Федьмак, или НеБредсказуемый Диагноз

Настоящая культура

– Весь этот бардак из-за того, что мы потеряли настоящую культуру и образование! – возмутился Сергей Иванович, когда разговор с репетитором Алексеем опять зашёл о проблемах в школе. – Вот раньше и образование было лучшим в мире, и доступным для каждого, не только блатным и богатым! А сейчас что? Культуру заменили ваши зомбофоны – молодёжь сидит в них и дуреет часами! Чему они там научатся?!

– Гуглить и смайлики ставить, – улыбнулся Лёша, чтобы перевести разговор в более миролюбивое русло: если Барахолкин заводился, его было трудно остановить. Парень понимал, что Иваныч по-своему прав, но в его категоричности сквозила непримиримая злость ко всему современному – словно именно смартфоны, интернет и прочие блага цивилизации виноваты в том, что у инженера Барахолкина сломана ручка на двери, до сих пор не сделан ремонт в квартире, а на даче не растут помидоры.

К тому же, сегодня домой надо пораньше, а если опоздать на автобус, рассуждая о мировой деградации молодёжи, то он может потерять целый час – впрочем, такие мелочи Иваныча волновали слабо. Такое ощущение, ему требовалось не столько согласие Алексея, обсуждение проблем образования, сколько возможность выговориться, не спрашивая на то разрешения жены.

Варю как единственного и позднего ребёнка Сергей Иванович старался обеспечить всем, чего ему самому не хватало в её возрасте – благо, приличная зарплата инженера это позволяла. Но усталая душа работяги требовала культурной революции, образовательного диспута, а может – всего и сразу, поэтому эмоции били фонтаном.

– А что они сейчас читают?! – вена на шее Барахолкина вздулась, лицо напряглось, словно он собирался силой Советской мысли, волевым напором наконец-то пробить так раздражающий его образовательный тупик. – Этих… гарри поттеров своих и престолы, где одни извращенцы! Где там культура? Когда на экране голым задом королева перед варваром крутит?

– Здесь согласен, – искренне ответил Алексей. – Чтение развивает мышление, фантазию, речь и многое другое, поэтому надо ненавязчиво, но грамотно продвигать нашу культуру, повышать интерес к хорошей литературе, чтобы…

– Конечно, прививать! Ненавязчиво и как следует! А ну стоять! – рявкнул Барахолкин так, что у Лёши мигом вылетели из головы все мысли о культуре, книгах и развитии молодёжи. – Положи пирожное! Положи, я сказал! Опять жопу наешь – кто тебя замуж возьмёт потом, корову такую? Ой, это я не вам, – С интеллигентной улыбкой заметил он парню, вновь повернувшись на кухню как коршун. Там на месте преступления застыла Варенька, держа пирожное с открытым ртом, словно боясь, что отец в порыве ярости за упадок культуры сиганёт к ней и выхватит источник соблазна.

– Па-ап, ну чё ты начинаешь опять? – заныла доченька, решив давить на отцовские амбиции с другой стороны. – Леша… кхм, Алексей Петрович тебя ждёт, чтобы ты выслушал, какие у меня успехи по этому инглишу.

– А, да! – спохватился Сергей Иванович, одним глазом следя за Варенькой. – Так что, чтение для подготовки к «ОГЭ» получше стало?

– Сегодня с большим трудом прошли один текст, но пришлось повозиться с лексикой, потому что Варя не прочитала прошлый рассказ и не сделала перевод незнакомых слов, как я просил. А там материалы связаны – если не усвоить лексику из первого задания, то прочитать более сложные тексты…

– А я и говорю – читать надо больше! Заставлять этих лоботрясов! Вот мы – читали раньше! Я из библиотеки не вылезал! Книги взахлёб перечитывал! – голос Барахолкина повышался с каждой фразой, словно он пытался волевым напором самоутвердиться за лень дочери. – Я сказал, положи пирожное! Морда треснет! Разумеется, это не вам, но культуру надо повышать, это несомненно… ты что, это мне на зло делаешь?! – Образованное лицо инженера Сергея Ивановича побагровело, когда девочка потянулась за вторым пирожным – и мечта сделать из неё фотомодель, чтобы пристроить к богатому жениху таяла буквально с каждым укусом.

