Loe raamatut: «Укрощение Россо Махи»
Эпиграф.
«Только недостаток воображения мешает
увидеть вещи с какой –либо точки зрения,
кроме своей собственной, и неразумно
сердиться на людей за то, что они
его лишены».
Уильям Сомерсет Моэм.
ПРОЛОГ
Девочка жадничала. Отец тащил уже целую груду вещей, среди которых были: плюшевый заяц, надувной крокодил, набор масел из восьми бутылочек от розового до желтовато -белого, носки с разноцветной вышивкой на тему отдыха, сувенир "три ропана и краб на морском дне", картина: "Закат в Ялте" в обрамлении из покрытых лаком бамбуковых палочек, магнитик на холодильник: "Из Феодосии с любовью", с десяток чудо каких красивых цацочек из оникса, яшмы и полевого шпата, о которых, правда, нельзя было оторвать глаз, до того хороши, ридикюль, вышитый бисером, лаковые босоножки, сарафан, высохшая и отлакированная морская звезда, бутылка из папье -маше с рюмками на оригинальной подставке из дерева, целая куча футболок, две кепки, пакет заколок, байковый халатик, набор для игры в серсо и много чего другого.
Когда весь этот хлам в пакетах был уложен возле ножки ресторанного стола, мать, обмахиваясь прихваченным в магазине парфюмерии рекламным буклетом и, дунув себе на лоб из -под верхней губы так, что подпрыгнула чёлка, произнесла с чувством:
– Жарко!
Отец, судя по внешности, кавказец, кивнул, глядя по сторонам и добавил:
Да, попить бы принесли сразу.
– Что -то к нам не торопятся идти, – тоже с заметным акцентом, проговорила мать.
– А здесь интересно, – оглядев внимательней двор ресторана, пыльный, побелевший от солнца с утоптанной множеством ног землей так, что на ней не было ни одной травинки, сказал отец.
Они сидели под навесом за одним из грубо сколоченных и покрытых суриком деревянных столов, который тут было не меньше полусотни. Кафе называлось "Кавказская сакля". Строения имитировали глинобитные, сложенные будто бы из крупных «мохнатых» блоков саманного кирпича. Но при более близком рассмотрении все они оказывались тоже попросту искусно покрашенными.
На крышах этих затейливо оштукатуренных лже -мазанок лежала солома, по двору ходили куры и гуси, а в глубине двора блеяли овцы.
– Прямо как у нас в Щецине, – сказала Гразина. – Так и кажется, что выйдет сейчас какой -нибудь пан Дзержинский и скажет: Witajcie drodzy goście!
– Что это значит? – Спросил отец.
– Ну, что -то вроде: добро пожаловать, дорогие гости!
– Да ты что?! – Рассмеялся муж. – Если у них тут Дзержинский выйдет, все официанты и повара разбегутся!
– Это почему? – Подняла брови супруга.
– Да здесь же одни чеченцы. – Прикрыв рот, шёпотом сказал ей муж.
– Вот как? – Стала она оглядываться. – А я и не заметила.
– Точно, по крайней мере, и повара, и официантки все в чеченской одежде. – Всё также тихо сказал отец, кивнув в ту сторону, где повара у мангалов стояли, в самом деле одетые в типичную для сельских чеченцев одежду. – Гляди, видишь тюбетейки чесучовые? Обычно чеченцы такие носят.
– А почему они должны в первую очередь убегать? – Спросила родителей их дочь Власта, симпатичная пятнадцатилетняя девушка с голубыми польскими глазами и косой густых, чёрных в отца волос.
– Потому что Дзержинский был человеком Сталина, – стараясь не повышать голоса, стал объяснять отец и ей. – А Сталин чеченцев не любил. Они на Кавказе были самые воинственные. Если что не по ним – и голову могли отрезать! Многие их и сейчас побаиваются. Между прочим, революцию большинство чеченцев не приняли. Поэтому в 30- х их хотели всех переселить. А тех, которые не желали подчиняться, сгоняли в амбары и заживо сжигали.
– Ужас! Откуда ты это знаешь? – Спросила мужа Гразина.
– Я ведь тебе рассказывал, у меня отец в МГБ служил, забыла?
– Ах, да.... Зато смотри, как они теперь здесь все устроились – и куры, и овцы , и шашлык! Власта, учись, как нужно деньги зарабатывать! – Решила поставить точку в разговоре мамаша.
– Подумаешь…– Власта бросила равнодушный взгляд на гуляющих по двору индюков и кур. – Что всегда говорят про эти деньги? Только и слышишь: деньги, деньги, деньги, будто в них всё дело…
– Потому что их трудно заработать, милая. – Наставительно сказала мать.
– А я вот так не думаю, – явно, чтобы поперечить матери, фыркнула Власта. – У меня будет куча денег, если захочу! Мне всегда их дают, если я прошу. И даже возвращать не просят. Я один раз в школе попросила, мне не хватало на булочку, так мальчики чуть не подрались за право мне одолжить, причём безвозмездно! Эти ваши деньги иногда даже на земле валяются, просто наклонись и возьми.
