Я лежал в своей кровати и покрывался холодным потом. Что делать? Идти и сдаваться? Они выкорчуют Ани из моей головы. Сколько труда пропадёт. А какой позор. «Слышали, наш дефективный Нико совсем с катушек съехал, ему теперь старый Крилл голову лечит». Нет, ещё одного унижения я не перенёс бы. Я пролежал без сна до утра и решил – пусть будет что будет. Назад дороги нет. А потом понеслось-поехало.
Буквально за пару месяцев мы вместе с Ани создали второй Образ. Умника. Получился долговязый и нескладный интеллигент лет сорока, близорукий и с залысинами. Эдакий книжный червь. Но внешний облик не главное. Мы постарались придать ему способность использовать возможности моей головы на полную. Мне уже не надо было внимательно читать книги, я просто пролистывал их и вспоминал в трансе. За короткий срок я смог впихнуть в него все содержимое библиотеки Чёрной академии и стал ходячей энциклопедией.
Правда существовала проблема. Я мог пользоваться знаниями Умника только в трансе. Не медитировать же каждый раз, когда тебя спрашивает учитель? И тогда я нарушил ещё один запрет – стал призывать Образ, находясь вне транса. Отдавал Умнику часть своего сознания, позволяя ему дёргать за ниточки, зато получал доступ к нужной информации. Без Ани это было бы полной глупостью, но она держала его в узде.
Со временем я научился пользоваться этим Образом, не входя в него. Он жужжал на задворках моего сознания, как надоедливая муха, давая доступ к любой информации, бесполезные советы и постоянно умничая.
Вскоре у Умника открылась ещё одна поразительная способность. В трансе или будучи призванным в сознательном состоянии он мог связывать и сопоставлять данные, выстраивая логические цепочки невероятной длины. Притом очень быстро. С Умником за плечами я мог, оглядев класс, определить: кто и что ел на завтрак и сколько родинок на заднице у горничной наставника. Умник был как художник, способный по нескольким штрихам восстановить всю картину. Правда, давалось это нелегко. Слишком сильная нагрузка на мозг, особенно вне транса, вызывала ужасные головные боли и слабость во всём теле. Один раз я даже потерял сознание. Так что к этому фокусу я прибегал крайне редко.
Само собой, мои успехи в учёбе прыгнули до небес. Теперь меня ставили в пример, но не как тупицу, а как светоч знания. Бить стали сильнее и чаще. Меня гоняла по всему зданию орава молодых засранцев и покой я находил только в своей комнате, благо она запиралась изнутри. Роул был здоровяком уже тогда, шире самых здоровых задир, Флавио был высоченным и худющим, зато поразительно ловким, хоть и выглядел нескладно. Им доставалось не намного меньше меня, но они не отступались. Пожалуй, именно в этот период наша дружба стала крепче камня.
Шестой курс закончился. Все мои оценки по учёбе были по максимуму, зато физические дисциплины хромали, даже нет, не хромали, а ходили на костылях. Я был слабее обычных подростков своего возраста, против же юных антимагов я выглядел как сушённая треска. Сказывались постоянные побои и ежедневные часы медитации, которые я проводил лёжа на кровати. Старая скотина Крилл не отставал и, кажется, начал подозревать что-то нехорошее. Мне было очень тяжело обманывать его, пятисотлетнего антимага, повидавшего на своём веку тысячи таких сопляков как я.
А затем появились Мастер и Лекарь. Мы работали над ними одновременно, два Образа, занявшие недостающие места. Внешний образ Лекаря мы скопировали с древней литографии Арриуса, великого целителя древности. Полненький, темноволосый мужчина с круглым лицом и вечно смеющимися глазами. Добрячок, готовый отрезать тебе ногу, потому что так надо. Лекаря мы наделили тонной знаний о человеческом теле и запредельному контролю над внутренними органами, гормонами, секрециями и всему тому остальному, чем набит мой кожаный мешок. Сделать это было совсем непросто, но очень помог Умник. Те открытия, которые он сделал, поставили бы на уши весь медицинский мир.
