– Тридцать три дня назад мне исполнилось восемнадцать лет. Очень тёплое поздравление от администрации детского дома, на одну секунду окунуло в прошлое, там было всё. Победило доброе, человеческое начало, именно оно стало памятью, всё тёмное и даже ужасное убрало острые края и давно прекратило царапать душу.

Почти год я работаю в книжном магазине, в разделе «в мире животных,» Заканчиваю первый курс биологического факультета. В одном из этих домов, мне по закону предоставлена однокомнатная квартира за номером 32.

Вот так, милый ты мой, мы и оказались здесь. Пока, я жива, я буду рядом.

Телевизор был такой большой и плоский, что мы его просто не заметили. Балкон, совершенно закрытый с обогревателем и кондиционером. В дальнем углу, на роскошном металлическом кованом основании стоял огромный изогнутый аквариум с великолепным декором, четыре не маленькие рыбки, явно требовали корм.

Две одинаковые, сонные, рыбы-попугаи, третья, фиолетовая – франтоза она самая агрессивная, а четвёртую, самую весёлую и прыгучую назовём Валькирией и с этим именем покончим с прошлым навсегда. Рыбы умеют молчать.

«Три недели назад, получив паспорт стала Таисией, отчество – Владимировна, так звали моего учителя по биологии, только умер он, но я успела сказать ему о решении своём». Фамилия Землянкина, как у директора нашего, очень справедливая, добрая женщина. Так и собрали мою паспортную личность.

Таисия, светлая гармония в имени твоём, опора и твёрдость, нежность и материнство.

«Как ты думаешь, когда мы сможем выйти из дома по бетону», задумчиво спросила Таисия. Глянув в окно, вспомнил колеблющуюся, булькающую, живую массу, не раздумывая ответил – «не менее пяти дней».

Значит в запасе у нас три дня. Взяв меня за руку, подвела к входной двери. Над самым косяком чеканная золотая медаль с изображением коня с развивающейся гривой.

«Это дом барона. Люди, приходившие к нам, сначала воры, а затем просто работяги. Они помогут выследить нас. В кухне, на подоконнике очень плохие деньги, мы не коснёмся их. Они погубят всё. Светлый ты мой», – она прижалась ко мне, улыбнулась, доверчиво, совсем по – детски.

Её руки забрались в мои рукава, добрались до шеи, спустились вниз, наткнулись на пупок, испугались, кулачки знакомо сжались, тихий смех отпустил ладошки.

«Я хочу к тебе, ты не обидишь меня, но если так надо, то делай больно, очень больно, я готова, жду тебя, если будут слёзы, не обращай внимания, будь собой, ты мужчина». Лёгкие касания и майки не стало, шёпот превратился в шелест. Рукой я нашёл её губы, лёгкие и очень нежные, чуть ниже совсем маленькие, но твёрдые груди, соски торчали в разные стороны.

Она до смешного долго не могла понять, зачем они между нами и куда их девать. Я осторожно и долго целовал сначала шею, руки, влажный, сладкий рот, живот, спину, потерялся в золоте волос.

Нижнего белья не было, оно сохло в ванной. Таисия расслаблялась частями, она раскрывалась там, где были мои руки, особенно пальцы, тело уже не боялось боли, оно верило мне.

Это было очень красиво и неожиданно, она перестала тянуть на себя всё, что было на диване. Под контролем обеих рук, положила мою руку на лон, он твердел под ладонью. Она спала.

***

Я взял мою маленькую на руки, уложил на кровать, прикрыл одеялом руки, согрел ноги, она спала совсем не слышно, осторожно прилёг рядом. Впервые, по настоящему, спал рядом с женщиной. Нежность и обожание просто душили меня, сон пришёл не сразу, зато очень крепкий.

К утру мы переплелись телами, её голова уютно устроилась под мышкой, одна рука лежала у меня на животе, другая чуть ниже. Светлело. Накинув халат, неслышно выбрался на балкон. В углу росли чудесные орхидеи, с вечера я прикрыл их цветной плёнкой.

Ярко-красные посредине, с чёрными развёрнутыми крылышками они очень напоминали спящую юную женщину, ждущую возлюбленного. Разложив цветы в ногах, почувствовал тепло. Ясная моя проснулась, улыбаясь мне, она тихо плакала.

После ванной, пили чай, ели халву, финики, виноград, кот шумно, с аппетитом лакал воду, не сговариваясь выскочили на балкон, рыбы были на месте. Валькирия резвилась и, казалось, пела. Хохоча вернулись спальню, зеркала на потолке не было, показал носом на верх, что вызвало новый взрыв смеха.

Таисия стянула с меня халат, секунду помедлила и сбросила свой. Мы сладко

и очень влажно целовались, руки превратились в пальцы, радуя себя прикосновениями к уже тебе принадлежащему таинственному телу. Восторг облил меня горячей нежностью, закопавшись по плечи в волосах, в руках держал

острые маленькие груди, похожие на груши, соски каменели под пальцами.

Осторожно положив на спину, пальцами проложил дорожку от пупка до лона,

Милая застонала, спина выгнулась, бёдра чуть раздвинулись, лон раскрылся. Нащупав маленький бугорок, чуть потрогал его мизинцем, он стал твёрдым, живым продолговатым соучастником.

