Северная сага. Белый Кречет

Глава 8

Наступила осень.

За все то время, пока я жил на хуторе у Бермяты, произошло много перемен в моем состоянии. Да и не только в моем. Я имею в виду наши боевые умения – мои и Беляя. Аудульф взялся за нас всерьез, и через несколько месяцев мы уже могли создать ему хорошую конкуренцию в бое на мечах, владении копьем и работе с топорами. Хвалил он нас редко, но последние несколько недель все чаще повторял, что толк из нас будет. Старый десятник Бермята и его сын Войко были нам теперь точно не ровня в воинских вопросах.

Наш учитель-ульфхеднар был, конечно, хорош. Подозреваю, что в настоящем бою он и с десятком воинов справится спокойно. Кстати, он взялся учить нас и древнескандинавскому языку, что очень может пригодится в будущем.

Но самым интересным было то, что норег разбудил «волчьи» навыки в Беляе. Со мной этот номер, к моему сожалению, не прокатил. Наверное потому, что скептицизм жителя двадцать первого века не позволил мне слепо уверовать в то, что я смогу железо отбивать голыми руками и держать удар топора своей обнаженной тушкой, без фатальных для этой тушки последствий. А вот разум Беляя, не замутненный реализмом и атеизмом, был к такому готов. В итоге, сначала с помощью снадобий и отваров, а постепенно и без них, Беляй научился входить в боевой транс ульфхеднара и самостоятельно выходить из него.

Причем, как раз самостоятельный выход из этого состояния и был самым главным, по словам Аудульфа. Ульфхеднар, который не мог этого проделать, считался неполноценным, так как бился до полного истощения сил и падал без чувств, представляя собой легкую добычу врагам. Правда, для получения этой добычи, враги должны были сначала выжить и продержаться до того момента, пока «волчара» не отрубится.

Если такому ульфхеднару повезет, и врагов ко времени его ухода в аут не останется, он выживет, но его друзьям придется таскать его немаленькое тело на себе и выхаживать чуть ли не сутки, отпаивая теплым молочком и кормя с ложечки, так как сил у него не будет совсем.

В общем, очень энергетически затратная штука это ульфхеднарство.

Но Аудульф умел сам, без допинга, войти в боевой транс, и вовремя из него выйти, чему и обучил своего названного братца Беляя. После «выпускного» экзамена на ульфхеднарство норег собственноручно набил татухи Беляю, такие же, какие были на руках у него самого.

– Терминаторы, блин! – порадовался я в итоге за обоих – и за ученика, и за учителя.

А я тому, что не смог стать ульфхеднаром, поразмышляв, не сильно расстроился. Мои навыки и так позволяли вести качественный бой, с учетом полученных новых умений и совершенствования старых – ножи я стал метать вообще мастерски, в движении пришпиливая муху к забору с пятнадцати метров.

Плюсом к этому у меня имелось и персональное секретное оружие – белый кречет Гром, который научился по моему зову неожиданно атаковать противника с неба. Птица оказалась умнейшая и слушалась меня с полуслова, точнее с полусвиста – я отработал с ним систему сигналов на разные команды. Гром мог даже сверху, издалека, увидеть приближающихся врагов и сообщить мне об этом своим особенным крекотанием. Почти что беспилотником я обзавелся. И ночью он был незаменимым сторожем, со своим прекрасным зрением и слухом, как лучшая сигнализация работал.

Параллельно с нами, но совсем по другой программе, Аудульф тренировал и младших сыновей Бермяты, натаскивая их, с учетом специфики, именно на самозащиту и оборону деревни.

– Молодежи это точно пригодится, – заявил норег в ответ на мой вопрос о различиях в обучении. – Им в вики ходить не надо будет. Их задачи – караваны купеческие охранять, деревню стеречь и себя защитить с родичами.

