Loe raamatut: «Калужские берега»

© Калужские берега, сборник, 2025

© Интернациональный Союз писателей, 2025

Приветствие читателям

Дорогие читатели, вы держите в руках сборник рассказов и стихотворений «Калуга зовёт! От сказок к звёздам!». Он издан как итог одноимённого II ежегодного литературного фестиваля, в рамках которого с ноября 2024 по апрель 2025 года проводился литературный конкурс для молодёжи «Садись и Пиши!», посвящённый Году защитника Отечества и 80-летию Великой Победы.

Всего участвовало более 300 работ. Приятно отметить, что конкурсанты были из самых разных городов и сёл области, даже из других регионов России. Особо ценно то, что молодые литераторы не обошли стороной юбилейную номинацию, посвящённую 80-летию Великой Победы в Великой Отечественной войне, и номинацию о нынешних защитниках Отечества – героях СВО.

Наш регион имеет давние литературные традиции, очевидно, поэтому фестиваль, проводимый в нашем Калужском крае с 2024 года, вписался в культурную жизнь области, да и всей России. Фестиваль собрал известных писателей, сценаристов, актёров, поэтов и всех, кто вдохновляется миром прекрасного. Программа включала дискуссии и круглые столы о месте фантастики в литературе, театре и кино, встречи с писателями и поэтами, лекции и творческие мастер-классы, посвящённые сценарию, комиксам и литературному творчеству.

Фестиваль проходил на трёх площадках: в Народном доме (ИКЦ), институте филологии и массмедиа КГУ им. К. Э. Циолковского и Калужском областном колледже культуры и искусств.

Литература – это мир безграничной фантазии, удивительных историй и глубоких мыслей, кладезь русского языка и национального характера. И сегодня мы вместе с организаторами и нашими партнёрами продолжаем открывать новые таланты, которые способны вдохновить и удивить нас своими произведениями.

Надёжные партнёры фестиваля: Законодательное собрание Калужской области в лице председателя Г. С. Новосельцева; исполнительная власть Калужской области в лице заместителя губернатора Калужской области К. М. Горобцова; Министерство культуры и туризма Калужской области в лице министра П. А. Суслова; городское самоуправление в лице главы города Калуги, депутата городской Думы Ю. Е. Моисеева; Калужский государственный университет им. К. Э. Циолковского в лице ректора М. А. Казака; исполнительный комитет Калужского регионального отделения ВПП «Единая Россия» в лице руководителя А. В. Максименко; региональный исполком Народного фронта «Всё для Победы» в лице руководителя, депутата Законодательного собрания Калужской области Д. А. Афанасьева; общероссийское общественно-государственное движение детей и молодёжи «Движение Первых» Калужской области в лице председателя Д. И. Миронова.

Александр Александрович Савин,

сенатор Российской Федерации,

заместитель председателя Комитета Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации по регламенту и организации парламентской деятельности

Предисловие

…Дружина учёных и писателей, какого б рода они ни были, всегда впереди во всех набегах просвещения, на всех приступах образованности. Не должно им малодушно негодовать на то, что вечно им определено выносить первые выстрелы и все невзгоды, все опасности.

А. С. Пушкин, 1830 г.

Калуга литературная – какая она? А весь Калужский край, раскинувшийся по берегам синеокой Оки и Жиздры, тихой Угры и заплутавшей среди луговин Протвы, как отметился под пером любящих тебя всем сердцем? Как ни крути, ни вспоминай минувшие сто лет, а пока выходит-то негромкая литературная биография, как и ненавязчивые среднерусские пейзажи, что так радуют глаз странника. Но не здесь ли в 1956 году увидел свет самый первый сборник стихов «Лирика» молодого поэта-фронтовика Б. Ш. Окуджавы? Через двадцать лет, в семидесятые годы, на филологическом факультете педагогического института настраивал свою лиру на развесёлый лад известный поэт В. Пеленягрэ, между прочим, один из авторов нашего сборника, чуть не ставший в начале нулевых автором гимна страны, с его «Как упоительны в России вечера».

Не здесь ли, в благословенной Тарусе, желала обрести вечный покой Марина Цветаева? А ещё искала вдохновения Белла Ахмадулина, а Николай Заболоцкий два последних лета из своей недолгой жизни спасался там от инфарктов… И не только они, в той же Тарусе, по соседству с музеем семьи Цветаевых, в конце переулка, притаилась скромная обитель Константина Паустовского, и на здешнем погосте оказался его последний приют.

Припомним замечательного детского поэта и писателя Валентина Берестова, родившегося в маленьком Мещовске, учившегося в Калуге в железнодорожной школе, чьи стихи с раннего детства вели нас в мир взрослой жизни, в мир литературы:

 
Как хорошо уметь читать!
Не надо к маме приставать,
Не надо бабушку трясти:
«Прочти, пожалуйста! Прочти!»
 

