Loe raamatut: «в теле времени. 142857369»

© Я, 2020

ISBN 978-5-4498-8533-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«ГЛЯЖУ, КАК БЕЗУМНЫЙ, НА ЧЁРНУЮ ШАЛЬ…»

В теле времени

***

Нас увлекает нарратив

Рассказ со смыслами как будто

И пересказ прочтённых чтив

Расписанный нам поминутно

И порождает бурю чувств

Задетых вспомненным событьем

В незнающем структур мозгу

Всегда дрейфующем в подпитьи

Ну, так взлетай ныряя в звездь

Напейся вдрызг храня рассудок

Сквозь всё попробуй протрезветь

Проснись и будет тебе чудо

«вот фото…»

 
вот фото
вот советские битлы
в провинции в столице в поднебесье
запомнились и мне в моём предместье
ещё том-сойеры и ни добры ни злы
 
 
но уже стайка со свинчатками в кармане
уже умеют различить своих-чужих
и каждый должен быть перед чужими лих
иначе быть своим он перестанет
а мне чужие или все или никто
как это вышло так
мне похеру ребята
Земля – танцующий по Солнцем конь в пальто
я точно буду вечно жить когда-то
 

«Когда посмеешь в самом деле…»

 
Когда посмеешь в самом деле,
То смерти не найдёшь в пределе.
 
 
С тем, кто сумел взять да посметь,
Пребудет рядом вечно смерть,
 
 
Советчик, друг и вечный спутник,
Такой же, как и ты, покутник.
 

«Я забираю у моря…»

 
Я забираю у моря
Гребень волны домой
В спальню
На кухню
На стенку
Пусть будет
Мне здесь нужней
Времени нет совсем
 

«Не продается тигр…»

 
Не продается тигр.
Мерцанье глаз его – смолы сосновой китч
Имеет ход на рынке.
Так мертвецы торгуют мёртвым,
Им жить – не нужно.
Пересыпают прах, и ветер
Его сдувает
Бессмысленно с бессмысленных ладоней.
Они бы звали его дыханьем божьим,
Когда бы могли промолвить слово.
Но череп пуст.
Он может только лязгать
Зубами на ветру небес пустынных
 

«какая муть, какая муть! …»

 
какая муть, какая муть! —
и никого не обмануть…
проходит жизнь как ветерок,
один обман – какой в нём прок?
но вдох, и пульс, и чувство тела
мне не давали жить без дела.
какая разница к чертям,
когда живёшь со свистом сам.
придумка чья-то или нет —
фигасе! – звёзды на просвет,
наощупь – тел тепло, на слух —
дрожь мира шопотом и вслух.
 

АРКАН XVII

 
Кукушка-кукушка, кому ты нужна,
Тебя – ни яйца, ни птенца – не ждут.
Кукуешь – кукуй, как-будто должна,
Любому нон-стопно кукуй.
Любуется звуком сотен куку,
Стоит и с улыбкой молчит,
Забыв про две тысячи лет своих скук,
Старенький Вечный Жид.
Блаженна улыбка высохших уст —
В них поцелуй любви,
В памяти глаз горящий куст,
А вовсе не: «Ну, иди..»
Вечная жизнь – это Божий дар
А не посылка к чертям.
На вдохе сила в лёгких пожар.
Вечная жизнь – здесь и там.
Здесь – это тоже там.
 

«Голос слабенький сегодня…»

 
Голос слабенький сегодня
Еле пробивается
Пробивается сквозь шум
Пробивает тишину
В битве самого с собой
Голос слабенький, а мой
 

«Билеты проданы и в Зурбаган и в Лисс…»

 
Билеты проданы и в Зурбаган и в Лисс
В прямую вырождается кривая
И асимптота вертикально вниз
Как траектория отброшенного камня
 

1969

«Тот долгий странный опыт…»

 
Тот долгий странный опыт
Далёкий не земной
Легко было прохлопать
Решив, что он не свой
.
Ложился мимо знанья
Как мимо колеи
И в памяти моргали
Неясно полыньи
.
Мир расплывался снами
Что сквозь родной уют
Играют нежно с нами
То тают то снуют
.
А иногда проснуться
И плаваешь во сне
В развилке перепутья
В мира полынье
.
Не холодно не жарко
В синеве меж звёзд
В мире где однажды
Быть так просто
 

«Очень сильно жизнь сложна …»

 
Очень сильно жизнь сложна —
Не понятно ни рожна.
 
