Loe raamatut: «Ангел в бандитском раю»

Глава 1. Старая баржа "Надежда".

Старая баржа "Надежда", будто выползшая из кошмаров Стивена Кинга, скрипела зубами о причал. Ржавчина, как запекшаяся кровь, покрывала её бока. Вонь от Невы, смешанная с запахом крысиного дерьма и дешевого табака, проникала в легкие, словно ледяная игла. Туман, не просто густой, а жирный, маслянистый, обнимал баржу, словно желая скрыть её от любопытных глаз. Внутри, в трюме, где обычно гнили мешки с картошкой, готовилась "сходка". Сходка, после которой Петербург захлебнется кровью и станет "красным".

На покосившихся ящиках, словно на тронах из отбросов, восседали они – "авторитеты", "воры в законе", "бригадиры". Их лица – карта преступного мира, изрезанная шрамами, татуировками, прожилками лопнувших сосудов. Глаза – маленькие, злобные, как у крыс, высматривающих добычу. Напряжение в воздухе звенело, как натянутая струна. Казалось, достаточно искры, чтобы взорвать эту клоаку.

Первым заговорил сам "Пахан" – Виктор Сергеевич "Граф". Старый, матерый волк, чьи зубы сточили кости сотен жертв. Его глаза, когда-то голубые, выцвели до грязно-серого цвета, но в них еще тлел огонь жестокости. Он был "крестным отцом" этого прогнившего города, и его слово – даже шепот – здесь было законом.

– Здорово, братва, – прохрипел Граф, его голос скрипел, как незакрытая дверь в склепе. – Собрались тут не чаи гонять. Чуете, сукины дети, как воняет дерьмом? Так это наша жизнь провонялась. "Коммерсы" ноют, как побитые собаки, "менты" рыщут, как голодные шакалы, а "шпана" совсем оборзела, "мамок" не слушает. Пора решать, как жить дальше, а то скоро жрать нечего будет.

В ответ раздался гул. Кто-то заскрипел зубами, кто-то харкнул слюной на пол, стараясь попасть в крысу, бесстыдно разгуливающую по трюму. Тишина стала еще более давящей, чем раньше.

– Я вот думаю, – продолжил Граф, постукивая костяшками пальцев по ящику, словно отсчитывая последние секунды жизни, – пора нам "крышу" конкретно перетряхнуть. Развели тут, понимаешь, "левых" барыг, которые под нас косят, а в "общак" кладут, как кошка наплакала. Надо их прижать к ногтю, чтобы знали, кто тут хозяин, а кто – пыль под ногами.

– Граф, батька, ты прав, как никогда, – поддержал его "Бульдозер", гора мяса с бычьей шеей и татуировкой "Зверь" во всю спину. Его кулаки казались размером с булыжник. – Эти "крысы" совсем попутали берега. Я своим "быкам" уже дал команду, они им покажут, где у раков "хата".

– Заткнись, Бульдозер, – рявкнул на него Граф, его взгляд стал ледяным. – Ты, кроме как ломать кости, ни на что не годен. Здесь мозги нужны, а не мускулы. Мы не в лихие девяностые, дружок, времена изменились. Сейчас нужна хитрость, как у змеи, а не сила, как у медведя.

В разговор вступил "Шахматист" – лысый, худощавый тип с пронзительным взглядом и острым, как скальпель хирурга, умом. Он всегда держался в тени, но его слова имели вес больше, чем золото.

– Я думаю, Граф, нужно "подключиться" к тем, кто наверху. Без поддержки "власть имущих" мы далеко не уедем. Надо найти "лазейку" в системе и через неё пролезть, как червь в яблоко.

– Это ты верно подметил, Шахматист, – согласился Граф, почесывая седую щетину. – Но где нам эту "лазейку" искать? "Менты" все продажные, как шлюхи на Сенной, а "чинуши" жадные, как черти. Им сколько ни дай, все мало.

– Я знаю одного человека, – прошептал Шахматист, наклоняясь ближе к Графу. Его голос звучал зловеще, как шепот могильного червя.

– Полковник из ОБЭП. У него сейчас "финансовые затруднения", и он готов к "сотрудничеству".

– Полковник? – Граф нахмурился, словно его ударили под дых. – Это опасно, Шахматист. Слишком опасно. Если нас "спалят", то всем нам "хана".

– Риск есть, Граф, но и "выхлоп" будет нехилый. С его помощью мы сможем "закрыть" конкурентов, "отжать" самые "жирные" места и установить полный контроль над городом. Питер будет у наших ног. Граф погрузился в раздумья. Он понимал, что Шахматист прав. Без "крыши" сверху они не смогут удержать власть. Но ставить все на кон было страшно. Смерть всегда дышала в спину, но в этот раз ее дыхание было особенно холодным.

Черт бы побрал эти времена, – думал Граф. Раньше все было проще: кулак да обрез. А сейчас – интриги, подставы, как в грёбаном театре.

– Ладно, – наконец произнес он, его голос звучал глухо. – Свяжись с этим полковником. Вытряси из него всю информацию, узнай, что ему нужно и на каких условиях он готов работать. Но будь осторожен, Шахматист. Я не хочу, чтобы об этом кто-то узнал. Никто. – Будет сделано, Граф, – ответил Шахматист, еле заметно кивнув головой. Его глаза блеснули дьявольским огнем.

Скоро ты будешь танцевать под мою дудку, старый пес, – подумал Шахматист, наслаждаясь моментом предвкушения власти.

