Loe raamatut: «Шанс для истребителя»

Font:

* * *

Глава 1
В которой все начинается

Как я попал в этот мир – я не помню. Первое мое воспоминание о том, что я лежу в кровати. Голова в бинтах, в глазах двоится, тело как деревянное, а во рту ВЕЛИКАЯ СУШЬ.

– Пи-и-и-ить! – рефлекторно выдыхаю я, увидев подошедшую девушку в белом халате.

Та удивленно охает и стремительно убегает. Печально наблюдаю за ее бегством. Надеюсь, что она за водой для меня помчалась с такой вот рекордной скоростью. Минут пять ничего не происходит. Она что там, про меня забыла? Я же сейчас помру тут от жажды! К счастью, обо мне не забыли. В мою больничную палату (а, оглядевшись вокруг, я понял, что это больничка) быстро входит седовласый мужик в белом халате. Это что, главный доктор, что ли? За ним торопится та самая медсестра, которая недавно отсюда смылась. А воды-то мне так и не принесла, зараза блондинистая! Что-то в облике доктора меня царапнуло. Вот оно. Точно! Из-под воротника его медицинского халата высовывается краешек военной формы с петлицами. Очень странными петлицами. Я такие в кино про Великую Отечественную войну 1941–1945 годов видел. Зеленые петлицы с двумя красными шпалами и медицинским значком «чаша со змеей». Капец! Это что тут происходит? Я что, к каким-то реконструкторам попал? Ну, знаете? Есть такие люди в двадцать первом веке, которые любят надевать одежду прошлых времен и изображать из себя солдат различных эпох. То в наполеоновские войны играют, то в Первую мировую, то во Вторую. Средневековых реконструкторов тоже хватает. В общем, люди сходят с ума по-разному. Вот и сейчас смотрю и думаю. Но глаз начинает подмечать мелкие детали, которые говорят, что эти люди ни разу не реконструкторы. Одежда на них уж очень естественно сидит. Обмятая от долгой носки. Кое-где потертая. Нет, не похожи они на современных людей, играющих в древнюю войну. Те всегда стараются новенькую и глаженую одежку напялить. Даже изображая солдат, сидящих в окопах. Смех – одним словом. Да и палата эта больничная. Уж очень какая-то вся аутентичная. Никакого современного оборудования здесь нет. Все тут какое-то древнее и архаичное. Даже вон кровати какие-то непривычные. Антикварные. Никакие реконструкторы такой дурью маяться не станут. Не будут они создавать антикварный госпиталь и лечить в нем людей по старинке. А это уже уголовным преследованием попахивает. Реально больных людей, между прочим. Уж я-то чувствую, что болен. В голове поселилась саднящая боль. Да и жажда эта вселенская уже достала. Когда же мне пить дадут? О чем сразу и спрашиваю у этого странного доктора.

О, боги феншуя, спасибо вам, что меня услышали. Наконец-то мне дали попить. Кайф! Все! Теперь смерть от обезвоживания мне не грозит. Уф! Напился. А доктор молодец. С дурными вопросами не лезет. Терпеливо ждет, пока я напьюсь. После чего начал довольно профессионально спрашивать меня о моем самочувствии. Выслушал мои симптомы, глубокомысленно покивал и начал что-то там писать на планшете, что висел на изголовье моей кровати. Нет, нет, ребята и девчата! Это не современный планшетный компьютер, о котором вы все подумали.

На спинке моей кровати висела прямоугольная картонка, к которой был прикреплен лист бумаги. Я так понял, что это история моей болезни. Я такое тоже в кино видел. Пока доктор пишет, я начинаю задавать свои вопросы. Очень аккуратные вопросы. Вся эта ситуация мне очень подозрительна. Что тут, вообще, происходит? Где я? Что случилось? Врач мне попался вменяемый. Понятливо покивал на мои вопросы, а потом начал отвечать. И это был шок. Нет, ШОК!!! Вот, именно так, с большой буквы. То, что поведал мне доктор, меня проморозило до самых костей. Кстати, он представился. Военврач второго ранга Семенов Андрей Иванович. А я, по его словам, был Александром Борисовичем Матросовым. Летчиком.

