Иванов и Рабинович, или «Ай гоу ту Хайфа!»

Как нужно быть сентиментальным…

Сидели у Марксена Ивановича – пили чай с тортиком.

Старческая нищета квартиры была закамуфлирована спортивными облезлыми кубками, выцветшими вымпелами, выгоревшими грамотами и дипломами, моделями парусников. На замызганных стенах множество фотографий – Марксен Иванович в шортах на фоне каких-то минаретов… В спасательном жилете у штурвала… Со здоровенной меч-рыбой… В плавках и ожерелье из неведомых тропических цветов…

Только на одном фото совсем молоденький Марксен Иванович был в зимней шапке с военно-морским «крабом», в унтах и в кителечке с погонами, орденами и медалями. И стоял он на борту торпедного катера, облокотившись на турель скорострельной пушечки. А так все остальные фотографии были сугубо гражданско-спортивными…

Закутанный в старенький плед Марксен Иванович сидел в глубоком ободранном вольтеровском кресле и вязал. Арон подливал ему горячий чай, Вася подкладывал тортик. А Марксен Иванович грустно говорил:

– …в шестидесятом прибыли в Неаполь на Олимпийские… А мой рулевой – Петька Гринберг, год как университет окончил, все на работу из-за пятого пункта не мог устроиться – мне и говорит в Неаполе: «Прости, Марксен, другого шанса у меня не будет. Давай вместе!..» – «Нет, – говорю, – Петюня, не могу. А ты – иди». А Петька говорит: «Ты хоть понимаешь, что они с тобой сделают, если я уйду?!» А то я не понимал!.. «Иди, – говорю, – Петька, дай бог тебе счастья!..» Подождал сутки, докладываю руководству сборной: так и так, рулевой Гринберг Петр Иосифович на борт яхты не вернулся… Мне на всю жизнь кислород и перекрыли. Сняли звание мастера спорта, закрыли визу, отобрали яхту, море… Самое страшное, что они у меня море отняли.

Марксен Иванович как-то странно закашлялся, пряча лицо в носовой платок. Арон отвернулся, уставился в угол комнаты. Вася нервно постучал пальцами по столу.

– А тут месяца два назад получаю письмо и приглашение из Тель-Авива от господина Пинхуса Гринберга. В гости на восемь недель… Не забыл. Тридцать лет прошло, а он помнит. Такой хороший паренек был… И рулевой – божьей милостью!

Марксен Иванович вытащил из книжного стеллажа большой конверт с красивыми марками. Вася осмотрел конверт и приглашение и показал Арону.

– Надо ехать. Сейчас с этим гораздо проще. Тем более по частному вызову…

– Дорого, – печально сказал Марксен Иванович. – Для меня это слишком дорого. Паспорт – двести, билеты – туда и обратно – полторы тысячи, обмен валюты – две тысячи…

– Мы дадим вам! – быстро сказал Арон. – Да, Васька? Поднатужимся и заработаем… Ну, так не пятьдесят колес в день будем делать, а шестьдесят!.. Заработаем!

– Спасибо, Арон. Я не смогу принять от вас эти деньги, потому что никогда не смогу вам их отдать, ибо существую от зарплаты до пенсии и от пенсии до зарплаты.

– Да наплевать нам на эти деньги, Марксен Иванович! – вскочил Арон.

– Мне не наплевать, – жестко сказал Муравич.

– Стоп! Стоп, стоп, мужики! – закричал Вася. – Кончайте состязаться в благородстве! Прямо опера какая-то!.. Как говорят в Одессе, слушайте сюда! Раскладка такая: Марксен Иванович оформляет в ОВИРе только паспорт! Никаких билетов, никаких денег на обмен валюты! И берет на себя командование яхтой по маршруту Советский Союз – Израиль. И мы втроем плывем по морям, по волнам… В Израиле, пока Марксен Иванович гостит у своего друга, мы толкаем нашу яхту, получаем наши миллионы и покупаем обратный билет для Марксена Ивановича в Ленинград. Из этих же денег мы оплачиваем капитану Муравичу суточные за все время плавания в свободно конвертируемой валюте. Тогда капитан Муравич сможет перестать вязать свою дурацкую жилетку, а пойдет в самый дорогой магазин Тель-Авива и купит себе самый лучший свитер! И новые джинсы! Но такие, чтобы все пижоны с Невского сдохли бы от зависти! И еще у него останется на чай с тортиком! Ну как?