Разговор перешел на другие темы. Обсуждали "грязные делишки", "намечающиеся стрелки", "нерешенные разборки". Вспоминали старые времена, когда "травка была зеленее, а бабы сговорчивее".

Смеялись грубым, утробным смехом, ругались матом, спорили до хрипоты. Но в каждом взгляде, в каждом слове сквозило напряжение и недоверие. Каждый из них знал, что он здесь не друг, а враг. Каждый был готов предать, убить, подставить, чтобы выжить и занять место другого. Таков закон этого мира.

Вдруг, дверь в трюм распахнулась, и в помещение влетел запыхавшийся парень, один из "шестерок" Графа. На его лице был написан ужас. – Граф, беда! – заорал он, его голос сорвался на визг. – "Легавые" нас "накрыли"! Они уже совсем рядом!

В трюме рвануло, как граната. От запаха внезапного страха и адреналина стало тошно. Все повскакивали с мест, как ужаленные, судорожно доставая оружие.

Только не это! – пронеслось в голове Бульдозера. Я ж только вчера новую тачку купил!

Пистолеты, обрезы, ножи-бабочки – смерть танцевала в руках каждого из них, отбрасывая зловещие тени на стены трюма. Звон разбивающихся бутылок, опрокинутых в суматохе, добавил хаоса.

– Предатель! – заорал Бульдозер, его лицо побагровело от ярости, жилы на шее вздулись. – Кто-то нас сдал! Сгною, сука, в сортире! Я тебе кишки на кулак намотаю!

– Не время сейчас сопли жевать, – прорычал Граф, его глаза сверкнули, как у загнанного зверя. Вот и пришел мой черед, – мелькнула у него мысль. А я ведь так и не успел внуков понянчить. – Надо валить отсюда!

Но было слишком поздно. Снаружи донеслись вопли, мат, треск выстрелов, утробное рычание овчарок. Запах пороха, крови и мокрой шерсти собак мгновенно заполнил трюм, вызывая тошноту. "Менты" ворвались на баржу, словно орда голодных волков. Дерево под ударами прикладов трещало и ломалось.

Начался ад. Кровь, крики, стоны, мат – все смешалось в жуткой какофонии смерти. Пули свистели в воздухе, словно злые осы, рикошетили от стен, вырывали куски мяса. Холод стали, липкость крови на руках, шероховатость досок под ногами – все ощущения обострились до предела.

Бандиты отчаянно отстреливались, но силы были неравны. "Менты" имели численное превосходство и были лучше вооружены. Граф метался по трюму, как раненый зверь, отстреливаясь от наседавших полицейских. Он чувствовал, как в него вонзаются осколки, как кровь струится по лицу. Но он не сдавался. Умру, как волк, а не как шакал! – думал он, сжимая в руке пистолет.

Вдруг, краем глаза он заметил Шахматиста. Тот крался к запасному выходу, стараясь остаться незамеченным. В его руках поблескивало что-то металлическое. Граф понял, кто его предал. Все стало на свои места.

Вот же гад ползучий! – Шахматист! – зарычал Граф, его голос потонул в грохоте выстрелов. – Ты "гнида"! Ты нас продал за тридцать серебряников! Я тебе печень вырву!

Шахматист обернулся, его лицо исказила злобная усмешка. В его руке блеснул нож. – Прощай, Граф, – прошипел он. – Твое время ушло. А мое – только начинается. И скрылся в темноте, оставив за собой шлейф предательства и смерти.

Теперь главное – не спалиться, – думал Шахматист, выбираясь из баржи. Все должно выглядеть, как случайность. Граф почувствовал резкую боль в груди. Он посмотрел вниз и увидел, что из его груди торчит нож. Кровь хлынула фонтаном, заливая пол. Он рухнул на колени, захлебываясь собственной кровью. Перед глазами поплыли черные круги. Последнее, что он увидел, были лица полицейских, склонившихся над ним. В их глазах не было ни жалости, ни сочувствия – только холодный, торжествующий взгляд победителей.

– Игра окончена, Граф, – произнес один из них, его голос звучал, как приговор. – Ты проиграл. И Граф закрыл глаза. Тьма поглотила его.

На барже "Надежда" воцарилась тишина. Лишь изредка раздавались стоны раненых и лай собак, обнюхивающих трупы. Сходка главарей мафии города Санкт-Петербурга закончилась кровавой бойней. Все "авторитеты" были убиты или арестованы. Криминальный мир города был повержен. Казалось, что зло наказано.

Но никто не знал, что Шахматист уже плетет новые интриги. Он знал, что власть не терпит пустоты. И он был готов занять место Графа. Любой ценой. Ведь в этом прогнившем мире нет места чести и справедливости. Есть только жажда власти и готовность на всё, чтобы её заполучить. Предательство – лишь инструмент, а убийство – развлечение.

Туман над Невой рассеялся, обнажив страшную картину. Солнце, словно издеваясь, светило на ржавую баржу, ставшую братской могилой для бандитов. Но тьма, поселившаяся в душах выживших, никуда не делась. Она осталась там навсегда, готовая вырваться наружу в любой момент. И Петербург захлебнется новой волной крови. Это лишь вопрос времени. А Шахматист уже точит свой нож. Игра только начинается.

Бульдозер лежал на полу, тяжело раненый и придавленный трупом одного из "ментов". Ноги его одеревенели, но ярость кипела в его венах. Я отомщу за Графа! – прошептал он, сжимая кулаки. Я найду этого Шахматиста и выпотрошу его, как свинью!