Loe raamatut: «Рекло. Роман об именах»

Рéкло – названье, наименованье, слово, которым зовут, означают особь, личность. Имя предмета, животного, кличка; имя человека, которое встарь не оглашалось.

День 0.

Берег, длинная река растворяется где-то в лесу, народ уже начал расходиться, а маленький мальчик всё продолжает смотреть в небо. Ещё долго он будет видеть две фигуры, прежде чем они окончательно исчезнут. Он попытался рассказать об этом хоть кому-то, хватал за рукав старушку, кричал и указывал пальцем, но никто ему не верил. Для веры нужна неопределённость в сердце, а в этом месте все сомнения унеслись вверх.

Иногда так бывает, что ты становишься частью чего-то ещё до своего рождения. Так случилось и с тобой, мой юный друг. Ты начал своё повествование с середины, так позволь мне начать его с самого начала. Я знаю, ты найдёшь эти строки в своё время. Ты обязательно это сделаешь. Прости меня, если слукавил или ударился в словоблудие. Пишу всё это с огромной тоской в душе по человеку, который стал моим близком другом всего за три паршивенькие недели.

Начну издалека. С необъяснимой человеческой природы, которая всегда будет тянуться к тому, что она не способна осознать. Существовала эта неприятная вещь ещё в те весёлые времена, когда мысль о том, чтобы дёрнуть корову за вымя считалась абсурдной. Уже тогда многие люди отходили от банального цикла выживания и тянулись к вечному. Они складывали камни в пирамиды, они рисовали на скалах, они убивали и умирали, они двигали человечество вперёд. Никто не знает, когда возникла первая подобная мысль, но это и не важно. Моя личная теория вот какая: один из пещерных жителей слишком долго смотрел в темноту, копящуюся в углу его жилища. Он смотрел так долго, что погрузился в пространство, которое хранило нескончаемый поток образов и мыслей. В самого себя. Но это всё лишь догадки обычного деревенского инженера. Вот я уже и растёкся мыслью по древу, прости. Прошло несколько тысячелетий, наступила эпоха огня и металла, а потом наступила эпоха микропроцессоров и длинных телефонных линий. Людей стало больше и многие отказались от соприкосновения с вечным в пользу комфортной жизни, комфортабельного холодильника и прочего-прочего-прочего.

Именно во время очередного технологического бума в столице нашей страны и родился мой близкий друг с довольно запоминающимся именем Василе. Его бабушка ещё в восьмидесятых урвала на Богом забытом торговом пятачке книгу с названием «Тайный смысл букв и слов». В недрах этой книги планировалось сушить мяту, корешки и другие нужные в быту вещи. Но что-то пошло не так, и эта книга почему-то была прочитана. Именно оттуда и взялось это имя. Поначалу он поправлял всех насчёт ударения. А затем устал и в школе начал величать себя просто Василий. Так его и называли всю последующую жизнь все, кроме него самого. Но моего юного друга это совсем не волновало. В школьной библиотеке он брал журналы про всю сверхъестественную лабуду на свете. Прости, Василе, но иначе описать их никак не могу. Вечерами он наблюдал за небом, надеясь увидеть там хоть что-нибудь необыкновенное и летающее. Когда бабушка брала его к себе на летние каникулы, он надеялся встретить в ближайшей безымянной речке хоть какого-нибудь, пусть и малюсенького, криптида. Пускай длилось это долго, но в один момент всё же закончилось. Примерно в седьмом классе. Какие тут необычайности, когда в голову бьют гормоны, под носом начинает прорезаться непонятно что, а девушки становятся для затуманенного подросткового разума такими отдалённо-привлекательными. Трагичная первая любовь, болезненное расставание, попытки понять себя, лазание по заброшенным зданиям, зачисление в не самый престижный университет на филологическое отделение.

