вещи и уехал в Тифлис.
Больше отец и сын никогда не виделись.
В 1888 году Сталин подступил в подготовительный класс Горийского духовного училища. Срок обучения составлял два подготовительных года и четыре основных – всего шесть лет.
Однако Сталин освоил программу подготовительных классов за год, а затем блестяще с отличием закончил первый класс.
Как вспоминал его одноклассник Адамишвили будущий вождь почти не общался с одноклассниками, а на попытки завести с ним разговор отвечал односложно, как правило, один из трех вариантов: «да», «нет» или «не знаю». Он не бегал на переменках, не озорничал, на уроках молча конспектировал учителя, никому не подсказывал и не давал списывать. Не было случая, чтобы он не сделал домашнее задание или опоздал на урок. Любую свободную минутку он проводил за чтением учебников.
Другие ученики относились к «ботанику» Сталину с нескрываемой неприязнью, зато учителя были от него в восторге. С первого класса училища они поручали будущему вождю вести журнал посещаемости, отмечать опоздавших, следить за порядком и даже преподавать вместо себя уроки.
Самый строгий из них учитель русского языка Лавров, который имел прозвище «жандарм», настолько впечатлился Сталиным, что сделал своим неофициальным заместителем.
– У меня сегодня деловое свидание с дамой! Сможешь подменить меня на последнем уроке? – просил Лавров.
– Владимир Андреевич, я бы с удовольствием. Но, увы, сегодня занят: по просьбе учителя пения буду принимать зачет по Акафисту и Часослову у наших балбесов. Вы не поверите, дорогой мой, в последнее время совершенно выбился из сил! Столько дел! Просто не знаю за что хвататься!
– Понимаю, Сосо! Я один предмет веду, а у тебя их столько, что голова кругом идет!
– Предметы, как вы знаете, мне легко даются. А вот научить какого-нибудь балбеса тому, что сам знаю, на это никакого терпения не хватает!
– Сосо, милый! А нельзя ли (ради меня) сдвинуть немного твой Акафист? Очень нужно! Просто позарез!
– Ладно, постараюсь помочь. Но прошу на будущее заранее ставить меня в известность о ваших свиданиях. Давайте поступим так. Составляйте каждый месяц график, когда вы встречаетесь с барышнями, и представляйте мне его на утверждение за неделю до начала очередного месяца. Иначе (уж извините) в следующей раз буду вынужден отказать.
– Спасибо, Сосо, дорогой!
– И обязательно укажите в отдельной графе время начала и окончания свидания. Как вы понимаете, мне это нужно не ради любопытства, а чтобы распределить свое время.
– Все сделаю!
Сталин заканчивал первый класс, когда грянул гром среди ясного неба. Администрация Горийского училища издала приказ о его отчислении.
Учителя и ученики, читая этот приказ на доске объявлений, восприняли его по-разному. Ученики, которых он замучил строгим надзором, не могли скрыть своего торжества, а учителя, наоборот, пришли в уныние.
Причина отчисления была банальной – невнесение платы за обучение.
Дело в том, что к этому времени Бесо наотрез отказался от уплаты алиментов и бежал в неизвестном направлении (больше его никто никогда не видел).
Кеке хоть и работала, не покладая рук, сразу на двух работах (прачкой и швеей), все равно не могла осилить плату за обучение (25 рублей в год, что по тем временам весьма солидная сумма).
– Совершенно недопустимо отчислять лучшего ученика, который является гордостью нашего училища! – возмущался учитель русского языка «жандарм» Лавров. – Воистину страшные времена наступят в России, если такого ученика, как Сосо, выгонят на улицу, как собаку!
– Как можно отчислять ученика, который поет псалмы на уровне лучших голосов Грузии?! – возмущался учитель пения Гогличидзе. – Я убежден, что Сосо будущая звезда оперного искусства Грузии, а, может, и всей России! Совершенно недопустимо бросаться такими талантами!
Под нажимом преподавательского состава администрация училища пошла на попятную и отменила приказ об отчислении. Более того, был издан новый приказ о переводе Сталина на бюджет с выплатой ежемесячной стипендии в размере 3 рублей.
Сталин продолжил огорчать учеников строгим преподаванием и радовать учителей, имея по всем предметам твердые пять баллов.
Лишь один раз за все время обучения он озадачил преподавательский состав. Было это так.