 
Скажет нам любой прохвост:
«Мир на самом деле прост!»
 

«Из века в век перетекая…»

 
Из века в век перетекая
Волнуется вода святая.
 
 
Несёт волна не знай чего
Раствором сердца своего.
 
 
Ныряй в себя в свой самый низ,
Ты не утонешь, не боись.
 
 
Там тишина, там всё одно —
Хлеб и причастия вино.
 
 
Не надо есть, не надо пить,
А можно просто просто жить,
 
 
Оттуда внешний мир судьбе
Чёрт знает что чёрт знает где.
 
 
И друг исчезнувший – всё друг.
И сердце не внутри – вокруг.
 

«В стихе свободном нет размера…»

 
В стихе свободном нет размера.
Он безграничен как судьба.
И незначительна потеря
Дождинки ливню из ведра
Небес, семи ли миллиона,
Сейчас или во время оно.
 

«Здесь сказка счастья родина печали…»

 
Здесь сказка счастья родина печали,
Отдав концы не прекращаешь чалить,
Отчаявшись отчалить смотришь вдаль
И вглубь, сие? – сие печаль
Однажды наступившего начала,
И должен быть конец, но нет его.
Уходят все вокруг аббата,
Но вечен текст и магия Прево,
И сколько бы его Манон Леско
Любовнику отчаянья не слала,
Сердечной страсти радости печаль
Пережигает окончанья даты,
И бесконечно бьёт фонтана сила —
Начало видно, капле – нет конца,
Для капли – океан могила,
Капля
Вечна,
Для капли нет лица,
Нет «я»..
И в бесконечность чалит сила.
 

АКАФИСТ

 
Гори и тлей
И околей
Хоть так хоть эдак
Орёл и свин
Конец один
Здесь напоследок
 
 
Стрелец ли Рак
Тебе хоть как
Откинуть ласты
А всё равно
Пусть и говно
Ты пой Акафист
 
 
Звук вознеси
До небеси
И прах и глина
И миг и тлен
Всех перемен
Куда-то мимо
 
 
Издай в себе
В своей судьбе
Хоть вгром хоть дольче
Наедине
Днём и во сне
Звучи и молча
 
 
Тадам там-там
И может быть
И после тризны
Дрожь и волна
Не даст застыть
Открытой жизни
 

АРКАН FOOL

 
Чтоб не сойти тогда с ума,
Я стал балбесом.
Какое счастье иногда —
Несом, невесом.
 
 
Не страшно – пропасть впереди
И крокодил со львом,
Иди, дурак, дуди-трынди
О самом о своём.
 
 
А если что, легко взлети,
А впрочем, всё равно
Второго шага не найти
Здесь – первый, надо рвом.
 
 
Всё-всё – сейчас, где сзади лев,
А снизу крокодил,
И песенка твоя – припев
Судьбы последних сил.
 
 
И снова шаг, и снова ров,
И снова танк в полёт,
И снова никаких основ.
И не стрелявший тот.
 

«И начинается полет …»

 
И начинается полет —
Ты неподвижен словно птица,
А под крылом земля стремится
Назад, теряя небосвод,
И остается мне молиться
 
 
Стихия боле не страшна,
Она качается как Голем,
Любовью целый мир заполнен.
Ты – неподвижен.
Мир – без дна.
Хотя под брюхом зелень поля.
 

«Я не писал стихов в девяностом…»

 
Я не писал стихов в девяностом.
Я не писал стихов в девяносто первом,
Я не писал стихов в девяносто втором,
Я не писал стихов в девяносто третьем.
Я долго не писал стихов.
Я научился их писать
и чувствовал нечестным писать стихи, умея их писать.
Потом я разучился
И вот, пишу опять.
 

«Гений жёг, гений жёг…»

Напомните, что внутри него живёт гений. Просите, чтобы его поберёг.

Георгий Квантришвили

 
Гений жёг, гений жёг,
Гений человека сжёг.
Мог ведь трактором рулить
Или даже лес валить,
А сбежать от Гения не смог.
 