Отец Василе ушёл ещё до того, как он родился. Низкий и гнусный человек, оставивший после себя своему сыну только огромную дыру сомнений и неясное, половинчатое восприятие мира. Его работу пришлось выполнять бабушке, маме и уличным друзьям, но теперь эстафета перешла к университету. Василе даже очень активно ходил на пары. Мир букв, словоформ и древней литературы захватывал его. Ему казалось, что это именно то, что он искал в этом мире, но, к сожалению, это был лишь ещё один воздушный замок. Там же на одной из потоковых лекций по предмету навроде «Безопасности жизнедеятельности» он встретил странного парня. Сразу прошу прощения, но это во мне, наверное, говорит мой внутренний технарь. Хотелось бы написать, что лучше бы ты машинами увлёкся, но тогда бы мы никогда не встретились, а это слишком уж большое упущение. Василе, с детства не утративший такую великолепную вещь, как интерес к людям, решил узнать у одного из скучающих студентов, что же он там так активно записывает в столбик на огрызке от листа. Ответ был следующий:

«Я хладен, как мышь

И грустен ужасно.

К первой паре

Нужно идти.

Передо мною

Лист вырван тетрадный,

И душу мою уже не спасти.

Руки мои печальны ужасно,

Ноги мои подкосились слегка.

Мне не до шуток,

И чувства отпали.

Ведь в сердце зияет дырой пустота.

Кануло в лету ещё пять минут,

Прокляты были все вещи на свете.

Радости нет

И не будет во мне.

Её поглотило пространство и время».

После такого даже моя сухая душонка бы помчалась вслед за этим грустным поэтом подальше от нудной пары. Василе в стороне не остался, написал своё стихотворение, и оно пришлось по вкусу новому товарищу.

Так на втором курсе Василе попал в поэтический кружок имени М.В. Ломоносова, в нём он пропадал. Сколько пар он пропустил в этой затхлой комнатушке! Там и возобновился его путь к чему-то вечному, давно забытому современными людьми. Больше всего Василе почему-то трогали стихи одной девочки с четвёртого курса. Чего только Василе в них нашёл? Понять не могу. Куцые они какие-то, что ли. Все стихи этой барышни были про деревню. Сама она там не была ни разу, даже в рамках полевой филологической практики. Например:

«Тополёчек мой любимый,

Распустился чуть сонливо

Рядом с хуторком красивым

Вот уже в десятый раз.

И не нужен здесь мне город

Несмотря, что все тут вторят

Мол, езжай туда скорее, будет там уж веселее».

Не знаю, что тут тронуло Василе, но это и не так важно. Может, его цепляет наивное искусство? Как-то и не удалось спросить. Важно то, что после этого стихотворения Василе ночью лежал в удобной мягкой кровати в квартире на пятом этаже дома и начал смотреть куда-то в темноту. Он смотрел и смотрел, пока сознанием не провалился в темноту. Что произошло там, мне неизвестно, но известен результат. Василе решил, что он что-то ищет, а то, что он ищет, находится явно не здесь, а где-то извне. Где-то извне города. Где-то там.

Наступила весна, пришло время студентам отправляться на практику. Звучало всё легко: собрать и систематизировать предания жителей далёких деревень, хуторов, посёлков и станиц. Молодой руководитель практики выбрал для, по его мнению, уже взрослых студентов подобающе взрослый стиль работы. «Ребята, вы можете там к бабушкам в свои деревни съездить, а можно ко мне поехать на дачу в Уфу, там весело будет, я туда уже завтра рвану. Главное – предоставить отчёт. Если вы ко мне поедете, то вы позвоните, как в Уфу приедете, я за вами заеду. А дорогу вам должен университет оплатить. Возьмите только с собой одежды тёплой и всего нужного. Договорились?», – сказал он на собрании своим шестерым подопечным. Иными словами – полная творческая свобода в определённых рамках. Василе не стал выдумывать что-то и решил поехать на полевую практику именно в Уфу, и именно на поезде, потому что поезда завораживали моего друга ещё с давних времён. Мама Василе была только рада оплачиваемому путешествию своего сына и взяла с него обещание звонить ей почаще. Всё-таки, родительское волнение никуда не деть.