Мастер же получился худой, жилистый, готовый ко всему и безучастный. Его не интересовало ничего кроме совершенства боя. Отрешённость, сосредоточенность и шестое чувство, позволявшее чувствовать противника как самого себя. Он умел выбрасывать из головы все сложные понятия, оставляя лишь самое простое. Любовь, ненависть, надежды, сомнения и прочее исчезали. Зато окружающий мир становился как под лупой. Любая мелочь фиксировалась сознанием мгновенно, а время словно замедлялось. Каждое мгновение растягивалось в вечность. Это было субъективное чувство. Время на самом деле бежало как обычно, просто я успевал прожить больше. Попробуйте посчитать капли, падающие с протекающего крана, хотя бы минут десять. Вам покажется, что прошёл час. Тоже самое происходило, когда я входил в этот Образ. Вот и весь Мастер, простой и бесконечно сложный.
С помощью Лекаря я стал богом над своим телом. Я мог за ночь вырастить волосы до пояса или потерять десять килограмм веса за день. Мог не чувствовать боли или почувствовать волосок на пальце ноги. Мог на короткое время стать нечеловечески быстрым и сильным или обходиться без пищи месяц. Мог что угодно, правда, за всё нужно платить. Но иногда очень полезно взять кредит, когда остальные не могут.
Мастер дал мне возможность использовать по максимуму возможности тела и разума в бою. С его помощью я смог полноценно тренироваться в трансе, за считанные недели наверстав всё, что пропустил за эти годы. Когда же я входил в Образ Мастера в сознательном состоянии, то превращался в машину смерти. Меня не волновало ничего, кроме победы. Время растягивалось, словно в трансе, за доли секунды я успевал принять единственно правильно решение, действия противников были просты и предсказуемы.
Казалось бы всё прекрасно, не правда ли? Умник делает меня всезнающим и сверхдогадливым, Лекарь даёт полный контроль над функциями тела, Мастер превращает меня в непобедимого бойца. Но были проблемы. Были и есть. Очень большие проблемы.
Умник считал себя очень умным, что и не удивительно, интеллектом он превосходил всех нас вместе взятых. А ещё он считал, что ему и только ему принадлежит право принимать решения. Ну, как самому умному, конечно же. Лекарь относился к моему, подчёркиваю, к МОЕМУ телу, как к храму господнему и был очень недоволен тем, что не он, жрец и хранитель это храма, принимает решения. Мастер видел в жизни только две цели: совершенствоваться в искусстве боя и побеждать. Он искренне недоумевал – зачем тратить время на что-то ещё?
Каждый из троих считал главным себя, а остальных, в том числе и меня, всего лишь досадными помехами. Я бы съехал с катушек ещё в первые месяцы, если бы не Ани. Мой ангел-хранитель и тюремщик для этой троицы. Она бы создана для этого и единственной целью её существования был порядок в моей голове. Если это можно было назвать порядком. Она держала в ежовых рукавицах остальные Образы, при этом, не претендуя сама ни на что. Пока что это получалось у неё совсем неплохо. Так мы и живём до сих пор, я и мои шизофрении. Или диссоциативное расстройство личности, на профессиональном языке. Я знаю, о чём говорю, книг по психиатрии я прочёл в своё время уйму.
Седьмой курс был в самом разгаре, когда пришёл час расплаты. Сладкое время. Я нарастил себе мышцы, стал очень быстрым и жестоким. Мне ничего не стоило побить трёх-четырёх соперников. Вместе со своими друзьями я вылавливал бывших обидчиков по всему зданию Академии. Одни рыдали и упрашивали, другие пытались сопротивляться, третьи жаловались наставникам. Пощады не было никому. Наша троица стала нагонять ужас на всех однокурсников, и едва завидев нас в коридоре, они пытались скрыться в комнатах или классах. Кто не успел – тот опоздал.
