Истинность. Сравнение несравнимого

© Владимир Иванович Нефёдов, 2024

ISBN 978-5-0062-8030-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

На фото: автор

Стихи

Правда

 
Голая правда в мистической тьме,
Часто стоит – босиком на земле.
Пепельным цветом неистовых струй,
Дождик холодный ей шлёт поцелуй.
 
 
Холодом ветер за горло берёт,
Зла предъявляя фальшивый расчёт,
Правда дрожит в богомольной ночи,
Страх ей внушают всегда трепачи.
 
 
Ей бы одежду из нравственных дум,
Чтоб прекратить неестественный глум,
Тайной природы безумных людей,
Тех, что куражатся часто над ней!
 
 
Вяло встаёт прокурорский редут,
В час когда правду на плаху ведут
И не отмыться потом никогда,
Тем к кому правда придёт – как беда!..
 

Одиозность

 
Как много тех кого мы любим,
Как мало тех кто любит нас.
Счастливых много в жизни судеб,
Несчастных больше в сотни раз.
 
 
Мы то и дело лезем в дамки,
А голосами рвём кадык.
Так из чего отлиты рамки,
Запретов, кто к ним так привык?
 
 
Конечно, есть всегда плохие.
А может это сами мы?
Кавычки ставим, где лихие,
Не меценаты по крови.
 
 
А что мы можем передёрнуть?
Туза из той колоды карт?
Что раздавали мы синхронно,
Когда приходит к нам азарт!
 
 
Вот только девушки не карты,
А мужики не шулера.
Какие могут быть стандарты.
Когда любовь, как бог одна!
 
 
За откровенность – откровенность,
За одиозность – неприязнь,
А там придёт на вечно верность,
Найдя утраченный Грааль.
 
 
Любви подвержены все люди.
Взаимность есть – сама любовь!
Зачем же мы погрязли в блуде,
Об этом знает лишь Господь!
 
 
Переиначить невозможно,
Всё то, чем мы сейчас живём.
Не судьи мы – судить безбожно!
Час, часу вовсе неровён!!!
 
 
Как много тех кого мы любим,
Как мало тех кто любит нас.
Счастливых много в жизни судеб,
Несчастных больше в сотни раз.
 

А где господь вообще живёт

 
А где Господь вообще живёт?
Он что консенсус лиц?
За что ему такой почёт
И воплощенье ниц?
 
 
Зачем всегда, везде кресты,
В его бытуют честь?
Он злодеяние молвы,
Иль фамильярно лесть?
 
 
Один там что-то написал.
Другой вдруг подхватил.
Как будто праведный кинжал,
Лишил всех мыслей сил.
 
 
И, вот возник библейский сказ,
Про это бытиё.
Господский вывели наказ,
Чернилами, и всё!
 
 
Постскриптум всё-таки возник!
Припиской кое-где.
Мол был там где-то ученик,
На праведной звезде!
 
 
Над Вифлеемом что взошла
И воплотился сын!
Как некий образ, что всегда,
Являл простолюдин.
 
 
Потом возникла сразу смерть,
Чтоб ужаснуть народ!
Всё поглотила неба твердь,
Таков всего исход.
 
 
Теперь суют всегда под нос:
Что сгинешь так и ты!
Как будто рай и ад всерьёз,
Несут свои черты!
 

А рассвет гусиной кожей

 
А рассвет гусиной кожей
Прижимается к теплу.
Утро ждёт ещё в прихожей,
Чтоб прийтись здесь ко двору.
 
 
Розоватый отблеск неба
Отражается в воде.
Лунный горб краюхой хлеба
Тонет, будто бы в вине.
 
 
Тени как остатки ночи,
Меж собой переплелись,
Образуя странный почерк,
Что наносит ветра кисть.
 
 
Солнце красное восходит,
Освещая жадно даль.
Всех ведёт восход к свободе
И, сияет как медаль!
 

Беда

 
Финал! Окончено веселье.
Салат обглодан. Вопреки,
наивны бабы, мужики.
Пройдусь, не покупая зелье.
Возможно что-то здесь не так,
Гулянье друг, а может враг!?
И то, и то сплошной бардак!
 