Вплоть до самого своего выезда Василе плохо спал. Бывало, что он просто лежал, глядя в потолок. Ему самому непонятна была природа бессонницы. Или дело было в предвкушении чего-то захватывающего или в страхе перед неизвестностью. Он даже перестал посещать стихотворный кружок, настолько разительным чувствовались ему возможные перемены от такого далёкого путешествия.

Прекрасным ранним апрельским утром Василе взял свой гигантский походный рюкзак, надел свои лучшие походные штаны, футболку с репликой картины «Спортсмены» Малевича и новые походные ботинки, которые он урвал прямо с картонки возле метро всего за каких- то тысяча сто рублей и твёрдым шагом пошёл в сторону вокзала. Выйдя на перрон, Василе ощутил себя строителем вавилонской башни. Томительное ожидание поезда было прервано протяжным звуком гудка, который, кажется, может вывезти из транса любого человека. Василе вошёл в свой вагон и сразу же почувствовал вязкий кислый запах. Как водится, в народных поговорках, носки пахнут более всего по весне.

Глаза так резало от запаха, что трудно было найти нужное место. Спустя пару минут Василе нашёл своё место, но оно было занято бездыханной тушей. Василе было попытался начать коммуникацию с телом, но это было больше похоже на разговор испанского конкистадора с жителем джунглей.

– День добрый, извините меня, у меня на это место билетик есть, а вы, наверное, перепутали, – начал было разговор робкий студент.

– Я… ничего никогда не путаю, – ответило тело.

Василе почувствовал, как поезд начал двигаться

– Вы меня извините, но вот мой билет, здесь указано пятнадцатое место, вот пятнадцатое место. А вон, по- моему, друзья ваши, вы, наверное, перепутали, – вновь попытался достучаться до тела Василе.

– Друзья? Нет друзей у меня. Место тюти, иди отседова. Туда вот, – окончил разговор злостный нарушитель этики и доброго тона.

После этих слов собеседник Василе вцепился в стол обеими руками, обвил ногами ножки стола, начал скалиться и рычать. Соседнее место целиком было забито вещами, а на верхней полке спал молодой парень, одетый так, будто едет он в этом поезде уже не первый день. Василе не воин, но дипломат. Решение проблемы началось с разговора с предположительными друзьями узурпатора места. Они сидели в дальнем конце вагона и выглядели, как типичные мужчины- труженики. Проблему Василе они поняли сразу.

– Дружище, это хамло село вот только недавно. Дружбу водить с таким – себя не уважать, обижаешь. А чё он? Покусал тебя? Мы это мудло быстро в рог бараний скрутим, выкинем прямо с окна! – ответил самый лысый и поджарый из них.

– Да нет, спасибо вам. Я просто думал, может человек от весёлой компании отбился, нехорошо же, – ответил Василе.

– Не дай бог, чтобы он к нам прибился. Парень, ты если что, нам говори. У нас на четверых опыта общения с такими достаточно. Если хочешь, можешь с нами присесть, у нас всё с собой, не обидим, – выступил с предложением пухлый мужчина, сидевший у окна.

– Спасибо вам ещё раз. Я лучше пойду скажу проводнице.

Решение обратиться в высшие инстанции – это всегда рабочий метод и пытливый ум юного студента прекрасно об этом знал. Голос рыжей короткостриженой проводницы лет сорока трёх придал моему юному другу душевного спокойствия. После недолгого совещания со «своими» в каморке проводников, она вышла и торжественно объявила Василе:

– Почему вы сразу не сказали? Высадим на следующей же остановке. А пока пройдём, молодой человек, в качестве извинения за неудобства предлагаю проехать до Новгорода в купе, – улыбаясь сказала она.

Василе был рад такому стечению обстоятельств и сразу же согласился. Наконец-то в вагоне можно было присесть и отдохнуть после такого долгого ожидания на перроне. Купе было полностью свободно. Вот повезло! Василе задремал, но блаженство продлилось совсем недолго. Сну помешал звук трости, бьющейся об металл. Дверь открылась. В проёме стоял опрятного вида старикан, его лицо украшали борода и очки в квадратной оправе, на его голове была плоская шляпа, волосы его были больше светло-русыми, нежели седыми. Довольно часто лица людей отражают их желания незаметно от них. Лицо старика отражало явное намерение хоть с кем-нибудь поговорить:

– Доброго времени суток и бытия, молодой человек! – довольно весёлым голосом проговорил старикан.