– Ты с учителем будешь разговаривать, балабол хренов или изо рта дочери еду отнимать?! – не выдержала сидящая на кухне жена, её властный, прокуренный бас прогремел по комнате раскатом грома.

– Я сейчас воспитываю Варю! Она должна понимать…

– Ты сейчас замолкнешь. И обсудишь успехи дочери с учителем, а то после твоих воплей с Варенькой никто больше не станет заниматься индивидуально. Ты это понимаешь?

– Понимаю… – Барахолкин сразу съёжился, поник, а тени под его усталыми глазами стали ещё темнее. Он тяжело вздохнул и добавил шёпотом. – Вот видите, как они со мной ведут? Видите? Никакой культуры, абсолютно никакой…

– Ну, держитесь, – ободряюще кивнул Алексей. – Прорвёмся…

– А куда деваться-то? – Иваныч расправил плечи и надул щёки. – Дочь у меня вообще умница, на золотую медаль идёт. Но в школах сейчас один разврат, ничему не учат! Абсолютно ничему, понимаете?

– Иначе не стал бы репетитором, – многозначительно ответил Лёша.

– Варя подходит ко мне после урока истории, глазки опускает, держит новый айфон и спрашивает: «Папа, а красные и белые за кого воевали во Вторую Мировую?»

– Картина Репина «Приплыли», – усмехнулся преподаватель Алексей, с тоской понимая, что на автобус ему уже не успеть. – А тогда айфон ей новый и крутой инет зачем? Нагуглить нельзя? – Не выдержал репетитор, постепенно теряя терпение.

– Вот и я о чём. Не учат ничему в школах, абсолютно не учат. Ни культуры, ни образования…

– Пап, отвали уже от Лёши! – вступилась дочь, отвлекая внимание отца. – Все мозги ему забил, теперь вместо этого дибильного инглиша будет мне твоих красно-белых втирать…

– Ты там скоро, балабол?! – рявкнула жена, а Варенька от неожиданности уронила пирожное, но под грозным взглядом матери тут же сделала умильное выражение лица золотой медалистки. – Щи остывают, а он всё бубнит: «Бу-бу-бу-бу-бу!!!», всего ребёнка затюкал, она, бедная, кушать боится! Уже не знаю, на чём штаны держатся! Похудела, козочка моя! А всё ты!

– Вот! Видите – я же и затюкал! – со слезами на глазах пожаловался Барахолкин. – Ни во что меня не ставят совсем!

– И как дальше жить? – улыбнулся Алексей.

– Ой, и не говорите: ни культуры, ни образования – беда-а-а…

Посвящается всем, кто ценит культуру,

образование и домашние щи!

Липецк, 16-е апреля 2019-го

Альтруист

– И вся эта грязь, пошлость современная вылезает из-за того, что слишком многое стали измерять одними деньгами, – заметил Барахолкин с важностью профессора, который выдаёт чужой материал за собственную лекцию наивным студентам. Сергей Иванович рассказал репетитору дочери любопытную историю о том, как соседи отняли у паренька-сироты дом. Пока племянница, с которой учитель тоже занимался английским, с пыхтением собирала в портфель тетрадки (обычно у неё это занимало минут пятнадцать, учитывая слабую моторику девочки), мужчина любил пообщаться с Лёшей, которого все считали новым членом семьи.

– Кошмар, – вздохнул учитель. – И куда он теперь?

– Куда глаза глядят, – Барахолкин нахмурился, затем словно съёжился, вспомнив о чём-то важном и, судя по выражению его лица, крайне неприятном. – Кхм! Вот что, Алексей… мы… я поставил Вареньке в комнату отдельный телевизор… а тут мы ещё затеяли ремонт на даче… – Мужчина взял паузу, словно обдумывая стратегию на три хода вперёд.

