Loe raamatut: «Легенды западной Сибири в стихах»
© Владислав Александрович Казарцев, 2022
ISBN 978-5-0059-4460-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ГОЛУБАЯ ДАМА
Он работал до поздней ночи
он пытался сверстать бюджет
положение было не очень
всё тянулось из прошлых лет
Были годы, тучные годы
но распался Советский Союз
экономики новой всходы
не тянули пока жизни груз
Под осенними фонарями
Барнаул давно уже спал
мотылёк только бился в раме
в доме тихо – ушёл персонал
Дом правительства старый очень
оставаться боялись в нем
людям жутко было здесь ночью
что попало болтали потом…
Он работал до ночи поздней
разрешая бюджета спор
и как встали на небе звезды
вышел он покурить в коридор
там была незнакомка в синем
бальном платье, вся в жемчугах
света путы в бриллиантах как иней
на ее дрожали руках
Мягкий шелк голубым струился
кружевов из Франции вязь
в светлый волос как белая птица
изящно роза вплелась
Кто вы? Кто вы? – воскликнул млея
Не взглянув она мимо шла
шлейф от платья тянулся за нею
как от бабочки два крыла
Она шла к клавесину, который
не играл уже много лет
он вдруг ожил и звуки скоро
зазвучали мелодией флейт
Она молча на нем играла
и ушла, мелькнув голубым
Он стоял пригвожденный средь зала
дом вокруг был таким молодым…
клавесин, весь истлел который
новым стал, стал натертым паркет
за окном пробежала скоро
бричка с парой гнедых старых лет…
Отголосок жизненной драмы,
только пыли в воздухе взвесь
– Что? Видал голубую даму?
Это призрак. Живёт она здесь
Так друзья его поучали
и посмеивались в усы
– Это нынче живут без печали
а в том веке… их встали часы
Восемнадцатый век. Век дикий
здесь тогда ещё был острог
Каторжане и всякие фрики
в рудниках здесь мотали свой срок
Они шли в Колывань в колодках
с Петербурга весь путь пешком
их пороли железной плёткой
от которой шрамы потом
Это были лихие люди
они знали – им помирать
из каменной ямы не будут
им наверх ходу давать
Они яшму в шахтах кололи
и руду пополам с серебром
они выли с тоски и от боли
и о воле мечтали потом
В Барнауле были заводы
чеканили драг металл
и чугун, и медь, шли годы
и суровый край процветал
те углы что к степям примыкали
били бывало и жгли
дикие племена нападали
были те кто в леса ушли…
Было много и европейцев
спецов в заводских делах
и в Европу ходили рейсы
на почтовых тройках санях
Губернатор в руках
этот город
и заводы в руках держал
Фрол Кузьмич он бился с природой
лень взрастить никому не давал
Всё делилось тогда на классы
на крестьян, приписных и дворян
жёсткий строй – никаких выкрутасов
Наказание за каждый изъян
Но вольнее всё-таки было
за Уралом в столицах не так
крепостного не было пыла
и начальник- он не был дурак
Чтобы город не выглядел бедным
чтоб ему респектабельным быть
Фрол сказал серебром, сплавом медным
как булыжником центр замостить
Фрол не юным был,
был он вдовым
а в Европах встретил любовь
он любил ее снова и снова
вдруг как раньше взыграла кровь
Она юной была, красивой
он – богат как испанский король
Она вовсе была не спесивой
излечила душевную боль
Не хотела она этой доли
но в Сибирь!
С ним! – такие дела…
Она ехала поневоле
только виду не подала
Говорила семья: Не сможет!
Здесь бой-баба нужна всё держать
Маловато красивой рожи.
Опозорит тебя как пить дать!
Не по Сеньке ты выбрал шапку!
Она ж совсем молода!
Да она тебя бросит завтра
и сбежит хрен знает куда!
– Хватит! Хряснул об стол кулачищем
Я не верю вашим словам
У меня были женщин тыщи
а её никому не отдам.