Василе немного отдохнув решил не отказывать старику в общении. Довольно странно для жителя большого города, но не странно для моего друга.

– Доброго! Вернее, здравствуйте, – присев на полку ответил Василе.

– Эх, молодой человек. Еле успел сюда, вы не представляете. Всё уже подчинили себе, а время всё никак. Вы куда путь держите? – с каким- то явным и интересным говором спросил старик.

– Вообще до Уфы, а там уже смотреть буду.

– Ох, по работе едете? Ну н-е-е-е-т. Какая уж там работа. Путешествуете, видимо?

– Да, можно и так сказать, а вы куда?

– Ох, далеко, молодой человек. Можно сказать, мне с вами по пути. Вас как зовут?

– Васил…

Василе осёкся, он уже давненько не задумывался о том, как именно ему представиться собеседнику. Ему казалось, что именно этот приятный дедуля всё поймёт, так оно верно и было бы, но он решил представиться, как обычно:

– Василий. А как можно к вам обращаться?

– Фёдор. Фёдор Кузьмич.

Новый попутчик сделал акцент на букве У. Василе это заметил, от его внимания не ускользнуло и то, что говор старика был явно южный.

– Вы, случайно, не с юга? – спросил Василе.

– Нет, совсем нет. Родом я из северной нашей столицы, просто жил уж долгое время то там, то сям. Повидал многое, повидал многих. Правда иногда совсем из жизни выпадаю, вот к примеру, о чем пишут сейчас?

– Вы про литературу? Современных почти не читаю. В попсе сейчас одни слабодушные писатели, которых принято освистывать в интернете. Один раз брал книгу чью- то, очень мне она понравилась, а потом мне объяснили, что именно вот эту книгу нужно всей интернетной ватагой топтать ногами наотмашь.

– Молодой человек, где- где сейчас одни слабодушные писатели? – с неподдельным интересом спросил Фёдор Кузьмич.

– Ну в попсе, в области популярной литературы.

– Англицизм, наверное. Прекрасно. Новые времена рождают новую кровь для языка. Но это совсем не то. Что чаще всего обсуждается?

Василе немного замялся и задумался. Что вообще происходит? Вот даже спроецировать эту ситуацию на себя сложно. Подсядет ко мне какой-нибудь старик и начнёт спрашивать какие-то фундаментальные вопросы жизни и что делать? До этого их не спрашивали, да и выглядит это странно. Но любую странность всегда можно списать на неловкость при первом общении.

– Все сейчас говорят про самоопределение. Вот, например, заходишь ты новости почитать с утра, а там на весь экран реклама очередной онлайн лекции от безработной женщины. Пишет: «Обрети себя», – довольно злостно сказал Василе.

– Так если помогают, то чего плохого? – с искренним удивлением спросил Фёдор Кузьмич.

– Помогают, но за деньги ведь.

– За деньги?!

– Да. Вот и пользуются обездоленными, в духовном плане, людьми.

Диалог был поставлен на паузу. Обе стороны обдумывали что- то своё. Тишину прервал Фёдор Кузьмич, сказав, глядя в окно:

– А вы хотите себя понимать?

Василе вновь замялся. Его собеседник вызывал системные сбои один за другим.

– А кто не хочет? – ответил юный студент.

– Каково ваше имя? – задал ещё один странный вопрос старец.

– Ой, извините, мне кажется, я говорил. Меня зовут Василий.

– Не извиняйтесь, Василий. Вы просто не поняли моего вопроса. Я спросил про ваше имя. Вас зовут Вася?

– Ну да.

– Но вы же сказали, что вас зовут Василий. Имён не может быть два. Иначе это попросту два разных человека. Современные люди настолько часто употребляют в обиходе слова совсем не по их значению, что совсем забылись. Имя – это то, как называет себя человек сам, и как к нему обращается Бог. Зовут-то меня Фёдор Кузьмич, но имя моё совсем не таково.

