ЧАСТЬ 2
ГЛАВНОЕ – СУДЬБА ДЕРЖАВЫ
ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ
Критики Горбачева утверждали, что он не имел четкого и ясного плана действий. Да неужели? Чепуха, имел! Только боялся его обнародовать, был вынужден напускать туман, маневрировать, притворяться, будто не желает «загонять жизнь в кабинетные схемы». И, только оказавшись не у дел, лишившись президентства, Горбачев признал, что перестройка преследовала цель изменить существовавший строй. Скажи он об этом раньше, его сразу выгнали бы из Политбюро ЦК и судили за измену Родине по 64-й статье Уголовного кодекса, предусматривающей высшую меру наказания. К сожалению, в партии и государстве слишком поздно разглядели в действиях Горбачева подвох и предательство.
Едва вступив в должность генсека, Горбачев произнес доклад по случаю 40-летия Великой Победы над Германией. На удивление всем, докладчик упомянул о большом вкладе в разгром гитлеровцев Верховного главнокомандующего И. В. Сталина. Зал разразился бурными аплодисментами. Горбачев, видимо, сам испугался просталинских чувств аудитории – ведь впервые за долгие годы официально, с самой высокой трибуны Сталин был упомянут с положительной стороны. Кстати, в докладе упоминались еще две фамилии – маршала Жукова и солдата-героя Матросова, закрывшего своим телом вражескую амбразуру. Внимательные наблюдатели, однако, заметили, что уже в докладе на XXVII съезде КПСС Горбачев мимоходом упомянул о продвижении рыночных отношений в экономику. Весьма отчетливо контрреволюционная программа Горбачева раскрылась в докладе по случаю 70-летия Октябрьской революции. В нем содержались тезисы для атак «демократов» на социалистический строй.
Как же так получилось, что наша интеллектуальная элита с энтузиазмом откликнулась на горбачевские призывы? К началу перестройки советская общественная наука, писатели, деятели культуры и искусства переживали глубокий «застой», их невостребованная энергия искала выхода. Хоть какого-нибудь! Главному идеологу брежневского ЦК Суслову, конечно, спасибо за то, что он держал в ежовых рукавицах идеологические порывы наших философов и их коллег в братских странах, пресекал малейшие попытки «обновить социализм». Может быть, ему больше, чем всем генсекам, мы обязаны за единство, монолитность и сплоченность соцлагеря. Однако работа наших идеологов часто характеризовалась бездельем и апатией. И вполне естественно, что когда горбачевщина бросила им сталинские кости, они бросились их рвать, как голодные собаки. Сколько же умов, высокообразованных и не очень, участвовало в пустопорожней дискуссии о «белых пятнах» истории! Ведь предстояло переосмыслить и переоценить все семьдесят с лишним лет после Октября. А как обрадовались эстрадные шутники и конферансье свежей пище, хотя она пахла мертвечиной! Интеллектуалы оказались при деле и были довольны. Когда прозрели, то поняли, что лишились государственных дотаций на науку, музеи, театры, кинематограф, на газеты с их соблазнительной гласностью. Наиболее жесткая критика в адрес Горбачева прозвучала на пленумах ЦК, затем на XXVIII съезде КПСС и на I учредительном съезде Компартии России. Раздавалась критика и раньше, но было видно, что партийные и государственные лидеры не реагируют на нее, а только хвастают гласностью и демократией, существовавшими в разрешенных рамках. Дарованный сверху плюрализм оказался для генсека весьма удобной штукой. Во-первых, он позволял беспрепятственно создавать «неформалов» вплоть до антикоммунистических «народных фронтов». Во-вторых, игнорировать любую критику в адрес вождя партии. Критикуй, кричи на всю ивановскую, ты выражаешь свою точку зрения, а я – свою. Стенограммы последних пленумов ЦК и съездов КПСС убедительно свидетельствуют о том, что генсек Горбачев не отвечал ни на одно конкретное критическое замечание, упражнялся в пространных выступлениях, часто на абстрактную тему.
Терпение коммунистов лопнуло на втором этапе учредительного съезда Компартии России. Он проходил в сентябре 1990 года. В президиуме сидел хмурый и неулыбчивый генсек. Он не выдавил из себя даже пары приветственных слов по торжественному случаю – а ведь впервые была создана партийная структура РСФСР. Все республики Союза имели свои самостоятельные компартии, а Россия – нет. После того как съезд закончился, Горбачев попытался взять реванш: пригласил на встречу-беседу с ним всех желающих участников съезда. Он рассчитывал, что придут только его сторонники, и он сможет дать волю чувствам. Но несогласные с его курсом свистели, сыпались оскорбительные выкрики. В конце концов генсек заявил участникам встречи, что он дистанцируется от «вашего» съезда и что политика перехода к рыночным отношениям будет проводиться, несмотря ни на какое противодействие.
