Loe raamatut: «Стена», lehekülg 3
– Ага. Хочу полмира объехать. А лучше – весь мир. Тогда и решу, что дальше делать.
Мы вошли в торговый центр и направились в сторону, куда указывала стрелка с надписью “Lexus”.
– Ладно, а почему именно «лексус»?
– Хм… да-а, долгая история. Неважно. Как-нибудь расскажу.
Черный Lexus GS-300 стоял прямо у входа в павильон. Как будто ждал меня. «Смотри, хозяин, я здесь, нечего раздумывать, ты так долго меня хотел. Бери же!».
Менеджер салона, мгновенно оценив мой прикид, не медля направился к нам. Открыл машину, чтобы я мог сесть в салон. Все было именно так, как я себе и представлял: безупречные кожаные сиденья, безупречный стиль отделки, безупречный комфорт, и конечно – шикарный руль со скромной буквой “L” в хромированном овале. Я был очарован.
Когда я вылез из машины, мои руки дрожали. Да что там руки, я весь дрожал. Глаза покрылись влажной пеленой, на лице застыла дурацкая улыбка. Я только что побывал в мечте.
Менеджер посмотрел на меня несколько косо. Но мне тогда было глубоко плевать на его взгляд; я прошелся вдоль машины, погладил ее полированные бока, присел около фар, улыбнувшись им, как улыбаются при встрече с другом, которого не видел сто лет; открыл капот и вдохнул запах свежего машинного масла, погладил плиту, укрывавшую двигатель. Наконец я повернулся к менеджеру и спросил:
– Как долго вы будете оформлять документы? Я покупаю эту машину.
– В течение часа, – ответил он, мигом изобразив бесстрастную физиономию. «И почему люди всегда стараются казаться бесстрастными?», – подумал я, но решил, что пораскину мозгами на эту тему в более подходящее время. А сейчас – я покупаю «лексус»!
Как и обещал менеджер, в течение часа все документы были оформлены. Я получил транзитные номера, чтобы зарегистрировать машину в родном городе, и мы с Сандером отправились к специальному выезду, через который должны были выгнать моего нового железного друга.
IV
На следующий день Сандер поехал на работу, а я отправился кататься по улицам Москвы.
Вообще водитель из меня неважный. Машины у меня никогда не было, правда, я время от времени брал ее у отца, чтобы съездить по делам или, что чаще, просто покататься с приятелями или девушкой. Во времена, когда я еще жил с родителями, машина служила одновременно и сексодромом.
«Лексусом» было управлять гораздо проще и приятнее, чем отцовской «десяткой». Только очень уж он большой оказался. Из-за непривычного его размера мне приходилось ехать особенно осторожно, что на улицах Москвы, где все носятся со скоростью света, было весьма нелегко.
Я без особой цели проехался по Ленинскому, то и дело сворачивая на другие улицы, названия которых как правило не успевал разглядеть, но потом неизменно возвращаясь на проспект. Чтобы не потеряться. Постепенно я привыкал к ритму движения и характеру машины. Что ни говори, а московский ритм подходил ей практически идеально. Узенькими разбитыми улицами моего города, с их короткими стометровками от светофора до светофора она будет недовольна, подумалось мне.
На одной из улиц, куда завели меня эти бесцельные блуждания, на глаза попалась вывеска турагентства. Перед ним как раз было свободное место для парковки. Не раздумывая, я ударил по тормозам и на черепашьей скорости вполз между блестящим красным «пежо» и темно-синим потертым «бмв».
Я вышел из машины – мой «лексус» бодро подмигнул мне поворотниками, когда я нажал на кнопку сигнализации, я подмигнул ему в ответ, – и с видом человека, радующегося жизни на полную катушку (и это было вовсе не притворство) распахнул дверь турбюро.
– Я бы сегодня пиццы поела, – не обращая на меня никакого внимания, капризно-мечтательным тоном заявила гламурная блондинка за стойкой ресепшена. – Или жульен, – я заметил, что в очаровательном ушке говорящей Барби красуется беспроводная гарнитура.
– И все же здравствуйте! – с ироничной улыбкой, громко и отчетливо заявил я.