Правда, как-то раз я заметил, что Бермята тихонько о чем-то пошептался с Аудульфом, и тот стал учить его самого младшего сына Мала индивидуально, а потом и вместе с нами. Видимо отец решил определить парня в воины. Ну что ж, у каждого своя дорога, не всем купцами да хлеборобами быть. Я даже порадовался за младшего, он мне нравился своей смышленостью и способностью к обучению.

***

Наконец настало время сбора урожая, а это означало, что скоро в деревеньку прибудут гости. На это время года были назначены свадьбы Войко и обеих дочерей Бермяты.

Уже давно были построены и дозорная башня, и причал с вместительным корабельным сараем, и несколько складских помещений на берегу реки под будущие товары, и начато строительство трех больших изб для молодых семей. Для этого расширили площадь деревеньки и обнесли новым, еще более высоким и мощным, частоколом.

Сразу после празднования свадеб Бермята собирался сходить в небольшой поход до Полоцка, чтобы продать часть своих товаров и закупиться необходимым к зиме. Он хотел успеть вернуться обратно до первых заморозков. Бермята решил идти на ладье, и я попросился отправиться с ним – на лошадях или телегах я не рискнул бы, никакого желания трястись по местным ухабам не было. Хоть я и освоил верховую езду достаточно быстро, и уже неплохо умел управляться с лошадьми, но неделя в седле меня как-то не прельщала.

Так и решили – мы втроем отправляемся с Бермятой в город в качестве охранников, а заодно и туристов. Но про туристов – это я уже про себя подумал, вслух не говорил.

Старшим в деревеньке останется Войко, а помощниками ему будут сеструхины мужья. Остальных сыновей Бермята возьмет с собой, настала пора им мир повидать и научиться чему-то новому.

***

Вот и приехали гости. Кто на телегах, кто просто верхом, а кто и на ладье пожаловал.

Родичи невесты Войко приплыли на струге, полном приданого, очень нужного в хозяйстве – и скобяных товаров, и ткацких, и даже инструмента разного и стройматериалов привезли. Не бедные такие родичи, не поскупились. Оказалось, что отец невесты, солидный длиннобородый дядька по имени Стоян, был давним другом Бермяты – вместе в дружине старого князя служили. В купцы он потом переквалифицировался. Причем, судя по приданому, в успешные купцы.

Женихи тоже не подкачали. Привезли целую артель строителей, чтобы подворья им быстро достроили. А еще рабов пару десятков пригнали в подарок, так что будет кому поля сеять и скот растить.

Ну и Бермята на приданое не поскупился, и землю под пашню выделил уже подготовленную, и скотину, и дома обещал обставить и облагородить их.

Хорошая деревня будет у Бермяты, большая, душ так на семьдесят.

Празднование тройной свадьбы длилось целую неделю. Все это время гости гуляли, ели, пили и развлекались, как могли. Были устроены даже воинские состязания, чтобы все мужчины от мала до велика могли показать свою удаль и сноровку.

Первые места заняли Аудульф, я и Беляй, что, впрочем, прогнозировалось и мной, и Бермятой. Норег победил в схватках на мечах, даже не включая свой режим «волка», Беляй стал лучшим с копьем, а я, естественно, обошел всех с метанием ножей и, как не странно, топоров. Но больше всех нас удивил паренек Мал, который занял первые места среди молодежи по всем дисциплинам, в том числе стал лучшим в стрельбе из лука.

На радостях я, не посоветовавшись ни с Бермятой, ни с Аудульфом, тут же учредил специальный приз и торжественно вручил пацану мешочек с монетами и кожаный пояс, украшенный серебром, с одним из трофейных нурманнских мечей, подходящим ему по весу и размеру.

Это мое необдуманное действие решило судьбу парня.

Бермята встал со своего хозяйского помоста, с которого, как старший на празднике, наблюдал за состязаниями, и подозвал нас к себе. Аудульф, широко улыбаясь, подмигнул Малу, подтолкнул его в сторону отца, а потом кивнул мне, мол, правильно все делаешь. Когда мы подошли, бывший десятник строго спросил у сына:

– Мал! Ты принимаешь этот меч из рук Ратибора?