– Надеюсь, не в кредит телевизор? – Лёша уже догадался, к чему клонит Сергей, поэтому мысленно представил милейшую картину: Варенька закатила папочке истерику из-за того, что у неё в комнате нет отдельного ТВ, как у многих более состоятельных друзей. Папа разразился социалистическими лекциями о пользе альтруизма, наорал на дочь, на него наорала жена – и чтобы загладить вину перед обеими, отец тут же помчался в магазин за новой игрушкой. Разумеется, в кредит, а поэтому репетитор должен потерпеть оплату за урок ещё пару недель до зарплаты – в общем-то безобидная просьба, однако Лёшу подташнивало от странной патетики, с которой Сергей это преподносил. Иваныч всегда был обязательным и отдавал долги, но в последнее время находились всё более серьёзные причины для «отсрочки».

– В кредит, но там немного – всего лишь двадцать пять процентов переплаты. Зато Варенька теперь сможет учиться и смотреть образовательные передачи! Для развития! Она же у нас на золотую медаль идёт, понимаешь? – добавил альтруист Барахолкин, будто дочери собирались вручить медаль за просмотр сериалов и попсовых клипов.

– Да не вопрос, – кивнул Лёша, которому уже надоели причуды Сергея – то он орал как ошпаренный на дочь и требовал, чтобы та читала и зубрила часами, отправляя её в школу даже с небольшой температурой, а потом баловал, позволяя крутить собой как обручем, называя Варю примером для всех и каждого.

– Ты уж извини, – мужчина опустил глаза, а его узловатые руки опустились ниже колен. – Ну… надо ей. Надо, она же у меня умница. Лучшая в классе по английскому стала! А кто выучил? Ты же с ней с третьего класса! Вот это – уровень! В общем, через две недели отдам, хорошо? Сам видишь – положение у нас непростое… по-человечески прошу, потерпишь?

– Хорошо, – улыбнулся Лёша. – Свои люди – сочтёмся. Не в первый раз ведь, – от этой фразы Иваныч съёжился ещё больше.

– Ну вот и договорились, значит, а то мне даже неловко…

– Пустяки, не такие большие деньги.

– Ага… вот и договорились, – закивал отец, словно не мог отцепиться от самой мысли, что вновь оказался должен молодому учителю, а с каждым неловким извинением долг как будто немного уменьшался.

– Алексей Владимирови-и-ич, я готова! – пропела отличница, до смешного точно копируя реплику из какого-то молодёжного сериала. – Я гото-ова! – Повторила она, оценивая произведённый эффект: в коротком топике и ужасно модных шортиках, не прикрывающих и половину воспитания будущей медалистки, она напоминала скорее актрису, проходящую пробы для пикантной сцены, чем ученицу.

– Эх, выросла доча! – с гордостью заметил Сергей Иванович. – Вся в меня!

– Ага, а кое-кто ещё орал на меня как Ленин на буржуазию из-за дешёвого телика! – хмыкнула девушка и походкой от бедра направилась в комнату, кивнув обалдевшему Лёше.

– Стоять, кавалерия! – выдал репетитор, понимая, что в таком провокационном виде занятия проводить нельзя.

– Эт чё за наезды ещё? Я что, на лошадь похожа? – надулась Варя.

– Не лошадь, а культурная девушка, – нашёлся парень. – А культурная девушка быстренько переоденется в более интеллигентный образ, пока мы с твоим папой обсудим вопросы дальнейшего финансирования образования.

– Пф-ф-ф! Жарища ведь!

– Жара, да, – поддакнул Сергей Иванович. – Пусть так занимается, Лёш. Вот вымахала – невеста уже! Летит время, а дети наша гордость, дети наша отрада…

– Значит, я уже не нравлюсь в нормальном стиле? Раздражаю, как День Победы – либералов? И какие же образы вштыривают нашего Лёшеньку? Вот правда, от каких героинь прёт современных учителей английского? – глаза Вареньки метали молнии. Надвигалась буря.

– Жара ведь, Алексей. Ле-ето, – промямлил Барахолкин, пытаясь повысить авторитет перед доченькой.

– Алексею Владимировичу нравятся культурные. Интеллигентные. Как…

– Ну-ну, и как кто же? – Варя уморительно прищурилась, напоминая любопытного енотика.

– Как… Суворовские Единороги! – выдал учитель. Барахолкин загоготал так, что задрожали стёкла – отец понял каламбур по-своему: Лёша готов потерпеть плату за уроки ещё пару раз, ведь иначе не стал бы шутить с настырными должниками. Чутьё Советского инженера уловило этот мотив, и отец уцепился за него, хохоча от души. Больше никаких неловких извинений. Отбой.