Нас наказывали и уговаривали, но мы не успокаивались. Странное дело, когда я был мальчиком для битья, наставники смотрели на это сквозь пальцы. Стоило поменяться сторонами и деревянные трости заиграли на моей спине как палочки на барабане. Мне было плевать, с помощью Лекаря я легко переносил самые суровые наказания. Но где справедливость? Нету. Не было. И не будет. Я сам себе стал справедливостью.
Так продолжалось до тринадцатого, последнего курса. Я совершенствовался сам, совершенствовал свои Образы и, вместе с Роулом и Флавио, терроризировал всю Академию. Постепенно я научился не полностью становиться другой личностью, а отдавать им лишь больший кусок сознания, частично оставаясь при этом самим собой. Роул стал к тому времени настоящим здоровяком, невысоким, зато почти квадратным. Флавио вытянулся в длину больше двух метров и, в отличии от флегматичного Роула, стал язвительным до отвращения. Свою тайну, то, что я сотворил со своей психикой, я так никому и не открыл, даже этим двоим.
Затем мы сдали выпускные экзамены, и вся Академия вздохнула с облегчением. Я и Флавио подались в судьи-исполнители Чёрной Канцелярии. Роул, никогда не отличавшийся сообразительностью, стал Стражем. С тех пор прошло восемь лет, но наша дружба только окрепла.
За воспоминаниями я и не заметил, как прошёл изрезанную холмами долину, пересёк мелкую речушку по каменному мостику и вошёл в лес. Бодрость весеннего утра сменилась успокаивающей прохладой. Могучие древние патриархи возносили свои кроны высоко в небо, создавая внизу полумрак и покой.
Наконец я вышел на большую поляну, в центре которой стоял одноэтажный дом. Место обитания моих Образов. Место в моей голове, которое делало меня непохожим на всех, даже на других антимагов. Деревянная лестница привычно скрипнула третьей ступенькой, я без стука открыл дверь и вошёл.
***
Выйдя из транса, я пролежал ещё какое-то время, вспоминая события сегодняшнего дня и размышляя о завтрашнем. После вечернего транса мысли скачут легко как кузнечики, голова ясная и решения приходят сами собой. Но на этот раз ничего дельного на ум не пришло. Слишком мало информации. Я провалился в сон.
Глава 4.
Антимаги никогда не видят снов. Не знаю почему, может наше подсознание устроено по-другому. Ещё в детстве, прочитав какую-то книжку, я прицепился к своему наставнику, но ничего кроме подзатыльника не получил. Не видят и всё, прими как данность.
Я проснулся ровно в шесть, за секунду до того, как раздался стук в дверь. Не имея возможности пользоваться будильниками, каждый антимаг умел просыпаться всегда в нужное ему время, только при смене часовых поясов приходилось вносить необходимые поправки.
Побрился, сполоснулся, пятнадцать минут для утреннего транса. В полседьмого я спустился к завтраку. Хозяин, не дожидаясь указания, уже накрыл стол на две персоны и ждал меня. Пусть ест, мне не жалко, еда всё равно входит в счёт постоя.
– Доброе утро, – сказал я.
– Доброе утро, господин судья, – ответил он и отодвинул мой стул.
Я сел и приступил к завтраку. Времени было немного, поэтому я спешил. Трактирщик попытался завести разговор, явно желая выведать подробности для новых сплетен. Я ответил ему молчаливым взглядом, и он заткнулся.
Ровно в семь я подошёл к зданию префектуры. Два легионера в полной тяжёлой броне сидели в повозке, запряжённой двумя лошадьми. Третья лошадь была осёдлана и привязана к борту. Возле повозки стоял сержант, тоже в броне и в офицерском шлеме со срезанным плюмажём.
– Всем доброе утро, – поздоровался я.
Легионеры козырнули в ответ. Из здания выбежал префект.
– Доброе утро, господин судья, мне нужно с вами поговорить, – сказал он.
Мы отошли в сторону.
– Я так понял, – начал он, – что вы едете в поместье барона.
– Да, господин префект, вы правильно поняли, – ответил я.
– А зачем вам эти трое? – он кивнул головой в сторону повозки, – неужели вы думаете, что барон окажет сопротивление представителю власти?