Я напрягся. Неужели что-то не то сделал?

– Да, отец! – ответил Мал, гордо подняв голову. – Я принимаю этот меч и отдаю свою судьбу в руки Ратибора Белого Кречета.

– Ратибор! – посмотрел на меня Бермята, прищурившись. – Теперь Мал – твой отрок. Ты вручил ему меч и отныне он будет служить тебе верно!

Вот это да! Не подумал я, что есть такой обычай. Я опоясал парня и вручил ему оружие, тот принял его и согласился мне служить в качестве отрока, то есть младшего дружинника. Что ж, это прекрасно – Мал парень ловкий, сильный и смышленый, такой в команде лишним не будет!

Я уважительно склонил голову и произнес:

– Спасибо тебе, Бермята! Я принимаю твоего сына Мала в свою дружину. Пусть нас пока и немного, но это вопрос времени.

Эта торжественная сцена сыграла нам на руку. Сразу трое парней из приглашенных гостей, родичей невесты и женихов, попросились ко мне в отряд. Всех их я запомнил по соревнованиям – не последние места заняли и были крепкими середнячками. Все молодые, лет по пятнадцать-шестнадцать. Одного звали Возгарь, но все именовали его по прозвищу – Окунь, за то, что у него были большие глаза навыкате. Второй откликался на Горыню, на гору и был похож, такой здоровенный, хоть и молод еще был. Третий отрок по имени Тихомир был спокойным и рассудительным, но совсем не тормозом, а очень даже сообразительным парнем.

Я взглянул на Аудульфа, ища поддержки, и тот кивнул мне.

– Бери, толковые дренги! – норег опять улыбался во весь рот. – А я их поднатаскаю.

Пришлось поговорить с их отцами, старшими в родах, чтобы получить их согласие. Все видели, чего мы сто́им, как воины, и слышали рассказ Бермяты о нашей схватке с викингами, поэтому возражений не последовало. Мал сбегал в кладовую за клинками из моей доли, и я торжественно вручил их своим новым отрокам, приняв взамен клятву верности.

Вот так неожиданно для себя я стал хевдингом с небольшим, но крепким отрядом из семи бойцов.

Бермята на радостях выкатил еще три бочонка пива и предложил это дело отметить, что мы все и сделали с большим энтузиазмом.

Глава 9

Спустя несколько дней гости начали постепенно разъезжаться по домам.

Мы же стали собираться в дорогу. Решили, что пойдем вместе со Стояном, тот на своем струге, а мы на ладье. Вместе веселее и безопаснее. Стоян жил на своем подворье в пригороде Полоцка, так что нам было по пути.

Я экипировал всех своих новоприобретенных отроков из трофейных запасов, хватило с избытком. И кольчуги, и шлемы, и щиты, и копья с топорами, и луки со стрелами – все, что полагается настоящим воинам.

Аудульф сразу же взялся за тренировки молодежи, занялся боевым слаживанием. Я тоже не отставал, учил всех ножевому бою и боевым искусствам без оружия. Драться здесь, в принципе, все воины умели, но по-простому, в основном на кулачках, без применения ног и различных приемов. А я решил, что самбо и каратэ тоже не повредят.

Рабов решили с собой не брать, сами можем и кашеварить, и ладью разгрузить – нас теперь достаточно. Айникки хоть и просилась пойти со мной, но я отказал ей. Во-первых, нечего женщине на корабле делать, во-вторых идем ненадолго, ну а в-третьих, зачем «в Тулу со своим самоваром» ехать. А девчонка-то, похоже, в меня влюбилась… Ну, я и не против, она мне тоже очень нравится.

Посоветовавшись с Бермятой и Аудульфом, я объявил девчонку свободной. Рано или поздно у меня обязательно появится недвижимость, неважно, здесь или в каком-то другом месте, и для управления этой недвижимостью нужна будет хозяйка. Это должна быть обязательно свободная женщина, иначе холопы слушаться ее не станут.