Арон в восторге всплеснул руками, влюбленно уставился на Васю и закричал:

– Ну, Васька!.. Ну, сукин сын!.. Я тебе все прощаю, даже твои вонючие макароны! Он гений, да, Марксен Иванович?!

Муравич чуть подумал, почесал в затылке и сказал:

– Забавно… Чудовищная авантюра, но забавно.

Как насытить чрево «Опричника»…

В очереди у шиномонтажной мастерской бурлила клиентура:

– Как это не берут деньги?! Совсем не берут?

– Берут, но неохотно…

– И так цены повысили! Что же им надо?

– Консервы. Любые.

– А частик в томате можно?

– Можно. Но лучше тушенка. Китайская.

Как и во всякой советской очереди, находится общественник:

– Товарищи! Товарищи!.. Военные и торговые моряки, сотрудники Балтийского морского пароходства и картографического управления ВэМээФ – вне очереди! Распоряжение Василия Петровича!..

В шиномонтажной мастерской грязный, мокрый Арон орудует ломом у станка. В углу сложены штабеля консервов. Там же немолодой капитан первого ранга передает Васе красивые морские карты.

– Значит, с меня за перемонтаж пяти колес – тридцать рублей. Правильно?

– Совершенно точно! – по-военному отвечает Вася.

– Вот на эту сумму, как и договаривались, десять листов пятикилометровых карт от Одессы до Хайфы. Тут Черное море, Босфор, Мраморное, Дарданеллы, Эгейское море и Средиземное… Со всеми обозначениями – глубины, районы стрельб, районы работы подводных лодок и надводных кораблей нашего и американского флотов, курсы самолетов, течения, магнитные склонения…

– Потрясающе! – сказал Вася.

– Есть у меня еще лоции Черного и Средиземного морей, но это будет стоить гораздо дороже. Меньше чем за новое «жигулевское» колесо отдать не смогу.

– Конечно, конечно, товарищ капитан первого ранга!.. Подумаем, позвоним… А вот что это за обозначения на каждой карте – «ДСП» и «СС»?

Каперанг снисходительно улыбнулся:

– Ну это же очень просто… «ДСП» – это «для служебного пользования», а «СС» – «совершенно секретно».

* * *

«Опричник» был уже весь зашкурен, и часть дыр светилась свежими вставками.

Неподалеку на складном стульчике сидел Муравич, вязал свою нескончаемую жилетку и вел урок метеорологии. Перед ним на бревнышке расположились Арон и Вася и хором декламировали:

– «Ходят чайки по песку – моряку сулят тоску. И пока не сядут в воду, штормовую жди погоду…»

– Правильно, – говорил Муравич. – Дальше…

– «Если тучи громоздятся в виде башен или скал, скоро ливни разразятся, налетит жестокий шквал…»

– Молодцы! Теперь только один Арон. «Барашки по небу бегут…» – Марксен Иванович выжидательно посмотрел на Арона.

– «…иль небо метлами метут, когда рангоут твой высок, оставь лишь марсели и фок!» – торжествующе закончил Арон.

– Умница! – сказал Муравич. – Василий, внимательно! «Если стрелка вдруг упала…»

– «…жди грозы, дождя иль шквала. Если ж стрелка поднимается…» – Вася на мгновение задумался.

Арон не выдержал:

– «…то погода улучшается!!!»

– Тебя просили?! – возмутился Вася. – Я сам не знаю, да?! Засранец!

– А чего ты тянешь? Бе-бе-бе, бе-бе-бе… Еле языком ворочает, мудила!.. – огрызнулся Арон.