Ещё не забудем поэта и литературного критика Станислава Куняева, родившегося в довоенной Калуге, легендарного капитана неугомонного «толстяка» – «Нашего современника».

«А что было раньше – пустыня?» – спросит школяр и уткнётся в свой гаджет, быть может, искать ответ. Конечно, нет. Не могли, как ныне нам кажется, на скудной литературной почве вырасти такие мыслители, как К. Э. Циолковский, с кем, кстати, переписывался Н. А. Заболоцкий, и А. Л. Чижевский, находившийся в самой гуще литературной жизни России и Калуги тех времён…

Навечно связана неразрывной пуповиной калужская земля с Александром Пушкиным, через Полотняный Завод и семью Гончаровых. Но ещё перед женитьбой, 1 мая 1829 г., сделав предложение Наталье Николаевне и получив неопределённый ответ, отправляется обиженный поэт из Москвы на Кавказ: «…Из Москвы поехал я на Калугу, Белёв и Орёл и сделал таким образом 200 вёрст лишних; зато увидел Ермолова. Он живёт в Орле, близ коего находится его деревня…» В недалёком от Калуги уездном Белёве поэт оказался 4 мая, выходит, 2–3 мая он проезжал губернский град и, видимо, отметился ночёвкой. А после к нему, гостившему в имении деда Натальи Николаевны, приходят калужские любители литературы, ведь в губернии ещё с 1804 года выходит научно-литературный журнал с космическим названием «Урания», а с 1825-го существует литературный кружок «Калужские вечера». Название, кстати, многое напоминает…

Ещё немало можно говорить о Н. В. Гоголе, гостившем подолгу в Калуге и в Оптиной пустыни, как и о Л. Н. Толстом, мерившем шагами путь богомольца. Обмолвимся только о городском театре, открытом в конце XVIII века, которым одно время руководил В. Лёвшин, один из первых сказочников России, да, пожалуй, напоследок лишь назовём великие имена Ф. М. Достоевского, княгини Е. Р. Дашковой, И. С. Соколова-Микитова…

* * *

Вот и нынешний сборник, который вы держите в руках, где молодые, даже юные авторы перемешаны с теми, кто уже набил руку на литературной ниве, служит делу сохранения и преумножения литературных традиций калужской земли. С весны 2024 года в области проводится ежегодный литературный фестиваль «Калуга зовёт! От сказок к звёздам!». В ноябре 2024 года при нём стартовал конкурс молодых авторов «Садись и Пиши!», и вот перед вами первые плоды творчества. Не станем свысока смотреть на во многом ученические работы, а просто-напросто прочтём их. Окунёмся в юношескую искренность и доверчивость, попробуем угадать, что ждёт их там, в будущем, когда минуют годы ученичества. Как распознал двести лет назад критик и писатель Орест Сомов гения в никому не известном провинциале Николае Гоголе-Яновском, издавшем под псевдонимом романтическую идиллию «Ганц Кюхельгартен»…

Особенно радует, что юные писатели и прозаики много пишут о героях Великой Отечественной войны и Специальной военной операции, не стесняются в своих чувствах и переживаниях, примеряя на себя их дела, ратные и трудовые подвиги. Вот четырнадцатилетняя Эмилия Оганесянц пишет:

 
«Своих не бросаем!» – поём мы на русском,
Поём на армянском, татарском поём
И гордо чеченском, с башкирским вприкуску
Поём о героях и славим наш дом.
 

Вторит ей калужанка Маргарита Дорожкова:

 
Ревели грозно мессершмитты,
Военный гул катился над страной,
Вставали в строй девчонки боевые,
Вставали все в солдатский строй…
 

Будем надеяться, что подобные литературные мероприятия, как и сборники, станут славной традицией земли калужской, займут своё достойное место на полках библиотек и долгие годы станут светить, словно маяки, начинающим поэтам и прозаикам, делающим первые шаги на литературном поприще. Пожелаем им доброго пути…

Владимир Голубев, писатель

Часть 1
«Поэзия»

Маргарита Дорожкова, Калуга

Медсёстрам Великой Отечественной посвящается

 
Ревели грозно мессершмитты,
Военный гул был над страной,
И все девчонки боевые
Вставали в ряд, в солдатский строй.
 
 
Медсёстры, милые, родные,
Прошли пешком вы всю войну,
И земли видели чужие,
И горя знали глубину.
 
 
Вы были для людей как сёстры,
Ведь люди понимали все,
Как много сделали медсёстры
На этой проклятой войне.
 
 
А скольких вынесли из боя,
Доставив прямо в медсанбат,
И закрывали их собою,
Когда весь мир горел, как ад.
 
 
Но всё ж награды ждут героев,
И ордена на их груди
Сияют, чтобы нам с тобою
Весь мир сказал бы: «Погляди!
 
 
Прошли дорог они немало
И заслужили ордена!»
И вы поверьте: эта слава —
Она всем людям – нам нужна.
 
 
Чтоб люди помнили героев
Минувшей тяжкой той войны,
Что принесли нам мир с собою
На крыльях майской той весны.
 