Я усмехнулся:
– Вчера барон напал на представителя власти с оружием в руках. Почему бы ему не сделать это сегодня?
– Понимаете, барон не занимает никакой должности, но его влияние в городе очень велико, мне приходиться считаться…
Я перебил его:
– Давайте не будем углубляться в такие подробности. Я понимаю ваше положение, господин префект. Могу пообещать, что закон я не буду нарушать ни в коем случае.
– Закон…
– Разговор закончен, – отрезал я.
Он вздохнул. Я оставил его стоять в стороне и подошёл к легионерам. Три закованных в сталь фигуры, большие круглые щиты в повозке, тяжёлые копья с листовидными наконечниками, короткие мечи в ножнах. Третий легионер, Гус, был как брат-близнец Галлия, такой же невысокий, такой же широченный, такое же лицо в шрамах. Их что под одним прессом делают?
– Зачем ты нацепил офицерский шлем? – спросил я у сержанта.
– Мой у кузнеца был. Видел я, что вы с ним сделали. Ничего, этот тоже сойдёт, – он постучал латной рукавицей по шлему. Раздался глухой звон.
– Ладно, трогаемся, путь не близкий.
Я отвязал третьего коня и потрепал его по холке. Он посмотрел на меня большим влажным глазом и тихо заржал. Ройский трёхлетка чёрной масти с белыми прядями в гриве и белыми бабками на двух передних ногах. Эта порода была выведена совсем недавно в провинции Рой, бывшем королевстве Ройском и моей родине. Их ценили за неприхотливость и выносливость.
Я вскочил в седло. Сержант, гремя доспехами, забрался на козлы, щёлкнул кнутом и повозка тронулась. Я поскакал неспешной рысью следом.
Солнце лишь немного приподнялось над горизонтом, но город уже давно не спал. Пастухи выгоняли скотину в поле за город, хозяйки с большими корзинами шли в сторону рынка, обходя большие лужи, которые всё ещё оставались после дождя.
Мы проехали мимо тележки молочника, он в испуге заставил прижаться своего ослика к забору. Ослик недовольно посмотрел сначала на хозяина, потом на нас. Паренёк в белой льняной куртке выскочил из-за угла на трицикле, лихо развернулся и обогнул повозку по широкой дуге. Когда он проезжал мимо меня двигатель трицикла заглох. Паренёк ругнулся, слез с седушки и озадаченно почесал затылок.
Не спорю, мы, антимаги, сильно тормозим технический прогресс. Любые приборы или машины, созданные магами-ремесленниками, отказываются работать в нашем присутствии. Парадокс, но столица в техническом плане отстаёт от провинций. Всё из-за нас. Полторы тысячи антимагов, даже в таком мегаполисе как Крайкана, обесценивают капиталовложения в развитие магической техники.
Мы выехали из города и скорость сразу упала. Просёлочная дорога ещё не успела высохнуть. Грязь и лужи. Барон со своей свитой успели её изрядно растоптать вчера. Я чертыхнулся и мысленно добавил ещё час на путь к поместью.
Мы проехали около мили. Мой жеребец с трудом переставлял ноги в этом месиве, то и дело оглядываясь на меня. Я выбрал место посуше, остановил телегу, привязал свою лошадь к борту и взобрался на козлы к сержанту. Гус и Галлий резались в карты и прикладывались к горлышку потёртой фляги.
– Что думаешь об этой поездке? – спросил я у сержанта.
– А что тут думать, моё дело выполнять, – он откашлялся и сплюнул, – чёртов климат, живу тут уже пять лет, а привыкнуть не могу. Как только холода – сразу сопли текут.
– Сколько людей у барона?
– Чёрт его знает. Всего сотни полторы наберётся. А кто может меч в руке держать – человек сорок будет, – ответил он.
– Думаешь, у барона хватит ума оказать сопротивление?
– Ума там мало, а вот гонору выше крыши. Не захочет он сынка своего выдавать. Думаю, будет драка, – сержант обернулся назад, – эй, вы двое, хватит с флягой целоваться.
