Евангелие от Агасфера

Глава 9

«Как мальчик, игры позабыв свои,

Следит порой за девичьим купаньем

И, ничего не зная о любви,

Все ж мучится таинственным желаньем;

Как некогда в разросшихся хвощах

Ревела от сознания бессилья

Тварь скользкая, почуя на плечах

Еще не появившиеся крылья;

Так век за веком – скоро ли, Господь? —

Под скальпелем природы и искусства

Кричит наш дух, изнемогает плоть,

Рождая орган для шестого чувства».

Николай Гумилёв, «Шестое чувство»

Приближался новый две тысяча двадцатый год. Надобно сказать, что Фёдор Михалыч, сидя анахоретом на даче Альгиса, постепенно втянулся в предложенный ему образ жизни, более того – начал понимать зачем ему всё это нужно, даже не зависимо от планов, которые строили на него Жорж и его подручные. Ежедневно в девять часов утра он открывал на ноутбуке почту: в ней находились несколько достаточно сложных текстов для изучения, несколько инструкций по режиму дня и видео-записи, в которых Юрис, Альгис и несколько незнакомых Фёдору мужчин, показывали как выполнять упражнения, направленные на укрепление и оздоровление физического тела, развитие памяти, внимания и воображения, всевозможные медитативные практики, позже – более сложные технологии с использованием движений, дыхания, внимания, тренировок голоса, актёрские психотехники, позволяющие управлять состояниями тела, эмоций, сознания, развивать чувствительность и интуицию. Полтора месяца не прошли для затворника даром – он помолодел, пребывал в отличной физической форме, значительно укрепил силу воли, научился управлять вниманием и эмоциями, его картина мира необычайно расширилась и стала несравненно более гибкой, чем ранее, появились возможности произвольно вызывать у себя состояния глубокой релаксации и, напротив – мощного тонуса. Несколько раз за это время к Феде приезжала Анна, однако, отнюдь не только для сладостных утех – она учила нового адепта удивительному искусству, о котором читатель узнает чуть позже, ибо это отдельная и весьма значительная тема.

Читаемые тексты позволили нашему герою начать видеть новые грани своего взаимодействия с миром, среди них было множество методических материалов, поясняющих те вопросы, которыми Фёдор задавался как раз во время, предшествующее началу повести. Современная философия, психоанализ, аналитическая и архетипическая психология, элементы мистических учений Востока и Запада, культурология и анализ социальных процессов. Федя начал понимать закономерности, которые формируют то, что Жорж в полицейском участке назвал «согласованной реальностью», механизмы того, как формируется судьба, события жизни, акценты мышления, эмоциональные реакции и физические состояния, вкупе с методологией импровизационного воздействия на все эти процессы при помощи практик им осваиваемых. Скучать не приходилось – каждый день был заполнен до отказа новыми и всё более интересными деяниями.

Постепенно к Феде приходило отчетливое понимание, как Система (совокупность социальных процессов и взаимодействий, формирующаяся, с одной стороны, как самоорганизующаяся структура, образующая очаги скоплений и разряженных участков человеческого внимания, с другой же, напротив, режиссируемая с самых стародавних времён теми, кто собрал максимальные ресурсы и возжелал кукловодить сознанием и действиями больших масс людей) держит его и семь миллиардов таких же бедолаг на привязи, используя как источник различного вида энергии. С пониманием сего казуса явился и целительный ужас от постигнутого, целительный – ибо тот, кто не сподобился ужаснуться, а лишь умственно прикоснулся к подобным категориям, так и остаётся на привязи служить батарейкой для безличной, но циничной и бесчеловечной Системы, разве что – начинает разглагольствовать, как говориться, о высоком, да вот только совершенно без толку. Фёдору Михалычу повезло – он таки пережил всамделишний ужас, пробудивший в нём живейшие желание освободиться от оков – перестать служить тупой батарейкой для структур, неявно, но предельно жестко выжимающих соки не только из него, но, вдобавок из множества других людей. Желанием дело не ограничилось – Федя принялся регулярно и тщательно работать над освобождением от внушительного числа разного рода причин и связей, спеленавших его мысли, чувства, убеждения, поступки, образ жизни и стиль поведения, управлявших его вниманием, состояниями, дискомфортами тела и хроническими напряжениями мышц.