– Ребятки, ребятки, не ссорьтесь! А ты, Арон, не подсказывай, Вася сам знает, – вмешался Муравич.

– Марксен Иванович! А, Марксен Иванович!.. – закричал Федор Николаевич с яхты. – Красного дерева и еловой доски не хватает. Нужно бы штучек по двадцать и того и другого. Только упаси боже от сучков!..

– Хорошо!.. – крикнул Марксен Иванович и сказал Арону и Васе: – Тэк-с… Кажется, пора трубить большой сбор. Пора вводить в действие один из самых мощных институтов государства Российского – институт ночных сторожей!

* * *

Белой северной ночью на территории клуба, у главного корпуса стояли десятка три автомобилей. Редкие, потрепанные «жигули», старинные «москвичи» (в том числе и «москвич» Арона), а в основном инвалидные «запорожцы» и коляски-уродцы…

В кают-компании яхт-клуба за длинным столом сидели ночные сторожа Ленинграда. Возраст – за шестьдесят. Многие с орденами, медалями, костылями. Солидные, степенные люди.

Общая картина напоминала заседание политбюро или совещание Президентского совета. Возглавлял стол Марксен Иванович Муравич. Слева и справа от него сидели Арон и Василий.

– Я составил список только самого необходимого, – говорил Марксен Иванович. – К сожалению, он существует в единственном экземпляре…

– Не беда, – сказал один из сторожей. – Я у себя в институте отдам на ксерокс, и ноу проблем!

– Благодарю, Николай Николаевич, – поклонился ему Муравич. – Итак: нужны полутораметровые доски красного дерева и выдержанной ели. Кто у нас по дереву?

– Найдем, – сказал второй сторож. – Мы только что получили заказ на экспортные рояли и пианино и…

– Очень хорошо, Петр Петрович! Тем более что мы тоже идем на экспорт. Товарищи! Нужен хороший, современный дизельный движок…

– Есть такой! – сказал третий сторож. – Год у нас во дворе валяется норвежский дизель SABB со спасательного бота, двадцать пять сил с реверсом. Я скажу нашему заму: оформит за копейки, как продажу запасных частей. Только с него стартер и генератор уже скоммуниздили.

– А стартер к нему пойдет от «Волги», – заметил четвертый. – Это пустяки. Заезжайте, сделаем.

– Генератор от КамАЗа к нему – в самый раз, – подхватил пятый сторож. – Это я вам устрою. И аккумуляторы.

– Превосходно! – сказал Муравич. – Якоря для яхты я, пожалуй, сам здесь нашустрю, а вот якорные цепи…

– Толщина звена и количество метров? – крикнул кто-то.

– Толщина – миллиметров одиннадцать – тринадцать, не менее ста метров.

– Нет вопроса!

– Моментик, моментик!.. – раздраженно закричал скрюченный человечек с костылем. – У меня вопросик!

Наверное, он был известен как скандалист, потому что все тут же стали морщиться и качать головами.

– Пожалуйста, Сергей Сергеевич, – улыбнулся Муравич.

– А позвольте узнать, уважаемый Марксен Иванович, отчего это вы так хлопочете? Ваш-то какой интерес?

– Ну, Серега, склочная душа!.. Тебя помочь позвали, а ты по своей вонючей ментовской привычке… – крикнул седьмой сторож.

Но скрюченный злобно его перебил:

– Я помочь не против! Я что хошь со своей фирмы вынесу, но я хочу знать, какой его личный интерес?!

– О Боге подумай! – посоветовал кто-то.

– Тихо, друзья мои, – негромко сказал Марксен Иванович. – Я отвечу. Арон Моисеевич и Василий Петрович – не моряки. Они даже плавать не умеют. Вряд ли вам хотелось бы, чтобы они утонули, еще не выйдя из наших территориальных вод… Поэтому я беру на себя командование яхтой и постараюсь доставить их к новому месту жительства в целости и сохранности. Это будет мое последнее плавание в жизни…

– Значит, вы тоже покидаете нашу Родину? – не унимался Сергей Сергеевич.