– Ах-ах-ах! Ну вы и мочите, суворовцы! – засмеялась девушка, побежав переодеваться.

После занятия Варенька подошла к отцу и долго мурлыкала около него – так девушка делала всегда, когда ей нужно было получить выгоду от папы.

– Ну что такое, доча? – довольный отец расплылся от такого внимания. – Ты сегодня гулять пойдёшь, денег дать?

– Не-е-а, вот ты же изучал историю?

– Конечно! Радость моя, Советское образование было лучшим в мире! Мы обошли США! Оставили за спиной Германию и Францию, мы…

– Пап, слушай… а в истории раньше прям вот все Суворовские Единороги были этими, альтруистами?

– Э-э-э… чего-о? – отец расхохотался и прижал к себе дочь. – С чего ты взяла?

– Ладно, забей. Тогда дай денег.

Посвящается всем старательным ученикам,

учителям с чувством юмора и просто

отзывчивым единорогам!

Липецк, 27-е апреля 2019-го

Весенний ветер

– Вот ты как считаешь, почему люди становятся агрессивней с каждым годом, будто у них день пропадёт, если кому-то не докажут, что кирпич – это версальский замок, а ёжик умеет летать быстрее воробья, когда его пнуть со всем апофигеем? – Барахолкин сладко улыбнулся, предвкушая очередной диспут, в котором он сможет в отсутствии жены выступить сразу доктором наук, философом и дирижёром невидимого оркестра собственных мыслей. – Да потому что мы профукали всё воспитание, понимаешь? – Он зажмурился как деревенский кот от вида сметаны – не ясно, что именно его так порадовало: выражение согласия на лице репетитора Лёши, собственная правота или возможность самоутвердиться таким нехитрым способом, когда не даёшь оппоненту ответить на вопрос.

– Везде бывают перегибы, – уклончиво ответил учитель, пытаясь направить отца Вареньки в более конструктивное русло, но после занятия его всегда пробивало на пламенные речи, особенно если дочь убегала куда-то с друзьями как сейчас. – И сегодня есть одарённые, замечательные дети с хорошим воспитанием. А родители нередко встречаются, увы, такие, что просят «побольше орать на их детей», только потому что у них дома других методов воспитания не знают.

– Именно! Именно! – закивал Барахолкин. – Всё от воспитания зависит: вот моя Варенька одарённая и воспитание получает лучшее, не то, что у этих современных орангутанов с планеты Картавых Рэперов ПТУ. – Он мотнул головой куда-то в сторону, давая понять, что орангутанами считает всех, кто не восхищается его дочерью также, как он. – Она у меня и танцует, и поёт! Недавно выступала знаешь где с танцевальным коллективом?

– Неужели заграницей? – с тёплой иронией уточнил Лёша.

– В Польше! Понял уровень? – фраза прозвучала так, будто помимо Варькиного коллектива не выступал там никто, а это был сольный концерт: девочку лично во втором ряду танцующих высмотрел президент и наградил только что утверждённым орденом «За заслуги родителей перед заслугами прародителей».

– О, неплохо. И какое же место заняли?

– Десятое. Из двадцати, – Барахолкин помрачнел и с презрением оттопырил нижнюю губу, невольно напоминая тех самых «современных орангутанов», которых упрекал в отсутствии воспитания. – Но ты сам понимаешь, Польша – какой там уровень? Так, задворки Евросоюза, кто там наши таланты оценить сможет?

– Ну почему же… в этом году наши программисты заняли первое место на международном конкурсе, – учителю стало немного стыдно за привычные до боли, но всегда резкие перепады настроения Сергея Иваныча, который был немного старше матери репетитора. Барахолкин повышал голос до крика, а в его по-детски искренних фразах это звучало так, будто именно Алексей кого-то не оценил, засудил, недоучил – если, конечно, вздумал не согласиться с праведным гневом отца Вареньки.