Однажды в учительской собрался тесный круг преподавателей, чтобы отметить чей-то день рождения. Присутствовал, разумеется, и Сталин. Когда закончились тосты в честь новорожденного зашла речь о лучшем ученике училища.
– Я бы очень советовал, дорогой Сосо, чтобы ты стал певцом! – поднял бокал с шампанским учитель пения Гогличидзе. – Преступно будет, если такой вокал, как у тебя, пропадет туне! Мечтаю увидеть тебя на сцене лучших концертных залов страны!
– Не слушай его, Сосо, дорогой! – вскочил «жандарм» Лавров. – Ты прирожденный словесник! Подумай, какие тебя ждут перспективы в области литературы. Ты можешь стать лучшим поэтом Грузии!
– Сосо, любимый собрат мой! – воскликнул учитель Закона божьего. – Не обращай внимание на этих грубых материалистов. Ты уже выбрал правильную дорогу по духовной линии и вскоре станешь прекрасным священником! Я твердо уверен, что это только первый шаг в твоей церковной карьере! Как человек умный, ты должен все хорошенько взвесить и принять единственно правильное решение – остаться девственником! В этом случае ты легко достигнешь сана архимандрита!
Учителя вскочили с мест и принялись яростно спорить и кричать, то и дело апеллируя к своему любимому ученику, который молча и терпеливо их слушал.
– Спасибо, господа, за лестные отзывы! – поблагодарил Сталин, когда споры поутихли. – В нашем несовершенном мире столько несправедливостей, что в моем сердце живет только одно горячее желание посвятить всего себя без остатка служению и помощи простому народу. Как вы сами понимаете, ни учитель, ни певец, ни священник ничем реально людям помочь не могут. Раньше в раннем детстве я мечтал стать императором, но теперь, повзрослев, понял, что надо идти в революционеры.
Учителя лишились дара речи. Они некоторое время удивленно смотрели на него, не в силах понять, шутит их любимый ученик, или он внезапно сошел с ума.
– С тобой все в порядке, Сосо? Ты, случайно, не перезанимался? – выразил общий вопрос «жандарм» Лавров. – Пойди, приляг на диванчик.
– Может, врача позвать? – засуетился учитель пения Гогличидзе. – Вдруг это опасно?
Сталин, увидев всеобщую панику, понял, что сказал лишнее.
– Я действительно немного перезанимался. Пойду лягу! – поспешил успокоить он преподавателей.
– Мы так испугались за тебя! – погладил его по голове Лавров.
Больше Сталин таких проколов не допускал и никому своих планов не раскрывал. В 1894 году он с отличием окончил Горийское духовное училище и блестяще сдал экзамены в Тифлисскую семинарию.
Глава 3. Учеба в Тифлисской семинарии (1894-1899 годы)
После поступления в семинарию перед Сталиным снова встала проблема безденежья.
В Российской империи конца 19 века для обучения в семинарии недостаточно было просто любить бога. Знание Библии тоже было недостаточным условием. Даже умение петь на церковнославянском языке не открывали двери в духовное заведение. Будущему священнику необходимы были большие деньги: 40 рублей в год за обучение и 100 рублей за общежитие и питание, т.е. всего 140 рублей в год.
Для Кеке, как мы помним, сумма в 25 рублей была неподъемной, а уж 140 рублей представлялись чем-то из области фантастики.
Между тем, плата должны была вноситься тремя равными частями до 15 сентября, 15 января и 15 мая каждого учебного года, т.е. Сталин, поступив в семинарию в августе, уже к 15 сентябрю обязан был сделать первый взнос – 46 руб. 67 коп.
Вместо этого он отправился с прошением к ректору семинарии. Неизвестно, о чем был у них разговор, но через час Сталин держал в руках новый приказ, по которому он должен был платить за обучение только 40 рублей в год. Общежитие и питание предоставлялись за казенный счет.
Впрочем, и таких денег у него не было и, следовательно, он ничего заплатить не мог.
Уже в сентябре 1894 года бухгалтерия семинарии подготовила приказ об отчислении будущего вождя, однако его новый поход к ректору решил эту проблему.
Отныне и на протяжении пяти лет обучения ровно три раза в год бухгалтерия готовила приказ об его отчислении «за злостное нарушение сроков оплаты», но каждый раз он шел в кабинет ректора и возвращался с отсрочкой платежа.