– Нет. Я плыву только в гости. И прилечу обратно. Умереть я хочу дома. Я получил приглашение от своего бывшего рулевого.

– Неужели от Петьки Гринберга?! – воскликнул один сторож. – Господи! Живой?..

– Живой, Алексей Алексеевич.

– Слава богу!!!

– А вы его помните? – спросил Муравич.

– А как же, Марксен Иванович! Я же тогда от КГБ вел ваше дело!..

Арон и Вася испуганно переглянулись, но Муравич их успокоил:

– Не волнуйтесь, Алексей Алексеевич уже давно уволен из КГБ за постоянное желание докопаться до истины. А вот в качестве сторожа канатной фабрики он нам может быть очень полезен.

Посмотрел на скрюченного и спросил:

– Сергей Сергеевич! Вы удовлетворены?

– Теперь да! – склочно ответил тот. – Давай дальше, по списку, чего еще требуется?..

Как трудно болеть в наше время…

К сильно похорошевшему «Опричнику» была приставлена пятиметровая лестница. На ней стоял бригадир реставраторов Федор Николаевич.

«Москвич» расположился у самых кильблоков, и Арон доставал из салона и багажника цепи, аккумуляторы, якоря, белоснежные веревочные бухты, банки со шпаклевкой, лаками…

Муравич передавал все это Василию, Василий – бригадиру, а тот – наверх своим помощникам на борт яхты.

Марксен Иванович взялся было за внушительный якорь, но Василий тревожно крикнул:

– Оставьте якорь! Мы с Ароном потом сами поднимем!

Но Марксен Иванович поднатужился, поднял тяжеленный якорь и прохрипел:

– Да я таких якорей за свою жизнь столько перетаскал…

И вдруг охнул, выпустил из рук якорь и стал оседать на землю, глядя перед собой удивленными бессмысленными глазами.

* * *

В прихожей Арон провожал врача неотложки.

– Никаких тяжестей, никакой нервотрепки, полный покой, – говорил врач. – Отлежится – встанет. Ни простуд, ни сырости. Малейшая пневмония – отек легких, и… вам привет с того света.

– А лекарства? – спросил Арон.

– Он секретарь обкома? Маршал? Член ЦэКа?

– Он сторож.

– Для нормального советского человека у нас в стране лекарств нет! Нам их даже выписывать запрещено, – раздраженно сказал врач.

– Я достану, – уверенно сказал Арон.

Врач пожал плечами и прямо в коридоре на своем чемоданчике выписал два рецепта.

Арон неловко сунул ему двадцатипятирублевку.

– Что это? – брезгливо спросил врач.

– Четвертачок-с… – лакейски пролепетал Арон.

Врач зло запихнул двадцать пять рублей за пазуху Арону:

– Пошли вы со своим четвертачком! Вы старика берегите, раздолбаи! У него сердце ни к черту…

Когда Арон вошел в комнату, он увидел следующее: Марксен Иванович лежал на постели и держал в руках ксерокопию какой-то маленькой книжечки. Такая же книжечка была у сидящего рядом Васи. На тумбочке в блюдце валялись комочки ваты и остатки стеклянных ампул после уколов.

– Слиха, ани лё медабер иврит. Рак русит… – запинаясь, говорил Марксен Иванович, подглядывая в книжечку.

– Ани роце лишлоах миврак… – отвечал ему Василий.

– Вы что, чокнулись оба?! – спросил обалдевший Арон.

– Мы учим иврит, – сказал Муравич, глядя поверх очков на Арона. – А с тобой я с завтрашнего дня займусь английским. О’кей?

– О’кей, о’кей… Васька! Паси Марксена Ивановича и не давай ему дергаться. Я смотаюсь в дежурную аптеку…

* * *

– Что вы! – сказали Арону в одной аптеке. – Мы уже год как этих лекарств не видели!..