Лейтенантом ВВС Рабоче-крестьянской Красной армии 109-й истребительной авиационной эскадрильи 5-й Житомирской авиационной бригады Киевского военного округа. А случилось со мной вот что. Когда Александр Матросов выполнял тренировочный полет на самолете И-15, то при посадке не справился с управлением и разбил свой истребитель. Во время этого инцидента я, по словам врача, и получил травму головы. В чем там была причина аварии, доктор не знал. Пока идет следствие по этому делу. А меня вот лечат в окружном госпитале города Житомира. И сейчас за окном 12 июля 1935 года. Во как!

Очень странно все это. Я-то себя помню совсем другим. Никакой я не Александр Матросов. Я Константин Ковров, житель двадцать первого века. Родился в Российской Федерации в 1993 году. Школа, армия. А затем я заболел авиацией. Нет, в армии я служил в пехоте. А вот самолетами занялся уже после. В летное училище меня не взяли. Проблемы со зрением. Главное, в пехоту загребли без проблем, а в летчики нельзя. Хрень какая-то дикая! В общем, в военные летчики мне путь был закрыт. В гражданскую, пассажирскую авиацию я и сам идти не хотел. Не привлекают меня все эти огромные и неповоротливые авиалайнеры. Это не мое. Я люблю маневр и скорость. Сколько же я в детстве на компьютерных авиасимуляторах наиграл? Страшно вспомнить. Мне нравились легкомоторные, винтовые самолеты. Поэтому я не сильно переживал из-за отказа в военном училище для летчиков. Нет, значит, нет. Будем пробовать другой путь в небо. Аэроклуб. Не все еще их разогнали в современной России. Вот там я и завис, обучаясь пилотированию одномоторных самолетов. Мы летали на Як-52, Ф-32 «Ястреб» и МАИ-223 «Китенок». Мы учились пилотированию, основам навигации, групповым полетам и (мое самое любимое) фигурам высшего пилотажа. Выучившись на пилота легкомоторной авиации, я начал искать работу.

И тут меня ждало большое разочарование. С работой в качестве пилота моего класса в России и странах СНГ было очень туго. Не развита здесь эта отрасль. Маловато тут легких, одномоторных самолетиков. Желающих поработать здесь гораздо больше, чем рабочих мест. Оставалось одно. Заграница.

Вот там, в пресловутом Западном мире, пилоты моей квалификации были нужны. Вот только наши российские документы об образовании там не катят.

Для работы в Европе или Америке надо обязательно иметь сертификат пилота определенного образца.

В общем, пришлось мне продолжить учебу и раскошелиться. Учеба-то там не бесплатная. Хорошо, что в Голландии у меня был родственник. Дядя Жора был родным братом моего отца. И он давно покинул Россию и жил за бугром. Кстати, он тоже был пилотом. Вот он-то мне и помог пристроиться на учебу.

И денег подкинул. Спасибо ему за это! Отучившись полгода в одном голландском авиаклубе, я наконец-то получил пресловутый сертификат и смог начать работать в открытом мире. Вообще-то, я люблю Родину. Не то чтобы я оголтелый патриот. Но врагом России я никогда не буду. Просто, так сложилась моя жизнь, что работать и заниматься любимым делом я могу только за границей. Кстати, в самом Евросоюзе с работой для пилотов вроде меня тоже было туго. Тут все дело в гражданстве. К гражданам Российской Федерации европейцы с большим подозрением относятся. Особенно после того, как Россия вернула Крым. Но и тут мне помог дядя Жора. По его протекции я получил работу в одной голландской фирме, работающей в Малайзии. Голландцы там лес пилят и полезные ископаемые Малайзии добывают.