– Да-а, программисты эти, – он поморщился, махнув рукой, словно отгоняя навозных мух. – По клавишам стучать не мешки ворочать! И не у станка наяривать всю смену, как я! Если все станут на кнопки нажимать, то кто будет заводы поднимать?!

– Инженеры как вы. Каждому своё, – мягко не согласился Лёша, зная, какой фонтан эмоций может вызвать любое полярное мнение у нервного Барахолкина. В нём удивительным, порой необъяснимым образом сочеталась слепая любовь к дочери, критика любых современных порядков – и противоречивое желание, чтобы Варя в этих трендах, течениях, секциях и конкурсах была только первой, вызывая восхищение остальных. Отец оплачивал дорогие секции, не понимая, что этим не просто балует, а портит дочь, пытаясь вылепить из неё всё, что сам не успел в молодости. Она физически не сможет стать разом олимпийской чемпионкой по танцам, лучшей «по пению заклятой попсы с рэпом» и одновременно вытягивать на отлично английский, потому что эти занятия всё чаще пропускала из-за бесконечных отъездов, конкурсов, танцевальных фестивалей и прочих чудовищно модных, распиаренных секций.

– Вот пусть пару вагонов разгрузят, тогда и увидим, какие они программисты, – хмыкнул Барахолкин, будто именно «задроты компухтеров» не дали выиграть Вареньке фестиваль в Польше, а ещё заставляли её пропускать уроки и с криком, скандалами выпрашивать у отца новый смартфон после очередного разбитого. – Каких-то дрищей-очканавтов показывают в пример! Ну что это такое? Даже на мужиков не похожи! Ты знаешь, что сам Билл Гейтс отключил дома детям тырнет – чтобы не подсаживались на эту заразу, а учились зарабатывать! – Это прозвучало так, будто товарищ Гейтс жил в одном подъезде с Барахолкиным и лично советовался с ним по вопросам воспитания.

– Первое правило наркодиллеров – не сидеть на своём товаре! – ляпнул Лёша. Барахолкин моргнул, забавно мотнул головой и с минуту прислушивался, словно пытаясь переварить услышанное. Потом загоготал так, что зазвенели стёкла, а всю его депрессивную хмурь мигом сняло, даже морщины на лице разгладились. Взгляд стал дружелюбнее, будто отцу Вари не хватало именно этой фразы, чтобы сбросить маску презрительности.

– Ха-ха-ха-а-а! С тобой поговоришь – и жизнь становится теплее. Всё-таки воспитание сейчас на вес золота.

– И не говорите, буду на рынке на помидоры обменивать, если по такому курсу, – не удержался репетитор, но у Сергея Ивановича это вызвало новый взрыв хохота.

Учителю стало жаль этого измученного, подавленного мужика: какие же у него тогда проблемы дома, если даже плоские шутки Алексея вызвали у него такой фонтан эмоций? И поговорить не с кем, а душа требует общения, бьётся как птица в клетке.

– Полезное качество, будешь меня тогда свежими овощами снабжать! – восхитился Барахолкин. – А я без работы сижу, нас опять на заводе оставили в подвешенном состоянии, но кого это волнует? Один ты настроение поднимаешь!

– Это часть моей работы, – кивнул Алексей. – Я так понимаю, занятия вновь переносятся на неопределённый срок?

– Эх, сам видишь. Такая ситуёвина. Как на заводе дела наладятся – позвоним. Извини за простой. Варьке скажу, чтобы учила сама, а то обленилась! Ничего страшного, да?

– Конечно, любой пропуск не идёт на пользу, – не стал юлить Алексей. – А у Вари в прошлом месяце из-за танцев и хора половина занятий отменились. – Учитель заметил, как нахмурился Барахолкин, явно удивлённый таким поворотом.

– Половина?!

– Да, у меня всё отмечено.

– Вот так вкалываешь, хочешь дать дочери всё самое лучшее… горбатишься на работе – а для чего?

– Мы в ответе за тех, кого…

– Воспитали, воспитали! – перефразировал Барахолкин с довольной ухмылкой. – Ещё раз извини за простой, Лёш. Если можно, перенеси занятия на следующий месяц.