Расхлябанный «москвич» мчался по ночному Ленинграду…

Возвращая Арону рецепты, в другой аптеке ему сказали:

– У меня мама с тяжелейшей стенокардией, и то я не могу ей ничем помочь! А вы… Ну, люди!

В третьей дежурной аптеке – толстая баба с продувной мордой.

– Не смешите меня. Мы уже забыли, как это выглядит.

– А когда оно было, сколько оно стоило? – спросил Арон.

– Это – двадцать шесть копеек, а это рубль семьдесят две копейки. – И баба отодвинула от себя рецепты.

Арон положил на прилавок пятьдесят рублей и сказал:

– Сдачи не надо.

Секунду толстая баба смотрела в глаза Арона, потом спокойно спрятала пятьдесят рублей в лифчик и выложила из-под прилавка два пакетика…

Как Вовик-мажор с приятелями попал в неприятную историю…

Арон медленно пробирался по разрытой Десятой линии Васильевского острова к дому Марксена Ивановича. Глубокие траншеи для смены канализационных труб избороздили почти всю улицу. Высились горы вынутой из траншей земли. Арон осторожно лавировал среди всего этого бедлама.

И вдруг увидел у самой большой и глубокой траншеи великолепную черную «девятку» Вовика-мажора. Она перекрывала проезд.

Пришлось остановиться в нескольких метрах. Около «девятки» шла какая-то возня. Арон вгляделся и увидел плачущую Ривку, у которой текла кровь из носу. Вовик-мажор тащил ее в машину, а Ривка плакала и упиралась. С другой стороны двое приятелей Вовика втаскивали в «девятку» рыдающую Клавку в разорванном платье.

Не выключая двигатель, Арон вышел из своего «Москвича» и, не глядя на Ривку и Клавку, спросил:

– Что за разборки, Вовик?

– Арон Моисеевич! – захохотал Вовик. – Товарищ Иванов!.. Король шиномонтажников!.. Спокуха, ребята! Не трухайте – свои!..

Увидев Арона, Клавка и Ривка испугались еще больше… Но Арон даже не взглянул в их сторону.

– Что за разборки, Вовик? Я тебя спрашиваю…

– Да вот телки упираются, не хотят платить по счету!

– И что они вам задолжали? – спросил Арон.

– Всего лишь ночь любви, папаша, – рассмеялся один.

– А может, вы им не нравитесь, – сказал Арон.

– А в кабаке с нами сидеть им нравилось? – спросил второй.

– Тоже верно… – задумчиво произнес Арон.

И вдруг со страшной силой ударил кулаком в лицо одного приятеля Вовика и тут же второго. Вовика он схватил за волосы и с размаху хрястнул физиономией об капот черной «девятки»…

Один из приятелей Вовика стал было подниматься, но Арон безжалостно засадил ему ногой в живот, а второму наступил на шею и сказал:

– Только шевельнитесь, сявки, я из вас таких клоунов наделаю!.. – Он приподнял за волосы окровавленного Вовика-мажора и спросил: – Выпивка есть?

Вовик что-то промычал разбитым ртом и показал на заднее сиденье своей машины. Арон вытащил оттуда бутылку коньяка и большую бутылку водки.

– Открывай! – сказал он Ривке.

Та трясущимися руками откупорила обе бутылки. Арон взял коньяк и стал его насильно вливать в разбитый рот Вовика.

– Пей, сучонок, пей! Чтобы ни капли не осталось!.. Зато потом, когда тебя милиция начнет напрягать, сможешь сказать, что был в жопу пьяный и ничего не помнишь…

Вовик захлебывался, глотал коньяк вместе с кровью…

Арон заставил его выпить всю бутылку. Потом он стал вливать водку в одного из приятелей Вовика. Тот попытался было встать, но Арон снова сильно ударил его в живот и влил в него половину большой бутылки «Московской».

Вторую половину бутылки он насильно скормил второму приятелю Вовика. Когда тот проглотил последние капли «Московской», Арон волоком втащил его в «девятку», рядом с ним погрузил бесчувственного другого приятеля, а Вовика усадил за руль, предварительно вывернув колеса «девятки» в сторону глубокой траншеи.