Не сумев воспрепятствовать возрождению Компартии России, генсек шантажировал ее руководителей, отказывая в финансовых средствах и помещениях для работы. Из-за его противодействия газета «Советская Россия» долго не получала статуса органа Компартии РСФСР, не могла пропагандировать решения учредительного съезда. Вот что, например, говорил один из делегатов съезда, фрезеровщик станкостроительного завода города Тюмени о рыночных отношениях: «Противоречивое мнение вызывает эта идея. Если раньше все дороги вели к коммунизму, то сейчас – к рынку. Коли на одном полюсе рай, а на другом – нищета, такой рынок нам не нужен. Есть товарищи среди наших знакомых, которые за год сколачивают тысячное состояние и гордятся этим. Среди тех людей, которые под эгидой ЦК комсомола зарабатывают такое состояние, считается плохим тоном, если владелец видеотеки за год не скопил 100 тысяч рублей… Должен заметить, что в рабочих коллективах все чаще звучит призыв: “Вернуть страну к 1985 году!” Люди помнят, что было, и видят, что творится сейчас».
О необходимости кадровой работы в партии говорил секретарь райкома из Мордовской АССР. Он резко осуждал злопыхательство журналистской братии из стана «демпрессы»: «По части клеветы на партию и пройденный ею путь они перещеголяли даже зарубежные “голоса”… Очень хотелось бы, чтобы в состав партийных органов не проникали демагоги, крикуны, болтуны, карьеристы всех мастей, которые сумеют, прикрываясь партбилетом (а они ставят такую цель), развалить партию изнутри. Таких надо выявлять и гнать из рядов нашей партии. Кстати, они же проводят работу, направленную на ликвидацию партийных комитетов в производственных коллективах».
На мой взгляд, самую большую вину нужно вменить Сталину и самую суровую кару он должен нести вот за что. Он создал могучее государство, победил немцев и японцев, на чем споткнулись цари, а создать систему, гарантирующую избрание преемника-коммуниста, не смог. Ведь на посту генсека ЦК, главы нашего государства должен быть человек, не на словах, а на деле преданный социализму. Похоже, Сталин думал об этом, но не хватило времени. На последнем при его жизни ХIХ съезде партии он ликвидировал узкое Политбюро, создал расширенный Президиум, но не успел довести идею до конца. Результат – у руля государства встал Никита Хрущев, растоптавший в борьбе за власть имя Сталина и многие его добрые дела.
Брежневско-сусловское руководство также не придумало системы селекции лидера. Горбачев избирался генсеком по старинке – сначала узким кругом членов Политбюро, затем получил автоматическое одобрение нескольких сотен членов ЦК, которые собрались в спешке и на пленуме безмолвствовали. От этого выбора, как покажет время, зависело очень многое: сохранится ли социализм в нашей стране или произойдет его ревизия, возрождение буржуазного строя и капиталистической экономики. Вопрос стоял, пожалуй, гораздо шире: неужели человечество с избранием Горбачева теряло последний шанс пойти по пути установления в мире общественного строя, где царствовала бы социальная справедливость, где не было бы места животным страстям выживания сильных за счет слабых?
Кто подбросил нам антисоветский выбор? Среди голосовавших за горбачевский курс на апрельском пленуме ЦК 1985 года были скрытые перевертыши, в душе диссиденты, но с партбилетом в кармане, потомки раскулаченных и репрессированных. И снова можно предъявить претензии Сталину. Не слишком ли самоуверенным был «великий вождь», не просчитался ли, когда уверенно говорил, что «сын за отца не ответчик», и думал перековать всех юношей и девушек в верных коммунистов? Самодовольство, головокружение от успехов затмило ему ум, когда он стыдил коммунистов за тревожные мысли при принятии Конституции 1936 года. Они предлагали не торопиться, не предоставлять пока избирательные права «лишенцам», бывшим белогвардейцам и священникам. Дорогой товарищ Сталин, спустя тридцать лет после твоей смерти «перестроился» всевидящий КГБ, и в первую очередь его руководство. Никто не удосужился заглянуть в автобиографию Михаила Сергеевича. Никто не догадался заставить кандидата в генсеки заполнить анкету как положено при поступлении на новую работу.