Э-э-э, поправка! Голландцы в Малайзии работают только на начальственных должностях. А вот местные малайцы там впахивают простыми работягами. Таков уж современный капитализм. Тут более развитые страны эксплуатируют труд менее развитых. И вот голландцам нужны были пилоты легкомоторной авиации. Островов в Малайзии много. Многие из них мало освоены. Нет там нормальных дорог. Вот на маленьких самолетиках между островами и возят людей, продукты и разные запчасти. На этой работе мне приходилось много летать, развозя разные полезные грузы и пассажиров в своей небольшой «Сесне». И садиться на короткие взлетные полосы посреди джунглей. Но мне такая жизнь нравилась. Многие европейские пилоты работать в таких условиях не хотят. Типа тяжело. А мне в самый раз. Да и платили голландцы там очень неплохо. Вот так я и жил. Пока все не закончилось. Последнее, что я смог вспомнить из своей прошлой жизни – это как я лечу к одному из небольших островков над морем. За стеклом кабины бушует стихия. Страшная тропическая гроза. Не смог я от нее увернуться. И теперь летел, лихорадочно выискивая место для посадки. А потом вспышка и темнота. Больше ничего не помню. Что там со мной и моим самолетом произошло? Может быть, там в мою «Сесну» ударила молния? Теперь этого я никогда не узнаю.

Но на этом история моей жизни не закончилась. Очнулся уже я в другом мире, другом времени и другом теле. Здесь все называют меня Александром Матросовым, чье тело я как-то умудрился занять после того, как настоящий хозяин его покинул. Скорее всего, этот молодой летчик ВВС РККА скончался от той самой травмы головы, про которую мне тут доктор говорит. Нет, я там, в той жизни, почитывал книги про попаданцев. И сейчас примерно представляю, что со мной произошло. Я попал. Попал в 1935 год. Я теперь для окружающих лейтенант Матросов, проживавший в СССР. И надо с этим как-то жить.

Доктор еще что-то там бубнит, а я вдруг почувствовал, что начинаю проваливаться в темноту. Голова кружится. Уплываю в царство Морфея. В общем, я благополучно отрубился.

Глава 2
Знакомство с летающим антиквариатом

– Так вот ты какой, северный олень, – пробормотал я, прикоснувшись к крылу стоявшего передо мной самолетика. – Настоящий, летающий антиквариат.

– Что вы сказали, товарищ лейтенант? – спросил техник, отиравшийся рядом.

– Я интересуюсь, готов ли самолет к полету? – ответил я, покосившись на засаленную гимнастерку технаря.

Техник бодро начинает доклад о готовности этого чуда техники. Вполуха слушаю, а сам украдкой осматриваю аппарат, который мне предстоит поднять в небо. В душе царит легкий мандраж. Но я стараюсь этого не показывать, сохраняя на лице маску безразличия. А волноваться мне есть от чего. Передо мной же сейчас стоит не современный самолет из двадцать первого века, а самый настоящий раритет. Летающий антиквариат, который называется И-15. Архаично выглядевший биплан с толстым, бочкообразным фюзеляжем. Я такие самолетики только в кино и компьютерных играх видел. В далеком двадцать первом веке таких даже в музеях не осталось. Такая вот седая древность. А здесь, в 1935 году, она еще летает. Я на таком «ероплане» ни разу в жизни не летал и сейчас немного очкую. А что вы так презрительно улыбаетесь? Я же не какой-то там образцово-книжный попаданец, который сразу все знает и умеет. Это они в разных книжонках, рассчитанных на читателя с низким интеллектом, могут практически сразу же, с ходу, в момент попадания управлять самолетом неизвестной конструкции. Вести воздушный бой, умудряясь при этом еще и сбивать крутых немецких асов. И не одного, а сразу пятерых. Раз – и у них сразу все получается. Но я, в отличие от авторов тех низкопробных книг, реалист. Я знаю свои возможности. Я летчик. И прекрасно соображаю, что незнакомую технику надо осваивать очень осторожно. Тем более, такое летающее недоразумение, как И-15. Может быть, для 1935 года этот самолет и считается одним из лучших? Но я-то летал совсем на других машинах. Более скоростных и технологичных. Хотя. Легкомоторные самолеты – это как велосипед. На котором если уж умеешь ездить, то освоишь любую модель. Но осторожности терять не следует.