 
И каждый день как День Победы
Для них должны мы отмечать
За то, что выстоять сумели,
Смогли весь мир наш отстоять!
 

Блокада Ленинграда

 
Громкий шум… и страшное молчанье…
Не забыть такого никогда.
Началась блокада Ленинграда,
Мы её запомним навсегда!
 
 
Вся душа раскрылась человека.
Обнажилась сразу напоказ.
Кто-то не жалел горбушки хлеба,
Ну а кто-то грешным был подчас.
 
 
Мёртвые на улицах лежали,
Люди ели даже чернозём.
Матери ребят своих спасали
От голодной смерти день за днём.
 
 
Не могли уж больше улыбаться,
Но жила надежда у людей.
Город верил, не хотел сдаваться
И за жизнь боролся, за детей!
 
 
Вот и голос диктора желанный,
Как во мраке яркий солнца луч:
«Прорвана блокада Ленинграда!»
Выстоял народ наш! Он могуч!
 
 
Люди, помните, как это было страшно.
Помните, что дорогой ценой
Наш народ, великий и отважный,
Счастье жить нам подарил с тобой!
 

Эмилия Оганесянц, п. Воротынск

«“Своих не бросаем!” – со всех транспарантов…»

 
«Своих не бросаем!» – со всех транспарантов.
«Своих не бросаем!» – и я отзовусь.
Мы все россияне, и это – константа,
В единстве всесилен наш дружный союз.
 
 
«Своих не бросаем!» – прошепчет нам Лена.
«Своих не бросаем!» – кричит нам Эльбрус.
Россия родимая благословенна,
Я здесь родилась, и я этим горжусь.
 
 
«Своих не бросаем!» – и тысячи писем
Летят нашим братьям, мужьям и сынам.
Мы вместе Победу великую близим,
И скоро Победа достанется нам!
 
 
«Своих не бросаем!» – поём мы на русском,
Поём на армянском, татарском поём
И гордо чеченском, с башкирским вприкуску
Поём о героях и славим наш дом.
 

Ксения Шундрина, Калуга

Нам суждено совсем иное

 
Нам суждено совсем иное, чем слёзы, боль, тоска, печаль,
Ведь та земная восхищённость – льдов пустота. А-ля январь,
Раскинув руки, рвётся ввысь, желая утонуть в снегах,
Иль май цветочный лезет вниз, желая в водах спрятать страх…
Быть может, мир людской не жалок в своём желанье стать Земфирой?¹
Хоть это «ложь во имя мира», не каждый хочет быть могилой:
Молчать безбожно каждый миг и лгать о будущих свершеньях,
Гадая – тот ли Божий лик, что так достоин восхищенья.
 
 
Быть может, суждено иное, чем пустота в душе хрустальной?
Всё потому, что мир наш лютый – опять фальшивый и зеркальный:
Он тонет в муках озаренья и новизны той вдохновенья,
Что не дарует восхищенья от лика павшего мгновенья
И, тратя адские сомненья, опять нас тащит в недра боли,
Надеясь, что хоть в этот час мы все поймём печали зо́лы,
Вздохнём глубо́ко и с надеждой вернёмся в рай наш безмятежный,
Что близок нам тоской прилежной, но так далёк для душ невежных².
 
 
И нам даровано другое: не слёзы, боль, печаль, тоска.
Во имя грусти нашей нежной ты ведь поймёшь наверняка,
Что вдруг застынут эти слёзы от горя и печали мира,
И пусть жестоко и уныло, под бойкий ритм стихов Шекспира
Зажжётся вмиг блеск Альтаира; и свет ослепит то созданье,
Что опорочит всё сознанье и обернёт весь мир в страданье…
А ты полюбишь эту боль, тоски неведомой волненье
Лишь потому, что эта жизнь – для нас всего лишь приключенье.
 

Этот взгляд

 
Я ненавижу этот взгляд – не потому, что он как яд,
А потому, что сон чудесный дарует ма́нящий обряд,
Что душу кроит поневоле, как песнь поёт во чистом поле
Давно уж мёртвый соловей о своей горькой птичьей доле.
 
 
Я не люблю свой томный вздох, что вдруг надежду уволок
И сплёл распутье тех дорог, давным-давно печальных строк
И что не может уберечь от взора грустного и встреч,
Что мы опять проводим вместе, и пылом обжигает речь.
 
 
Я так люблю прекрасный взгляд, что всё поймёт без слов сейчас
И улыбнётся, и обряд, как миг, в душе заполнит час,
Что полон мук, терзаний вечных, слова которых этот вечер
Под рокот грома бесконечный уносит в край надежд беспечных.
 
 
Улыбка скрасит небосвод, что будет полон грустных нот,
Но капли слёз пустых тревог размажут искренность кислот
И повторят души обряд, что будет для меня как яд,
Из-за которого, как смрад, я ненавижу этот взгляд.
 