Фрол был зол. Сказал как отрезал
Шубу бросив уехал в метель
в кабаке сгоряча косорезил
а она дома грела постель
И бывало ей скучно, не сладко
и отдушиной в жизни была
только музыка, ноты в тетрадке
чистых нот, амура стрела
Шла она тогда к клавесину
выбивая мелодии бредь
и душа её без причины
начинала ярче гореть
Время шло и любовницы были
Она знала – он к ней охладел
словно в летней дорожной пыли
не спеша её локон седел
И она флиртовала тоже
и влюбилась однажды вся
Губернаторша! Нет! Не может!
Она власть – ей точно нельзя
Только чувство ей неподвластно
Фрол? Семья? – Да катись всё оно…
Она знала что это опасно
Но ей было уже всё равно
На балу полонез играли
танцевала а Фрол смотрел
Смотрел как её целовали
И кипел. Как металл кипел!
Только виду не подавая
после бала за руку взял
и в карете сказал закипая
– Так не делай. Так делать нельзя
А она ему: Не твоя я.
Я его люблю, не тебя
Опостылел ты мне без края,
сказала цветок теребя
Побледнел он, буравил взглядом
дома слов была тяжкая взвесь
Она села за клавиши рядом
заиграла тот полонез…
Полонез, под который с милым
на миг забыла всё с ним
Мир больше не был унылым
а Фрол навсегда стал чужим…
Замолчи, приказал, не надо!
Ты не будешь это играть!
Она лишь презрительным взглядом
посмотрела, аккорды ну брать
Вышел вон. Приказал своим слугам
И ее прямо с бала в подвал
и поддавшись душевным мукам
ее в стену замуровал
А потом уехал в Европу
и про всё надолго забыл
и другую там встретил особу
и женился – тот ещё был…
Он с женою в поместье вернулся
в их спальню её привел…
а ночью внезапно проснулся —
мимо двери кто-то прошел
Они следом. Шаги к роялю
Что за шутки? Кто в дом залез?
Нет, она там сидела в печали
и играла тот полонез…
Она каждую ночь приходила
и играла. Не выдержал он
Что же дальше там с ними было
я не знаю, небесный закон…
А она и сегодня играет
когда полночь и город уснул
и её бриллианты сверкают —
Эту тайну хранит Барнаул
ДОМ НА УЛИЦЕ ГОРЬКОГО
У стадиона дом кирпичный
уже сирени куст расцвел
когда строитель в нем столичный
в подвале древний труп нашёл
У трупа выбитые зубы
и сзади череп весь снесён
убили видно душегубы
Давно. Землёю занесён.
Усадьба старая стояла
в дневной весенней тишине
и вся вселенная молчала
и только лишь сирень в окне…
а на верху темно в гостиной
балкон заложен кирпичном
и в жизни дома, жизни длинной
всё было. Есть сказать о чём
Жил здесь купец. Мужик богатый
Жена и двое пацанов
Росли культурные ребята
Был щедрым стол, богатым кров
и гувернантка, как водилось,
француженка у них была
и вот любовь у них случилась
как детвора та подросла
В неё влюбились оба брата
никто из них не уступил
и как то на веранде сада
один другого и убил
Бил долго. Ненависть кипела
у них друг к другу как вулкан
Потом он где-то спрятал тело
Ей обладать – таков был план
Но лишь она все увидала
(а дело было всё при ней)
Она на лошадь и сбежала
ну а полиция за ней…
Вот так один брат и остался
отец то умер, как и мать
и он однажды помешался
и начал выть, и стал дичать
В больнице умер безотрадно
и продали однажды дом
и стали замечать: не ладно
Не ладно что-то было в нём
Ходил в гостиной кто-то ночью
с балкона двери отворял
и в полночь было страшно очень
мычал и стульями стучал
и нигилист был с гривой длинной
(он утверждал что бога нет)
остался на ночь, сел в гостиной
и приготовил пистолет
и вот проснулся он от стука
там на балконе кто-то был
но странная такая штука
он бился в двери и скулил
и этот нигилист не робкий
встаёт, распахивает дверь
и тут же вылетает пробкой
с гостиной, с воплем, верь не верь
его как водкой отпоили
сказал: пред ним был смрадный труп
Без головы. Одежды сгнили
и струпьями висел тулуп
Его гниющими руками
он попытался ухватить
и как в английской мелодраме
хотел наверное удавить
Весь нигилизм сошёл тут разом
и смелость вся. Он весь дрожал
Сказал: на это глянул глазом
и сразу верующим стал
Тот дом он до сих пор пустует
Стоит, в сирени утонул
а рядом бегает, танцует
и пышет жизнью Барнаул
ХРИСТИАН МИЛЛЕР
Христиан Миллер – алхимик с Европы
странный седой человек
пришёл в Барнаул- много верст он протопал
шёл восемнадцатый век
Пронзительный взгляд
невысокого роста
умел заболевших лечить —
Для горных заводов сокровище просто
остался аптекарем быть
Он нищим пришёл. Следы пыток на теле
Сказал: из неволи бежал
Не верили: Лекарь? Да ну, в самом деле???