Барби окинула меня неприязненным взглядом.
– Ладно, Свет, я тебе чуть попозже перезвоню, тут клиент… пришел, – у нее явно крутилось на языке какое-то другое слово для обозначения моего внезапного появления. «И чего мне одни суки-то попадаются?» – весело подумал я в ответ.
– Подскажи мне, красавица, кто тут у вас занимается всяким элитным отдыхом? – нарочито фамильярно спросил я, не дожидаясь ее дежурной фразы. Девушка изобразила подобие улыбки – это далось ей с заметным трудом.
– Элитным? Вот туда пройдите, пожалуйста, ви-ай-пи кабинет, – она показала рукой направо от себя.
– Благодаррррррю, – я решил более не удостаивать блондинку вниманием, которого у нее и так, видимо, избыток, и широким решительным шагом, глядя прямо перед собой, двинулся к дорогой деревянной двери с табличкой V. I. P. Настроение мое было замечательным.
Кабинет был обставлен на подобающем уровне в стиле хай-тек. Стильный диван из светло-бежевой кожи, пара дизайнерских круглых кресел, обтянутых каким-то красным материалом, стол из матового стекла и алюминия и такие же шкафы. За столом сидела молодая женщина лет тридцати с небольшим, тоже очень стильная и ухоженная – под стать кабинету, – хотя и не блиставшая такой кукольной красотой, как девушка на ресепшене. Я улыбнулся ей, она улыбнулась в ответ.
– Здравствуйте! Проходите, пожалуйста. Садитесь, – легким жестом она показала на одно из красных кресел у стола. – Меня зовут Людмила, – она придвинулась к столу. – Куда бы вы хотели поехать?
Куда бы я хотел поехать, я и сам не знал. Я хотел поехать всюду и сразу. Поэтому попросил Людмилу рассказать мне о разных странах так, чтобы я смог определиться, куда я хочу сначала. И она принялась рассказывать.
Что говорить, рассказывать она умела. Наверное, во всех тех странах, о которых она говорила, она побывала сама. Иначе, мне кажется, невозможно в таких красках и так восторженно обо всем этом рассказать. Слушая ее, я словно вылетел из своего тела; моя душа то возносилась к ослепительно-снежным вершинам Гималаев, то спускалась к туманным прудам и озерам Китая; плыла по рекам среди джунглей Таиланда и Бразилии, созерцала необъятные просторы Исландии и исполинские водопады Перу, грохочущие фьорды Норвегии и зеленые луга Нормандии; наблюдала Париж с вершины Эйфелевой башни, Шанхай – с катера на реке Хуанпу, Нью-Йорк – с крыши Эмпайр-Стейт-Билдинг… Я понял, что, видимо, выбрать так и не смогу: мне по-прежнему хотелось поехать всюду. Поэтому я попросил у девушки листок бумаги, ножницы и ручку. Лист я быстро разрезал на узкие полоски, на каждой из которых написал название страны. Потом перемешал их и вытянул одну наугад. На ней было написано: «Китай».
– Ну что ж, Китай так Китай.
Я выбрал короткий восьмидневный тур, охватывавший всего два города – Пекин и Чендэ, чтобы получить общее представление о культуре страны, не слишком напрягаться в перебежках между экскурсиями и иметь свободное время, чтобы успеть самостоятельно побродить по улицам, вдохнуть их атмосферы, пожить немного этой страной.
Я купил путевку с вылетом через неделю. Как раз неделю оформлялась китайская виза. Значит, еще неделю мне предстояло гостить у Сандера.
* * *
– Сандер, ты не против, если я у тебя еще на неделю задержусь, пока будет виза оформляться?
– Да ради бога. Хоть на месяц. Все равно один живу. А так – хоть готовить кто-то будет.
– Меркантильная твоя душа!
– Да, я такой. А куда собрался?
– В Китай.
– А-а-а. Хорошо. Говорят, красиво там, в Китае.
– А ты туда не ездил?
– Не-а. Все тоже собирался, да вот… то времени нет, то денег…
– Хочешь, поехали вместе!