Василе немного напугал этот короткий монолог, но вместе с тем он вызвал неподдельный интерес. Намечался отличный материал для практики.

– А как узнать своё имя? – спросил Василе.

– Вот тут-то и нужно прислушаться к себе. Один режиссёр как- то мне сказал, что узнал своё имя, когда жена позвала его во сне. Но это был не просто набор букв. Имя – это целая наука. Не думаю, что вас зовут «Ва-а-а-а-си-и-и-илий».

Фёдор Козьмич с гробовой интонацией протянул каждую гласную, а потом довольно ехидно улыбнулся.

– И сколько можно узнавать имя? Нужно же время рассчитать, долгий же процесс, наверное, – с интересом спросил молодой студент.

– Имя можно узнавать всю жизнь. Только вот лучше бы, чтобы вы только его и знали, – загадочно ответил старик.

– Почему? А зачем его тогда вообще знать, если только ты и будешь к себе обращаться?

Старец задумался и хмыкнул:

– Вы же знаете, что в древности имя главного животного племени хранилось под строжайшим секретом? – издалека начал свою мысль Фёдор Кузьмич.

– Если честно, то только сейчас узнал, извините, – со стыдом ответил Василе.

– Не за что извиняться, молодой человек. Делали это потому, что тот, кто знал имя, мог управлять.

Василе вспомнил что- то из старой сказки про Румпельштильцхена. Про историю и тотемных животных он совсем не знал. Да и сказки он не помнил. Помнил лишь мультфильмы.

– Что- то вроде голосового пароля? – сделал предположение Василе.

– Что-то вроде. Речь про обычное взаимодействие. Вот смотрите, Василий, подайте мне подушку с верхней полочки.

Василе механически потянулся к верхней полке.

– Спасибо, Василий, не нужно. Присядьте. Как вам? Только вот человек отзывается на множество слов. А теперь представьте существо, у которого всего одно имя. Его не зовут громовой орлик или громовой орёлище. Племя может звать его только Ку Унх Ва. Если по-нашему, то Громовая Птица. Только на это имя он отзывается, только назвав это имя к нему можно обратиться, только сказав это имя его можно разгневать. И вы представьте, Василий, соседний клан молодых ребят под предводительством старого мудрого вождя вдруг узнает имя вашего священного божества. Они ходят вокруг, выкрикивают всякое и хулят. Василий, ну просто вообразите себе, у вас есть любимый пузатый кот по кличке «Тёма», которого вы боготворите. Иногда кажется, что он управляет вами. И вот, проснувшись рано утром, вы под своим балконом обнаруживаете группу неприятных личностей с плакатами «Тёма, твои предки сдали Египет, труслявая ты тварь». А потом эта же толпа начинает скандировать: «Тёма! Тёма! Тёма!». Естественно, кот решит проверить, что там и как. Аналогия, конечно, пошлая и неточная, зато крайне понятная.

– Если бы знал, что какие-то упыри будут так про моего кота писать, в жизни бы нигде его имени не упомянул бы. А как это связано с познанием и обретением себя? Может послушаю вас и свои курсы открою.

– Если вы свои курсы откроете, то познание вам закроется сразу. Откроются двери к деньгам и другому мирскому, но разве это счастье без познания? Бедные люди. Рано или поздно, у них будут все деньги мира, а потом что? Вот встанут они в огромной янтарной комнате, забитой деньгами. Справа будет красивый чайник, на столе будут стоять фаянсовые тарелки с яствами. А дальше что? Вроде, добились своего. Остаётся только руки накладывать. Наверное, в такие моменты понятно становится, что не деньги целью были. А некоторые не осознают и продолжают бесконечно складировать фаянс в свои бездонные клозеты. Не представляете, всё это тоже относится к обретению себя. Вот такие молодые люди пытаются себя просто купить. Задарить самого себя подарками, чтобы настоящий их «Я» вышел наконец-то и сказал что-то вроде: «Лёшенька, зачем оно тебе все сдалось? Ты не видишь, как люд простой живёт? Шёл бы просто в монастырь, а все остальное отпиши хорошим людям». Тактика иногда действенная, конечно. Ну что я всё про себя и свои методики, вы лучше, Василий, расскажите, что предлагают там у вас для познания. Вы же, наверное, в университете учитесь.