Галлий как раз передавал её второму легионеру. Гус вытер горлышко ладонью, закрутил крышку и сунул флягу в вещь-мешок.
– Да чего там, вино это, чего с него будет, – проворчал он.
– Кому сказал, хватит. Распустились совсем, – сержант виновато посмотрел на меня.
Минут десять мы ехали молча. Пустые поля, деревья без листьев, дорога, вьющаяся чёрной змеёй, свинцовое небо. Всё это приелось мне очень быстро.
– Ты говорил, что участвовал в Походе к восточному побережью, – сказал я.
– Да уж, поучаствовал, – сержант снова сплюнул, – эти вот, гаврики, тоже там были, – он кивнул головой за спину.
– И как это было?
– Как полная задница, – ответил сержант.
– Полнее только у моей бабушки была, – сказал Галлий и заржал. Гус его поддержал. У них даже хохот похожий был. Может они братья? Сержант продолжил:
– Меня с самого начала от этого воротить стало. Другие кампании как кампании. Собрали легионы, снарядили, поставили задачу и вперёд, во славу Империи. А эта была похожа на дерьмо ещё до начала. Нас собрали возле столицы, на пустыре Краада, понаставляли трибун, ларьков, устроили парад и гуляния. Горожан набилось как муравьёв, все кричали: слава героям, засыпали нас цветами, лезли целоваться. Тьфу, – он опять сплюнул.
– Мне тогда такая фифочка дала… – мечтательно протянул Гус сзади.
– Ага, вешались на нас тогда и благородные и нищенки. Только куда они потом подевались, когда мы вернулись порубленные и полуживые? Все отвернулись и сделали вид, как будто нас и не было. Будто мы остались лежать там, а не вернулись домой. Как вспомню, такое зло берёт, аж руки дрожат, – сержант щёлкнул кнутом над ухом правой лошади.
– Вернулось нас из пяти полных легионов меньше двух, там и батя мой полёг. Он до центуриона в Десятом легионе дослужиться успел. Всё собирался на пенсию, даже ферму купить успел, недалеко от столицы, в Ваарамовом Уделе. Теперь там мать и братья младшие живут.
А за что полегли, так никто и не сказал. Разведывательная экспедиция, мол, идём до самого побережья, кто против – того на мечи, и всё записываем. Учёных к нам прикомандировали кучу, в каждую центурию по одному, а то и по два, всего двести человек. Вернулось из них двадцать шесть.
Одно радует – после того как мы вернулись, собрал Император всех чиновников, которые за поход отвечали, от самого мелкого писаря до министра, и вывезли их на тот же пустырь где всё начиналось. Нас тоже пригнали, выставили строем. Император, здоровья ему и века, вышел перед нами, зачитал весь список потерь. Длинный список вышел, полчаса на него ушло. А потом и говорит: военные уже заплатили за эту глупость, пора и бюрократам заплатить.
Двум из каждых трёх чиновников – голову с плеч, третьему – двадцать палок. Начали с министра. Такой вой поднялся, аж уши заложило. А мы стоим в строю и смотрим. Парада и цветов на этот раз не было, но мне больше понравилось. Сотни три этих гадов в тот день не досчитались голов.
– С тех пор то место больше пустырём Чиновников называют, – вставил Галлий.
– Всё это я и без вас знаю. Интересно послушать про саму экспедицию, – сказал я.
Сержант оглянулся назад. Гус пожал плечами, а Галлий сказал:
– У тебя, Вио, язык лучше подвешен, тебе и рассказывать.
– Ладно. Сам поход говорите? Вышли мы значит из столицы, дай Единый памяти, второго числа третьей декады пятьсот сорокового года. Все герои хоть куда, грудь колесом, щёки зацелованы. На то, чтобы дойти до восточной границы, ушло шесть декад. Погодка стояла тёплая, дождей почти не было.
Вначале нам в каждом городе, мимо которого мы проходили, устраивали чуть ли не бал-маскарад, бабы так и вешались нам на шеи. Центурионы обалдели от такого и за дисциплиной почти не следили. Хорошо хоть среди нас большинство были ветеранами, так что всё шло как по маслу. Потом запал чуть остыл и под конец мы дошли уже более-менее при памяти.