– Я бы рад. Но сейчас меня не отпустят. Большой проект на мне висит, сроки и все такое, ну ты понимаешь.
– Хм. Ну как знаешь.
Мы сидели на кухне. За окном было почти уже темно. Плоский телевизор, подвешенный прямо на стене, показывал какой-то музыкальный канал с выключенным звуком: длинноволосые накрашенные парни с гитарами беззвучно орали свой хэви-мэтал, напоминая, что мы тут не одни, что кроме нас еще существует целый огромный мир, в котором так много людей, что кому-то из них даже приходит в голову играть хэви-мэтал. Сандер методично размешивал сахар в чашке с чаем, по-видимому, уйдя глубоко в себя; я на скорую руку жарил сырники.
– Сандер, а ты сам не готовишь?
Он оторвал взгляд от чашки и посмотрел в окно.
– Не-а. Зачем? Сейчас полно полуфабрикатов продают, поставил в микроволновку – и готово. Максимум – на сковородке поджарил. И всего делов. Хочешь чего-нибудь особенного – зарулил в ресторан. Зачем время тратить?
– Хм. И правда – зачем?..
Я замолчал. За время своей одинокой жизни я научился довольно сносно готовить и даже полюбил это дело. Конечно, сначала я тоже питался полуфабрикатами, но это быстро надоело. Затем научился готовить свои любимые блюда – сациви, сладкие пироги, потом перешел к более сложным рецептам, и в конце концов, когда только выдавалась свободная от других дел суббота, посвящал несколько часов освоению нового «блюда высшего пилотажа». Поначалу не очень получалось, но с опытом я узнал основные закономерности: какие продукты сколько времени и как надо варить или жарить, какие сочетаются друг с другом, а какие – нет; руки стали работать быстрее, и уже через несколько месяцев я считал себя асом в готовке. Я вообще очень быстро учусь, если предмет мне интересен.
– А мне нравится готовить, – сказал я.
– Вот и совместишь приятное с полезным! Займешься любимым делом, и друга голодным не оставишь! Видишь, как все в жизни взаимосвязано!
– Симбиоз, блин.
– Ну да, пусть будет симбиоз, – Сандер зевнул. – Не знаю, как ты, но я уже готов впасть в анабиоз. Спать хочу – подыхаю. Выдохся я сегодня. Без обид?
– Конечно.
Мы доели сырники, и Сандер отправился спать.
Я немного посидел в одиночестве. В голове крутились какие-то мысли, но ни одну из них мне не удалось поймать и продумать до конца. Я посмотрел на экран мобильника – почти десять вечера. Обычно в это время дома я собирался отправляться на боковую. А вот от Сандера такого не ожидал. Ему рано вставать не надо. Странно. Наверное, и правда устал очень.
Я собрался, взял ключи и вышел прогуляться. Разные мысли болтались в моей голове, будто подвешенные на резинках, и каждая прыгала в своем ритме. Все вместе они создавали подозрительное ощущение чего-то важного, но чего именно – я не в силах был понять.
* * *
Дни стремительно становились все длиннее и длиннее. Точнее, продолжительность дня-то не менялась, просто мне так стало казаться. Вообще я заметил, что, будучи в отпуске, когда завершаешь наконец все накопившиеся дела, которые постоянно откладывал в долгий ящик, мгновенно пропадает воля к действию. Выражаясь простым русским языком, становится лень. И вот, вроде бы полно свободного времени, вроде бы вот оно наконец – исполнение мечты, долгожданная свобода, как вдруг она – мечта, свобода ли, – становится ненужной и никчемной. Все заслоняет собой лень, и теперь ты сидишь, тупо уставившись в телевизор, или играешь на компьютере, или просто возлежишь на диване, как Обломов, и весь тот праздник, который рисовался во всех красках радуги в твоем воображении, становится такой же рутиной, как и рабочие будни. Разве что не нужно заставлять себя рано вставать.
А теперь отпуск мой был бессрочным.
Сандер утром протирал глаза, наскоро завтракал тем, что я успевал приготовить (мое утро начиналось часа на два раньше, чем его), и уезжал на работу. Мне он отдал запасной комплект ключей, и я был волен уходить и возвращаться в квартиру, когда хотел.