Когда чернеют облака

 
Раздался с неба рокот дивный. Блуждая средь лесов пустых,
Он неумело и несмело садился наземь. Вмиг он стих.
И, как ребёнок, загрустил, упав в объятья серых льдин,
И сквозь тревогу чёрных туч смотрел на небо из картин.
 
 
Как жизнь жива, как мгла мертва, была небесная заря,
Что непокорно, из-под лба встречала ночь во власти льда.
Быть может, чуждая душа ей пела песнь? Быть может, зря?
Ведь мгла, свободна и горда, в свой тёмный путь опять ушла.
 
 
Мешая ночь из серебра, как сон живого мертвеца,
Рисуя красками, заря хотела сотворить гонца,
Что был готов спуститься вниз и передать её каприз:
«Дитя, пожалуйста, уймись и в мир родной назад вернись».
 
 
Но те фальшивые рисунки в глазах, что цвета незабудки,
С вершины мнимого величья светились яростно и жутко,
Подобно пламени смеясь над криком шустрым… Возвратясь,
Гонец ей передал приказ: «Мой мир родной исчез уж с глаз».
 
 
Заря разбрызгала гуашь, и в гневе треснул карандаш,
И лес пустой непроизвольно вдруг стал похожим на мираж.
Смешались краски, грусть в зените, и на любви больной орбите
Вдруг стало холодно и жутко. Нет больше шума – только скука.
 
 
Но небеса сияют цветом. Грусть, отражённая в нефрите,
Для беглеца в миры другие – тревога чёрных туч… Поймите,
Всё это – лишь игрушка карт, и красок, и надежд… А мрак
Роднее крика лишь тогда, когда чернеют облака.
 

Владислав Калуга, Чита

Молюсь ли я во храме Божьем

 
Молюсь ли я во храме Божьем,
Гуляю ль в солнечной степи,
Борюсь ли в мире с вечной ложью —
Всегда пишу свои стихи!
Я мыслю жизнь в одном мгновеньи,
В истоках искажённых грёз.
Что мне готовит провиденье?
Свою судьбу приму всерьёз!
Я знаю, тлен постигнет тело —
Наступит смертная печаль!
И что природа так умело
Войдёт в невидимую даль!
Пока любовью умиляюсь,
Пока надеждою живу,
Я в этой жизни приучаюсь
Благодарить свою судьбу!
 

Приход весны

 
Весна пришла, звучанье духа
Распространяется в земле,
Люблю, когда шептанье слуха
Наводит мысли в тишине!
Люблю внимать я этим звукам,
Люблю весеннюю пору́!
И в час счастливого досуга
Люблю в душе своей мольбу!
Пора прекрасная настала,
Рассвет природы бытия!
Хочу, чтоб песнь моя звучала
И вечно славила царя!
Уста мои, храните счастье
И воплощайте звук любви!
Среди обмана, лживой страсти,
Мой дух, в волнении гори!
 

Гляжу на низменность натуры

 
Гляжу на низменность натуры,
Царящей в духе всех страстей,
И как бегут в сей жизни годы
В пространстве жизненных вещей.
Гляжу на свет, огонь священный,
Что обновляет дух в груди,
Ищу простор прикосновенный
Для воплощения любви!
Но часто в жизни промедленье
Скрывает все мои мечты:
Открыть возлюбленное пенье,
Сбежать от скверной суеты!
Готов словами исцелять,
Хранить священное молчанье
И терпеливо, тихо ждать
Осуществления призванья!
 

Предавшись звукам вдохновенья

 
Предавшись звукам вдохновенья,
Пророком был судьбы златой!
Твои бессмертные творенья
Звучать заставят голос мой!
Ещё живёт в подлунном мире
России преданный пиит,
Служа духовной в сердце лире,
Чей зов божественный манит!
Я восхищён твоим величьем,
Повеса царственных времён!
И не радею безразличьем —
Не воспевать святых имён!
Поэта дар даёт признанья
Среди восторженных умов!
И в час великого призванья
Блистает силой вечных слов!
И я пишу в холодном месте,
Отдавшись чувственной глуши,
Внимая строкам божьей вести
И гласу пушкинской души!
 

Всеволод Фомин, Калуга

Обуздай

 
Дойди до конца, разожги это пламя,
Судьбой храбреца возвеличь это знамя,
Испей эту чашу, взвали этот груз,
Прими этот бой, а иначе ты трус.
Дойди до любви, дойди до причин,
Дойди до себя, дойди до седин,
Дойди до других, дойди до сомнений,
Дойди до конца, обуздай своё время.
 

