Loe raamatut: «Пчёлочка златая. Фольклорная тетрадь»

Владимир Попов

Font:

Фотограф Александр Сизухин

Компьютерная вёрстка Андрей Васильев

Автор обложки Юлия Архирий

ISBN 978-5-4498-3912-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вьюга

Воют вии за стеной.
Ходит холод за спиной,
и дрожит от страха
тонкая рубаха.

Вот какая вьюга
нам для перепуга!

Тараторы

Бабка тары тараторит.
Тараторит – словно вторит.

– Ты зачем семью оставил:
С ног на голову поставил?

То зашьёт, а то распорет…
Тараторит, тараторит.

– Бросил деток, как котят —
уж саму за пятьдесят.

…Головастый и губастый,
как совёночек глазастый.

То вздохнёт, то помолчит.
– Ма-ма… Ма-менька! – мычит.

Смотрит грустно в потолок,
как обиженный телок.

«Соберу года в беремя…»

Соберу года в беремя
и сюда приволоку.
Золотое было время
на серебряном веку.

Вдохновенные поэты.
Дамы дивной красоты.
Золотые эполеты
да Егорьевы кресты.

Отлетели птичьи трели
за небесный окоём.
Отгремели-отзвенели
колокольным хрусталём.

Эти мраморные лица
к нам из прошлого глядят.
И серебряные птицы
над могилами летят.

Шуточная

Я сидела на пеню,
ела сладку пельменю.
Подошёл американ
и залез ко мне в карман.

Полетела я в полицу —
пореветь и повиниться:

«Я сидела на пеню,
ела сладку пельменю.
Подошёл американ
и залез ко мне в карман…»

и т. д.

«Ходит Петя на рассвете…»

Ходит Петя на рассвете
у сарая, у повети.

То присядет у крыльца,
как мужик из-под Ельца.

То, как баба в хороводе,
всё кругами ходит, ходит…

Слышно, как шуршит солома
возле Светкиного дома.

«На дорожке, в переулке…»

На дорожке, в переулке,
собирает дед окурки.

– Расплодились чертенята,
словно осенью опята!

А на лавочке, в сторонке,
зреют бабки-пенсионки.

Корчат рожи, что есть мочи.
И хохочут, и хохочут…

«Рыбарь сидет на реке…»

Рыбарь сидет на реке,
как сиделец в кабаке.

Ничего не продаёт —
носом на волну клюёт.

Размотал свою беду
и повесил на уду.

Ты уди, уди, уда —
будет полна скворода.

Рыбные окрошки
споловиним кошке.

Рыбные отонки
подберут котёнки.

А хребеты-мощи —
для любимой тёщи.

«По реке плывёт корыто…»

По реке плывёт корыто,
полно девками забито.
Все поют и пляшут,
тянут тину-няшу.

По реке плывут ворота
рядом с бабой косоротой:
орет дикие слова —
над водою голова.

Голова садовая —
поругань дворовая.

Позади немножко —
мужики с гармошкой.

Пьяненькие в стельку,
и ревут про Стеньку.

Разина ты, разина —
у, кака заразина!

У плотины-загородки
подолы сушат молодки.

Вплоть до понедельника
праздники у мельника!

По старой дороге

По старой дороге, по старой дороге
бредут мои мысли, идут мои ноги…

Когда-то давно, в домотканой рубашке
ушли наши чуди от Пинеги к Вашке…

В какие угоры, в какие завесы
по старой дороге, по тихому лесу?..

Ушла моя молодость в дикие логи,
по тихому лесу, по старой дороге.

Какое безлюдье в таинственной жути —
лишь встретится крест на глухом перепутье.

Но как благодатно, под зовы кукушки
сидеть на пороге охотной избушки.

Леса первозданны в осеннем убранстве,
и чудятся чуди в чудесном пространстве.

Онса

Онса (или Онца) —
всю видать до донца.

По посёлку, за углом —
речка тиховодная.
Руку сунешь за угрём —
у, кака холодная!

Протекает тут и там —
прячется за елью —
разделяет пополам
всю Большую Щелью.

Огонёк в окне дрожит
в доме отдалённом.
И собака пробежит
по тревожным бонам.

Даль гудками запоёт…
С шорохом и хрустом
теплоходик подойдёт
к онсовому устью.

И сойдёт на бережок
тёмно-красно-глиновый
твой блестящий сапожок,
сапожок резиновый.
С жарким мёдом на губах,
всю ночь до рассвета
нацелуемся впотьмах
с почтальонкой Светой.

– — – — – — – — —
Онса – приток Вашки.

«Бабка ходит весело…»

Бабка ходит весело,
открывает ставни:
«Вот приедет на село
капитан-исправник!»

На привет один ответ
и одни страдания —
девяносто девять лет
бабушке Мелании.

Всё грозит она зело
коммунистам главным:
«Вот приедет на село
капитан-исправник!
Я под ноги постелю
душу, как солому,
нашу батюшке-царю
Николай Второму!»

Ясная звёздочка с неба упала
(хороводная)

Ясная звёздочка с неба упала.
Ой, лала, ой, лала. Ой!
За тёмным лесом, за лесом пропала.
Ой, лала, ой, лала. Ой!

Ты выходи, ясный месяц, на волю.
Ой, лала, ой, лала. Ой!
И освети мою девичью долю.
Ой, лала, ой, лала. Ой!

Будем на лодке с любимым кататься.
Ой, лала, ой, лала. Ой!
Будем с любимым за рученьки браться.
Ой, лала, ой, лала. Ой…

В поселении Резя

Ярко светят созвездья.
Громко птица поёт.
В поселении Резя
никто не живёт.

Опустели домишки.
Раны выбитых рам.
Только серые мышки
шебуршат по углам.

Смеха-плача не слышно.
Позабыта молва.
На часовне, под крышей
поселилась сова.

А цветок у порога
голубой-голубой…
Вековая дорога
зарастает травой.

– — – — – — – —
Резя – деревня в Лешуконье.

«Летят утки-перегудки…»

Летят утки-перегудки
с изумрудами в желудке.
Под крылами топь и гать —
как на блюдечке видать.

Вся деревня на виду,
как в доселенном году:
до колодца прядают
соседушки порядовы.
А домовы крыши
через печку дышат.

Дед полез на подволоку
и чекушку держит сбоку:
видно, старого без дела
полуночница заела.

Бабка мечется, как бес,
будто на иголках:
– Ты опять, старой, полез
к Ваньке Ёлкину!

А сноха в окошке
поправляет рожки,
светит без утайки
кофтой из китайки.
Парень честью дорожит —
мыслит о побеге:
у амбара возлежит
на пустой телеге.

За сараем целый ряд:
свиньи, овцы, куры…
И шабашники стоят,
и цыгарки курят.

И гуляет вороньё
посредине лужи…
И стоит себе ворьё,
опершись на ружья.