Сначала я просто катался по Москве, наслаждаясь собой и своей машиной, останавливался, если замечал какое-то интересное место или заведение. Однако к концу первого же дня я основательно вымотался – сказался стресс от езды по незнакомым улицам незнакомого города, шума, толкотни и пробок. Особо красивых видов я не нашел, а магазины и рестораны казались довольно однообразными. Мне вообще все довольно быстро надоедает – такой я человек.
Второй день я провел, гоняя фильмы по DVD, дымя кальяном и потягивая настоящее грузинское «Киндзмараули», что купил в магазине по соседству.
На третий день я решил сходить в театр. Хотя театр особенно не любил, но подумал, что было бы странно проторчать неделю в Москве, не зная чем заняться, и не сходить в один из ее знаменитых театров. Я выбрал «Современник» – там как раз шла какая-то комедия с известными актерами. Названия я не запомнил.
Проплутав немного по сложным переплетениям старых улиц центра, я наконец нашел театр. С трудом припарковавшись, купил билет. До спектакля оставалось еще четыре часа, и я решил провести их в кино. Зашел в первый попавшийся кинотеатр, купил билет на ближайший сеанс, заодно купил попкорн и большой стакан пепси-колы, хотя ни то, ни другое особенно не хотел, но так, мне казалось, впечатление от киносеанса будет полнее, и сел на место в середине зала. Шел какой-то боевик, зал был почти пуст, но я честно отсидел положенные полтора часа, неторопливо жуя попкорн и запивая колой. О чем был фильм, сейчас и не скажу. Помню только, что кто-то от кого-то убегал, кто-то кого-то догонял, а зачем – не понять. Как будто при монтаже фильма забыли самый важный элемент, вокруг которого все и было закручено. Или он просто намертво выветрился из моей памяти. Да, память – сложная штука… Иногда поражает такими мельчайшими деталями воспоминаний, что просто дух захватывает, и как бы переживаешь заново все события так, словно они происходят прямо сейчас, а иногда самое важное – и исчезает, растворяется в воздухе прошлого, оставляя лишь какое-то странное неуловимое послевкусие, и не понять уже – было это на самом деле или только приснилось.
Размышляя над этим вопросом, я уселся в машину. До начала пьесы все еще оставалось почти два часа. Есть мне не хотелось, покупать было уже нечего, и, несмотря на хорошее настроение, я решительно не знал, чем заняться. Подумав немного, решил просто пройтись. Снова вышел из машины, внимательно огляделся, отыскал название улицы и номер дома, у которого припарковался, записал их на всякий случай в телефон, и пошел вперед. Просто вперед.
Вообще я люблю ходить. Всегда предпочитал пешие прогулки поездкам на общественном транспорте. В моем родном городе, где все было близко, и пройти его из конца в конец можно было за каких-то пару часов, я везде старался ходить на своих двоих – на рынок, в магазины, и уж тем более на прогулки. Но в последние годы свободного времени становилось катастрофически мало – по двенадцать часов в день отнимала работа вместе с переездом туда-обратно, дома надо было обслуживать самого себя и содержать в порядке квартиру, на выходных постоянно требовалось что-то покупать… в итоге пешие прогулки сократились до одного-двух раз в месяц. Поначалу я это особенно не замечал, но потом все чаще стало появляться чувство, что чего-то не хватает. А снова начать ходить, как прежде, возможности не представлялось. И вот теперь я могу позволить себе гулять столько, сколько захочу.