– Эмпирические методы, наблюдение там, индукция и дедукция…

Пока Василе говорил, старец копался в своей сумке. Вопрос был явно задан для какого-то манёвра.

– Эх, молодой человек. Это всё не то. Позвольте познакомить вас с самым главным источником познания себя.

Фёдор Кузьмич поставил на стол полуторалитровую стеклянную бутыль без всяких этикеток.

– Алкоголь?

– Ну вы скажете, Василий, это слишком пошло. Главный источник познания себя – приятная беседа. Её, кстати, можно вести и с самим собой. А это просто кагорчик, я сам делал, кстати, – ответил старик.

– Вы меня простите, но я не пью.

– Понимаю, но вы же не против будете, если я слегка? Тут и осталось немного.

За окном проносились кустарники, деревья, реки, дома, людские жизни и тени. Столица была оставлена позади, впереди ждала первая остановка на долгом пути Василе к его настоящему и будущему.

Слово за слово и коммуникация была налажена. Из купе повалил раскатистый хохот. Василе понравился его новый попутчик. С ним они спорили, смеялись и грустили на протяжении вот уже трёх часов.

Обсуждались фундаментальные философские концепции:

– Василий, я же вам говорю, ну если бы я этому Зенону камень кинул бы в голову, то он бы и увернуться не успел бы! – говорил Фёдор Кузьмич.

– Думаете? А мне кажется, что они там в Древней Греции всему были научены и опыт имели. Не вы первый подумали о проведении такого эксперимента, – отвечал Василе.

– Ох, так и представляю. Сажает перед собой Зенона его учитель и говорит так вполголоса: «Зеня, ты бы головушку поберёг. После твоих слов только и хочется, что камушек в тебя кинуть».

Далее беседа перетекла в область литературы, потом кинематографа, а затем кагор кончился. Василе предложил взять что-нибудь в вагоне-ресторане или ещё где-нибудь поблизости, провиант тратить совсем не хотелось, а его собеседник был совсем не против. В вагоне- ресторане было не слишком людно, сидел там лишь узурпатор старого места. Сидел он с закрытыми глазами, покачиваясь в такт стука колёс поезда. Василе хотел было подойти к прилавку, чтобы хорошенько разглядеть ассортимент, но узурпатор остановил его движением руки, затем широко улыбнулся и открыл глаза.

– Мне вот эти четыре нижних зуба казах знакомый в армии выбил. Девяносто девятый год был. Я тогда спал, а он хвать душку и того. Проснулся я, сплюнул зубы-то мои и пошёл его лупить, че поделать, да? – начал разговор со странного заявления мужчина.

Василе уставился на него, как на полоумного.

– Малой, ты прости меня, я просто человек такой вот уставший, ну чё поделать со мной, да? Ну вот так, житья нет просто, садись рядом, – снова попытался пойти на контакт мужчина.

– Вы меня извините, меня там друг ждёт, – тактично пытался откланяться Василе.

– Да не ссы ты, я тебе возьму что-нибудь. Тебе какой чай? Ай, возьму чёрный, да? Тебя как зовут, паря? Ты меня ещё раз извиняй, такой уж я вот, да? – странно начал беседу мужчина.

– Вася, – решил ему подыграть Василе.

– Вася, слушай, вот ещё, да. Было дело, парень бинтом руку свою обмотал в армейке, а потом лупанул по стене, она у него и обмякнула, ну а чё поделать, да? Хочешь жить – умей вертеться, хе-хе. Он потом в санчасти за жопы щипал этой рукой самой медсестер ещё месяца три, пока его домой не отправили, ну приколист был парень, что ещё сказать. Дело было, кстати, за три дня до того, как меня мышь укусила за ухо в этой же части, ты приколи? Вот прям мышь, вот прям за это вот ухо, ну да.