Он обманул нас, прикинувшись кристально чистым большевиком, до мозга костей преданным идеалам коммунизма. Уверял, что его жизнь прозрачна как стеклышко. И лишь на шестом году перестройки, в ноябре 1990 года, он разоткровенничался и признал, что рос в семье «врага народа». Оба его деда до революции были крестьянами-середняками. При советской власти один дед был репрессирован и сослан на лесозаготовки за невыполнение плана посева. Другой – организатор колхозов – тоже проштрафился и угодил в тюрьму. Разумеется, Горбачев попытался изобразить их невинно пострадавшими. Но разве не известно, что страна тогда жила по строгим законам и карала за малейшие нарушения: за украденный сноп ржи, за увиливание от лесозаготовок, за клевету на руководителей государства.
Выходит, отнюдь не в силу высших теоретических предпосылок Горбачев воспылал ненавистью к Сталину и коллективизации. Получается, что он сводил счеты за дедов. Его примеру последовали многие. Даже убежденный коммунист Егор Лигачев на знаменитой ХIХ партконференции (он тогда был вторым лицом в государстве) публично с трибуны вспомнил о своих репрессированных родственниках. Что уж говорить о генерале Волкогонове, журналисте Лацисе, писателе Солоухине и многих других «демократах», которые писали злобные пасквили на советскую власть, на коммунистов и в особенности на Сталина, отмечая, что сами они происходят из семей, которые пострадали от прежнего режима. Но где гарантия их беспристрастности, того, что ими не движет чувство мести и желание свести счеты?
Итогом политики Горбачева стали не только изменение сути нашего бытия, не только успешная тайная операция, о подробностях которой узнают наши правнуки. Мы теперь дорого расплачиваемся за нашу беспечность, за привычку жить и поступать на авось, за обывательство и разгильдяйство. Это результат элементарной потери бдительности.
ПРИВОДНЫЕ РЕМНИ
Нынешнее поколение едва ли видело токарные станки, приводимые в движение с помощью широких кожаных ремней. А мы, школьники 30-х годов, проходили «производственное обучение» на таких станках. Их установили в подвальном помещении благодаря шефству над школой завода «Красный пролетарий». Директор школы Пролыгин, бывший рабочий этого завода, лично вел уроки, запускал станок, переключал шкивы, вставлял патрон, резец и обтачивал деталь. Он не разрешал нам подходить к станку ближе чем на метр. Говорил, что приводные ремни старые, могут порваться и ненароком поранить. И хотя современные станки оборудованы автоматами пуска и переключения скоростей, приводные ремни не исчезли из нашей жизни. Они лишь называются иначе – скажем, ремень водяной помпы у мотора, ремень кинопроектора, ремень стиральной машины и так далее. Интересно, что средства массовой информации называли «приводными ремнями партии» и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе. В журналистике, как, впрочем, и в других творческих профессиях, сохранялась функция передачи идей и мыслей от ведущей силы к ведомой.
Всем народам, а нам в особенности, нужен плюрализм мнений. Не ради показухи, а ради дела. Ради трезвого и глубокого сопоставления разных точек зрения, отсеивания малоэффективных предложений, выбора оптимальной идеи. К этому призывал даже Сталин во время дискуссии о языкознании. Но перестроечная пресса времен Горбачева не допускала инакомыслия. О том, что существуют несогласные, возмущенные ходом перестройки, из публикаций «демпрессы» можно было догадаться в редких случаях. Мне возразят: разве известное письмо Нины Андреевой, напечатанное в «Советской России», не свидетельствует о плюрализме? Никоим образом. Как раз подтверждает мою мысль. Оно появилось в одной, пусть и популярной газете, но зато вся «демпресса» и, что особенно странно, орган ЦК «Правда» 3 апреля 1987 года по указке Горбачева развернули широкую кампанию травли ленинградской преподавательницы. Сам «серый кардинал» Суслов наверняка позавидовал бы настырности и изощренности, с какими проводилась эта кампания, или, напротив, гордился воспитанными им самим кадрами пропагандистов. Как бы там ни было, но Андреева была использована как пугало, а ее имя стало нарицательным. Перестройщики первыми приклеили ей оскорбительный ярлык «догматика», «врага перестройки», хотя сами кричали оппонентам: «Не приклеивайте ярлыки!»