Легко дышать у берегов речных

 
Легко дышать у берегов речных,
Где я привык искать уединенья.
Приятно вечереет, голос дня утих,
И слышен только шёпот вдохновенья.
Неспешная Ока расслабленной волной
Плеснула робко – милая подруга.
Прохладный парк уже темнеет за спиной —
Приятель добрый моего досуга.
Всё так знакомо здесь. Мой край родной.
Уютные места, уютная округа.
Приветствую тебя, любимая Калуга.
Давай поговорим наедине с тобой…
 

Мне нравятся вечерние прогулки

 
Мне нравятся вечерние прогулки.
Под облаками, под велюровым шатром
Спустился я в глухие переулки,
Чтоб посмотреть издалека на водоём.
Скучают одинокое строенье,
Заброшенный участок, треснувший забор.
Алеют облака в малиновом свеченье,
На дальнем берегу грустит сосновый бор.
Автомобильный гул слабеет с каждым часом,
Готовятся ко сну уставшие дома,
Закат уж догорает розовым атласом,
Укутывает город сумрачная тьма.
Внезапный ветер ласковым дыханьем
Открыл на небе первый блеск Луны,
А мирная природа с обожаньем
Внимает гению безмолвной тишины.
 

Сказка о Марьюшке Моревне

 
Славно царствовал Морей:
Всех на свете был хитрей,
Всех сметливей и проворней,
Всех смелей и непокорней.
Был широк его предел,
Много он чего имел:
Были земли и дружина.
Бог, однако, не дал сына.
Непонятно, отчего
Десять дочек у него:
Десять девушек счастливых
И невестушек красивых.
 
 
Как-то раз задумал царь
(Так всегда бывало встарь)
Дочек перед женихами
Показать да и дарами
Их в придачу наградить.
Молвит царь: «Ну как мне быть?
Что вы, доченьки, хотите?
Что вам любо, то просите».
Девять дочек говорят:
«Нам бы с головы до пят
Нарядиться хорошенько,
И пощеголять маленько,
И обуться б в сапоги,
И надеть по две серьги».
А десятая царевна,
Дочка Марьюшка Моревна,
Говорит: «Неси, отец,
Лучше книгу во дворец,
С ней я буду упражняться,
И учиться, и стараться».
Царь в ответ: «Я всё куплю!»
Вот на рынке по рублю
Отдал он и за серёжки,
И за новые сапожки.
Торговался долго царь,
Медь меняя на янтарь,
А затем и книгу тоже
Выбрал дочке подороже.
И, довольный, наконец
Воротился во дворец.
Как царевны были рады!
Разоделись все в наряды,
Книгу же меньша́я дочь
Всё читала день и ночь,
С ней примерно упражнялась
И на писарей равнялась.
 
 
Ну а утром уж как раз
Сваты едут в ранний час
С дорогими женихами,
С молодыми пареньками
Самых знатнейших родов
Богатейших городов.
Все намерились жениться,
Царь же начал им хвалиться,
Как, де, царство велико,
Как, де, царствовать легко,
Что земля его доходна,
Урожайна, плодородна,
Что ей равной нет нигде
В окружающей среде.
Хвастал каменной палатой
И казной своей богатой.
Вот вечерняя заря —
Речь закончилась царя.
Всем ночлег он предоставил,
Всех гостей он спать отправил.
Ну а с самого утра
Уж гостям домой пора.
Те сказали: «Нас дорога
Заждалась». «Побойтесь Бога!» —
Царь воскликнул им в ответ,
И дела пошли нет-нет.
Было быстро на прощанье
Согласовано венчанье.
Только трёх девиц успел
Царь сосватать, не у дел
Шесть остались и царевна,
Дочка Марьюшка Моревна.
 
 
Три невесты – три сестры
Собрались все на пиры.
Все по свадебке сыграли —
Три недели пировали.
 
 
Ну а младшая сестра
Встала рано и с утра
Снова трепетно читала,
С изумлением глотала,
Умостившись на боку,
В книге каждую строку.
А потом случилось чудо:
Книга цветом изумруда
Заблестела вся, искрясь,
Поднялась, дугой виясь,
Над царевной воспарила
И недвижимо застыла.
И сказала книга ей:
«В мире нет меня мудрей,
Знаю, где-то есть вещица:
Так, пустышка, небылица.
Но вообще-то есть одно
Чудное веретено,
Нитку ловко собирает
И само её мотает,
Ладно труд свой выдаёт,
Не лежит, не устаёт,
Своему владельцу служит,
Не печалится, не тужит.
Будь то ночь иль ясный день —
Никогда ему не лень».
Тут царевна онемела,
Отбежала, в угол села
И застыла, обомлев,
От испуга побелев.
Книга ж молвить перестала
И, захлопнувшись, упала.
 
 
Между тем задумал царь
Снова (как бывало встарь)
Дочек перед женихами
Показать да и дарами
Их в придачу наградить.
Царь царевнам: «Что купить?
Обещаю благородно
Принести вам что угодно».
 