В больничке меня продержали аж три недели. Первую неделю было откровенно скучно. Тут же ничего нет. Ни телевизора, ни интернета. Ничего. Только радио. Но его в моей палате не было. Хорошо, что там я лежал не один, а с коллегой. Еще один летчик из нашей авиачасти тоже там проходил лечение. К счастью, он был не из моей эскадрильи. Звали его Сергей Малышев. Тоже лейтенант. И с Александром Матросовым до этого он не был знаком. И это просто замечательно, а то я бы сразу же засыпался. Я же понятия не имею, каким был хозяин нового тела до моего вселения. Как себя вести с друзьями и знакомыми моего предшественника? А так – совершенно незнакомый человек. С ним я мог спокойно общаться. Без нервов. Не боясь проколоться на мелочах. Правда, потом выяснилось, что я зря так волновался. Лейтенант Александр Матросов только недавно попал в списки 109-й истребительной авиационной эскадрильи. Он прибыл туда сразу же после окончания летного училища. Еще салага совсем. Двадцать один год. Дату рождения я потом посмотрел в своей летной книжке.

Так вот. От своего соседа по больничной палате я и узнавал много нового и интересного об окружающем меня мире. При этом старался действовать осторожно. Аккуратные расспросы на интересующие меня темы. Никаких серьезных высказываний и умных рассуждений. Да и сам я старался много не говорить. Отыгрывая молчаливого парня. Впрочем, лейтенант Малышев болтал за пятерых. Любил этот человек поговорить. Не важно о чем. Стоило только ему намекнуть, что тебя интересует, и он начинал с энтузиазмом рассказывать, рассказывать, рассказывать. М-да! Болтун – находка для шпиона. Я его слушал и удивлялся. И как только его здесь в обстановке всеобщей шпиономании до сих пор не повязали компетентные органы? Это же готовый клиент для НКВД. Идеальный подследственный. Все расскажет. Только попроси. Но этого молодого летчика тоже можно понять. Лежать в госпитале – это же скука смертная. Тут никакой движухи нет. Разве что только на медсестер поглазеть, да сходить покурить на улицу. Вот и все развлечения.

На третий день ко мне пришел посетитель. Командир моей эскадрильи старший лейтенант Павел Рычагов. Когда я его фамилию услышал (ее доктор мне сказал, прежде чем запустил посетителя в мою палату), то реально так удивился. Я же про этого персонажа в свое время слышал. Любил я раньше смотреть по телевизору исторические передачи. Особенно интересовала меня история авиации. Я же этой тематикой с детства увлекался. Так там про Павла Рычагова я и услышал. Он очень быстро из простых летчиков дослужился до звания генерал-лейтенант, занимал высокие посты в ВВС РККА. А затем был расстрелян в самом начале Великой Отечественной войны. Историки потом на него всех собак понавешали. Типа, ослабил и развалил советские ВВС перед самой войной с Германией. Как там только его не ругали. И вот сейчас этот человек стоит передо мной. Во плоти. Спортивная, коренастая фигура. Широкое, добродушное лицо с признаками интеллекта. Серьезный взгляд. Нет, не похож он на дурака-начальника. Дальнейший разговор подтвердил мои догадки. Старший лейтенант Рычагов говорил уверенно и вполне профессионально. И вел себя как компетентный командир. Хотя, может быть – это и не тот самый Рычагов, а его однофамилец? Пока дергаться рано. Слишком мало у меня информации.

