Tsitaadid raamatust «Петербургские трущобы. Том 2»
Чему хочется верить, тому веришь так охотно!
Замечательно, что у русского человека в сивушно-пьяном образе все его мысли главнейшим образом и почти постоянно сосредоточиваются и путаются около одного представленья о том, что он может, и чего не может, а также и о том, что могут и чего не могут другие. Это почти общая характеристическая черта.
Между ними ярко выдавалась актриса Лицедеева, разодетая в великолепное, шумящее, черное шелковое платье, belle femme, в полном смысле этого слова, лет, начинающих уже становиться преклонными, то есть сорока с хвостиком, и с физиономией, которая ясно изобличала, что обладательница ее, хотя к небесно-божественному приникает, но и от греховно-земного укрыться плотию своей неизможет.
честный, великодушный, благородный порыв, но… я боюсь за тебя!
радостного, счастливого чувства свободы. Он все шел и шел, улыбался и глядел на все такими
стороны своего благоверного. Но – увы! – в настоящей Луизе Андреевне не осталось и тени от прежней, которая была когда-то слабостью штатского генерала Хундскейзера. Насколько округлялся супруг ее, настолько же сама она
продолжал он, указывая на улыбающегося Фомушку, – его молитва юродственная что тимьян ко престолу взыдет… Защити, огради нас, государыня ты наша милостливая!
вопросила его промеж постороннего каляканья хлыстовская матушка.
сущенский сильно-таки крякнул, когда получил внезапное
ктуально исполнителен до тошноты, до омерзительности