 
Шесть царевен говорят:
«Каждой нужен нам наряд,
Вот надеть бы сарафаны,
Красной ниткою сотканы,
Да платочки повязать
И отправиться гулять».
Царь сказал им: «Молодицы,
Вы на выданье девицы.
Раздобуду, так и быть,
Лишь бы всё не позабыть».
Ну а младшая царевна,
Дочка Марьюшка Моревна,
Говорит: «Купи одно
Мне, отец, веретено,
Нитку чтоб оно умело
Скручивать всегда для дела,
Что совсем не устаёт
И труди́тся круглый год».
Царь, подумав, ей ответил:
«Если б я такое встретил,
То купил бы я одно
Чудное веретено».
 
 
Вот, на рынок отправляясь,
Царь смутился, сомневаясь,
И задумался в пути:
«Как же всё это найти?»
Но недолго длились муки
Неосознанной науки —
Вот уже на рынке царь
Медь меняет на янтарь,
Всем грозится несогласным
Наказанием ужасным.
В лисьей шубе дорогой
Властно топает ногой,
Требует себе вещицу,
Так, пустышку, небылицу —
Хочет он купить одно
Чудное веретено.
Но нигде среди базара
Нету нужного товара.
«Не найду его, ей-ей», —
Думал царь и пять рублей
Отдавал за сарафаны,
Красной ниткою сотканы,
И за пёстрые платки.
Расплатившись, в две руки
Взял охапкой у торговок
Он большой мешок обновок
И к обеду наконец
Воротился во дворец.
Как девицы были рады!
Разоделися в наряды.
Царь, меньшу́ю дочь любя,
Приобнял: «Я для тебя
Обыскал в жестокой давке
Все торговые прилавки.
Ничего в итоге нет,
Дочка, вот тебе совет:
Если хочешь ты вещицу,
Так, пустышку, небылицу,
То, конечно же, в судьбе
Встретится она тебе.
Потому не огорчайся,
Не сердись, не возмущайся
И надень-ка сарафан,
Посмотри, как он сотка́н».
 
 
Но с тех пор уже царевна
Всё мечтала ежедневно,
Что ей встретится одно
Чудное веретено.
И однажды возле речки,
В неприметнейшем местечке,
Марьюшка его нашла
И работать начала.
Дело ладно получилось,
Нитка весело крутилась,
Две работали руки,
Шились наскоро платки.
 
 
Время катится смиренно
Ежечасно, ежедневно.
Вот проходит целый год,
Сватов царь всё ждёт и ждёт,
Ночь не спит, глядит в оконце.
Только показалось солнце,
Так под утро, в ранний час,
Они едут все как раз
С дорогими женихами,
С молодыми пареньками
Самых знатнейших кровей
От потомственных князей.
Все намерились жениться,
Царь же начал им хвалиться,
Как, мол, рать его сильна,
Как пугает всех она,
Что державная граница
Скоро вдаль распространится,
Что, мол, царская рука
И надёжна, и крепка.
Долго хвастал мощью львиной
И большой своей дружиной.
Вот вечерняя заря —
Речь закончилась царя.
Гости долго отвечали,
Силу рати отмечали,
Засиделись допоздна:
Не до свадеб, не до сна.
Гости молвили: «Тревога
Одолела: у порога
Вотчин наших вороги
Алчно топчут сапоги,
Битву грозную пророчат,
Непрерывно копья точат,
Стрелы носят про запас,
Батюшка, спаси ты нас!»
Царь ответил им неспешно:
«Помогу я вам, конечно.
Пожалеет супостат,
Что стоит у ваших врат».
Ну а позже предоставил
Царь ночлег и спать отправил
Всех гостей. И вот с утра
Царь сказал: «Домой пора.
Всех, наверно, ждёт дорога».
«Обожди ты хоть немного», —
Гости молвили в ответ,
И дела пошли нет-нет.
Было быстро на прощанье
Согласовано венчанье.
Только трёх девиц зараз
Царь сосватал в скорый час.
Три остались и царевна,
Дочка Марьюшка Моревна.
 
 
Царь на битву снарядил
Рать свою, врагов побил,
От границы их отвадил,
Мир в окрестностях наладил.
 
 
Вот и свадеб день настал,
Поп молитвы прочитал,
Вышли замуж молодицы —
Три счастливые сестрицы.
 
 
Ну а младшая сестра
Не уснула до утра,
Утром же ей снилось чудо:
Вдруг неведомо откуда
Перед ней возник дворец.
Едет издали гонец
И ей прямо на крылечко
Положил одно колечко
Целиком из хрусталя
С надписью «От короля».
Тут царевна улыбнулась,
Засмеялась и проснулась.
Но волнительного сна
Не смогла забыть она,
Две недели вспоминала,
О колечке всё мечтала.
 