Калькуляторам и навигаторам он, как и большинство людей, доверил свою память и внимание; социальным сетям, телевиденью и видеороликам – формирование убеждений, мнений и оценок; множеству технических приспособлений – передал свою ловкость, подвижность и силу физического тела; новостным лентам – эмоциональные состояния и реакции. Медицина и фармакология кормились его здоровьем, юристы – способностью самостоятельно решать множество вопросов, психологи и популярные блогеры – отбирали силу воли, религия цинично лишала возможности критически мыслить, политика вообще задавала правила жизни, которые, ежели, разобраться – совершенно чужды любому самостоятельному и самодостаточному человеку. Фёдор с немалым рвением приступил к возрождению почти утерянных навыков – считать в уме, читать сложные тексты, смотреть фильмы, пробуждающие глубокие чувства и размышления о подлинных человеческих ценностях, практически перестал без особой нужды пользоваться гаджетами.

Параллельно – тренировки тела на выносливость, памяти и внимания на увеличение объёма, произвольность и длительность концентрации, воли на преодоление привычек и совершение доселе не свойственных ему поступков. Всё чаще опытным путём постигал Дядя Фёдор, что всё, что с ним происходит является его же собственным заказом и помыслом. Однако, на этих словах следует остановиться, дабы не оказаться в дураках, твердя где-то вычитанные «прописные истины», при этом совершенно не отдавая себе отчёта – что же они означают. Разберёмся, что несёт утверждение о том, что, дескать, «всё со мной происходящее является моим же заказом и помыслом». Оно порождает сомнения и вопросы: а как же всяческие неприятнейшие кандебоберы, неудачи, болезни – особливо тяжкие, наконец – случаи нелепой, преждевременной и трагической смерти? Загвоздка, мешающая очень многим принять то, что сознание определяет бытие, а не напротив – в слове «сознание». По умолчанию, люди привыкли отождествлять себя и других исключительно с тем, что осознаётся, а тут и притаилась ошибка, ибо «нормальное сознание» по большей части – это всего лишь набор рационализаций, позволяющих приспособиться к доминирующим социальным точкам зрения и так называемому «здравому смыслу», и не замечать, что они (социальные доминанты точек зрения и пресловутый «здравый смысл») шиты белыми нитками. Приняв то, что глубинные мотивы моего образа жизни, поступков и мышления определяются двумя факторами – социальными шаблонами на поверхности и ценностными приоритетами Души – бессознательного, которое невообразимо больше, чем осознаваемая область – в глубине – мы придём к выводу, который вполне естественен, но для многих неприемлем или в лучшем случае, удивителен: «Я сам определяю все события и состояния, которые случаются со мной в жизни, в том числе – болезни, катастрофы и смерть. С учётом того, что на меня влияют – и, подчас очень сильно – множество социальных факторов». Фактически, инквизиторы и «расстрельные тройки» были в курсе – приговор подписывал себе сам человек – часто под действием пыток, но были те, кто не подписывал – у них хватало воли и Духа. Но что же значит «Я сам»? А это и значит – вся сложнейшая совокупность сознания и бессознательного – каковое потому и бессознательное, что никак не ведомо, и может быть лишь при усилиях, чаще с помощью специалиста, до какой-то степени приоткрыто и включено в области предсознания – смутных догадок, и, собственно, осознания. Иной человек может говорить о жизнелюбии, и даже вести себя энергично и радостно, а затем внезапно заболеть и уйти из жизни. Тем не менее, это выбор Души, складывающийся из огромного множества факторов. Также и серьёзная, однако не смертельная болезнь может быть избрана Душой (бессознательным) для получения экстремального опыта, переосмысления жизни, изменения приоритетов ценностей, происходящего, порой, даже в реанимации.