Но знал как лечить! Ох как знал!
Себе он в помошники взял молодуху
потом и женился на ней
бывало по праздникам оба под мухой
но им, как известно, видней
Уж дочь подрасла, красавица девка
жена заболела его
лечил он её, но болезнь была крепкой
кружило уже вороньё…
А он всё искал. Да и страстью то было
Он был чернокнижник лихой
Она умерла. И её оживил он
нарушив весь Божий устой…
Его бы конечно в Европе б пытали
сожгли бы наверное потом…
Лечить то кто будет? Подумав сказали
чудной он, но дело замнем…
Да сам то он вобщем и не отпирался
сказал изобрел эликсир
бессмертие даёт: тридцать лет он старался
и создал вот этот эфир…
Тут слух полетел: мол кудесник аптекарь
дерзнул и ему удалось
дошло до влиятельного человека
кому горевать привелось
Приказ: оживить и вернуть жизни силы
Раз смог то и сможешь теперь
А будешь юлить так наденем на вилы
в песок разотрем, уж поверь
в аптеке их заперли и караульных
у двери поставив солдат
вкруг дома поставив дежурить патрульных
не пустят, сказали, назад
Они и давай там в аптеке работать
хватились ан нет никого
они в подземелья ушли – сказал кто-то
потыкали – нет, ничего
Все стены глухие, на окнах решётки
оттуда никак не уйти
кудесник ведь – молвил начальник им кротко
любого он мог провести
Прошло много лет, кто работал в аптеке
под полом слыхали шумы
и звоны стекла, хоть в теперешнем веке
но все же пугались все мы
А в прошлом году там ремонт был суровый
ломали и стены и пол
и вход в подземелья, вот честное слово,
строитель какой-то нашёл
Там много пробирок каких-то и книжек
приборов и разных чудес
эпоха вдруг та оказалась к нам ближе
для тех кто в подвал тот залез
скелетов там не было
золота тоже
кудесник оттуда ушёл
погибли они? Нет, совсем не похоже
он там уходя пол подмел
И так и живут в Барнауле, болтали
и время не трогает их
их видели. В парке семьёю гуляли
все как на портретах своих
СТАЛИН В БАРНАУЛЕ
22 января 1928 года
стояла ранняя заря
и зимняя погода
День был морозным
как всегда
у поезда кашевка
С вагона вышел,
без труда
в неё запрыгнул ловко
в упряжке жеребец Марат
с ОГПУ извозчик
медвежей шкуре вождь был рад
живут здесь люди проще
На совещании он сказал:
Сибирь отстала страшно
Край мало слишком хлеба дал
живёте днём вчерашним
Порасплодили кулаков
Нажать по большевистски!
И слушали что он сказал
с Рубцовска коммунисты
и Барнаульцы были тут
себе на ус мотали
Вождю сказали: хлеб дадут!
Вдвойне дадут, сказали
Изъяли что нашли, дав план
к весне 1932
двенадцать тысяч семей крестьян
на север шли сурово
Все это были кулаки
страна их раздавила
из за зерна, из за муки
Да, это было. Было.