 
Беда наверно проповедник,
Который за руки берёт и от
себя к себе ведёт.
Беда жиган, беда священник.
Из веры черпает мольбу
и усыпив тебя. К утру,
уходит так и не одев чадру.
 
 
Как снизойти на трон былого?
А время мысленно летит..,
Как взгляд который леденит.
Уже наверно пол шестого.
Мне не принять наивность никогда,
Да и не в этом вся беда,
Ведь годы жизни ерунда.
 
 
Пройдусь. Минутная здесь гамма.
Опять беда следит за мной
и ветра слышен нотный вой.
Он гонит дождь. Любви ни грамма.
И отступать теперь боюсь,
Возможно снова я вернусь,
но никогда уж не проснусь…
 

В избе

 
Как иллюзорно свет играя,
Краснел помадой на губах,
От края бегая до края,
Улыбкой дерзости впотьмах.
 
 
Огни видать белёной печки,
Затвор спокойно пропускал.
Плиты чугунные насечки,
Углём дарили свой оскал.
 
 
Скрип в тишину влезал тихонько,
Мехами вольности пыхтя.
Быт по полам стелился тонко,
Как шорох мелкого дождя.
 
 
Глядела сущностью икона,
Как лик невидимой судьбы.
Со своего мирского трона,
Во тьму бревенчатой избы.
 

В перепачканном осенью платье

 
В перепачканном осенью платье,
Лик берёзы понуро стоит.
Только ветра благие объятья,
Чуть меняют берёзовый вид.
 
 
То причёску собьют, то разгладят,
То вдруг платья кусочки сорвут,
То лицо в разноцветной помаде,
Перекосят на двадцать секунд.
 
 
Как стилист ветер вовсе неважен
И какой из него кутюрье!?
Он всегда в бесконечном вояже,
Блудит словно распутный месье!
 

Визит

 
По циферблату стрелок шелест,
Полз непосредственно к утру
И свет дневной примерно через,
Минут пятнадцать снял хандру.
 
 
Вес проскрипел по половицам.
Ладонь в ладонь сама легла.
Халат шурша лазурным ситцем,
Скользнул по краешку бедра.
 
 
Всё опостылело похоже.
Взял ситуацию визит.
Объятья распахнуло ложе.
Исчезла пагубность обид.
 
 
Металось солнце за окошком,
Пытаясь ткань раздвинуть штор.
Тень на полу легла горошком,
Соткав бесформенный узор.
 

Влечёт любви святое чувство

 
Влечёт любви святое чувство,
За гранью божьего искусства.
Не совладать ведь с ним порой,
Уже проверенной игрой.
 
 
Хоть там всё вызвано вертепом,
Но не смрадит житейским склепом,
В котором место лишь двоим,
Где каждый образ заменим.
 
 
Пускай согрета простынь телом,
В своём сознаньи обалделом.
Как над огнём твой котелок,
Который не содержит прок.
 
 
Зато вода спокойно льётся,
Как шерсть руками, что прядётся.
И умирать не надо нам,
Пока мы слышим шум и гам!
 

Расплох

Вот перекрашенный сюжет, в любом отрезке наших лет…

 
Звук разлетелся пагубной картечью,
По гамме разнополых люстр.
Притушенные лампы словно свечи,
Будили ноту сжатых чувств.
 
 
Каскадом распадалась монолитность,
Бубеня трелями звонка.
Передавая быту беззащитность,
Уколом святости рожна.
 
 
Менялась продолжительность минуты,
Диапазоном от часов.
Легла палитра разности – дебютом,
От всех недельных четвергов.
 
 
Сюжеты жизни – музыка загадок
И нотный стан для мудреца.
От сквозняка иконная лампада,
Преображала взгляд творца…
 

Гнетёт пространственно удушье

 
Гнетёт пространственно удушье,
Тяжёлый воздух очень сыр
И листьев спутанные рюши,
Висят как мокрый кашемир.
 
 
Пусть встречи связаны дождями.
На фоне их не видно слёз.
И расставания краями,
Не достигают первых звёзд.
 
 
Как романтично и волшебно,
Знакомство под капель дождя.
Пусть будет слякоть ежедневно,
Но будет пусть любви стезя.
 