Вспомним вопросы, в поисках ответа на каковые Федя бился, направляясь в ресторанчик, перед встречей с босоногой Марией-Анной и её братией: почему человек уходит из жизни? Почему человек болеет? Почему один человек может десятилетия страдать от серьезного заболевания, но оставаться жить, а другой может заболеть этой же болезнью и уйти в очень короткий срок? Почему кто-то вообще уходит из жизни практически здоровым в результате несчастного случая или какого-либо события – катастрофы или стихийного бедствия, например? Каким образом вообще какие-то события или люди появляются в нашей жизни? Упомянутый Жоржем в качестве своего знакомца, великий психолог, создатель архетипической психологии, ученик и приемник Карла Юнга и реформатор аналитической психологии – Джеймс Хиллман в шестидесятых годах двадцатого века написал потрясающую книгу, взахлёб прочитанную Федей в числе первых – «Самоубийство и душа». Сей труд в свое время всколыхнул психологический мир, ибо Хиллман очень убедительно доказал, что любой уход из жизни является «самоубийством». При этом мотивы самоубийства – ухода из жизни, как и мотивы смерти, в подавляющем большинстве случаев в сознании не явлены. Они располагаются глубоко в бессознательном или по терминологии Хиллмана, обуславливаются душой.

Детализируем основной вопрос, терзавший Фёдора: почему человек умирает в определенный момент, определенным образом и в определенных обстоятельствах? Хиллман писал, что люди сами принимают решение: как, когда и где. И, в большинстве случаев, бессознательно. Естественно, здесь идет речь о смерти отдельно взятого человека. В таких глобальных явлениях, как катаклизмы, войны, катастрофы и т.п., могут быть и исключения. Широко известны истории о том, что многие люди интуитивно предчувствуют возможность катастрофы и опаздывают, например, на рейс самолета или поезда, который разбивается. Но не всякий человек, во-первых, обладает такой чувствительностью или интуицией, а самое главное – ярко выраженной ценностью – продолжать жить. Иными словами, под замес катастроф и катаклизмов могут попасть люди, которые и не приняли бессознательное решение уйти из жизни, но это исключение, которое лишь подтверждает правило.

Здесь надобно еще несколько времени пофилософствовать и обратиться к понятию системы ценностей – структуры, которая, как следует из названия, устроена так, что что-то одно ценнее другого, а это другое ценнее третьего и т.п. При этом есть какая-то доминирующая ценность и, чаще всего, не одна. В разные моменты времени и при различном стечении обстоятельств то одна, то другая из доминирующих ценностей может оказаться главенствующей. Существуют ценности, переданные нам генетически – ценности выживания, ценность продолжения рода, ценность любви, ценность отношений, а существуют ценности, сформированные уже в процессе воспитания, а в некоторых случаях и самодисциплины, и специальной практики. Это, например, могут быть ценность творчества, самореализации, успеха, богатства, принадлежности к какому-то социальному слою. Ценность мистического опыта, экзистенциальных переживаний, иногда даже уединения, аскетизма и отшельничества, господства или подчинения, борьбы, духа отрицания, соответствия культурным клише или, наоборот, выделения из толпы и многие другие.

В жизни человека могут складываться такие ситуации, когда ценность выживания не является доминирующей. В этом случае он бессознательно (лишь иногда осознанно, поэтому этот тезис трудно принять) готов пожертвовать жизнью или пойти на риск для жизни во имя реализации какой-то другой ценности. Для кого-то это может быть любовь, для кого-то богатство и успех, для кого-то экстремальные переживания, как ценность. С другой стороны человек, у которого ценность выживания превалирует над другими, может длительное время болеть достаточно серьезными болезнями, быть недееспособным, парализованным, даже находиться в коме годы, а то и десятки лет. Например, знаменитому астрофизику Стивену Хокингу ценность самореализации помогла дожить до преклонного возраста в совершенно больном – десятки лет парализованном теле. А другого человека подобное обездвиживание или даже частичная недееспособность лишает тех ценностей, которые важнее для него ценности выживания, поэтому он умирает. Вот пример, случая, когда человек теряет возможность самореализации. Фёдор хорошо помнил, как в начале и середине девяностых многие люди теряли любимую и очень ценную для них работу, в результате грандиозных социальных перемен разрушались семьи и близкие отношения. Многие из тех, кому подобные злоключения выдавалось пережить – быстро спивались, становились бомжами, тяжело заболевали, попадали в аварии или становились жертвами насилия. В итоге – достаточно быстро умирали.