 
Третий раз задумал царь
Дочек (как бывало встарь)
Показать пред женихами
Да побаловать дарами.
Молвит царь: «Ну как мне быть,
Что мне, дочки, раздобыть?
Будь то диво аль не диво,
Всё исполню справедливо».
Три сестрицы говорят:
«Нам бы камни, что горят
Красным цветом на колечке.
Мы бы вышли за крылечко
Да и весь народ честной
Удивляли красотой».
Ну а младшая царевна,
Дочка Марьюшка Моревна,
Говорит: «Вели, отец,
Чтобы верный твой гонец
Срочно ехал бы к соседу,
И завёл бы с ним беседу,
И спросил у короля:
“У тебя из хрусталя
Есть колечко непростое,
Золото отдам любое
За него я. Мне, король,
Ты продать его изволь”.
И пускай гонец колечко
Привезёт мне на крылечко».
 
 
«Хорошо», – им царь сказал,
А потом гонца послал
После сытного обеда
Мчаться прямо до соседа.
Вот гонец у короля,
Говорит: «Из хрусталя
За колечко непростое
Золото отдам любое».
А король ему в ответ:
«Эй, гонец, поверишь, нет:
Месяцы проходят, годы,
И закаты, и восходы.
Но заклятье есть одно,
До сих пор лежит оно:
Кто колечко надевает,
Тот обличие меняет».
«Не беда!» – сказал гонец,
Взял кольцо и во дворец,
Расплатившись троекратно,
Поскакал себе обратно.
 
 
Воротился он домой,
Увидал перед собой
Царских дочек: три гуляют
И рубинами сверкают —
Царь им камушки купил,
Украшенья подарил.
А меньшая же царевна,
Дочка Марьюшка Моревна,
На крыльце совсем одна
Всё сидит. Грустит она.
Нету у неё колечка,
Только мается сердечко,
Но колечко наконец
Отдаёт ей наш гонец.
Вот царевна надевает,
И колечко начинает
Вмиг проворно колдовать,
Ей обличие менять.
 
 
И кикиморой царевна
Обернулась! Как плачевно!
В зеркальце своё лицо
Увидав, она кольцо
Вмиг с усилием стянула,
И заклятие минуло.
 
 
Ну а утром уж как раз
Сваты едут в ранний час
С дорогими женихами,
С молодыми пареньками
Самых знатнейших кровей
Иностранных королей.
Все намерились жениться.
Царь же начал им хвалиться,
Как велик его народ,
Работящий круглый год,
Как царя он обожает,
Как о нём с любовью бает,
Что огромная страна
Целиком ему верна.
Хвастал Думою боярской
И хорошей жизнью царской.
Вот вечерняя заря,
Речь закончилась царя.
Королевичи сказали
Как один: «Мы и не знали,
Что появится одна
Тут принцесса, как из сна,
Что такая есть царевна,
Ангел Марьюшка Моревна.
Мы влюбились все в неё,
Сердце отдали своё.
Мы о ней лишь и мечтаем,
В жёны взять её желаем».
Слышав этот разговор,
Марья думала: «Вот вздор!
Не хочу быть с пареньками,
Вот с такими женишками,
Мне не надобно кровей
Иностранных королей».
И, надев своё колечко,
Быстро вышла на крылечко
В облике совсем другом:
Устрашающем и злом.
Женихи переглянулись,
Пошатнулись, встрепенулись
И сказали, что жена
Им уж больше не нужна,
Что их ждёт давно дорога.
Царь вскричал: «Побойтесь Бога!»
Те послушали совет,
И дела пошли нет-нет.
Было быстро на прощанье
Согласовано венчанье.
Только трёх девиц сумел
Царь сосватать, не у дел
Оставалась лишь царевна,
Дочка Марьюшка Моревна.
 
 
Вмиг печаль нашла царя.
Ничего не говоря,
Дочке младшей он в лицо
Поглядел, а та кольцо
Вновь с усилием стянула —
И заклятие минуло.
Марья снова начала
Быть такой, какой была.
 
 
Между делом три сестры,
Собираясь на пиры,
Платья долго примеряли,
Украшеньями сверкали.
 
 
Ну а младшая сестра
Молча думала: «Пора
Отыскать и мне супруга —
Собеседника и друга,
Чтоб характером был смел,
Не чурался ратных дел,
Чтобы мягок был душою,
Не обижен красотою,
Чтобы видно по уму,
Что не занимать ему.
Ах, не выдержу я боле».
Марья мыслила: «На воле
Лучше быть!» И вот одна,
Не ложившись допоздна,
Не смыкая ясны очи,
Дождалася тёмной ночи,
Помолилась у икон
И бежала тайно вон.
Ну а утром стала стража
Голосить: «У нас пропажа!»
Огорчению отца
Нет начала, нет конца.
 
 
Ну а Марьюшка в низинке
Уж гуляет по тропинке.
В небе солнышко горит
И тропинку золотит.
Ветерок прохладный дует
И ворчливо негодует:
«Надоело мне летать,
Тихо тучки собирать,
Небо синее лелеять,
Будто птица, плавно реять.
Разгуляться б широко,
Разогнаться бы легко».
Он сказал и стал царапать
Небо бедное, и капать
Начал дождик. И стеной
Град пошёл, поднялся вой.
Марья громко застонала
От порывистого шквала
И промолвила потом
Чистым русским языком:
«Ветер, что же ты смеёшься,
Ураганом диким вьёшься?
Видно, весело тебе,
Но услышь меня в мольбе!
Успокойся, что резвиться?
Пробил час остановиться.
Ты работал уж полдня,
Не губи, прошу, меня!»
 