 
Я помню тот промозглый вечер,
Как мы сидели под зонтом.
Я обнимал тебя за плечи,
Болтали мы о том, о сём.
 
 
Ты появилась неоткуда,
Потом пропала в никуда.
Такое было с нами чудо,
Но вот увы без волшебства.
 

Дни

 
Зачем вторгался день вчерашний,
Сам утвердившись как печать?
Под резолюцией не нашей,
Испортив только жизни гладь!
 
 
Тягучий воздух безнадёги,
Перемешавшись с ним, возник,
Как скоротечные итоги,
Сломав текущий позитив.
 
 
А не приди он, что бы было?
Представить даже нелегко.
Возможно времени мерило,
Ушло бы в землю глубоко.
 
 
Потом и месяцы, и годы,
По перспективе не пришли,
Не стало бы самой природы,
Откуда дни рекой текли.
 
 
Пускай приходят дни любые:
На позитиве или без,
Злосчастные и роковые.
Ведь их Господь нам шлёт с небес!
 

Жизнь мне казалось просто серой

 
Жизнь мне казалось просто серой,
Пока в неё ты не вошла
И не нужны теперь примеры,
Ушла запретов кабала.
 
 
Соблазн играет в кошки-мышки,
Ментальный образ полоща.
Лучи в трюмо от фотовспышки,
Чуть выше голого плеча.
 
 
Не фотографии прельщали,
А натуральный только вид.
Невинна молодость в печали,
Да и плюёт она на стыд.
 
 
Зато тоска совсем пропала,
Исчезли пасмурные дни
И вместо грозного оскала,
Улыбки солнышко твои!
 

Зимние холсты

 
Всю ночь зима вчера старалась,
Ткала белёсые холсты.
Была невинна это шалость.
Белело всё за три версты!
 
 
Холсты наверное сшивались,
Ещё каким нибудь портным.
Мороз гулял по этой дали,
Пушась, как чуть заметный дым.
 
 
Сверкала льдом вода из лужиц,
Прожилки пряча из листвы.
Зима пришла без явной стужи,
Соткать пушистые холсты.
 

Зимний вечер

 
Всё было на исходе дня,
Зима явилась в белом.
Краснел листок календаря.
Заря закатом млела.
 
 
Висел на люстре светом грех,
Хрустального металла.
А за стеклом метался снег,
Зима его роняла.
 
 
И глядя в серый потолок,
Мечты из сна сбывались.
На циферблат глядел листок,
Внушая музам зависть.
 
 
Минуты стрелками ползли,
Была на то причина.
Все звенья замкнутой цепи,
Сплетались воедино.
 
 
Всё было на исходе дня,
Зима явилась в белом.
Краснел листок календаря.
Заря закатом млела.
 

К реке, снег медленно спускался

 
К реке, снег медленно спускался,
Дугу чертя в обводе дня.
А ветер стих при смене галса,
Постель из облака стеля.
 
 
Шипел слегка подмёрзший берег.
Студёной виделась вода.
Кусок бревна – блестя как череп,
Лежал костлявостью перста.
 
 
Река синела акварелью.
Играла рябь волной морщин.
Тянулось сверху ожерелье,
Из серовато-белых льдин.
 
 
Весна вокруг сырьём висела,
С короной солнца на челе.
Куски зимы валялись прело.
Март почивал в календаре.
 

Круговорот

 
Его ты встретишь в воскресенье
И поведёшь к себе домой,
Поднять чтоб снова настроение.
Представишь, что он твой герой!?
 
 
Вы безусловно отдохнёте,
Вино иль водочку цедя,
Потом в безудержном полёте,
Немного правда погодя.
 
 
И он тебя, как сноб завалит,
Своим грехом в твои войдёт.
Пройдёт безудержность печали.
Тебя блаженство заберёт.
 
 
Ему откажешь ты? Едва ли!
Да не сумеешь отказать!
Ведь ты пружина не из стали.
А в воскресенье всё опять…
 
 
Как пить дать, снова повторится
И потёчёт круговорот,
В котором женщина не птица.
Скорей всего наоборот!