А пока нас не будет, я поручил Айникки следить за строительством дома для нашего отряда. Договорился с Бермятой, что он нам под него участок выделит. А строительная артель, как закончит с избами для молодоженов, сразу и за наш дружинный дом примется. Вот Аня, как я стал называть Айникки, и приглядит, заодно и хозяйство наладит. Кречета я оставил ей на попечение. Кроме меня и Айникки, птица больше никого не слушалась и к себе не подпускала.

Отчалили рано утром. Впереди шел струг Стояна, как более тихоходный, а мы шли чуть позади. На весла посадили всю молодежь – сыновей Бермяты и моих отроков, а сами менялись, поочередно сидя на руме или управляя рулевым веслом.

Идти было легко – мы спускались вниз по течению. Ветра совсем не было, поэтому парус не ставили. Ладья оказалась очень ходкой и управляемой, несмотря на полную загрузку.

Река была достаточно широкой и полноводной, с множеством рукавов по обоим берегам, заливчиков и впадающих в нее ручьев. Изредка мы проплывали маленькие деревеньки и одинокие хутора, состоящие из пары домишек, но людей на берегу видно не было. Может прятались от нас, а может и просто делом были все заняты.

Настала моя очередь сесть за весло. Аудульф встал к кормилу и затянул на всю реку ритмичную песню на древнескандинавском языке. Грести стало веселее, и через некоторое время все начали подпевать, хоть почти и не понимали слов, все громче и громче.

И снова чувство опасности прорезалось внезапно в моем сознании. Я явственно представил, что из-за поворота реки сейчас нам покажется вражеский корабль. Почему вражеский? Не знаю, просто чувствую, что люди на этом корабле насторожены и настроены явно враждебно. Нет, не конкретно к нам, а вообще. Они сами ждут нападения и готовы к бою.

Река сделала плавный поворот и мы, обогнув широкий мыс, увидели ладью приличных размеров на восемь пар весел, неторопливо шедшую посередине в том же направлении, что и мы. Струг Стояна затабанил веслами и притормозил, пропуская нас вперед на всякий случай. Так мы договорились заранее – при появлении опасности мы их прикрываем и вступаем в бой первыми, как более проворные и опытные. Но этот маневр оказался излишним. Чужая ладья, завидев нас и услышав наш дружный хор, резко порскнула в сторону берега, гребцы на ней засуетились и сбились с ритма. Потом они резко ускорились и вылетели на отмель, прочно застряв в прибрежном песке.

Аудульф прекратил петь и громогласно захохотал, а потом завыл на всю реку по-волчьи, очень громко и с переливами. Все наши парни и гребцы Стояна подхватили хохот и засвистели. Один я не понял, в чем дело.

– Может остановимся и поможем им сняться с мели? – спросил я Бермяту.

– Зачем им помогать? – удивленно спросил тот. – Это лехиты, мы им не помощники, этим пшекам! Или ты их пощипать предлагаешь? Их там человек тридцать. Справимся, думаешь?

– Нет, я не предлагаю нападать на них. Я не понял, почему они от нас убегать стали?

– Спроси у своего волчары! – ответил Бермята и засмеялся.

Аудульф слышал наш разговор и сразу пояснил:

– Я пел боевую песню викингов, а вы мне подпевали. Вот они и обгадились от страха, приняли нас за воинов севера! Приятно, что нас так боятся! Готовы выброситься на берег, лишь бы с нами не связываться!

– Это купцы, тоже, видать, в Полоцк идут, – продолжил Бермята. – Еще рассмотришь их поближе, там, в городе. Они тебе не понравятся, уверяю тебя, Ратибор! Наглые, заносчивые людишки. Новый князь с недавних пор дружбу с ними водить начал.

Бермята сплюнул и замолчал, провожая недобрым взглядом севшую на мель лехитскую ладью. Оттуда в наш адрес сыпались громкие шипящие проклятия.

Аудульф снова завыл, лехиты умолкли.