Рычагов меня порадовал, с ходу успокоив, что моей вины (то есть вины Александра Матросова) в инциденте с аварией моего истребителя нет. Тут техника подвела. Лопнула тяга левого крыла. С такой поломкой самолет становится очень трудным в управлении. И посадить его сложно даже для очень опытного летчика. Да, что там говорить. Даже матерые асы гибли в таких ситуациях. А тут какой-то молодой лейтенант. Понятное дело, что он не справился при посадке и разбил самолет. Впрочем, не очень сильно разбил. Через неделю тот будет как новенький. Да, и мне тоже повезло, что остался жив. При этих словах Рычагова я невольно хмыкнул. Настоящий Александр Матросов-то реально умер. Ну, и это самое главное. За погибшего в авиакатастрофе летчика командование части жестоко бы изнасиловали в высших штабах. Тут с этим строго. Аварийность здесь бешеная. Люди гибнут часто. Если уж в просвещенном двадцать первом веке самолеты продолжают падать. Техника – она такая. Ломается в самый неподходящий момент. То уж в 1935 году авиация все еще очень несовершенна. И бьются летчики тут гораздо чаще чем в будущем. А высокое начальство такие вот авиакатастрофы со смертельным исходом очень не любит. И с особым садизмом дрючит командиров погибших пилотов. Из-за этого во многих частях командование даже не проводит тренировочных полетов. Бережет свои попы от порки. Типа не будут летать – не будут разбиваться. Короче говоря, показуха рулит.

Но, по мнению Рычагова, такие нелетающие пилоты много не навоюют. Чтобы стать асом, надо много тренироваться в воздухе. Летчик должен летать, а иначе грош ему цена в бою. И тут я молчаливо согласился со своим командиром. В авиации без катастроф и летных происшествий не обойтись. Для пилотов – это норма жизни. Правда, ложку дегтя мой комэск на меня все же вылил. Сказав, что я должен был прыгать с парашютом, а не изображать героя. Конечно, он понимает, что я хотел спасти самолет. В советских военно-воздушных силах такое поведение летчиков было нормой. Тут пилоты всячески старались спасать свои самолеты в случае поломки. Хоть как, но посадить. Не дать крылатой машине разбиться.

И часто гибли вместе со своим самолетом, упрямо не покидая его кабину до самого конца. Рычагов же прямо заявил, что ему жизнь летчика дороже машины. И если есть серьезная угроза этой самой жизни, то необходимо прыгать с парашютом и спасаться. Без всякого глупого героизма. И тут я тоже с ним согласился, клятвенно пообещав, что глупо рисковать не буду.

В принципе, здесь я с моим командиром согласен по всем пунктам. Не понимаю я такого пафосного превозмогания. Именно из-за него у нас потом и будут такие страшные потери в пилотах в войне с немцами. Вот фашисты свои жизни берегли. И прыгали с парашютом без особых колебаний. Я как-то читал про немецкого аса Эрика Хартмана, сбившего более трех сотен самолетов во время Второй мировой войны. Так вот! Его раз десять сбивали за всю его летную карьеру. И он всегда выпрыгивал из горящего самолета с парашютом. А затем мог очень быстро вступить в бой. Я читал, что однажды он так три самолета «поменял» за один день. Но и сбил при этом гораздо больше. Этот пилот сбил так много самолетов противника не потому, что он такой матерый мастер воздушного боя и сразу таким родился, как многие книжные попаданцы-летчики. Сначала он и нормальным асом-то не был. Не везло ему в первых боях. Но он выжил. Сумел накопить опыт и применить его в дальнейших боях. А все из-за того, что он не рисковал по-глупому. Нет, в воздушном бою бывают такие ситуации, когда надо рисковать. Но отказ прыгать с парашютом из горящего самолета к таким случаям точно не относится. Это уже слабоумие какое-то, а не героизм.