– То есть как? – С наигранным возмущением, повернулась к ней мать. – Где же это они валяются? Ну –ка, покажи нам с папой, мы пойдём и наклонимся!
– Да вот ещё, я сама пойду и наклонюсь, если надо! – Рассмешила этим заявлением и отца, и мать дочь.
Отсмеявшись, муж и жена стали переглядываться. Они оба любили Власту, не на пустом месте считая её красавицей. Это вовсе не означало, что они всё ей прощали и махнули рукой на её воспитание. И всё же, если Гразина, мать Власты, старалась сохранять по крайней мере внешнюю строгость, у мужа в глазах были весёлые искорки и, она взглядом показала ему, что огорчена таким его несерьёзным отношением к дочери.
– Не думала, что ты у меня будешь фантазёркой. – Глянув на дочь, сказала она. – Если не научишься правильно относиться к деньгам, добром это не кончится, запомни.
– Я не фантазёрка, -буркнула дочь.
– Ещё какая! И мужа, я тебя уверяю, найдёшь себе такого же фантазёра. Будете оба думать, что вам всё само в руки приплывёт. Или, что можно пойти, наклониться и взять. Вот так и будете сидеть мечтать о невозможном, а жизнь в это время будет проходить мимо. Запомни, всё в жизни достаётся тяжёлым трудом. Вот возьми хотя бы своего отца…
– Ой, да хватит, мама, – поморщившись, отмахнулась дочь. –Ты думаешь, если у тебя всё так тяжело, так и у других так должно быть.
– Нет, ты слышал, Гриша? – Спросила Гразина у мужа.
Отец вскинул наверх армянские глаза, показывая, что ему надоел спор между женщинами, а затем потянул носом и посмотрел в ту сторону, где за плетнём жарился на мангале шашлык:
– Мясо почему нам не несут, а? Давно уже сидим.
– Принесут тебе твой шашлык, не волнуйся! –Сказала мать.– А вот то, что дочь твоя фантазиями каким –то живёт, до этого тебе нет дела!
– Грася…
– Что, Грася?
Он не ответил, досадливо махнув рукой и показывая, что не намерен дальше пикироваться с супругой.
– Запомни, будешь мечтать, всё мечтами и закончится. –Снова повернулась мать к дочери. – А чтобы что –то было, надо работать!
– Это правильно, – кивнул отец.
– Пап, можно, я пойду, разведаю, что у них там? – Показывая, что устала от материнских нотаций спросила Власта, поднимаясь со стула.
Нет, – сказала тут же мать, – сиди! Нечего гулять в неизвестном для тебя месте.
– Ладно, пусть идёт, почему нет? – Примирительно сказал отец, глядя на жену. – Ничего не случится. Когда ещё на юг приедем? Мы ведь в отпуске.
Будто в подтверждение его слов, закрякали напуганные чем -то утки во дворе.
– Хорошо, иди, раз отец разрешает, – неохотно разрешила мать таким недовольным голосом, будто её силой заставили. – Только недолго!
Уже отходя, Власта услышала, как она, подтянув ногой к ножке стола целлофановые пакеты с купленными вещами, сказала всё тем же недовольным тоном:
– Накупила себе барахла, смотри. Все подаренные на день рождения деньги ухнула!
– Не трогай, если не твоё! – Увидев, что мать собирается копаться в её вещах, Власта повернулась и, изобразив бурное негодование, печатая шаг, так что пыль поднялась, пошла обратно. Дойдя до своих сумок, Власта с какой –то первобытной жадностью, сгребла в охапку все пакеты и попыталась отодвинуть их от матери, будто желая сказать этим: моё не трогай! Но то ли из -за того, что все пакеты были огромные, то ли из-за лени, она всего лишь прижала их друг к другу поближе, оставив всё лежать там, где это было.
– Нет уж, забирай с собой, а то ведь мать с отцом тебя ограбят! – Засмеялась Гразина. –Хорошо, что твой брат Тигран сейчас в армии, вот бы он на тебя полюбовался, какая ты стала!
– Я буду следить за вами. Смотрите, в моих вещах не копайтесь!
– Ох, ох, ох, смотри, какая жадная! – Сказала мать.
Отец на эти слова пробормотал что –то по-армянски, скривив губы в улыбке наполовину горделивой, а наполовину грустной.
– Нет, нет, не переживай, – успокоил дочку отец, – мы ничего не возьмём. Иди, погуляй.
– В кого она такая жадная? – Спросила жена мужа, когда Власта ушла.
Он пожал плечами, начав смотреть куда –то в сторону. Мать потянула руку к сумке.
– Я всё вижу…– донеслось откуда -то издалека. Мать одёрнула руку, но потом, будто стыдясь, что испугалась дочери наклонилась и смело взяла какую –то вещь из пакета. Это оказалась босоножка.