Василе было трудно терпеть это, он совсем не мог оценить оголённую душу простого русского парня, спрятанную за сложными коммуникационными надстройками, поэтому было принято решение ретироваться:

– Вот это ужас. Надеюсь, сейчас всё хорошо. Я пойду, наверное, меня там правда ждут.

– Вот все вы так: «Я пойду, меня там ждут». «Ой, херовенький из тебя муж, пойду я, наверное, меня там ждут». Никто нихера вас нигде не ждёт, ждут вас только мрак и смерть, да и то не особо. Думаешь, интересно твоей смерти смотреть за тем, как ты помирать будешь? Нет! Сначала может и будет у неё там какие ожидания, мол, ох, ну вот этот точно помрёт хорошо, броситься на бобра утопающего спасать там или ребёнка спасёт с горящего дома. А хер там плавал, чипсов обожрётся и резко со стула встанет. Привет, смертюшка. Пару таких человечков, да и смерть ждать перестанет. Поэтому, Вася, понял я, что нужно договора заключать с духами, вот они точно ждут. Моя от меня ушла, я месяц по рыгаловкам чалился, пока другана толкового не нашёл. Он мне всё объяснил, разъяснил, книжку дал и ещё вдогонку пивка купил. С тех пор вот езжу, подношения делаю. Сейчас вот поеду задабривать духа леса. Ты на меня, как на шизика не смотри- то, я сразу всё понимаю. Дебилом то меня считай, да это мне хоть какую-то веру и надежду даёт, понял? Это вас там, ваше поколение, отбили полностью. В плане веры, конечно. Одни девки с их гороскопами спасают, хоть какая-то преемственность. А где у парней вера в чудо? В жопе она, Вася. Вот ты веришь во что-нибудь?

– Ну допустим, верю. Даже много во что, – сдержанно отвечал молодой студент.

– Ох, значит ты парень толковый, из тебя много что выйдет. Глядишь, будешь сидеть на моём месте лет через десять. Шучу. О, Вась, Рязань походу проезжаем, – ответил мужчина.

Василе уже встал изо стола, держа в руках две котлеты в панировке и чай, но его вновь остановили:

– Настучал на меня? – спросил мужчина

– Нет, – твёрдо ответил Василе.

– На твоей совести, малой. Всё, иди. Иди куда там шёл, – пробурчал мужчина, вновь закрывая глаза.

Фёдор Кузьмич активно рассматривал книгу, которую ему вручил Василе. Дверь в купе распахнулась. Разговор продолжился, но уже совсем иначе. Происшествие в вагоне-ресторане не прошло незамеченным. Василе тут же доложил обо всем.

– Духам подношения делает? Ну это дело благое, кушать всем надо, кто-то вот курицей подпитывается, а кто-то верою.

– Сейчас модно всё вот это, верить в звёздных проводников, заниматься медитациями, бегать. Мне кажется, не прав он совсем, просто с грусти ляпнул.

– Вера – это вещь мощная, скажу я вам. Вот гостевал я дорогой недавно у мужчины одного, он пирамиды построил, значится, почти как в Египте, место то в Нижегородской области. И вот этот мужчина верил там в какое-то гиперболическое поле. Совершенно адекватнейший человек. На любой мой вопрос отвечал. Вот спрашиваю: «А как вы поняли, что есть оно это ваше поле?», а он мне и отвечает: «Ну как его быть не может?», и сразу понял я все, Василий. Так звучит только человек, уверенный в себе. Мы с ним побеседовали ещё чуток, а затем он меня со своим сподвижником познакомил, а тот уже был математик, помогал ему с поиском этого поля. Вот в нём веры особой не было. Это их и отличало. Один верил и зиждился на вере своей, а другой, если разрешите выразиться, камень тесал и помогал.