Если вы думаете, что я без всякой подготовки полез в незнакомый самолет, как это делают почти все попаданцы, то не угадали. Теорию по И-15 я внимательно изучил накануне. Проштудировал инструкцию по эксплуатации и наставление по этому истребителю. Такие полезные книжки нашлись в небольшой библиотеке госпиталя. Еще там был устав ВВС РККА. Его я тоже прочел. А то я же здешних воинских званий даже не знал. А теперь вот хоть стал ориентироваться во всех этих петлицах. Погон здесь еще нет. Только петлицы. Еще я очень внимательно читал газеты. Мне нужна была информация. Любая информация о здешней жизни. Чтобы выжить в социалистическом обществе. Советская действительность очень сильно отличается от той жизни, к которой я привык ранее. Ох, как же тут мне не хватает интернета. Постоянно ощущаю настоящий информационный голод. Завидую я тем книжным попаданцам в СССР тридцатых-сороковых годов, что с такой легкостью вливаются в здешнюю жизнь. Все-то они знают об этой реальности. Действуют и говорят всегда правильно. Да, взять хотя бы такой простой пример. Мне тут пришлось осваивать опасную бритву. Это вам не безопасный бритвенный станок из далекого будущего. Здешние бритвы – это настоящее холодное оружие. Ими можно при желании и горло перерезать. Как же я при бритье намучился, пока у меня стало получаться. Три дня ходил с порезанной мордой лица, пугая медсестер. Хорошо, что доктор меня успокоил. Мол, это у вас, молодой человек, из-за потери координации руки дрожат. От травм головы такое бывает. Но обычно быстро проходит. В общем, отмазку за меня этот доктор сам и придумал.

Не пришлось мне врать, почему Александр Матросов вдруг перестал нормально бриться. Теперь-то я эту смертоносную бритву хорошо освоил. При желании этому можно и обезьяну научить. А тут целый человек разумный. В общем, с этой проблемой справился. Но сколько их еще мне предстоит разрешить в моей новой жизни?

Осмотр самолета меня удовлетворил. Вспоминая прочитанную инструкцию, проверил все лючки, потеки масла, закрылки и прочие прибамбасы. То есть предполетный осмотр провел со всей тщательностью. Чем немного удивил техника. Обычно летчики здесь такой ерундой не занимались, а сразу же лезли в кабину самолета, чтобы взлететь. Но мне пофиг. Буду действовать по инструкции. Надеваю парашют. Залезаю в кабину И-15. Осматриваюсь. М-да! Приборов тут самый минимум. Это вам не современный самолет, где все компьютеризировано. Осваиваюсь. В принципе, ничего сложного здесь не вижу. Теперь мне предстоит сделать то, ради чего я сюда и пришел. Все мои сослуживцы уже сдали нормативы по пилотажу. Тут это обязательно. Мы же военные летчики. И командование судит о нашей готовности к бою по сданным нормативам. Это нужно военным бюрократам для отчетности. В общем, раз в год такие обязательные нормативы и зачеты надо сдавать. Таков уж здесь порядок. Александр Матросов, кстати, и разбился во время сдачи одного из таких нормативов. Отрабатывал взлет-посадку, понимаешь. И попал под раздачу. В общем, мне сейчас надо наверстывать упущенное. Как только меня выписали из госпиталя, на меня насел Рычагов. Мой командир напомнил, что нормативы по пилотажу я так и не сдал. А это надо сделать. С него отчетность требуют. Все мои сослуживцы уже все сдали и отчитались, а я один тут такой опоздавший. Благо хоть по уважительной причине. В общем, дали мне день на обживание в казарме эскадрильи, а затем выпнули на взлетное поле. Летать. И вот сейчас начнется мой первый полет в этой новой реальности. Главное, чтобы он не стал последним.

Поворачиваю голову и вижу белый флаг над командным пунктом. Это сигнал мне к вылету. Что ж не будем заставлять ждать своих командиров. Киваю технику, и тот начинает энергично прокручивать винт моего истребителя. Запускаю двигатель. Необычно громко. Кабина-то на И-15 открытая. Не герметичная. Из остекления есть только козырек впереди, а сбоку и сверху все открыто. Представляю, как там на высоте сейчас холодно будет. С открытой кабиной моего истребителя. Правда, и одет я в данный момент тоже совсем не плохо. На мне кожаный реглан (куртка такая для пилотов). И от этого в кабине И-15 немного тесновато. Зато такой одежке все пехотинцы завидуют.