Фёдор Михалыч был знаком с доктором философии, очень любившим свое дело – потеряв работу, тот отчаянно запил, в течение года опустился до состояния бомжа и ушел из жизни. Многие находились на грани. Да что там! Руководитель Фединой дипломной работы – ведущий специалист по лазерной физике очень серьезно заболел, когда закрылись все проекты, которые составляли смысл его жизни, но, к счастью, жена помогла ему переориентироваться на другую альтернативную ценность – построение дачи, в которую он начал вкладывать свои силы, что поддержало его дух и желание жить. Можно сказать, что новая ценность буквально вытащила его с того света после двух перенесенных инфарктов и операции на сердце. Более того, она так его увлекла, что прошло уже более двадцати пяти лет, а предсказания врачей, которые в то время не оставляли ему больше полугода жизни, не сбылись.

Итак: человек уходит из жизни тогда, когда некая внешняя ситуация «перекрывает кислород» для его ведущей ценности. Тогда ценность выживания перестает удерживать его в рядах живых. А бывает и обратное, когда кто-то совершает удивительные поступки, на которые он обычно не способен, в моменты сильнейших социальных потрясений, потому что, вдруг открываются возможности его реализации на каком-то героическом поприще, которые до этого дремали, и его существование было вялым, дряблым и постепенно угасающим. Некоторые даже стремятся к этому, к примеру, вербуясь в «горячие точки», при этом не осознавая самую глубинную мотивацию – ценность и рационализируя ее какими-то более поверхностными объяснениями.

По сути, ценности – это то, что управляет и создает события в жизни. События создают опыт, который формирует мышление. Мышление формируется еще и через суггестию социальных или культурных доминант, транслируемых через СМИ, интернет, рекламу. Формирующаяся ведущими ценностями картина мира, в свою очередь, определяет качество, спектр и интенсивность эмоций и чувств. Последние регулируют энергетику и присущие ей функции: терморегуляция, выносливость, уровень либидо, сексуальная активность, качество и сила энергетического влияния, весомость в социуме и т.п. А уже эти факторы задают условия для процессов, происходящих в физическом теле и действий, которые оное выполняет. Вот и выходит, что основные ценности – к тому же, по большей части, бессознательные – регулируют и управляют всем, что происходит в жизни конкретного человека.

Под действием чтения присылаемых ему текстов, а пуще того, благодаря упражнениям и новому образу жизни, Фёдор постигал сии сложнейшие категории не только умственно, но и всем своим существом. Он дал себе зарок насколько возможно перестать питать собой бесчеловечную Систему. Для этой цели ему понадобилось предпринять немало сложных внутренних решений и усилий. Он всё более переставал поддерживать любые иерархии и обесценил для себя понятия социального статуса – начиная равно относиться к олигарху и бомжу, чиновнику, силовику и гастрабайтеру, врачу и разносчику пиццы – без страха, возвеличивания и принижения – убирал иерархические вертикали из своих суждений, отмечая их вниманием, а далее снимая их значимость. В свои повседневные действия Фёдор Михалыч включал как можно больше импровизации и смены шаблонов – периодически ел левой рукой, вставал всякий раз с другой ноги, ходил разными походками, варьировал маршруты прогулок, подчас его можно было застать перемещавшимся вприпрыжку или донельзя замедленно, спиной или боком вперед, поющим и говорящим с собою различными интонациями, кривляющимся и непривычно жестикулирующим и, при всём том, плюющим на взгляды случайных встречных, каковым, вероятно, было гораздо в большей степени неловко, чем Феде.

Нашему герою даже полюбилось разрывать шаблоны поведения – например, громко петь на улице среди бела дня, заводить короткие беседы с незнакомыми людьми – встречавшимися на улице или в магазине, от души оказывать комплименты встречным женщинам, запросто улыбаться прохожим. Нарушение простых запретов – даже самых элементарных – есть в кафе ложкой, вместо вилки, перейти улицу на красный свет или в необозначенном месте, при условии, что нет угрозы и машины далеко – всё это придавало довольно много сил, а чавкать при еде, тем паче – пукнуть в общественном месте – сие являлось уже высоким пилотажем, особливо, ежели при этом не испытать стыда. Ведь посредством этих, по сути достаточно простых запретов, Система получала огромный энергетический куш – в виде готовности к любой степени послушания огромного числа так называемых «воспитанных» людей. Фёдор же, за короткое время научился вести себя максимально ребячливо, как давно, признаться, не вёл.