Подавленный стон наслаждения слегка раздвинул бёдра, приподнял таз, она как бы улетала. Цепляясь за меня, желая взять с собой на самый верх она наткнулась на него рукой, в испуге вздрогнула и позвала на помощь вторую руку.

Столь искренний уход от себя вчерашней, буквально шаговое перемещение в потаенные грёзы, их реальность и доступная красота, изумили милую. Она внезапно выпрямилась, запрокинула голову, прикрыла пах руками, зарыдала без слёз одним горлом это был оргазм, яркий, красивый долгий.

Очнувшись, она длинно ласкала свою грудь, бёдра, совершенно расслабившись положила мою руку на пах, самое сокровенное в женщине.

Пальцы остановила у самого входа в себя, дала всё потрогать, Оно сначала обозначилось, затем округлилось и раскрылось совсем маленькой округлой девичьей тайной. Небо, как красива и гармонична женская суть.

Её человеческая природа хотела, требовала понять всё до конца. Руками и губами расслабил, словами успокоил её. Мы были настолько рядом, что такая близость рождает пластику желания не только в голове, но и в теле женщины.

Середина нутра приняла женские формы ждущего начала, чтобы стать концом целого этапа жизни. Мир ушёл от меня, забросив на самый верх, искажая восприятие глухотой в ярко – оранжевых кругах.

Моё падение в небо вызвал дикую волну необузданной женской, нежной благодарности.

Пахло свежими грибами. Я любовался женщиной, этим чудным явлением природы. Стихия зарождённой страсти, что по любви приходит в красоте. Далеко не всем дано узнать такое откровение любви

***

Пристрой с куполообразной крышей и коваными ступеньками почти готов. Нам

необходимо исчезнуть бесследно, лучше ночью, через недострой. Моя машина, полагаю, терпеливо ждала рядом с каменной не ясной будкой с одним окном со стороны двора.

Таисия, с моим участием, лёгкими движениями вернула квартире прежний вид.

Около семи, когда когда совсем стемнело, покормив рыбок, простились с Валькирией, она была печальна и тиха. Кота выставили в коридор, налили воды, он разлёгся у порога, явно осуждая уходящих. Мы присели на диван, руки нашли нас, было грустно, но очень спокойно и справедливо.

Я прихватил орхидеи, они свежестью своей и дикой красотой затмили нас, Таисия, набрав в пакет с балкона грунт, обещала им жизнь вернуть. Бетон почти застыл, мы покинули дом, поделившись с панельным холодом счастьем узнавания, любовью и красотой. «Нам с тобой всегда и везде будет хорошо, -немножко подумав, добавила – и всем рядом с нами».

У подъезда свежий песок припорошил строительный мусор, новенькие лопаты жались ближе к бывалым носилкам. Одинокая лампочка, спрятавшись за весё леньким плафоном, построила под себя иллюзию входа в детский сад. Всё было очень не правильно.

Из переулка выкатили два джипа. Прячась от света фар, мы нырнули за угол, передвигаясь в противоположную от моей машины сторону. Шли, держась за руки, быстро и молча. У кирпичной стены, явно банной постройки, присели на узкую, зато с высокой спинкой скамейку.

Во всех окнах квартиры горел свет. Аквариум напоминал цирковой, рисованный парник, по комнатам бродили чужие тени, они трогали наши вещи.

«К машине подойдём с противоположной стороны». Таисия была спокойна, молчание уравновешивало ситуацию, придавая некий комизм, скрадывая излишнюю драматизацию и чудо сложившихся обстоятельств.

Тепло и уют машины расслабили мою женщину, ей было легко и удобно. Её рука покоилась на моём колене.

Уличные фонари не хотели отпускать её лицо, казалось они поворачивают себя вслед за нами. Эта бесценная эстафета скрашивала их стоячую железную жизнь,

Они ещё долго будут вспоминать нас, сетуя на бесконечно тяжёлые ноги.

Моя прелесть доверчиво уснула, волосы каштановой каймой опоясывали высокие скулы. Твёрдый подбородок, уходя в мягко очерченный рот, формировал точёный профиль, лёгкое, ровное дыхание, дополняло чистое, как сама невинность, лицо.

***

Дом, украшенный тремя угловыми башенками и резной лестницей, один из немногих, уцелевших в окрестности, принадлежал мне, в придачу с не ухоженным старым садом. Деревянная церковка одним боком располагалась в заросшем дальнем углу, сразу за баней.

Проживал там постоянно одинокий дьякон, имени своего не называл, жил подаяниями, а ещё дом в тепле держал, за газом и водой контроль на себя взял. Просил называть себя просто «божий человек». Квартиру, я снимал в центре, подальше от назойливых покупателей, поближе к работе, однако вопрос необходимо решать и очень быстро.

«Ночуем здесь, греемся коленками, животами, собой, а днём едем выправлять

документы. Тепло будет только к утру». Ванны не было, но душевая кабина с обогревателем были исправны, как впрочем и унитаз. Диван вполне современный, нашлось и чистое бельё и плед. Светлая, засыпая у меня на плече, пробормотала « дом 32, мистика из недавнего прошлого?»

Второй раз в моей жизни, я растворялся в телесном контакте с женщиной, любимой женщиной, бесконечно обожаемой, она принята и необходима мне. Став её маленькой частью, вырос в себе, приобрёл новые, не знакомые прежде чувственно – эмоциональные механизмы, изменившие мой разумно – тактильный мир. Он стал шире и неизмеримо богаче и краше.