В результате он проучился пять лет, не заплатив ни копейки, что являлось беспрецедентным случаем за всю историю Тифлисской семинарии.
– Как тебя до сих пор не выгнали? – поражались ему сокурсники. – Всех, кто хоть на неделю задерживает оплату, выгоняют с позором. Ты же не платишь годами и спокойно себе учишься.
– Терпение и труд все перетрут! – отвечал Сталин пословицей. – Вначале было нелегко. Приходилось часами плакать, жаловаться на здоровье (будто скоро умру), обещать, умолять. Наш ректор, как вы знаете, крепкий орешек. Но нет такой крепости, которую нельзя взять настойчивому человеку. Я долго следил за ним, провел не одну ночь у него под кроватью, и однажды мне повезло! Я узнал о нем кое-что такое, что не совсем соответствует критериям духовного лица. Ничего криминального. Для мирянина это обычный грешок, о котором смешно говорить в приличном обществе. Но для ректора духовной семинарии огласка могла иметь крайне негативные последствия. Стоило мне ему об этом слегка намекнуть, как он пошел на попятную.
Первые два года обучения Сталин продолжал поддерживать реноме «ботаника». Он усердно учился, был тих, скуп на слова и почти всегда пребывал в глубокой задумчивости.
Однако на третий год многое изменилось. Сталин резко «съехал» в оценках и поведению. Причиной этому, как ни странно, были книги.
В семинарии существовали строгие правила, согласно которым будущим священникам запрещалась читать светскую литературу, в том числе художественные романы. Виновных строго наказывали. Не обошла эта участь и Сталина.
– Ничего себе книжечка! – грозно хмурил брови инспектор Мураховский, застукав Сталина за чтением романа Виктора Гюго «Девяносто третий год». – Мерзость какая! Даже в руках держать противно. От кого другого, но от тебя, Сосо, никак такого не ожидал! Неужели тебе вся эта дрянь может нравиться? Как же ты низко пал, бесстыдник!
– Совершенно с вами согласен, господин инспектор! – не моргнув глазом, ответил Сталин. – Всегда поражался, как такое можно читать. Мое личное мнение, что люди, которые этим занимаются, либо полные идиоты, либо законченные мерзавцы! Я обнаружил эту книгу только что на полу и хотел отнести ее вам в инспекторскую …
– Ты врешь мне в лицо! – рассерженно перебил Мураховский. – Я видел, как ты занимался богопротивным чтением этой книжицы! И на твоей роже отпечатывалось удовольствие, подонок!
– Дело в том, что из-за моей болезни ног и левой руки, о которых вам хорошо известно, а также в целом из-за прискорбного состояния здоровья, я испытываю настолько ужасные боли, что в прямом смысле слова теряю рассудок. В такие минуты я машинально хватаюсь за все, что может отвлечь меня. Такой приступ случился со мной буквально за минуту до вашего появления! У меня все поплыло перед глазами, я будто обезумел….
– Заткнись и не отравляй мой слух гнусным враньем! Ты – лжец и негодяй! Я долго наблюдал, как ты сладострастно листал эту дрянь! Каким же ты стал отъявленным мерзавцем. Просто уму непостижимо! Что еще читал? Шекспира? Достоевского? Флобера? Льва Толстого? Лучше сам признайся, а то, когда дознаюсь, хуже будет!
– Ваша правда! – всхлипнул Сталин. – К сожалению, из-за крайней бедности и нужды, я вынужден иногда подрабатывать в книжной лавке. Хозяин поставил мне непременным условием знание всех книг, которые я должен продавать, чтобы уметь проконсультировать покупателей. Если бы вы знали, господин инспектор, как мне самому противно, но моя бедная мамочка тяжело больна и ради нее мне пришлось принять на себя сей великий грех…
– Какое же ты чудовище, Сосо! Торгуешь самыми мерзкими на свете товарами и еще имеешь наглость признаваться в этом. Уму непостижимо! Ведь есть же хорошие книги! Библия. Житии святых. Торгуй себе ими на здоровье! И тебе прибыток, и Господу богу удовольствие. Вместо этого ты пошел продавать такие книги, от которых у Господа бога буквально волосы на голове встают. Думаешь Господь бог не видит, чем ты занимаешься?! Ошибаешься! Все он видит и находится от этого в ярости. Авторы всех твоих книг давно горят в аду, и вскоре к ним присоединишься ты! Господь только ждет удобного момента, чтобы избавить от тебя Землю! Вспомнишь тогда инспектора Мураховского, да поздно будет! Господь покажет тебе такой «девяносто третий год», что ты еще сто лет не забудешь!
