Tsitaadid raamatust «Стихи»

Эту жизнь я люблю исступленной любовью...

По заре выхожу на крыльцо.

Из-за моря багряною пламенной кровью

солнце буйно мне плещет в лицо.Дуновенья весны, как незримые девы,

с ярким смехом целуют меня.

Многозвучная жизнь! Лепестки и напевы,

и на всем — паутина огня!И когда все уйдет, и томиться я буду

у безмолвного Бога в плену,

о, клянусь, ничего, ничего не забуду

и на мир отдаленный взгляну.С сожаленьем безмерным и с завистью чудной

оглянусь — и замру я, следя,

как пылает и катится шар изумрудный

в полосе огневого дождя!И я вспомню о солнце, о солнце победном,

и о счастии каждого дня.

Вдохновенье я вспомню, и ангелам бледным

я скажу: отпустите меня!Я не ваш. Я сияньем горю беззаконным

в белой дымке бестрепетных крыл,

и мечтами я там, где ребенком влюбленным

и ликующим богом я был!9 марта 1919

ВстречаИ странной близостью

закованный...

А. БлокТоска, и тайна, и услада...

Как бы из зыбкой черноты

медлительного маскарада

на смутный мост явилась ты.И ночь текла, и плыли молча

в ее атласные струи

той черной маски профиль волчий

и губы нежные твои.И под каштаны, вдоль канала,

прошла ты, искоса маня;

и что душа в тебе узнала,

чем волновала ты меня?Иль в нежности твоей минутной,

в минутном повороте плеч

переживал я очерк смутный

других - неповторимых - встреч?И романтическая жалость

тебя, быть может, привела

понять, какая задрожала

стихи пронзившая стрела?Я ничего не знаю. Странно

трепещет стих, и в нем - стрела...

Быть может, необманной, жданной

ты, безымянная, была?Но недоплаканная горесть

наш замутила звездный час.

Вернулась в ночь двойная прорезь

твоих - непросиявших - глаз...Надолго ли? Навек? Далече

брожу и вслушиваюсь я

в движенье звезд над нашей встречей...

И если ты - судьба моя...Тоска, и тайна, и услада,

и словно дальняя мольба...

Ещё душе скитаться надо.

Но если ты - моя судьба...

Будь со мной прозрачнее и проще:

у меня осталась ты одна.

Дом сожжен и вырублены рощи,

где моя туманилась весна,где березы грезили и дятел

по стволу постукивал... В бою

безысходном друга я утратил,

а потом и родину мою.И во сне я с призраками реял,

наяву с блудницами блуждал,

и в горах я вымыслы развеял,

и в морях я песни растерял.А теперь о прошлом суждено мне

тосковать у твоего огня.

Будь нежней, будь искреннее. Помни,

ты одна осталась у меня.12 ноября 1919

Её душа, как свет необычайный,

как белый блеск за дивными дверьми,

меня влечет. Войди, художник тайный,

и кисть возьми.Изобрази цветную вереницу

волшебных птиц, огнисто распиши

всю белую, безмолвную светлицу

ее души.Возьми на кисть росинки с розы чайной

и красный сок раскрывшейся зари.

Войди, любовь, войди, художник тайный,

мечтай, твори.

СонЕсть сон. Он повторяется, как томный

стук замурованного. В этом сне

киркой работаю в дыре огромной

и нахожу обломок в глубине. И фонарем на нем я освещаю

след надписи и наготу червя.

"Читай, читай!" - кричит мне кровь моя:

Р,О,С,- нет, я букв не различаю.

БашмачокТы его потеряла в траве замирающей,

в мягком сумраке пряных волн.

Этот вечер был вздохов любви умоляющей

и любви отвечающей полн. Отклонившись с улыбкой от ласок непрошеных,

от моих непонятных слов,

ты метнулась, ты скрылась в тумане нескошенных

голубых и мокрых лугов. Я бежал за тобою сквозь дымку закатную,

но догнать я скоро не мог...

Ты вздыхала, раздвинув траву ароматную:

"Потеряла я башмачок!" Наклонились мы рядом. Твой локон взволнованный

чуть коснулся щеки моей;

ничего не нашли мы во мгле заколдованной

шелестящих, скользких зыбей. И, счастливый, безмолвный, до садика дачного

я тебя донес на руках,

и твой голос звенел чище неба прозрачного

и на сонных таял цветах. Как теперь далеко это счастье душистое!

Одинокий, в чужой стране,

вспоминаю я часто минувшее чистое,

а недавно приснилось мне, что, бродя по лугам несравненного севера,

башмачок отыскал я твой -

свежей ночью, в траве, средь туманного клевера,

и в нем плакал эльф голубой... 20 ноября 1918

бессмертно все, что невозвратно,

и в этой вечности обратной

блаженство гордое души.

Бережно нес я к тебе это сердце прозрачное. Кто-то

в локоть толкнул, проходя. Сердце, на камни упав,

скорбно разбилось на песни. Прими же осколки. Не знаю,

кто проходил, подтолкнул: сердце я бережно нес.

Мы забываем, что влюбленность

не просто поворот лица,

а под купавами бездонность,

ночная паника пловца. Покуда снится, снись, влюбленность,

но пробуждением не мучь,

лучше недоговоренность,

чем эта щель и этот луч. Напоминаю, что влюбленность

не явь, что метины не те,

что, может быть, потусторонность

приотворилась в темноте.

РоссияНе все ли равно мне, рабой ли, наемницей

иль просто безумной тебя назовут?

Ты светишь... Взгляну - и мне счастие вспомнится.

Да, эти лучи не зайдут. Ты в страсти моей и в страданьях торжественных,

и в женском медлительном взгляде была.

В полях озаренных, холодных и девственных,

цветком голубым ты цвела. Ты осень водила по рощам заплаканным,

весной целовала ресницы мои.

Ты в душных церквах повторяла за дьяконом

слепые слова ектеньи. Ты летом за нивой звенела зарницами,

в день зимний я в инее видел твой лик.

Ты ночью склонялась со мной над страницами

властительных, песенных книг. Была ты и будешь. Таинственно создан я

из блеска и дымки твоих облаков.

Когда надо мною ночь плещется звездная,

я слышу твой реющий зов. Ты - в сердце, Россия. Ты - цепь и подножие,

ты - в ропоте крови, в смятенье мечты.

И мне ли плутать в этот век бездорожия?

Мне светишь по-прежнему ты. 5 марта 1919, Крым