Дошли мы, значит, до восточной границы, провинция Караган, городок там такой ещё, на холмах стоит, Веспен называется. Вепрь по-ихнему. В той провинции по-нашему почти и не говорят, что толкуешь – понимают, а в ответ – на своей тарабарщине. С этого городка прямо Мёртвые топи и видать.
Три дня мы готовились к переходу через топи. Нарезали шестов, наделали лыж для болота, разведчики облазили все топи вдоль и поперёк. Как переходили через эту грязь, рассказывать долго не буду. Жара, вонь, полно змей, спать негде, кругом одна зелёная жижа. Пятьдесят миль болот мы прошли за восемь дней. Сильно отличается от прогулки по Империи. Мы потеряли пару десятков человек, в основном от укусов змей и на девятый день вышли по другую сторону топей.
За Мёртвыми топями были земли аниматоров. Маги такие гадостные, толком ничего не умеют, кроме как костяшки оживлять. Зато в этом деле большие мастаки. Мы к этому были готовы, разведка облазила всю эту местность вдоль и поперёк ещё до нашей экспедиции. Всё равно жутковато, когда на тебя прёт орда оживших людских скелетов, вперемешку с какими-то дохлыми тварями.
Среди тех костяшек наши лупоглазы, ну те учённые-дрючённые, которых отправили вместе с нами, нашли что-то особенное. Радовались как дети, целовались, чуть не плакали от счастья. Вот людям счастье в жизни – нашёл пару древних костей какой-то твари и герой на всю жизнь.
На деле же аниматоры оказались плохими вояками. Скелеты рассыпались рядом с антимагами, а их среди нас было больше полусотни. Остальные войска местных никуда не годились, так, вчерашние фермеры и разное отребье.
Шли мы по этим землям две декады. У аниматоров в ходу рабство, а ещё в хозяйстве они используют тех же самых скелетов. Пока мы шли через их страну, я успел насмотреться на скелетов с мотыгами. Из рабов там частенько делают закенов. Живого человека убивают, заменяют кровь какой-то гадостью и оживляют. Жуткие твари и ваша антимагия их не берёт, хорошо, что их совсем немного было.
Простой люд там какой-то странный. Не поверите, но тех магов-аниматоров они чуть ли не за богов держат. Те из них верёвки вьют и всякие гадости богопротивные вытворяют, а люди им в храмах молятся, себя в жертву предлагают. Сплошная мерзость.
Вначале мы разбили их первую армию. Тысяч двадцать человек и орда нежити. Потерь среди нас почти не было, меньше сотни. Вояки, как я уже говорил, они никудышные. Аниматоры попрятались в свои замки, штурмовать мы их не стали. У нас был другой приказ. Мы двигались дальше, к Великим горам.
Когда дошли до предгорий, на нас напала вторая армия. Около ста тысяч людей, раза в два больше скелетов и несколько сотен закенов. Толпа большая, а толку мало. Наш военачальник, Страж Викос, покоя ему на той стороне, разместил наши порядки в начале горного перевала, ширина между двумя стенами ущелья не превышала полмили.
Они подымались по склону, осыпаемые дротиками и стрелами, и натыкались на стену из щитов и копий. Так мы развлекались почти двое суток. Защищать такую узкую горловину не составляло труда, резервов хватало, и Викос заменял передовую линию каждые два часа. Аниматоры потеряли около двадцати тысяч людей, почти всю нежить и отступили. Наши потери составили две с половиной сотни. Склон горы был устлан человеческими телами вперемешку с костями.
Мы собрали трупы чужаков и скелеты в большие кучи и сожгли, чтобы не оставлять свежий материал для аниматоров. На это ушло почти целые сутки. Тела своих павших мы забрали с собой, решив похоронить их где-нибудь в горах. И пошли дальше горными тропами.