От этой мысли я улыбнулся. Немногочисленные прохожие – большая часть москвичей, видимо, не разделяет моей любви к прогулкам, да и расстояния тут совсем другие – шли мимо, совершенно не обращая внимания ни на меня, ни на окружающую их действительность, погруженные в свои мысли, несомненно представлявшиеся им самыми важными на свете. Никто не обратил внимания на мою улыбку, никто, казалось, не подумал: «а чего это он, собственно, улыбается? Проблем что ли нет?». Но мне это было по душе. Я шел, четко чувствуя ритмичные прикосновения ног к ровному асфальту, разглядывал прохожих с ног до головы, отбросив дурацкую скромность. Каждому прохожему я мысленно придумывал прозвище и даже сочинял маленькую историю его жизни – просто так, для развлечения. Когда получалось особенно смешно, я подпрыгивал, хлопал в ладоши, и продолжал как ни в чем не бывало идти дальше. Большинство людей даже не удостаивало меня взглядом, кто-то косился с подозрением, но через секунду вновь погружался в свое безразличное безмолвие, закрывшись от всего мира в своей собственной герметичной сфере.
Настроение у меня настолько поднялось, что как будто превратилось в реальную силу, живущую внутри меня сама по себе; в какой-то момент я вдруг ощутил, что сила эта может двигать меня сама, совершенно не привлекая к процессу мускулатуру: руки и ноги двигались будто без моего ведома, а тело парило в невесомости, словно погруженное в теплое искрящееся облако. Мысли из головы совсем пропали, оставив вместо себя ощущение всепоглощающей эйфории.
Не знаю, как долго шел я в таком состоянии, но когда мне удалось-таки опомниться, уже было без десяти семь. Оглядевшись по сторонам, я обнаружил себя в совершенно неизвестном месте, видимо, свернув с улицы, где припарковал машину. Слегка занервничав, я повернул назад, попутно спрашивая прохожих, как мне пройти по записанному адресу. Дорога обратно заняла гораздо меньше времени, и через полчаса я уже с облегчением увидел замаячившую вдалеке афишу кинотеатра, в еще чуть спустя – и свой «лексус», смиренно дожидавшийся загулявшего хозяина. Но в театр я уже опоздал.
Подумав немного, я решил позвонить Сандеру и узнать его планы на вечер. Как-никак была пятница, вечер перед выходными.
Сандер оказался свободен, и завтра на работу ему было не надо.
– Пойдем пожуем чего-нибудь? – спросил он. – Я знаю один неплохой японский ресторанчик. Да, и подруги тут у меня нарисовались…
– Подруги?..
– Одна там, кстати, прямо в твоем вкусе, тебе понравится, сто пудов, – уверенно заявил он. Интересно, откуда он знает мой вкус? – подумал я. Но заняться все равно было нечем, а в случае чего всегда можно было сразу после ужина свалить в клуб, поэтому я решил, что пусть все идет как идет.
– Она тебе точно понравится, – говорил Сандер, когда мы уже ехали в такси по Ленинскому, – серьезно говорю, вот увидишь. Еще спасибо скажешь. Симпатичная, без залипонов особенных, к тому же москвичка коренная, квартира-машина, все при ней…
– А вторая кто?
– Вторая? Подруга ее, кто. Я с ними познакомился как-то на одной тусовке. Мы… встречаемся. Иногда.
Я замолчал. Никогда не любил двойные свидания. Не любил за их неестественность. Ты уже знаешь заранее, с какой целью идешь, и чего от тебя ждут. Ощущение жутко неловкое, и уже никак не получается вести непринужденную беседу. Честно говоря, сколько ни ходил я на подобные встречи, никогда ничего хорошего из этого не получалось.
Я вспомнил одну из последних таких встреч. Приятель решил познакомить меня с сестрой своей подруги. Почему-то мои трудности с нахождением себе пассии вызывали у людей нечто вроде жалости, поэтому рано или поздно практически все мои приятели предпринимали подобные попытки. Хотя дело-то было совсем не в том, что мне трудно знакомиться… просто я не хотел тратить свое время на девушек, в которых не влюблен. А влюбиться все никак не получалось. Вот и жил один, и не жаловался, надо заметить. Просто такой я человек, и все. «И лучше будь один, чем вместе с кем попало», – вспоминал я Омара Хайяма.