Так нельзя. Вредно для учебного процесса, но делать нечего – учитель кивнул. Один вид измученного, выжатого как лимон лица Сергея Ивановича вызывал дикую жалость. При всех закидонах, чудачествах и перегибах, часто свойственных людям старой закалки, Барахолкин был одним из самых адекватных отцов, с какими репетитору приходилось сотрудничать. А на фоне отдельных товарищей Сергей Иванович казался почти образцом.

Но главное не в этом – Алексей уже сдружился с Барахолкиными, занимаясь с Варей больше пяти лет, стал частью их семьи. Ему доверяли бытовые тайны, к нему обращались за советом и помощью – пусть он в очередной раз потеряет материально, однако сохранит доверительные отношения с родителями, чей сложный, нередко конфликтный характер требовал порой особого подхода.

На улице Алексея встретила весна, удивляя теплотой, разлитой вокруг – это казалось маленьким чудом на фоне прошлых холодных, капризно-переменчивых дней. В этом солнечном шёпоте учителю казалось, что всё самое лучшее впереди, потому что сама природа раскрывалась с новой силой. Ветки деревьев зеленели и будто обнимали прохожих, чтобы те почувствовали это невероятное весеннее счастье и почаще могли идти на компромисс друг с другом.

Услышать и понять – это почти помочь, а значит, уже кое-что. Совсем немало, если немного задуматься.

Улица ожила от задорного ветра, который взлохматил волосы на голове молодого учителя.

Посвящается всем, кто слышит

весенний ветер.

Липецк, 18-е мая 2019-го

Планета «Номер Цирк!»

Поднимаясь по лестнице в квартиру Барахолкиных, репетитор услышал такой шум, будто толпа туземцев сражалась с амазонками за последнюю нитку бесценных бус, чтобы бешеными танцами отмечать каждый год победу за трофей.

Крики взрывали лестничную площадку, кто-то из соседей открыл дверь, чтобы проверить: не упал ли метеорит, не случилось ли нашествие сектантов? Нет, просто в соседней квартире шумят, наверное, с воодушевлением делают уроки – обычное дело для этих чудаков.

Спокойно, товарищи – образование дело тонкое.

Алексей постучал, но дверь оказалась открыта, его ждали. Мелочь, а приятно. Главное, чтобы дружная семейка не передралась перед занятием: в последнее время Барахолкин стал на удивление ранимым. Ранить его самолюбие могло любое чужое мнение или несогласие дочери с уникальными педагогическими талантами отца.

– Ты хоть что-то можешь понять, лошадь с глазами? – кричал Сергей Иванович, размахивая учебником как саблей. – Физика для меня самый простой предмет! Я до сих пор помню со школы всё! А потому что учился на совесть, не скакал с айфоном как козёл по деревне! И получил лучшее образование, о котором ваше поколение может только мечтать! Лучшее образование, повторяю!

– Па-а-ап, ну не бубни! Объясни нормально!

– Не папкай мне, ты зубрить должна, грызть гранит науки! – разошёлся Барахолкин, как обычно переходя на пламенные речи вместо спокойных аргументов. – А ты всё сигаешь с места на место! Рассказывай параграф! Живо! Раз-два! Ну?!

– Да ну его, он тупо скучный, – заявила Варенька, надув губки. – Ты объяснять не умеешь, а только свой бубен включаешь!

– Что ещё за бубен? Ты как с отцом разговариваешь?! Я в твоём возрасте вагоны разгружал! Вагоны, можешь себе представить? Вкалывал как Буратино на лесопилке, чтобы помочь родителям! И не требовал особого подхода! Не требовал, как некоторые делают и клянчат себе дорогие сотики, чтобы выкладывать бестолковые фото в соцсети!

– Бу-бу-бу-у-у-у-у!

– Что за шум, а драки нет? – Алексей постучал, давая понять, что давно пришло время английского и пора зарыть топор войны, поменяв нелюбимую Варей физику на менее взрывоопасный и психически стабильный предмет. Барахолкин нахмурился так, словно у него отбирали зарплату.