Те горы не зря называют Великими. Пики такой высоты, что вершин даже и не видно за облаками. Бывал я возле гор Западного Предела, так те восточным и в подмётки не годятся. Одно радовало, местные дикари были пожиже западных горцев.
Они пару раз напали на нас. Метали копья и скатывали камни нам на головы. Но получив по зубам, пришли мириться. Мы преподнесли местному царьку сотню мечей, десятка два комплекта доспехов и кучу всяких дрянных побрякушек – всё, что было не жалко. Вождь, старый пердун в дурацкой шапке и меховой шубе, был на седьмом небе от подвалившего счастья.
Так что по горам мы прошли с относительным комфортом, если не считать одного обвала, который унёс жизни тридцати людей. С ними погиб и первый Страж среди нас, по-моему, его звали Сантос, или что-то вроде этого. Он командовал когортой в Седьмом легионе. Потом Стражей погибло намного больше. Мне кажется, что Императора это разозлило сильнее всего. Очень уж вы, антимаги, ценный товар.
Полторы декады мы потратили на переход через горы. Прошли бы ещё быстрее, но три дня простояли лагерем возле горного озера. Отдыхали, торговали с местными, пополняли запасы, лечили раненных. Воздух там, я вам скажу, как поцелуй молодой девки, хочется ещё и ещё. На семнадцатый день мы вышли на равнины.
Разница, как между небом и землёй. Высоченные горы, перевалы, ущёлья такие, что и дна не видать, горные реки, водопады. А потом бах, и ровная как стол степь. Ни холма, ни деревца, только трава зелёным ковром, местами выше человеческого роста.
Зверьё там странное, у нас такого нет. Какие-то трёхрогие лошади, без хвостов и с длиннющими ногами. Зверьки размером с кошку, только все в чешуе. Двухметровые хищные ящеры, те ёще твари, им порвать человека, что мне курицу разделать. Жуки по полметра в длину, птицы размером с меня, всяких чудес хватало. Наши лупоглазы чуть с ума не посходили, бегали по равнине как ошпаренные, пену со рта от счастья пускали.
Но самое большое чудо – это стада мороготов. Так их кто-то из лупоглазиков назвал. Мол, такие животные и у нас были, только вымерли давно. Ну, у нас-то вымерли, а там их тьма тьмущая.
Взрослый самец-морогот вырастает до трёх метров в холке, метров пять в длину и больше десяти тонн весом. Страшная махина. Всё тело в костяных пластинах и шипах, только на брюхе толстая кожа. Но брюхо возле самой земли, да и кожа такая толстая, что копьём не пробить. Два шипа метровой длины растут из загривка и торчат над головой как рога. Самки раза в три поменьше будут, да и брони на них почти нет, зато гораздо резвее и злобней самцов.
Стада этих тварей бродят по всей равнине, жрут траву и топчут всё на своём пути. Один раз мы почти полдня шли мимо такого стада. Сколько там голов было, не знаю, я до столько считать не умею.
Шёл четвёртый день нашего похода по равнине, когда мы встретили первых туземцев. Трое всадников на самках мороготов. Мы попытались завязать с ними контакт, но они держались на приличном расстоянии и отъезжали дальше, как только кто-то из нас приближался к ним. Лошадей у нас не было, так что догнать мы их не могли. Всадники сопровождали нашу армию целый день, а потом ускакали прочь.
На шестой день мы вышли к покинутой стоянке большого лагеря. Следопыты облазили его вдоль и поперёк, разведчики прочесали всю местность на несколько миль вокруг. Никого. По размерам лагеря, следам и количеству мест для шатров выходило, что там было тысячи две-три людей и около тысячи мороготов. Туземцы использовали их как домашних животных.
Мы пошли дальше. Разведчики докладывали о небольших группах дикарей, до десяти человек, которые на своих тварях постоянно крутились вокруг нас.
Поход по равнине продолжался ещё дюжину дней. Мы прошли мимо двух покинутых стоянок, одна из них была совсем большой, тысяч на десять человек. До побережья оставалось четыреста миль неразведанной территории. На картах это было сплошное белое пятно.