Инспектор ухмыльнулся своей остроте.
– Я только сейчас понял, какой ужасный грех совершил! – всхлипнул Сталин. – Спасибо, господин Мураховский, что открыли мне глаза. До сих пор я жил, как в тумане. Но отныне я полностью раскаялся и готов к воскрешению духа. Благодаря вашей прозорливости в моей душе случился переворот. О, мой добрый благодетель! Разрешите поцеловать ручку?!
– Отстань! – несколько смягчился инспектор, отнимая руку. – Только, учитывая твою дружбу с ректором, приговариваю тебя на первый раз к неделе карцера на хлебе и воде. И хватит хныкать, негодяй! Учти, что ты легко отделался. Я вчера одному читателю «Трех мушкетеров» два месяца впаял!
К концу третьего года обучения Сталин скатился на двойки. Лишь по церковно-славянскому пению он по-прежнему держал уровень и пел в церкви так, что восторгалась вся семинария.
– Мерзавец ты, Сосо, редкостный, но как же ты хорошо поешь! – утирал платочком скупую слезу инспектор Мураховский. – Если бы ты, гаденыш, пел хоть чуть-чуть похуже, я бы с тебя живым кожу содрал! А так живи себе пока…Благодари Господа бога, что я такой сентиментальный!
– Я тебе еще не так спою! – прошептал про себя Сталин, давая инспектору погладить себя по голове.
Однажды, когда Мураховский вел очередного читателя на экзекуцию, кто-то подкрался к нему сзади и сильно огрел толстым томом Шекспира по голове. Инспектора в тяжелом состоянии увезли в больницу. Руководство семинарии тщательно проверило алиби воспитанников. У всех, включая Сталина, оно оказалось в полном порядке. Виновника так и не нашли.
Увлечение книгами привело Сталина к тому, что ему захотелось поделиться своими впечатлениями. Он оставил свою нелюдимость, преодолел стеснительность и вошел в кружок таких же читателей. Там он узнал, что, кроме художественной литературы, есть научная и политическая. Он познакомился с трудами Карла Маркса, которые произвели на него неизгладимое впечатление и круто изменили всю жизнь.
На пятом году семинарии Сталин стал социалистом. Теперь он откровенно дремал на уроках, демонстративно зевал или громко смеялся (в зависимости от настроения) в церкви и нагло дерзил учителям.
Преподаватели поражались переменам, которые случились с их лучшим учеником. Многие из них горели тайным желанием убить его или заточить навечно в карцер, однако, помня судьбу инспектора Мураховского (после удара Шекспиром он долго болел), учителя предпочитали держать себя в руках и не давать волю эмоциям.
Вскоре Сталин обнаглел до того, что вовсе перестал ходить на уроки и церковные службы, а в апреле 1899 года не явился на выпускные экзамены за пятый курс (всего в семинарии учились шесть лет).
Учителя, потирая руки, зафиксировали в журнале неявку воспитанника и дружно выставили ему итоговые двойки (кроме учителя по церковно-славянскому пению).
Вопрос об отчислении Сталина за неуспеваемость встал ребром. Однако ректор, который был у него на крючке, постарался смягчить формулировку.
29 мая 1899 года И. В. Джугашвили был исключен из семинарии «за неявку на экзамены по неизвестной причине».
В свидетельстве об окончании четырех классов ректор, опасаясь ревизии, велел добавить следующую запись: «Означенный в сем свидетельстве Джугашвили в случае непоступления на службу по духовному ведомству обязан уплатить Правлению Тифлисской духовной семинарии по силе Высочайше утвержденного 26 июня 1891 года определения Святейшего Синода за обучение в семинарии 200 руб., кроме того 18 руб. 15 коп. за утерянные им из фундаментальной и ученической библиотек семнадцать книг».
Так закончилась для Сталина учеба. Он вышел во взрослую жизнь без диплома, но с огромным денежным долгом, который так никогда и не отдал.