 
А я сумел как тот пострел,
Сквозь воду, известняк и мел
Прорвался-проломился,
На Гения в пролом смотрел
И слушал,
И не удивился.
 
 
«Пойми себя», а кто – «он-я»?
Не жди подсказки, всё хуйня
И сказки.
Чуй и дыши в тиши души,
Чуй без отмазки
И дыши,
И здесь же среди бела дня..
А, к чёрту!
 

«Поэзии детский лепет…»

 
Поэзии детский лепет
Может быть и обсценным,
Я же не знаю, как корни
перерастают в ствол.
Спутанная и тугая
цельно-жидкая крона,
Из-под земли выползая,
годы считает кольцом
И вдруг расцветает весной.
Что это, друг мой дальний?
Кому это нужно? Зачем?
Или фракталы жизни —
Альцгеймер и детский лепет,
Всё же, переводимы
на человечий язык?
 

«Раскрывается мир, пока дышишь, всё шире и шире…»

 
Раскрывается мир, пока дышишь, всё шире и шире,
Ты, притихнув, касаешься струн,
На коленях гитара, но ты-то играешь на лире,
Как и Бог – он не в кости играет костяшками рун.
 

«грозно тряся мозгами…»

 
грозно тряся мозгами
ваяю нежную горстку
японского оригами
китайячьего фарфорства
вибрирует долго задница
помня дрожанье земное
фаянсовая падалица
оскомина босха и гойи
 

В ТЕЛЕ ВРЕМЕНИ

 
Кто-то хочет хныкать
Кто-то хочет плакать
Повод есть конечно
А я не хочу
В белых тапках
В большой зале
Неподвижно в вальсе
Сам с собой верчусь
 
 
Танец не прощает
Если плёнка рвется
В этом кинозале
Сразу дают свет
Всем объёмом время
Вертится на ножке
В этом теле все мы
Вот такой сюжет
 
 
Это бесконечность
Игры затевает
И единым мигом
Сквозь слезу блестит
И сухим и острым
Безответным взглядом
В тишину той залы
Кто-то не поверит
А она глядит
 

«Бабушка говорила…»

 
Бабушка говорила:
«Раз позабыла – значит не важно».
А потом выжила из ума.
И помнила только, что
Витю убили.
Или Витю беспомощного забрали в плен и мучают.
Она была уверена, что я ей сын, а не внук.
И кого как звать,
Не помнила.
 

«идут осенние дожди…»

 
идут осенние дожди
и портится погода
теплу сказали
подожди,
придет весна через полгода
 
 
а я ждать столько не могу
мне надо счастья
чувства человечьего
хоть на день
на минуту
хоть в стогу
а можно и солидней
вечного.
 

1971

«А выжив оттуда, откуда не знаю…»

 
А выжив оттуда, откуда не знаю,
Ах нет, там не плохо, не знаю и хорошо ль,
Стараюсь понять простыми словами,
Что ж это, всё-таки, такое?
 
 
Наверняка тем, кто ест грибы и курит кальяны,
Это желанье известно, а не один только кайф.
А лучше всех это чувство знают
Закрытые в сумасшедших домах.
 
 
Не все же они косят от долгов и армии,
Есть же боги, наполеоны, гиганты —
Я встречал на улицах и тех и других и дружил.
И у них тоже у каждого свой мир.
 
 
А клубятся тела неотмаянных мною душ,
Словно Гаргантюа у Гюстава Доре,
Или Лотрековый Мулен Руж,
Или складки и линии у дерева на коре.
 

«Сквозь телевату пробиваясь…»

 
Сквозь телевату пробиваясь
Слова в ушах гудят набатом
Гул существует не рождаясь
То гул Вселенной
 

БАРОН МЮНХГАУЗЕН

 
когда назвали куйбышев самарой
заполнив шумом публики мой двор
отняв тот запах мой родной и старый
пустив его на дух на славу на позор
 
 
я спрятал память далеко под лавку
и заиграл по правилам игры
и лет пятнадцать ни хера не плакал
хотя скулил не ставши царь горы
 
 
перекроённый мирный и прозрачный
себе своей слезою отражен
опять лет десять ни хера не плачу
все некогда тяну ногами клячу
руками шкирку с наглым куражом
я новый мир еще раз захерачу