Руководящий перст перестроечного ЦК легко прослеживался в действиях прессы и, разумеется, радио и телевидения. Внимательный наблюдатель мог легко прийти к выводу, что прессой по-прежнему руководят из одного центра, раскрыв только две газеты – «Правду» и «Известия» за 1 января 1988 года. Обе ведущие газеты напечатали резкие статьи с осуждением «казарменного социализма». Статьи были написаны зло, в духе разгромного фельетона. Ничего себе развлекательное чтиво преподнесли они на Новый год! В эти праздничные дни во всем мире и у нас тоже печатаются веселые святочные рассказы, сказки, оптимистические стихи, сопровождаемые радостными картинками. На этот раз в духе добрых сусловских традиций обе центральные газеты обозначили свой курс на новый год. Сами придумали? Как бы не так. Перестройщики руководствовались антисталинским докладом, произнесенным Горбачевым по случаю 70-летия Октября в ноябре 1987 года. Коротичи и адамовичи моментально отреагировали на сигнал и стали разрабатывать тему «белых пятен» нашей истории, заливая их грязью.
Роли были строго распределены. Одни в стиле желтой бульварной прессы оплевывали коммунизм, другие, как «Известия», терпеливо, из дня в день обкатывали сначала идею «терпимости к чужому мнению» (считай – диссидентскому), затем проблему «плюрализма», а в конце концов – философию «конструктивной оппозиции». «Правда» сосредоточилась на публикации целых полос, посвященных советскому периоду. Она приглашала ведущих «марксистов» показать, каким плохим был Сталин, отступник от ленинского «завещания». В некоторых соцстранах быстро разглядели, какие из московских изданий идут в русле антикоммунизма: в ГДР и на Кубе запретили распространение «Московских новостей» и «Нового времени», печатавшихся на иностранных языках.
Большинство рядовых журналистов поверили в столь привлекательные лозунги, как свобода слова, свобода печати и плюрализм. В армии журналистов есть совсем немного генералов‑полит-обозревателей, глядящих в рот главнокомандующему, редактору газеты. Остальная масса – солдатская, вечно на побегушках. Недаром говорят: журналиста ноги кормят. Посылают брать интервью у прохожих на площади или в кабинетах у видных людей. Словоохотливые перестройщики Собчак, Шахрай, Бунич, Старовойтова, Якунин и Ко. всегда соглашались дать интервью.
Напрасно думают, что журналист – человек семи пядей во лбу. На самом деле он ловкий верхогляд и дилетант. Он обязан писать на любую тему, ибо редакция не в состоянии держать огромный штат, иметь специалистов-знатоков на все случаи жизни. Но журналист должен обладать особой интуицией: уметь выхватить из потока информации важную крупицу. И еще его специфическое качество – это умение вообразить, домыслить в пределах правдоподобия. Это умение достигается с годами. Однако большинство журналистов молоды и неопытны. Этим объясняется поверхностное освещение событий в газетах.
В моей «Комсомолке» трудилось всего шесть сотрудников, писавших о международном положении. Приходилось быть «мастером на все руки». Помню, меня вызвал Аджубей и сказал:
– Садись и срочно в номер пиши о провокации в Лондоне. Слышал о рекордсменке Нине Пономаревой? Ее обвинили в ерунде: будто бы она украла шляпку в магазине. Есть шанс повозмущаться рыцарями холодной войны. Давай, действуй!
– Бегу!
К счастью, мне, по образованию «англосаксу», были хорошо знакомы политика Англии, нравы и обычаи англичан, а также Оксфорд-стрит в Лондоне, где случилось происшествие. Писалось поэтому легко. Но в другой раз Аджубей распорядился:
– В Венгрии контрреволюционеры подняли мятеж. Не слышал? Конечно нет. Пока об этом в редакции знают я и ты. Садись, пиши строк двести. В твоем распоряжении два часа. Возможно, за это время что-то передаст ТАСС. Я приказал сразу принести тебе. Действуй!
Вскоре мне пришлось писать передовую о новой конституции… Народного Китая. Мне думалось, что с переходом в «Известия» я смогу сконцентрировать внимание на английских проблемах. Газета имела два полнокровных международных отдела, солидный штат сотрудников.
Увы, мне, только что вернувшемуся из Англии корреспонденту, поручили писать о предстоящих выборах в… Бразилии, затем о… западноберлинском урегулировании. Стоит ли ругать журналистов за отсутствие компетентности и профессионализма при такой системе работы.