Выруливаю на взлетку, разгоняюсь и взлетаю. Немного непривычно. Шасси здесь не надо убирать. У И-15 нет такой опции. Шасси у него не убирающиеся. Так и торчат во время полета. А ничего так. Машина слушается меня просто идеально. Управление очень простое. Я бы сказал – комфортное. И это довольно неожиданно. Я ждал больших трудностей. Тут же никакой гидравлики или компьютеров еще нет и в помине. Все управляется вручную. И тем не менее этим самолетом управлять очень легко. Он отзывается на любые мои действия без всякого напряга.

Порадовала меня эта крылатая машина. Не зря ее в войсках ласково прозвали «чайкой». Это из-за верхнего крыла с выемкой-загибом в районе кабины пилота. Сейчас в воздухе мое скептическое мнение о ней стремительно меняется. Мне на этом самолетике уже нравится летать.

Правда, скорость у моего истребителя не самая великая. Я припомнил наставление по И-15, которое прочитал недавно. Там максимальная скорость «чайки» всего 370 километров в час. А тут уже некоторые бомбардировщики побыстрее летают. В общем, не понимаю я руководство ВВС РККА. Зачем им истребитель, который не может бомберы догнать и перехватить? Да и с более скоростными истребителями ему будет сложно справиться. Однако в СССР продолжат строить и эксплуатировать такие устаревшие бипланы еще аж до 1941 года. Хотя уже сейчас в войска поступает более совершенный и скоростной истребитель И-16. Вот и бросили бы все усилия военной промышленности на их производство. Зачем продолжать тратить ресурсы на такой вот антиквариат, как И-15? Не понимаю.

А потом эти люди будут ныть, что у тех же немцев в начале войны самолеты были лучше. Так немчура такой дурью не маялась. Они все свои части сразу же стали новыми машинами оснащать. А все старье в утиль отправили. А наши будут эти престарелые «чайки» холить и лелеять. И даже в начале Великой Отечественной использовать. Хотя тогда уже наша промышленность станет выпускать самолеты более передовые и совершенные, чем даже И-16. Но нет! «Чайки» даже в 1941 году будут тупо бросать в бой на новейшие «мессершмитты» Bf-109, заставляя советских летчиков нести огромные потери при этом. ЗАЧЕМ!!! Неужели за пять (пять, Карл) лет нельзя было вместо «чаек», устаревших морально и физически, наклепать тех же И-16? Я уверен, что это можно сделать без особых затрат для советской промышленности.

Мой полет тем временем продолжается. Делаю пару кругов над аэродромом, набирая высоту. Затем ухожу в сторону и пробую выполнить несколько фигур высшего пилотажа. Машина ведет себя идеально. Маневренность И-15 мне тоже нравится. Такое ощущение, что он может развернуться, стоя на месте. Очень маневренный самолетик мне попался. Теперь я начинаю понимать, почему он так долго продержался в войсках. Самолет маневренный, прост в управлении. Для летчиков в плане эксплуатации он очень удобен. Я тут слышал, что тот же И-16 более капризный. И освоить его для неопытного летчика довольно тяжело. У него уже в войсках появилось не самое приятное прозвище «ишак». Пока советские летчики его не очень любят. Аварийность на «ишаках» выше, чем на «чайках». Управление там не самое легкое. Эту информацию я получил из разговоров своих сослуживцев в казарме.

Еще немного потанцевав в воздухе, замечаю зеленую ракету, взлетевшую над командным пунктом аэродрома. Понял, понял! Это мне так дают сигнал на посадку. Типа хватит мне здесь в воздухе хулиганить и топливо жечь. Рации-то на этом истребителе нет. Как и на всех машинах, что я видел в этой авиачасти. Рации для ВВС – это пока еще новинка, которая здесь приживается с большим трудом. Не понимают пока советские летчики и их командиры, какой огромный бонус дают рации на самолетах в воздушном бою.