В тот раз девушка – та, которая сестра подруги приятеля, – была действительно симпатичная: стройная, черноволосая, с острыми чертами лица, маленькими ровными зубками и задорной улыбкой, простая и скромная, но с какой-то внутренней искоркой – словом, точно в моем вкусе. Если бы мы познакомились при других обстоятельствах, возможно, из этого могло что-то получиться. Но в данном случае… Да, мы провели замечательный вечер, я уже даже не помнил, когда в последний раз так прекрасно себя чувствовал. Мы смеялись, шутили, болтали обо всем подряд, пили шампанское из горлышка, сидя в теплой машине, а потом танцевали на искрящемся ночном морозе у Мостика влюбленных, что перекинулся через тихую речку в старом районе нашего городка… Но на следующий день я не смог позвонить ей и сказать «давай встретимся», хотя она, возможно, этого ждала. Что-то меня останавливало. Несмотря на обалденный вечер, я не влюбился. И отчетливо понимал, что и не влюблюсь. Просто так бывает: вроде всем хорош человек, а вот не хватает чего-то непонятного, какой-то крошечной детали, и сам не понимаешь, какой именно – и все, без этой неуловимой шестеренки весь механизм не сможет закрутиться.
Короче, через некоторое время я все же позвонил, надеясь сам не зная на что – а вдруг эта безымянная деталь вдруг чудесным образом отыщется? Выдавил из себя пару каких-то скомканных фраз… Естественно, в итоге все сошло на нет.
Поэтому я не любил двойные свидания.
– Знаешь, Сандер, если ничего не получится, давай просто напьемся в клубе, как в прошлый раз, и поедем спать, только чтобы не помнить, как доехали. Просто очнуться на следующий день, как после странного и далекого сна. Только в этот раз без девок. А то ощущение после такого сна остается какое-то… будто слизняка проглотил.
– Ха! По-моему, в прошлый раз твоего слизняка глотали… – Сандер ехидно улыбнулся. – Ну ладно, как скажешь, дорогой. Нажраться я тоже не против. Можешь не искать себе подругу, дело твое, а я буду решать на месте.
Такси подъехало к ресторану, и мы вышли.
Метрдотель проводил нас к столику в дальнем углу, поглощенному мягким полумраком. Низкий стол из тяжелого темного дерева производил впечатление очень дорогого и качественного. На столе стояли две белые свечи кубической формы, лежали четыре маленьких циновки и блестящая черная пепельница. Мы уселись на низкие кожаные диванчики и заказали кофе.
Ресторан был отделан со вкусом, в безупречном японском стиле. С потолка на длинных подвесах свисали неяркие светильники, стены были обтянуты светлой тканью, закрепленной деревянными брусками. Людей было довольно много, но шума не ощущалось. Играла негромкая музыка их тех, что создают приятный фон для разговора, но ни одну мелодию потом ни за что не вспомнишь, и, сливаясь с приглушенным гулом людских голосов, она будто обволакивала теплым липким красноватым туманом, расслабляющим и успокаивающим, как горячий ароматный глинтвейн и теплый клетчатый плед у тихо потрескивающего горящими дровами камина в долгий зимний вечер… Повинуясь этой музыке, я погрузился в какие-то приятные воспоминания, неторопливо наслаждаясь горячим эспрессо. Теплая волна ощущений из прошлого захватила меня в свой нежный плен. В памяти быстро сменяли друг друга приятные образы, возникая и тут же исчезая, как метущиеся тени от пламени, но я даже не пытался их поймать, довольствуясь теми чувствами, которые они оставляли после себя.
Через некоторое время за столиком появились девушки – я и не заметил, как они подошли. Некоторым усилием я вернул себя из вязкого моря памяти обратно за столик ресторана, обнаружив свое тело вальяжно развалившимся на удобном диване, с полупустой чашкой кофе в руках. Прошло, видимо, всего каких-то пару минут – в кубических свечах только начинал плавиться воск, образуя блестящий водяной кружок у подножия оранжевого столбика пламени.
Я слегка улыбнулся, когда Сандер представил нас друг другу; девушки кивнули в ответ. Одна из них села рядом с Сандером, другая – через столик напротив меня. Я поставил чашку с недопитым эспрессо на стол, откинулся на спинку дивана и принялся неспешно их разглядывать.