Правда, нас выручал МИД. Мы регулярно посылали в его отдел печати свои материалы для консультации и страховки от политических и фактических ошибок. Очень часто товарищи-дипломаты помогали нам избежать обыкновенных глупостей, допущенных в спешке, неточных названий. «Известия» считались правительственным официозом, и каждая строчка в этой газете внимательно прочитывалась во всех посольствах в Москве. Перестройщики же объявили, что отдел печати МИД является жесткой тоталитарной цензурой. Могу заверить, что подобного рода консультации осуществляются и в западных странах. Они отличаются лишь каналами связи, уровнем консультантов. Любой журналист без компетентных консультаций и проверенной информации обречен на неудачу и на поверхностное толкование событий.
Увы, перестроечные международники игнорировали эти элементарные правила и часто попадали впросак. Им вскружила голову эйфория свободы и независимости. Как ни горько в этом признаться, но абсолютной свободы не существует в природе. Даже диктатор из диктаторов Иосиф Сталин не был свободным и независимым в своих действиях. То отступал под напором крестьян, не желавших вступать в колхоз, то подписывал договор о дружбе с заклятым врагом Гитлером. Хитрецы английские политиканы, дабы подсластить горький вкус понятия «зависимость», выдумали весьма приятный термин «взаимозависимость». Получилось довольно забавно: зависят друг от друга редактор и рядовой журналист, метрополия и провинция, империя и колония. В самом деле, разве нет взаимозависимости между львом и антилопой? Но это шутки. А в жизни есть «ведущие» и «ведомые». У стаи журавлей, улетающих на юг, у эскадрильи бомбардировщиков, у «восьмерки» гребцов на лодочных соревнованиях, у политических партий, у государства. Важно, чтобы ведомые доверяли своему рулевому, считали его курс правильным.
Первые шаги рыночной экономики показали, что газеты, которые наиболее рьяно ратовали за нее, стали ее первыми жертвами. Неудивительно, ибо там, «за бугром», нет независимых газет. Мы же отлично знаем и восхищаемся, что капиталист зря денег не тратит. Если газета не приносит дохода, зачем она нужна капиталисту? «За бугром» подсчитано, что до 60 процентов доходов газеты составляют поступления от публикуемых рекламных объявлений. Естественно, что капиталист, которого коммунисты призывают ликвидировать как класс, не поместит свою рекламу в коммунистической газете. Я часто видел в разных странах тонкие многотиражки, издаваемые коммунистами. Их продавали не в киосках, а на углах улиц бойкие парнишки, видимо, отпрыски коммунистов или симпатизирующих им. Незавидная судьба ждала центральную «Правду», которая сама себе вырыла могилу, способствуя ликвидации КПСС, «Комсомолку», с ухмылкой радовавшуюся роспуску ВЛКСМ, да и «независимую народную» газету «Известия», лишившуюся опоры в лице Верховного Совета СССР. Правительство «демократов» не скрывало намерений поддерживать «свою прессу», щедро выделяя ей дотации. Пожалуйста, господа «независимые» журналисты, служите на задних лапках и получите лакомый кусочек. Нисколько не циничное умозаключение. Это логика и реальность рыночных отношений.
Такие, как Коротич или Егор Яковлев, сделали большую карьеру благодаря перестройке. Они «приближали, как могли» победу «революции сверху». Дети ХХ съезда пожали обильные плоды. Правда, мне непонятно, прочему они не открыли свои объятия Алексею Аджубею. Возможно, потому, что он в своих публикациях слишком восторженно защищал и оправдывал деяния Никиты Хрущева на международной арене.
На его взгляд, непредсказуемость действий Хрущева в определенной степени пугала Запад. Печально, что никто из перестройщиков не вспомнил об открытии Хрущевым третьего мира и установлении сотрудничества с освободившимися от колониализма государствами Азии и Африки. Привлечение стран с многомиллионным населением на нашу сторону усиливало позиции СССР на мировой арене. Ради призрачных сиюминутных выгод перестройщики отказались от этого политического багажа. В этом отношении они сомкнулись со Сталиным, который тоже не признавал ни Дели, ни Каир. Лидеры нарождавшихся независимых государств казались ему колониальными марионетками. А может, он лукавил, не желая тратить на них ни копейки, в отличие от Хрущева, отвалившего не один миллиард долларов то на стадион в Джакарте, то на Асуанскую плотину в Египте.
В условиях холодной войны международники не всегда находили эффективные методы, чтобы противостоять идеологическим противникам, но свою миссию выполняли честно и энергично. Иногда по праздникам я прикалываю на пиджак значок, купленный на толкучке в Измайловском парке. На нем написано: «Ветеран холодной войны». Эта война была начата не нами, велась с обеих сторон как всякая война, и были в ней свои рыцари и гвардейцы.