Важно было еще замечать уникальность людей и объектов – обращать внимание на узор веток разных деревьев, детали зданий, стараться обращать внимание на то, во что одеты люди, на узоры из опавших листьев или мелкую рябь на озере, на выражение лица, цвет глаз и другие детали индивидуальности человека, стоящего в очереди супермаркета. Так же и у себя наш герой наловчился замечать уникальные качества и прибавлять их – варьируя тембр голоса, интонацию, мимику, жесты и ритмы. В ход шли неожиданные для самого себя маленькие поступки, как то: подарить цветок незнакомке, внезапно поменять стиль общения с официантом в кафе, играть удивление, восхищение, манерность…

И еще одну важную штуковину Фёдор Михалыч взял за правило: избегать новояза, более того, стараться – ибо внешнее общение ограничивалось магазином да кафешкой – даже внутри себя выражаться языком русской классики – старомодно, будто внутри головы расхаживают герои Достоевского, Гоголя, Островского и Пушкина. Старомодность, насколько Федя для себя уяснил, положительно служила самой необходимой чертой образа жизни, предохраняющей от напасти превратиться в механический аппарат, утратив всё человеческое в себе – увы, очень и очень многих поглотила сия участь.

Кстати говоря, в одной из присланных статей, принадлежавших перу великого писателя начала двадцатого века Германа Гессе, сумевшего постигнуть русскую душу в высшей степени глубоко и остроумно, Фёдор нашёл, как ему почудилось, и ответ на свой вопрос – почему большинство учеников Жоржа были русскими или, по крайней мере, русскоговорящими. Гессе живописал существо русского человека на примере семейства Карамазовых, сочно изображённого Достоевским в своём великом романе. Он писал о том, будто именно для русского азиата характерно то великое раздолбайство, что отличается отказом от всякой нормативной этики и морали в пользу некоего всепонимания, всеприятия, некоей новой, опасной и жуткой священности. Чем больше порока и пьяной грубости, тем сильнее светит сквозь покров этих грубых явлений, людей и поступков новый идеал, тем больше духа и благодати копится там, внутри. Рядом с пьяницей, грубияном, задирой, хулиганом, драчуном и, в то же время, циником-интеллектуалом – все безупречно порядочные европейские буржуа выглядят неказисто, бесцветно, ничтожно, хотя они пока еще торжествуют внешне. Гессе, а вослед за ним, видимо и Жорж, восторгались аморальным образом мышления и чувствования, способностью прозревать божественное, необходимое, судьбинное и в зле, и в безобразии, способностью чтить и благословлять их. Опасный, трогательный, безответственный, хотя и с ранимой совестью, мягкий, мечтательный, свирепый, глубоко ребячливый русский человек не сводим ни к истерику, ни к пьянице или преступнику, ни к поэту или святому; в нем все это помещается вместе, в совокупности всех этих свойств. Русский человек – это одновременно и преступник, и судия, буян и нежнейшая душа, законченный эгоист и герой самопожертвования. К нему не применима европейская, твердая морально-этическая, догматическая, точка зрения. В этом человеке внешнее и внутреннее, добро и зло, бог и сатана неразрывно слиты. Бог, который одновременно и дьявол – это, ведь, древний демиург. Он был изначально; он, единственный находится по ту сторону всех противоречий, он не знает ни дня, ни ночи, ни добра, ни зла. Он – ничто, и он – все. Мы не можем познать его, ибо мы познаем что-либо только в противоречиях, мы – индивидуумы, привязанные ко дню и ночи, к теплу и холоду, нам нужен бог и дьявол. За гранью противоположностей, в ничто и во всем живет один лишь демиург, бог вселенной, не ведающий добра и зла. Существо русского человека в том, что он, который рвется прочь от противоположностей, от определенных свойств, от морали, это человек, который намерен раствориться, вернувшись вспять, в принцип индивидуации. Этот человек ничего не любит и любит все, он ничего не боится и боится всего, он ничего не делает и делает все. Этот человек – снова праматериал, неоформленный сгусток душевной плазмы. В таком виде он не может жить, он может лишь падать метеоритом, как в известной ностальгической песне, оживляющей русскую душу: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется Жизнь.