Девушку напротив звали Настей. Она, как я понял, была предназначена Сандером для меня. Ощущая, видимо, как и я, неловкость подобной ситуации, Настя сидела прямо, не опираясь на спинку, положив ногу на ногу, опустив глаза и держа себя правой рукой за локоть левой, твердо упершейся в сиденье дивана; я про себя удивился, неужели она не ощущает неудобство своей позы. Настя была довольно красивой, ухоженной брюнеткой с прямыми волосами, темно-карими глазами, четко очерченными линиями ресниц; тонкий аккуратный чуть вздернутый носик вел взгляд к накрашенным темной помадой губам. Я задержался на них подольше. Губы как губы, вроде бы ничего особенного, не тонкие, но и не чересчур полные, их очертания казались идеальными. То есть вот если бы существовала идеальная форма губ, подумал я, то она была бы именно такой, как у этой девушки. Я не испытал по этому поводу никаких эмоций, просто вдруг пришло в голову. «Да, у этой девушки идеальные губы», – отметил я еще раз и перевел взгляд на ее шею. Шея как шея, тоже вроде ничего особенного… И грудь вполне средняя… Вполне обычные худенькие плечи… «Идеал среднестатистической девушки», – подумалось мне. То равновесие, некое среднее положение, к которому стремится большинство женщин. Настя как раз попадала ровно в этот идеал. Таким женщины завидуют, а мужчины… мужчины не обращают внимания. Как ни крути, глазу не за что было зацепиться в ее внешности: все в ней было слишком «средним». Я опустил глаза, и через секунду поднял их на девушку, присевшую рядом с Сандером.
Марина – так ее звали – была прямой противоположностью своей подруги. Вернее, так мне почему-то показалось. Хотя, рассмотрев ее внимательнее, я понял, что это не совсем так – по всем параметрам она казалась практически таким же среднестатистическим идеалом, как и Настя. И все же в ней было что-то другое. Что-то, отчего мое сердце тут же напомнило мне о своем существовании, застучав в ушах бодрыми толчками. Я смотрел на нее не отрываясь, лишь изредка на автомате отпивая по глоточку из чашки с эспрессо. Время сплющилось в тонкую лепешку, так что успела высохнуть парочка небольших океанов – или это были лишь капли кофе на блюдце, – а я все смотрел. Она была… особенной. Когда она говорила что-то, мне казалось, что я вижу, как колеблется воздух в такт ее словам; ее улыбка проникала глубоко-глубоко, всколыхивая какие-то давно забытые ощущения тепла, самого нежного в мире тепла и света; в движениях ее рук была некая врожденная грация, и казалось, что вот именно так, так и должна двигаться, говорить и выглядеть моя девушка, лучшая для меня девушка, единственная по-настоящему моя девушка, как будто я всю жизнь это знал, и вот наконец убедился воочию, как этот образ воплощается в живое существо, сидящее в каком-то метре от меня, отгороженное лишь эфирной стеной моего внутреннего мира и слоем мутного воздуха. Мне казалось, что я знал ее всегда, что ее трехмерное анимированное изображение было намертво впечатано в карту моей памяти с четкой инструкцией: «это то, что тебе на самом деле нужно, пойди и возьми это, иначе твоя жизнь потеряет смысл». Будто теперь я ее просто вспомнил. Я смотрел на нее – она с кокетливо-довольной улыбкой и опущенными вниз глазами слушала, что шептал ей на ухо Сандер, – и понимал: эта девушка должна быть моей. Или я должен уйти отсюда немедленно, третьего не дано. Я не знал, что именно вызвало во мне такую реакцию, но понимал, что Сандер, видимо, тоже попал под действие ее странных чар. Хотя он вел себя так со всеми девушками, которых собирался уложить в постель, так что у меня оставалась надежда… «Встречаемся иногда», – всплыли в памяти его слова. В любом случае, через несколько минут я уже был готов воевать до победного конца, все равно с кем, но Марина должна была быть со мной. Не знаю, откуда у меня взялось это странное чувство, я даже не мог вспомнить, посещало ли оно меня когда-нибудь раньше… Если это и случалось, то очень давно. Я уже был уверен, что освободился от инстинкта собственности в отношении к людям, и вот – на тебе. Марина вызвала в моей устаканившейся действительности внезапную бурю, в считанные мгновения сломавшую все построенные мною укрепления. Мне оставалось только молча сидеть, пытаясь смирить свою внутреннюю стихию, но она рвалась наружу. Я почувствовал, как на моем лице воцаряется натужная улыбка.