Мальчишка молодой тогда
с отцом своим прощался
Его забрали навсегда
и он один остался
Момент прощания им отлит
в скульптуре, в камне черном
сегодня памятник стоит
на площади Соборной…
22 января 1928 года
стояла ранняя заря
морозная погода
и Сталин ехал на санях
сюда, на площадь эту
Администрация в огнях
и люди в тех зловещих днях
учили: Бога нету
ПИСЬМА НА СТЕНАХ
Под сенью старого базара
в колодцах- двориках глухих
товара груды и навара,
людей, всегда здесь много их
ночами дворик запирают
воротами или решеткой
а утром снова отворяют
базар всегда работал чётко
Но со стены сорви рекламу
проступят надписи под ней
следы великой старой драмы
ушедших лет, расстрельных дней
там имена и рядом даты
там есть и номера статей
всё процарапано когда-то
на кирпичах. Всё без затей
Сюда этапы приходили
был губЧК центральный рядом
в то время тройками судили
держать их было где-то надо
во двориках перед расстрелом
и ожидали наказания
вот и царапали на стенах
на кирпичах к родным послания
Фамилии свои писали
чтобы не сгинуть без следа
как штукатурку то содрали
так ахнули: Вот это да!
а губЧК что у базара
ворота тоже, двор глухой
обычный вроде бы сначала
но давит. Здесь замрёт любой
Здесь говорят везде могила
нельзя тут ничего копать
их неизвестно сколько было
кого пришлось здесь расстрелять
лишь нацарапаны послания
вдруг кто то, кто искал, найдёт
и из колодца мироздания
в два слова весточку прочтет
УКАЗ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕЛИЗАВЕТЫ БЭЕРУ
Демидов умер. В службе он
действительный статской советник
Проверишь как велит закон
и пресечешь о нём все сплетни
Засим поедешь в Колывань
проверишь горные заводы
по Иртышу, Оби все глянь
что нового за эти годы
Где Барнаул, Шульба гляди
сочти Демидовские земли
и приписных людей сочти
докладывай, заботам внемли
где пушки, мелкое ружьё
где выкопанные какие руды
всё взять на Нас
казнить ворье
искоренить все пересуды
Наследникам с казны платить
авансом сразу сколько просят
но счесть что стоит, не забыть
и что должны и то что вносят
На Колывано Воскресенском
и на Шульбе роштейн давать
и плавить оный в Барнауле
и слитки в Петербург те гнать
и золото из этих слитков
серебряных, не отделять
его отплавят в Петербурге
от серебра. Извольте знать
А приписных крестьян за подуш
использовать в большом числе
на это выделим народа
и вам всё это повелев
Повелеваем также крепость
на Бикатунске приписать
и в Малышевске, Белоярске
вам сии крепости отдать
и вместе с ними в подчинение
возьмёте Бердский вы острог
Сенату дан указ, нет прений
контроль за вами будет строг
Вам надлежит
в Сибирь всех пришлых
селить по рекам заводским
чтоб это выгодно нам вышло
была чтоб помощь приписным
Асессор здесь – Андрей Порошин
маркшейдер Герих также ждёт
С тобой пойдут. Наука тоже:
геодезист Пимен, так вот
и ученик Иван Анисов
возьмёшь, пусть практику пройдет
и транспорт – путь туда не близок
Всё.
Собирайся и вперёд
Года 1747. Месяца Мая, первого дня
приписка: Выехал второго,
в газетах будет болтовня
НОВЫЙ БАРНАУЛЬСКИЙ МОСТ
Новый мост городской
километр в длину
Обь под ним и ревёт и бушует
свадьбы едут, бросают бутылки ко дну
в них записки на счастье рисуют
Баржи тащат зерно, уголь, камень под ним
хлещет осень дождями и снегом
от горящих лесов ест его едкий дым
но стоит, созданный человеком
Город ожил как только построили мост
Он парит словно птица в полёте
Жил да был Барнаул а теперь он подрос
весь в гудках, в площадях и в работе
А когда-нибудь в будущем, лет через сто
на другом берегу, на болотах
встанет новых районов своё решето
Закипит там на стройках работа
Купола золотые поднимутся ввысь
потекут по граниту каналы
Только б строить красиво таланты нашлись
и уже это будет немало
НЕВЕСТИНСКИЙ ОСТРОВ
Есть Невестинский остров
большой на Оби