Посадка прошла почти штатно. Немного не рассчитал скорость. Из-за чего мой истребитель слегка подпрыгнул, когда его шасси коснулись взлетно-посадочной полосы аэродрома. Летчики такое летное происшествие называют «дать козла» или «скозлить». Ничего серьезного не произошло. Самолет не перевернулся. Я вовремя среагировал и погасил скорость. Заруливаю на стоянку, выключаю двигатель и вылезаю из самолета. В реглане делать это не очень удобно. Уф! Не заметил я, как пропотел весь. И это на ветерке там наверху. Вот что значит, покрутить фигуры высшего пилотажа. Там же на летчика не маленькие такие перегрузки наваливаются. Организм испытывает стресс. Но как же это кайфово! Вот так летать на пределе возможностей. Это как секс. Нет, это лучше всякого секса. Я такую жизнь ни на что другое не поменяю. Небо для меня все! Я летчик. И в этом моя жизнь. Если перестану летать, то умру от тоски.

На командном пункте меня уже ждут. Тут находятся Павел Рычагов, майор Селихов, командир нашего полка, и полковой комиссар Зимин. Все наше начальство. Они наблюдали отсюда за моим полетом.

– А твой-то лейтенант, Паша, отлично отлетал! – говорит комполка, выслушав мой доклад. – Очень уверенно держался в воздухе. И не скажешь, что это он недавно разбился.

– Да, да! Лейтенант Матросов сдал этот норматив на самый высокий балл! – вставил свое слово стоявший рядом комиссар полка. – Тут я согласен с майором Селиховым. Этот летчик смог нас всех приятно удивить.

– Да, летал он неплохо, – согласно кивнул Рычагов. – Вот только на посадке немного скозлил. Над этим надо еще работать.

– Да ладно тебе, Паша, – махнул рукой майор Селихов. – Нормально он летал. Мне нравится. А насчет козла при посадке – не придирайся ты так к лейтенанту. Он еще молодой. Научится.

– Научится, конечно, научится, – ответил мой комэск, бросив на меня оценивающий взгляд. – Я его и научу.

А мне осталось только печально вздохнуть. Про себя, конечно. О старшем лейтенанте Павле Рычагове в нашей части шла молва как о фанате высшего пилотажа. Говорили, что он во всей нашей авиабригаде считается самым лучшим пилотажником. И требует этого же от своих подчиненных. Гоняет их в хвост и в гриву. Мучает интенсивными тренировками. У командования этот беспокойный старлей был на хорошем счету. Поэтому ему разрешали так измываться над своими подчиненными. Наша 109-я эскадрилья считалась самой летающей в части. И ее всегда показывали вышестоящим начальникам или проверяющим из штаба ВВС, чтобы пустить пыль в глаза. Советские начальники всех мастей и рангов очень любили такую показуху. А то, что остальные летчики 5-й Житомирской авиационной бригады Киевского военного округа летают не так часто и хорошо, так на это все закрывали глаза. В общем, я понял про моего командира эскадрильи одно. Он фанат неба. Это летчик-энтузиаст. Он сам летает виртуозно и требует, чтобы так же летали и все остальные пилоты.

Впрочем, немного подумав, я изменил свое мнение. Теперь я был рад, что мне достался такой вот командир, а не унылый приспособленец, которому на все наплевать. И который на службу ходит лишь для галочки. Мне такие «коммандеры» в моей прежней жизни встречались. Тем более, я знаю, что ждет СССР в ближайшем будущем. Знаю, с какими матерыми асами нам предстоит схлестнуться в небе не на жизнь, а на смерть. А значит, надо учиться и тренироваться, повышая свое летное мастерство, чтобы быть готовым к той страшной войне с германскими нацистами. И Паша Рычагов был в такой ситуации идеальным командиром для меня. Не знаю, как бы я выкручивался, если бы попал к начальникам, которые боятся выпускать своих летчиков в небо. Чтобы не портить себе статистику летных происшествий.

А тренировок я не боюсь. Я хочу летать. Хочу летать хорошо. И готов сделать ради этого все, что угодно.

И еще почувствовал огромное облегчение. Я прошел тест. Я буду летчиком-истребителем. Я ведь до этого подсознательно боялся провала. Боялся не справиться с управлением и не сдать этот долбаный норматив по пилотажу. Но я смог. Я справился. И теперь буду летать. Небо ждет меня!