– Всё пап, проваливай, у меня инглиш уже! – радостно завопила ученица, пряча учебник физики с таким видом, словно из книги могли выскочить огромные тарантулы или скорпионы, если долго заниматься такой жестью. По лицу девочки было заметно, что крики и давление отца легко превращают нелюбимый и трудный предмет в ненавистный, поскольку Барахолкин считал терпение и спокойствие признаками слабости. Настоящий мужик всегда сможет сломать об колено любого и навязать мнение – даже если этот любой родная дочь.

На этих глубочайших мыслях держались его высокие воспитательные принципы.

– Вот и как с ней обращаться? – не выдержал отец, глядя на репетитора с усталой неприязнью. Любовь отца к дочери напоминала капризного хамелеона, меняющего цвет и характер в зависимости от ситуации: Барахолкин сначала горячился, пытаясь доказать Варе, что она его личная собственность, обязанная воспринимать всё с таким же пионерским энтузиазмом, как он в своё время, а потом с такой же страстью баловал её, пытаясь загладить вину любыми способами. – Ну и как же обращаться с такими яркими индивидуальностями, позвольте уточнить у мэтра современной педагогики?

– Терпеливо и с подходом.

– Ей не подход, а ремень нужен, – Барахолкин посмотрел на тетрадку с формулами и вздохнул. Его мечта стать для дочери «Наставником Номер один» таяла как весенний снег. Но ничего, мы ещё поборемся и покажем зарвавшейся молодёжи, что отцы способны на многое.

– Ага, кое-кто мне новый ноут для учёбы обещал, а теперь свой ремень драный втюхивает, – напомнила ученица. – А чё, нормально так слился: я буду училке твой ремень показывать, когда реферат попросит. Нормальный расклад, офигеть можно!

– У тебя уже есть отличный ноутбук, Варюша, – отец резко сменил тон на заискивающий, понимая, к чему клонит предприимчивая Варенька, но девочка топнула ногой как породистая кавалерийская лошадь и бросилась в атаку, зная, что при Лёше занудный родитель вынимает «любимый бубен» гораздо реже, пытаясь брать эрудицией для самоутверждения.

– Эта рухлядь бомжатская за двенадцать тыщ с экраном как у забздыщного калькулятора? Эта развалюха, которая ни одну игру не тянет?! Его надо трижды перезагружать, чтобы запустился!

– Ну-у… за двенадцать триста. Хороший ноутбук, кнопки ещё не все выскочили. Надёжная вещь – надо учиться смотреть на содержание, а не на внешний вид, верно, Алексей?

– Давайте мы всё-таки проведём занятие, а потом обсудим технику.

– Ага, он потом мне ещё три года будет обещать! Вот увидите! Я же говорю! – разошлась Варенька. Пока отец размяк, надо выбить обещание при свидетелях – почему-то при Лёше родитель не любил показывать жадность, наоборот, часто напоказ демонстрируя всё, что делал для любимой дочери, пытаясь впечатлить учителя широтой души и глубочайшим пониманием моделей современной техники.

– Бе-бе-бе-е! – передразнил Барахолкин, копируя мимику дочери. – Ой, не купит! Ой, всё пропало! Бе-бе-бе-е-е-е! Ах, какой плохой отец! Ничего не покупает, всего два шкафа забиты дорогими шмотками! Совсем нечего надеть нашей бедной овечке! Бе-бе-бе-бе-е-е!

– Чего ты дразнишься-а-а?! – Варя мигом превратилась в обиженного выдрёнка, на глазах выступили слёзы, а лицо уморительно скорчилось, выражая вселенскую обиду. Но девочку ранило не столько высмеивание отца, сколько его удивительная находчивость: обычно твердолобый Барахолкин шёл на поводу у любых капризов дочери. А сейчас вдруг раскрыл ужасный актёрский талант, так легко обломав гениальный план по разводу его на новенький ноут. – Эт чё значит, я типо овца тупая? Чё за наезды опять?! Овцой на дочь обзываться при учителе – это нормально уже?

– Конечно! Моя любимая дикая овечка! – ухмыльнулся отец, пытаясь обнять дочь, но та оттолкнула его и насупилась ещё больше словно хомяк, которому не дали схомячить всё, что плохо лежит.

– Если я овца, тогда ты ваще баран!