Затем Арон влез в свой «москвич», завел двигатель, включил скорость и резко дал газ.

«Москвич» рванул с места, сильно ударил роскошную «девятку» в задний бампер, и та покатилась прямо в траншею.

Раздался грохот падающего автомобиля, и через секунду, когда развеялась пыль, из глубокой траншеи торчал только багажник великолепной в прошлом «девятки»…

Арон вылез из «москвича», хозяйственно осмотрел искалеченную облицовку своей машины, разбитую фару… И только потом заглянул в траншею. И с укоризной покачал головой:

– Ну надо же было так напиться, чтобы белой ночью в траншею влететь!.. Хорошо еще, если все живы… Ах, молодежь, молодежь!..

Он поднял глаза на онемевших от ужаса Клавку и Ривку и сказал уже совершенно другим тоном:

– А вы чего, потаскухи, стоите?! Марш немедленно в машину, идиотки!..

* * *

Ранним утром у кооперативного гаража Арон в рабочем комбинезоне ремонтировал свой «москвич»: выпрямлял бампер, облицовку, ставил новую фару.

Клиентов еще не было. Василий прибирал мастерскую, переговаривался с Ароном через открытое окно:

– Где это ты так шваркнулся, Арончик?

– Где, где… Полгорода разрыто, фонари не горят…

– А мы тебя с Марксеном ждем, ждем! Старик уж засыпать начал…

– Ну и слава богу, – сказал Арон. – Васька, а Васька!.. Я чего сказать тебе хотел… Все-таки мы с тобой говнюки.

– Здрасте пожалуйста! Это кто же тебе сказал?

– Это я сам себе говорю. И тебе тоже, – ответил Арон, не прерывая работу. – Со своей женой Ривкой ты не хочешь иметь дела. И ты прав! Я Клавку вычеркнул из своей жизни… И тоже вроде прав… Но, Вась, ведь Клавка же тебе – младшая сестра!.. А Ривка – мне младшая сестра! А мы, старшие братья, как жлобы, даже в голову не берем: как они там? Чего у них?.. А они – женщины. Их любая шпана обидеть может. Вот я про что…

Василий насторожился, со шваброй в руке вышел из мастерской:

– Ты видел их?

– Еще чего! Это я так, вообще говорю…

– Ты мне не вкручивай! – в панике закричал Василий. – Что с Клавой?!

– А я откуда знаю?! – в свою очередь заорал на него Арон. – Твоя сестра – ты и поинтересуйся! Позвони – руки не отвалятся!..

Василий бросил швабру и побежал в мастерскую. Через несколько секунд послышался его тревожный голос:

– Клава? Клавочка!.. Здравствуй, маленькая моя! Это я – Вася!..

Арон улегся под машину – стал наживлять болты бампера…

Как подчинить все единой цели…

Вечером, разложив листы морских карт на обеденном столе и придавив их по углам лоциями и справочниками, Марксен Иванович любовно и трепетно прокладывал будущий маршрут «Опричника» от Одессы по Черному морю до Босфора, через Мраморное до Дарданелл, и дальше по Эгейскому и Средиземному вплоть до самого Израиля, до его морских ворот – Хайфы…

Вася сидел на кухне, что-то подсчитывал на калькуляторе и записывал на бумаге свои выкладки.

Арон стоял за спиной Муравича, капал в мензурку валокордин, шевеля губами, про себя считал капли.

Даже то, как Марксен Иванович брал в руки карандаш, линейку или транспортир, выдавало его радостное волнение.

– Господи!.. Да разве я мог еще совсем недавно подумать, что буду снова заниматься прокладкой, готовить яхту к походу!.. Что я, черт побери, снова выйду в море! Я-то уж думал – жизнь кончилась…

Вася услышал последнюю фразу Муравича, закричал из кухни:

– Марксен Иванович! Чтобы я этого больше не слышал! Жизнь только начинается!..