– До темноты они провозятся, снимая с мели ладью, – сказал Бермята. – Значит там и заночуют. А завтра надо бы приглядывать, чтобы не догнали нас неожиданно. Пшеки злопамятные!

– Пускай попробуют напасть! – засмеялся снова ульфхеднар. – Себе на погибель!

Бермята пожал плечами и ничего не ответил. Похоже, что лехитов он сильно недолюбливал. Ну что же, если надо поостеречься, то так и сделаем. Все же просто так, без причины, бывший десятник беспокоиться не будет.

– А кто такие эти лехиты? – поинтересовался я.

– Ну, люди такие, – Бермята задумался. – В Полоцке, в основном, кривичи живут. Есть еще бодричи, лютичи. Поморяне – эти ближе к морю Варяжскому обитают. А те, что подальше от Полоцка, на реке Висла, – висляне. Слензяне и мазовшане тоже неподалеку живут. Вот и лехиты, их еще ляхами зовут, или полянами, тоже с княжеством полоцким граничат. С ними чаще всего дерутся полоцкие.

– Понятно! – удовлетворился я ответом Бермяты. – Племена, значит такие.

– Ну, можно и так сказать. Хотя язык у всех похож.

Дальше шли по реке без приключений, больше ничего интересного по пути не встретилось. К сумеркам пристали к берегу, выбрав для ночной стоянки широкую песчаную отмель, переходящую в шикарный пляж. Все сошли на берег, на всякий случай оставив на струге и ладье по паре часовых, наказав им притаиться за бортами и поглядывать на реку. Их сменят через несколько часов.

Мы же разожгли два больших костра и принялись готовить пищу. Тут же, у берега, Мал с братьями ухитрились подстрелить десяток селезней, которых сразу ощипали и хотели запечь в углях. Но я подумал, что неплохо бы поесть горячего супчика, поэтому решил всех удивить своими кулинарными талантами и сварить шулюм.

По моему указанию отроки поставили на огонь пару больших котлов с водой. Я порубил тушки селезней на крупные куски и бросил вариться в кипяток. Туда же отправились репа, которая вполне заменяла мне картофель. Добавил морковь, чеснок и лук. Еще немного подумав, я положил в котлы овсяный корень¹², который здесь повсеместно употреблялся в пищу, и хорошую порцию отборных белых грибов, собранных мной прямо у берега, в молодом ельничке, за пять минут. Все это варево я щедро приправил укропом и, не скупясь, посолил. В итоге получилось отменное блюдо, все просили добавки и нахваливали.

После плотного ужина мы выставили караулы и улеглись спать вокруг костров, завернувшись в шерстяные плащи.

Ночь прошла тихо. Проснувшись, мы позавтракали остатками шулюма и отправились в дальнейший путь. Пшеки нас так и не догнали, и я вскоре совсем забыл про них.

На следующий день мне захотелось полакомиться свежей рыбкой, и я, ради спортивного интереса, с помощью Беляя закинул с кормы нашей ладьи небольшой невод. Через несколько секунд веревки, за которые крепился невод, сильно натянулись. Я подумал, что мы зацепились за подводные коряги или зачерпнули гору водорослей. Каково же было мое удивление, когда мы еле-еле выдернули невод на борт. Он был полон отборной рыбы разных пород и видов – там были и щуки, и сазаны, и лещи, и крупные окуни и язи, и жерехи, и судаки, и даже несколько приличного размера осетров! Рыбалка закончилась фактически не начинаясь, килограмм пятьдесят за один раз мы вытащили.

Пока шли до вечерней стоянки, все по очереди занимались чисткой улова. Причалив, мы разожгли костры. Несколько человек с нашей ладьи и со струга Стояна отправились в лес собирать сухой валежник. Часть улова определили в котлы для приготовления знатной ухи, а самую отборную рыбу было решено зажарить на больших сковородках, предварительно обваляв в муке.