На семнадцатый день пути по степи на нас напали. Разведчики прибежали ночью и доложили, что на север от нас, милях в десяти, расположилась огромная орда туземцев. Сколько – неизвестно. Викос поднял всех на ноги, и мы начали строить защитный периметр вокруг лагеря.
За шесть часов мы успели выкопать сплошной ров с милю в диаметре, глубиной три метра и шириной в четыре. За рвом возвели насыпь из выкопанной земли. Мы продолжали углублять траншею, когда почувствовали дрожь земли. Горнисты протрубили сбор, солдаты вылезли из рва, побросали лопаты и надели доспехи. Невыспавшиеся, уставшие, мы выстроили порядки вдоль насыпи и стали ждать.
Дрожь земли нарастала, вскоре послышался монотонный гул. На горизонте, вместе с первыми лучами восходящего солнца, показалась орда туземцев. Около тридцати тысяч всадников на самках мороготов и почти столько же самцов, бежавших впереди орды. Всадники были вооружены пиками, до четырёх метров в длину, и метательными копьями. Их копья были легче и длиннее наших пилумов. Метали их с помощью специальной палки с выемкой на конце. Дикари могли поражать цель такими копьями метров за семьдесят.
Лавина огромных туш приближалась. Впереди бежали самцы без всадников на спинах. Тяжёлая пехота стояла вдоль насыпи, держа наготове щиты и копья, сзади натянули луки лёгкие манипулы. Прозвучал сигнал, над нашими головами поднялась туча стрел и упала на врага. В ответ они метнули свои копья. Мы подняли щиты, и дождь из дерева и железа забарабанил по ним.
Наши стрелы были для самцов-мороготов, что слону дробинка, зато всадникам и самкам пришлось несладко. Несколько сотен легко одетых дикарей послетали со своих сёдел. Раненные самки пришли в ярость и начали крушить всё вокруг. Услышав крики самок, самцы взревели от ярости. Первые десятитонные туши обрушились на ров и упали вниз, другие по их спинам, раздирая животы об шипы своих же сородичей, полезли на вал.
Мы начали бить их копьями, но толстая костяная пластина на лбу надёжно защищала их головы, глаза располагались по бокам черепа, попасть в них было очень трудно. Единственный действенный метод был сбрасывать их с вала назад. По пять, по шесть человек, мы упирались щитами в их туши и сталкивали их вниз.
Разъярённые мороготы мотали головами, круша своими передними шипами нашу броню как скорлупу. Закованные в сталь тела пёрышками взлетали в воздух. Стоял такой рёв, что аж уши позакладывало. Десятка три самцов прорвали нашу переднюю линию в нескольких местах и перебрались через вал.
Получив пространство для разбега, они начали давить людей, носясь по лагерю как катки. Солдаты били их копьями, стараясь попасть в глаза и промежутки между костяными пластинами. Я видел как трибун нашей когорты, Страж Ринал, пробил голову твари одним ударом копья в глаз и прикончил её.
Дикари продолжали забрасывать нас копьями, наши лучники тоже не сидели без дела, воздух то и дело рассекали их залпы. Перед земляным валом образовался второй – из туш мороготов.
Атаковать дальше стало невозможно и они отступили. Загудели рога, орда развернулась и начала уходить, самцы послушно развернулись и потрусили следом. Только некоторые из них продолжали в ярости бросаться на нас. Лучники выбежали на вал и стреляли дикарям вдогонку. Прорвавшихся внутрь тварей наконец-то добили.
Мы перевели дух и подсчитали потери. Тяжелой пехоты погибло около двух тысяч, легкие манипулы недосчитались около полутора тысяч. В тот день погиб мой отец, морогот насадил его на передний шип как бабочку, не помогла и броня.
Всадники так и не добрались до нашего вала, но стрелы собрали хороший урожай среди них, да и собственные обезумевшие зверюги подавили многих из них. Около трёх тысяч дикарей в кожаных юбках остались лежать на поле, компанию им составили две тысячи мороготов. До самого вечера мы добивали их, даже искалеченные и умирающие самцы представляли серьёзную угрозу.