– Ты как с отцом раз…

– Бе-бе-бе-е-е-е! – заголосила Варя, украдкой посмотрев на реакцию репетитора. Лёша не знал, падать от смеха или попытаться прекратить этот цирк – в любом случае последствия могли стать плачевными. Воспитательные эксперименты Барахолкина могли взорваться настоящей эмоциональной бомбой, доводя любую ситуацию до абсурда.

– Хрю-хрю-хрю! – гаркнул отец, запрыгав по комнате. Дочь приняла вызов, продемонстрировав, что знает немало звериных языков. Через минуту они принялись полушутя толкаться в комнате, издавая звериные звуки всё громче и явно позабыв про занятие.

Репетитор лихорадочно соображал, пытаясь придумать, что делать – после такого представления урок с перевозбуждённой девочкой проводить, мягко говоря, сложно.

Наконец, Варя подпрыгнула и ловко боднула отца, заставив того попятиться и плюхнуться на диван.

– Во! Видал, что эта коза египетская творит? – с гордостью заметил Барахолкин, словно дочь получила золотую медаль на областной Олимпиаде и степень кандидата наук в восьмом классе за такие виртуозные бодания невидимыми рогами.

– Давайте все немного успокоимся, – Лёша кивнул на учебник английского языка, переключая внимание дикарей. – Посмеялись, это хорошо. Теперь пора заниматься.

– Ой, извините! – спохватилась Варя, поправляя юбочку. – Это всё бебенатор начал, вы же видели! А я сегодня нормально себя вела!

– Отключили бебенатор и приступаем к занятиям. Варя – проверяем домашнее задание. А всех посторонних прошу не мешать образовательному процессу! – репетитор добавил в голос металл, чтобы заставить себя не взорваться хохотом. Смех замахал белым флагом из-за укрытия, обещая вести более дисциплинированно.

– Понял. Решил вспомнить молодость, хе-хе! Всё, ухожу-ухожу… – но уже в дверях солидный инженер обернулся с лукавой и по-мальчишески озорной улыбкой. – А потом ты… хм, вы сможете выступить судьёй в нашем соревновании? Понимаете, жена не очень одобряет мои выступления и актёрские выкрутасы с дочерью, считая их легкомысленным дурачеством. Но в вас я вижу не просто наёмного учителя, но настоящего ценителя воспитательных экспериментов. Могу на вас рассчитывать после урока?

– Хорошо, только недолго, – Лёша вздохнул, словно его ожидал настоящий образовательный штурм.

Но занятие прошло довольно неплохо: такое ощущение, Варя выплеснула часть подросткового упрямства, недовольства и обычных капризов, поэтому выполняла упражнения с усердием, старательно выговаривая самые трудные слова, что с ней случалось только в самом хорошем настроении. Неужели бебенатор сработал или просто совпадение? Интрига кружила в воздухе, атакуя учителя сложными вопросами.

Девочка включила режим ангелочка и сидела с таким видом, словно в её головушке созрел очередной коварный и беспощадный план. Впрочем, домашняя работа тоже оказалась сделана на редкость старательно – видимо, ещё до прихода бебенатора Варенька придумала цель.

Алексей проверял задания, ощущая какой-то подвох.

– А между прочим я текст училке ответила лучше всех в классе, – пропела Варя, хитровато прищурив глаза. Вот оно что – наконец-то проснулись амбиции. Репетитор улыбнулся, ощущая, как внутри девочки заёзрзала довольная обезьянка, которой так не терпелось выпрыгнуть из клетки. За годы работы с детьми он научился чувствовать это состояние. – Между про-о-очим, тот самый супер-мега-сложный доклад про кино, который вы мне помогали делать на прошлом занятии. Только я всё сама, конечно, сделала, а вы… просто немного помогли. Ну помните же?

– Помню, конечно. Умница.

– И Наталиванна сказала, что это уровень говорения по «ЕГЭ», там весь класс чуть не обделался от зависти, но я, не стала хвастаться. Не фиг им наши секреты раскрывать.

– Сможешь стать крутым разведчиком. А кто ещё в классе сдал этот доклад?

– Никто, конечно, – фыркнула Варя, довольная, что разговор за три минуты до конца урока перетёк в обсуждение её достижений, а не домашнего задания. – Чё эти олени ещё напишут, они же лоси!