– Вот бы и мне так, у меня, извините пожалуйста за такую историю пошлую, из подобного было только то, что в одном московском подвале я нашёл надпись «Илюша, где алименты?», мне показалось, что написано была эта надпись кровью. Страшно стало. Почему именно в подвале? Может, надпись и не для меня совсем предназначалась. Может, это была точка спиритического контакта с потусторонними силами, бедная женщина старалась там. Наверное, алиментов никаких не нашла, а её послание прочитал не Илюша, а какой-то там любопытный Вася с четвёртого подъезда. А я всё давно хотел увидеть что-нибудь эдакое, столкнуться с чем-нибудь. Вы извините меня, что я жалуюсь, но скучно совсем. Может и поехал я для этого.

Фёдор Кузьмич после этих слов задумался. Так сильно он ещё не погружался в раздумья за всё время пребывания в поезде. Скорее всего, этот момент и был переломным для дальнейшего путешествия

– Давно хотели бы? Ну ничего, у вас ещё впереди много чего, дай бог, – задумчиво сказал старик.

Поезд тронулся со станции «Рязань-1», Василе увидел, как сотрудник в полицейской форме за окном уводил пьяного узурпатора его места номер пятнадцать в плацкарте. На секунду они пересеклись взглядами. Лицо у него было разочарованное.

– Знаете, Василий, что-то я совсем устал. Дорога у нас дальняя, нужно чуть подкопить сил для дальнейших бесед. Вам советую того же.

Было решено вздремнуть. По словам Василе, заснул он тогда довольно легко. Сны ему снились престранные. Прости, дорогой мой друг, просто из-за жены давно выработал привычку не запоминать сны. Василе стоял посреди дороги, а над ним летали два ворона, потом неожиданно пришёл инспектор ГИБДД и сказал, что здесь, собственно, стоять нельзя. Василе лишь позабавило столкновение мифологичности и бюрократичности происходящего. Очень завидую, если честно, твоим снам, дорогой мой друг. Мне после работы только и снится, что поломанные генераторы, да прыгающие WD-40. Проснувшись, Василе ещё долго представлял себе, что было бы, будь разные потусторонние силы и существа существовали бы наравне с нами в нашем мире. Всадник без головы пытается сдать на права, монстер Франкенштейна заполняет форму Б612 в местной поликлинике и слова сказать не может вероломным старушкам, что пролезают через очередь, языка у него и нет. Действительно забавно, но вместе с тем и как-то грустно. С этими мыслями Василе проехал вплоть до станции Зубова Поляна, где его и поджидал вход в кроличью нору. Тонна стали на колёсах подъехала к остановке близ небольшого посёлка. Лицо старика становилось всё веселее и веселее по мере приближения к пирону.

– А вот и моя остановочка, Васенька. Очень приятно было пообщаться с кем-то молодым, наивным и приятным. Удачи вам! Думаю, что мы ещё обязательно встретимся

– Вам спасибо за приятную компанию!

Фёдор Кузьмич встал со своего места и вышел из купе. Василе пару минут смотрел на сидение напротив, только спустя время он заметил, что его приятный попутчик забыл свою чёрную сумку. Капкан был заряжен, Василе проглотил наживку. Юный студент схватил забытую сумку и бросился к выходу из поезда. Люди слегка оглядывались вслед, но в поездах происходят вещи и поинтереснее. Пятисекундное внимание людей в поезде заслуживал скорее танцующий кот в костюме морячка, но никак не обычный молодой человек. Василе стремглав вылетел из поезда, Фёдор Кузьмич ушёл на приличное расстояние, его силуэт виднелся возле хвоста поезда. Сумка была очень лёгкая, поэтому переход на сверхсветовую скорость был вопросом времени. Конечно, я приукрашиваю свой рассказ, но иначе было бы попросту скучно. Старец обернулся.

– Не думал, что мы встретимся так скоро, мой юный друг! Что случилось?

– В-в-в-в-ваша сумка. Вы. Вы её в поезде забыли, – запыхаясь ответил Василе.

Василе принялся отдыхать после спринта, Фёдор Кузьмич похлопал его по плечу, в этот момент поезд начал трогаться. Капкан захлопывается. Руки Василе принялись безудержно стучать по поезду, но всё безуспешно. Оставалось только сесть на лавочку, обхватить руками свои колени и горько заплакать. Но, с другой стороны, телефон же он не забыл. Считай, все главное осталось при нём.