 
Но не слушал ветер вольный
И бежал себе, довольный.
Марья вмиг занемогла,
Ослабела, и легла,
И закрылась вмиг руками,
Смотрит ввысь: под облаками,
Как мальчишка озорной,
Сокол кружит молодой
С опереньем пышным, пёстрым,
С грудкой белой, с клювом острым,
С изумрудами в глазах,
В семь аршин крыла размах,
С богатырскою спиною,
С шеей крепкой и крутою.
Словно глыба средь песка,
Виден он издалека.
 
 
Неба страж невозмутимый,
Великан, судьбой хранимый,
До царевны долетел
И на землю рядом сел,
Марьюшку закрыл собою,
Лапой взял её одною,
Громогласно прокричал,
Головою покачал,
Грозно замахал крылами
И вспарил над облаками.
 
 
Вот проходит день, второй,
Третий день пошёл, герой,
Как корабль в море чистом,
Мчится вдаль в порыве быстром.
Мимо солнечных лучей,
Мимо пасмурных ночей,
Вдоль большого океана,
В свете дня и в мгле тумана,
Между небом и землёй
Путь прокладывает свой.
 
 
К солнца третьему заходу
Сокол уж не видел воду,
Он оставил моря плеск,
Шёпот волн и солнца блеск.
Мимо гор летел высоких,
Необъятных и широких,
На горе стоял одной
Дом дубовый и большой,
С дверью ярко-золотистой,
С крышей светло-серебристой.
Сокол рядом с домом сел,
Крыльями взмахнул – взлетел,
Мелкой точкой растворился
В облаках и вскоре скрылся.
В дом сей Марьюшка вошла,
Всё там быстро прибрала,
Стены дочиста помыла,
Пыль протёрла, стол накрыла,
Стала ждать, но скучно ей,
С каждым часом всё скучней.
 
 
Возле дома сад цветистый,
А за садом лес ветвистый.
Любопытства не смогла
Обуздать да и пошла
Марьюшка в тот лес дремучий,
Лес еловый, лес колючий.
 
 
Вот и сумрак наступил,
Солнце из последних сил
Красным светом догорело,
Успокоилось и село.
Изгнан день невинный прочь,
Гордо воцарилась ночь.
 
 
Марья сильно заблудилась,
Потерялась, спохватилась,
Дом пыталась отыскать,
Но петляла вбок и вспять.
Вот уже она устала,
Вдруг полянку увидала,
Осмотрелась: сто еле́й
Гордо высятся пред ней.
«Эх, волнительно, однако.
Чур меня от злого знака! —
Марья думала. – Туда
Не зайду я никогда».
 
 
Ветки рядом хруст раздался,
К Марье тихо волк подкрался,
Да потрёпанный, больной.
«Что случилось, друг, с тобой?» —
Задала вопрос царевна
Непритворно и душевно.
Серый волк ответил ей
На наречии людей:
«Ох, в лесу живётся скверно,
Зло тут царствует безмерно.
Здесь я прожил много лет,
Отродясь покоя нет.
Леший в глушь всё время манит,
Водяной под воду тянет.
Только пустишься в бега,
Так найдёт тебя Яга.
Шкуру рвёт Кощей в потеху,
Что не напасёшься меху,
А кикимора сама
Уж давно сошла с ума,
Всё с русалками смеётся,
Мухоморами плюётся,
Баламутит топь давно,
Лишь несчастие одно.
Но, царевна, не пугайся,
Не горюй, не сомневайся,
Становись подругой мне —
Буду верен я тебе».
 
 
Марья с волком подружилась,
Вместе с ним она пустилась
Вокруг леса обходной
Скрытой маленькой тропой.
Вышла из лесу на поле.
«Всё, не выдержу так боле, —
Марья молвила. – Меня
Силы бросили. Три дня
Ничего ведь я не ела
И заметно ослабела».
 
 
Волк промолвил: «Полезай
Мне на спину, отдыхай.
Довезу тебя, ей-ей,
Так останешься целей».
 
 
Миновали дни и ночи,
Сил идти уже нет мочи.
Марья смотрит в облака,
Видит: вновь издалека
Сокол мчится к ним задорный,
Быстрый, ловкий и проворный.
Марью лапой он одной
Взял, а волка взял другой,
Грозно замахал крылами,
Воспарив над облаками.
 
 
Всех доставил ко дворцу,
Отдал Марьюшку отцу,
В паренька оборотился
Да и свататься решился.
Как всегда бывало встарь,
Быстро дал согласье царь.
 
 
Обвенчалась вмиг царевна,
Дочка Марьюшка Моревна.
Волк прислуживать ей стал,
А мне сказку рассказал.