Tsitaadid raamatust «Дерсу Узала (сборник)», lehekülg 2

Этот дикарь был гораздо человеколюбивее, чем я. Забота о путнике!.. Отчего же у людей, живущих в городах, это хорошее чувство, это внимание к чужим интересам заглохло, а оно, несомненно, было ранее.

Все к лучшему в этом лучшем из миров.

В этот день погода стояла хотя пасмурная и туманная, но было душно и сильно парило. Я опасался дождя и спросил мнения Дерсу насчёт погоды. Он сказал, что сейчас состояние погоды такое, что «туман сам ещё не знает, превратиться ему в тучи или рассеяться». Сказал это он по-своему и опять назвал туман «люди». У него это вышло так, как будто туман рассуждал, превратиться ли ему в дождь или подождать немного.

Человек скоро забывает опасность. Едва она минует, сейчас же он начинает шутить.

- Моя слыхал, русские хунхузы тоже есть. Правда это али нет? - спросил

он, конфузясь.

- Правда, - отвечал я. - Только русские хунхузы ходят по одному, по два

человека и никогда не собираются такими большими шайками, как китайские.

Русское правительство не допускает до этого.

Я думал, что мое объяснение удовлетворило гольда, однако я заметил, что

мысли его были направлены в другую сторону.

- Как это? - рассуждал он вслух. - Царь есть, много всяких капитанов

есть, и хунхузы есть. У китайцев тоже так: царь есть, и хунхузы есть. Как

наша живи? Царя нету, капитанов нету и хунхузов нету.

Сначала мне показалось странным сопоставление - царь и хунхузы, но,

вникнув в смысл его слов, я понял ход его мысли. Раз происходит сортировка

людей по сословиям, то должны быть богатые и бедные, праздные и трудящиеся.

Раз их сортируют на честных и бесчестных, то преступный элемент отделяется,

ассоциируется и образует нечто вроде особой касты, по-китайски именуемой

хунхузами.

Из фанзы навстречу нам вышли два китайца. Они приняли мулов от людей, помогли нам раздеться и пригласили к себе в жилище. Более радушного приёма я нигде не встречал. У этих китайцев не было и тени раболепства - они просто были гостеприимны и караулили каждое наше желание. Впоследствии от староверов я слышал о них именно такие же отзывы. Где они теперь? Один из них был старик; быть может, его теперь нет в живых. Во всяком случае, у всех нас об этих людях сохранились самые хорошие воспоминания. Здесь было так хорошо и уютно, жизнь китайцев казалась такой тихой и мирной, что я решил остаться у них на днёвку. Вечером, сидя у жаровни с угольями, я пил чай с солёными лепёшками и расспрашивал старика о путях, ведущих на север.

...

Утром 4 августа мы стали собираться в путь. Китайцы не отпустили нас до тех пор, пока не накормили как следует. Мало того, они щедро снабдили нас на дорогу продовольствием. Я хотел было рассчитаться с ними, но они наотрез отказались от денег. Тогда я положил им деньги на стол. Они тихонько передали их стрелкам. Я тихонько положил деньги под посуду. Китайцы заметили это и, когда мы выходили из фанзы, побросали их под ноги мулам. Пришлось уступить и взять деньги обратно.

Я спросил, зачем он прогнал нерпу. Дерсу сказал, что она считала, сколько сюда, на берег, пришло людей. Человек может считать животных, но нерпа?! Это очень задевало его охотничье самолюбие.

Первое, что я сделал, — поблагодарил гольда за то, что он вовремя столкнул меня с плота. Дерсу смутился и стал говорить, что так и надо было, потому что если бы он соскочил, а я остался на плоту, то погиб бы наверное, а теперь мы все опять вместе. Он был прав, но тем не менее он рисковал жизнью ради того, чтобы не рисковал ею я.

Когда я пропускал

какой-нибудь ясный след, Дерсу подсмеивался надо мной, покачивал головой и

говорил:

- Гм! Все равно мальчик. Так ходи, головой качай. Глаза есть, посмотри не

могу, понимай нету. Верно - это люди в городе живи. Олень искай не надо;

кушай хочу - купи. Один сопка живи не могу - скоро пропади.

Кому приходится иметь дело с природой

и пользоваться дарами ее в сыром виде, надо быть в общении с ней даже тогда,

когда она не ласкает.