Через некоторое время по прилегающему к берегу густому еловому лесу распространился сногсшибательный запах жарившегося лакомства. В моем желудке громко заурчало, животы Аудульфа и Беляя дружно подхватили. Я достал из сапога ложку и вытащил из своей заплечной котомки котелок для ухи.

Неожиданно из леса раздался душераздирающий вопль. Орал явно кто-то из наших сборщиков валежника. После этого ужасного крика мы услышали оглушительный медвежий рев. Я схватил копье, лежавшее рядом и рванул в ту сторону, откуда раздавались жуткие звуки. За мной ломанулись и Аудульф с Беляем.

Еще несколько раз вскрикнув, все тише и тише, человек умолк. Медведь тоже перестал рычать. Я продирался сквозь ельник, матерясь про себя. Скорее всего, запах жареной рыбы привлек внимание дикого животного, а сборщик дров нарвался на него и уже наверняка задран зверем, судя по прекратившимся воплям.

Ельник резко закончился, и я вылетел на большую поляну, поросшую мхом. Мне открылась страшная картина. Посередине поляны огромный медведь жрал одного из работников Стояна. Зверь разорвал парня практически пополам и уже жевал ногу несчастной жертвы. Я заорал диким голосом, причем больше от страха, покрепче перехватил копье двумя руками и бросился на медведя.

Медведь поднял окровавленную пасть, громко рыкнул и встал во весь рост, готовясь встретить меня своими лапищами с огромными и острыми, как кривые ножи, когтями. Затормозив в паре метров от животного, я с размаху вонзил широкий наконечник копья в левую часть груди мохнатого чудовища. Как будто в дубовую доску ударил, даже руки отсушило! Медведь собирался совершить прыжок, чтобы накрыть меня своей тушей сверху, и получилось так, что он сам насадил себя на копье, упав на все четыре лапы. Из его спины показалось окровавленное железное жало моего оружия. Я каким-то чудом успел увернуться от его смертельных объятий, инстинктивно упав назад, на спину, и перекатившись в сторону. Тут же вскочив на ноги, я выдернул меч из ножен, с оттягом хлестанул медведя по загривку и снова откатился в сторону. Хозяин леса яростно зарычал. Тут уже подоспели Аудульф с Беляем и с разбега засадили свои копья в левый бок зверю. Медведь как будто споткнулся, его передние ноги подогнулись, и он рухнул мордой о землю, напоследок махнув лапой и вспахав мох. Несколько раз дернувшись и протяжно вздохнув, зверь замер. Кровавый ручеек побежал из его разинутой пасти.

Я медленно осел на землю, стараясь перевести дух. Ко мне подбежал норег и начал меня трясти и дергать, спрашивая, не ранен ли я. Я только махнул рукой, показывая, что цел. Сил что-либо говорить совсем не осталось.

– Матерый зверюга! – восхищенно крикнул Беляй. – Я таких еще не видал никогда!

– Это ты про Варди? – захохотал Аудульф. – Да, он зверюга еще тот! Насквозь бедного мишку проткнул и чуть голову ему не снес!

– Идите вы, шутники, в… куда подальше, – устало ответил я. – Посмотрите лучше, что там с парнем стало.

– С парнем всё, – будничным голосом сказал Аудульф через пару секунд. – В лесу надо быть всегда настороже, сам виноват. Пошел с одним ножом, вот и нарвался.

На поляну высыпали несколько наших во главе с Бермятой и Стояном.

– Стая волков порвала медведя! – с коротким нервным смешком произнес Бермята.

– Еще один юморист нашелся, – вздохнув, ответил я. – Задрал медведь твоего парня, Стоян. Мы не успели.

– Похороним его здесь, семье его помогу, чем смогу, – деловито и громко, чтобы услышали все, ответил Стоян. – А добычу разделать надо! И жир весь из туши вытопить, пригодится!

– Это уже без меня! – я поднялся на ноги. – Пускай вон молодежь тренируется.

Я побрел в сторону берега. Есть почему-то расхотелось.