где невеста когда-то утопла
по большой говорят и несчастной любви
а звалась она именем Фёкла
Был богатым отец, её выдать хотел
за другого, известное дело,
чтоб поправить семьи положение дел
а она то снести не сумела
А парнишка то взял и утоп вслед за ней
малахольный был, слабый душою
и как ветер нагонит волну посильней
кто-то стонет с тех пор там и воет
И туристы то там пропадали не раз
схватят ночью, на дно и утащут
только лезут все, а ещё выпьют зараз,
и плевать им что остров пропащий
Говорят там сбывается что пожелать
только надо веселию предаться
надо пить всей гурьбой и до утра гулять
и погромче наверное смеяться
Коль веселие по нраву придется, тогда
по утру пожелай чего хочешь
все исполнится, но если нет, то беда
сгинет лихо кто праздновал ночью
А бывает ещё подойдут рыбаки
на баркасе, баркас и утянет…
вобщем место такое у бурной реки
Хоть на тракторе- трактор там встанет
Было дело такое, лет десять назад
рыбаков там семья проплывала
сын, отец, ещё Дед, их сестра, с ней и брат
и девчонка вдруг за борт упала
а весною в Оби ледяная вода
чтоб спасти её дед за ней пулей
оба стали тонуть и за ними тогда
все по очереди – все утонули
А бывало такое, что остров спасал
Дед мой в юности с кем-то поспорил
взять и Обь переплыть и конечно устал
Обь сильна, это вам не на море…
Ну и чувствует он что ему не доплыть
а до берега слишком далеко
и в последний момент так хотелось пожить
ну а жизнь…
жизнь бывает жестока…
Погружаться он стал, но вдруг
на ноги встал
еле еле хватало здесь роста
но стоял и дышал
и умом понимал
там под ним был Невестинский остров
В половодье затоплен, он был
под водой
повезло что на остров наткнулся
благодарен он острову был что живой
отдохнул и доплыл и вернулся
Это было тогда перед самой войной
а потом уже в мирные годы
он рыбачить любил, особливо весной
снасти брал на работе, с завода
Что сказать, Барнаул, он всё также стоит,
под обрывом Невестинский остров
он в туманах лежит
свои тайны хранит
и раскрыть эти тайны не просто.
ВЕЛИКИЙ ПОЖАР БАРНАУЛА. ГИБЕЛЬ ГОРОДА
Это было 2 мая
год 1917, год изобильный
сушь стояла все травы ломая
ветер ровный дул, ровный и сильный
Запретили костры как водилось
но рыбак свою лодку смолил
и не сдюжил и пламя скатилось
до амбаров и выбрало сил
И пошло. Все дома запылали
все крушил страшный огненный шквал
и тушить было поздно, все знали
и к реке теперь каждый бежал
Только улочки слишком кривые
миг спасения слишком уж мал
и в мгновения те роковые
всякий всякого в спешке терял
Брата брат, мать отца или сына
Кто замешкал остался в кольце
и сгорал, старики и мужчины —
всех сожрал этот вихрь в конце
Он добрался до пристани тоже
пристань рухнула многих убив…
и на Ад это было похоже
гибель города, пламени взрыв
Из огня были детские крики
и предсмертные хрипы скота
и метались в нем люди как блики
город умер – казалось вот так
А на следующий день лишь равнина
и лишь печи средь пепла стоят
и военная ездит машина
трупы грузят на кузов назад
И старуха вдоль улиц ходила
заломив к небу руки как плеть
и искала и не находила
и хотела сама умереть
Плач ребенка: Мамочка, мама!
Где ты? Где ты? Приди же! Скорей!
и какая то женщина прямо
гладит голову детскую ей
И мужчина стоит на коленях
перед телом сгоревшим жены
Ты прости, не сумел я во время
не видать тебе больше весны
Ты прости меня Дарьюшка, Дарья
дочка Настенька тоже прости
не сумел уберечь вас в пожаре
не сумел и не смог вас спасти…
И телега когда подкатила
тело взяли, второе под ним —
она дочку собою накрыла
было самым ее дорогим
Ну а как ты узнал свою Дарью?
у мужчины спросил санитар
По цепочке и крестику, парень —
тот мужчина ему отвечал
Город сгинул жестоко, надолго
жил в землянках, скитался в миру
Заглянули мы с вами как в щелку
в эти дни – я о них не совру
Tasuta katkend on lõppenud.