Я влюблялся. Какая-то часть моего «я», отстраненно наблюдающая за происходящим, констатировала этот факт. Прямо сейчас я ощущал, как происходит этот скоротечный процесс – процесс влюбляния. «Отстраненный я» с интересом наблюдал за тем, как с калейдоскопической быстротой сменяют друг друга физиологические реакции. Через пару минут диагноз был поставлен: «влюбился как шестнадцатилетний мальчишка». «Отстраненный я» саркастически констатировал: есть у тебя миллион долларов или нет, все происходит одинаково. Провинциальное кафе сменяется на столичный ресторан, турецкие шмотки – на костюм от Ferre, но процесс остается прежним. Ты видишь человека, который тебя чем-то цепляет, задевает что-то, неизвестное тебе самому, в потаенных глубинах твоей запрятанной за высокими стенами души, и все: все остальное, что ты ценил, во что ты верил и о чем ты мечтал, разлетается, как будто вдруг мгновенно сгорело, превратилось в пепел и развеялось по ветру. «Любовь – это крематорий», – подумал «отстраненный я» и воображаемо хмыкнул, довольный своей оригинальной метафорой.
Тем временем «настоящий я» продолжал молча сидеть, растекаясь по дивану под действием неодолимой тяжести свалившихся вдруг эмоций. Официантка принесла роллы. Настя делала вид, что я не существую, Сандер и Марина были поглощены друг другом. Я перевел невменяемый взгляд на Настю, и так и остался сидеть, неподвижно глядя сквозь нее.
С этим надо что-то делать, что ты сидишь, как истукан выдолбленный, – «отстраненный я» двинул мне по башке воображаемой кувалдой. «С этим надо что-то делать», – повторил я самому себе, и взял тарелку с роллами.
* * *
– Что, не понравилась Настя? – спросил Сандер, когда мы ехали домой.
Я поразмыслил немного и решил мягко перейти в наступление.
– Сандер, а что тебя связывает с Мариной?
– Хм… да ничего особенного. Просто встречаемся. А что – Маринка тебе приглянулась?
– Ты мне не говорил, что встречаешься с кем-то. Я думал, ты ограничиваешься бабочками-однодневками, – кажется, это получилось резче, чем я хотел.
– А ты что, государственным обвинителем заделался?
Я прикусил язык. Все-таки, не стоило так говорить. Сандер, в конце концов, тоже человек. Не такой уж плохой человек, между прочим. Как все. Со своими эмоциями, ценностями и приоритетами.
– Ммм, извини, – сказал я.– Да. Извини.
Воцарилось неловкое молчание. Радио в такси пело голосом Aerosmith о сумасшедшей любви. Crazy, crazy, crazy of you, baby. Прямо в тему, подумал я.
Мы просидели в ресторане до позднего вечера. Сандер с Мариной вели себя, как закадычные друзья детства, не видевшие друг друга пятнадцать лет: они шутили и смеялись, заряжая своей энергией и нас с Настей. Похоже, они идеально подходили друг другу. Мы же с Настей за весь вечер едва перебросились парой слов, в основном слушая эту счастливую парочку.
Разумеется, я не встал и не ушел, хотя понимал, чем это грозит. И понял, что теперь влип. Влип по уши. Беспросветно и безнадежно. Конечно, я все еще не знал, что связывало Марину с Сандером, но со всех сторон я ему проигрывал. Кроме, разве что, денег. Конечно, у него не было миллиона, а у меня – был, но сейчас это преимущество казалось мне ничтожным. Чтобы привлечь такую девушку, как Марина, никаких денег не хватит. Тут нужно что-то другое, думал я. Какое-то движение судьбы, чтобы поверить, что все действительно неслучайно. Движение судьбы, приводящее ее в мои объятия. Как в американских мелодрамах. Должен ли я помочь своей судьбе?