– О’кей, Вася! – радостно ответил ему Марксен Иванович и повернулся к Арону: – Арон! Внимание!.. Как будет по-английски…

– Погодите, Марксен Иванович… Я считаю… – Арон приблизил мензурку и бутылочку с валокордином к свету. – Тридцать восемь… тридцать девять… сорок! Ну-ка, Марксен Иванович, хлебните… И вот эту таблеточку. Самое время.

Муравич выпил капли, проглотил таблетку и сделал два глотка воды из стакана, услужливо поданного ему Ароном. И сказал:

– Итак, Арон… «Могу ли я воспользоваться вашим причалом и купить пресную воду?»

Арон посмотрел в потолок, секунду подумал и сказал на ужасающем английском языке:

– Кян ай юз ё терминал энд бай дринк уотер?

– Молодец! – похвалил его Муравич. – А «сколько будет стоить шестичасовая стоянка и двести литров пресной воды?»

– Хау мач кост сикс ауэ стендинг энд ту хандрит литерз оф дринк уотер? – тут же сказал Арон и нахально потребовал: – Тогда и вы мне отвечайте по-английски!

– Йес, сэр! Плиз! – улыбнулся Марксен Иванович. – Сикс ауэрс стендинг кост… а хрен его знает, сколько сейчас это может стоить!.. энд ту хандрит литерз дринк уотер кост… Понятия не имею! Раньше это было бесплатно… Мей би, тен доларз?..

– Тенк ю вери мач, сэр. Ноу проблем!.. – поблагодарил его Арон.

– Ну вы даете, мужики! – восхитился Вася, входя в комнату с листком бумаги. – Арон! Ты меня просто потряс!

– А ты думал, я пальцем деланный?

– Да нет… Я примерно представляю, чем тебя делали. А теперь, джентльмены, как говорят по-вашему, по-английскому, айм сори. Я вам сейчас немножко испорчу настроение. Чтобы отплыть на нашей яхте от берега, нам нужны еще двадцать одна тысяча нормальных деревянных советских рублей.

– Ой… – в один голос охнули Арон и Марксен Иванович.

– Вот вам и «ой». – Вася заглянул в свои записи. – Реставраторам должны еще семь штук? Должны. Паруса – десять косых, не греши, отдай. А четыре лебедки по полторы – шесть. Всего – двадцать одна.

– Такие бабки не заработать. Просто не успеть, – сказал Арон. – Даже если к нашей мастерской будет стоять очередь, как в мавзолей Ленина…

– Господи!.. Да что же это за цены такие кошмарные?! – ужаснулся Марксен Иванович и оглядел свои обшарпанные стены, завешанные пожухлыми дипломами и грамотами, полки, уставленные призовыми кубками. – И продать же нечего! Последних два серебряных кубка я еще три года тому назад сдал в комиссионку! А это все – мельхиор, дрянь… Три копейки в базарный день…

– Вы еще будете продавать! – возмутился Арон. – Вам сюда возвращаться, вам жить здесь еще сто лет, а вы… Васька!

– Только без паники! – сказал Вася. – И не суетиться. Арон! Неужели мы с тобой… Мы! Ты и я! Не найдем каких-то вонючих двадцати тысяч?! Да, если присмотреться – мы купаемся в деньгах. Машина, мебель, квартира!..

– Машина – говно, – сказал Арон. – Больше пяти штук не потянет. Такую мебель надо еще умудриться кому-нибудь втюхать, а квартиру у нас советская власть отберет тут же, как только мы получим паспорта и визы.

– На хитрую жопу есть… что «с винтом»? Извините, Марксен Иванович. Предоставьте это дело мне, и у нас еще останутся бабки и на переезд вместе с яхтой в Одессу, и на паспорта, и на визы, и на булочку с маслом! – нагло заявил Василий.

– Ол райт, Васька. Но шустрить ты начнешь только после того, как мы получим эти самые паспорта и визы. Так, Марксен Иванович? – рассудительно сказал Арон.

– Конечно, конечно, Арон… Васенька, я думаю, так будет разумнее всего.