– Так мы и подчинились тебе, – проворчала мать, рассматривая дочкину обувь. – Я то знаю, в кого она такая жадная. В нашу бабку Казимиру! Она даже пробок жестяных от бутылок не выбрасывала, всё думала, что бы из них такое сделать, чтоб они пригодились.
Отец сделал вид, что не слышит её, молча сидя за столом и глядя в сторону. Дочка была его отрадой, гордостью, любовью и критику жены в её адрес, он воспринимал пусть как необходимую, но совершенно ненужную вещь.
– Почему ты всё время молчишь, Гриша и меня не поддерживаешь, когда я её ругаю? –Продолжала Грася. – Тебе всё равно, да? Какой ты стал безучастный!
И так как отец не возразил против этого её ворчливого замечания, наклонилась, бросив обратно в пакет босоножку и, глядя на неё, лежащую поверх всех вещей, заметила:
– Вот купила она эти босоножки на танкетке. Зачем они ей у нас в Надыме? У нас уже в августе впору валенки надевать. Мы её так совсем избалуем, Гриша. Сейчас вот, зачем ты сейчас её отпустил? Неизвестное совершенно место. Чеченцы какие –то…Куда она там пойдёт?
– Ничего не случится, – буркнул отец, глядя всё также куда -то в сторону. Но затем посмотрел на жену и сказал.
– Хватит ворчать, Грася, перестань. Мы же на отдыхе! Домой приедем, я обязательно с ней поговорю и строго! Увидишь, там всё по -другому будет…
– Что –ты всё время! Не надо строго, она уже почти взрослая. –Сказала мать.
– Вот именно – почти, – уже без улыбки заметил муж.
Власта, отойдя подальше от стола, за которым сидели родители, оглядела двор и зашагала вдоль заборчика, где на столбиках днищами вверх торчали глиняные кувшины.
Орал в ушах напоенный солнцем крымский воздух, шелестела за забором трава, пронзительно крякали бегающие возле корыта задастые утки, бобокали индюки, кудахтали куры. Стая воробьёв, звонко чирикая, пыталась разделить на всю компанию брошенный кем -то щипок лаваша.
Она улыбнулась, подходя к ивовой ограде, и берясь за неё обеими руками, будто за рога жертвенника – трепетно и едва ли не благоговейно. Прутья, нагретые за день солнцем, приятно ласкали кожу. Привлечённая неким шумом, Власта повернула голову, оставив в сторону ногу. Вспугнутые ею воробьи подлетели, а затем снова сели, загалдев позади с новой силой.
Власта отняла от плетня руку, проведя ладонью по шершавой поверхности черепка, затем слегка стукнула ноготком по выпуклому боку. Звук получился глухой и короткий.
Заиграла откуда -то музыка. Она повернулась на звук и улыбнулась. Утки, которые рассмешили её, гуляли по двору в ластах, как у аквалангистов, издавая горлом звуки, похожие на крики притворнотонущих. Всё, что окружало её было щемяще новым и таким, что наполняло сердце гордостью за себя – вот, где я!
Она снова потрогала ладонью днища, отшлифованные множеством рук и словно покрытые уже лаком прутки забора. Всё это аукнулось какой –то щемящей радостью и непонятной тоской по тому времени, которое неизбежно выйдет и останется в прошлом просто воспоминанием о жарком лете.
Власта начала оглядываться, жадно впитывая всё, что видела вокруг. Ей, выросшей на Крайнем Севере, словно выпала оказана невиданная честь побывать в этом царстве солнца! Отливала золотом на крыше солома, томились на стульях в ожидании заказа гости, подбирая зёрна, импульсивно двигали головами куры, даже утрамбованный в землю гравий, если присесть на карточки и хорошенько в него всмотреться, отдалённо напоминал вершины гор, окутанных утренним туманом.
Всё здесь – залитый светом угол саманного дома, телегу с оглоблями у входа, в которую достоверности ради положили на солому огромную тыкву, да ещё дыню с арбузом и связки разноцветного лука. Всё это хотелось забрать себе, лечь плашмя на всё это богатство, интересно, сколько но стоит, вдохнув в себя его поглубже, запомнив все оттенки запахов до мельчайших подробностей, и забрать потом всё это с собой без остатка, чтобы однажды зимой в Надыме, этом ледяном погребе мира, доставать по кусочкам тёмными вечерами такую летнюю красоту из закутков памяти и наслаждаться ей в одиночку!
Ей отчего захотелось снять серый полированный горшок с колышка, чтобы рассмотреть его поближе. Но когда она повернулась, горшок уже был в руках некой маленькой девочки, которая держала его перед собой и рассматривала.
– Дай посмотрю, – села на корточки перед девочкой Власта, потянув горшок на себя.
Однако девочка оказалась с характером. Нахмурив брови и поджав губы, она замотала головой и отвела горшок за себя, будто Власта собиралась его отнять.
– Ух, ты, какая серьёзная! Ну, дай, что тебе, жалко? – Через силу улыбнулась Власта. Ей было неприятно, что девочка, такая кроха, пытается с ней конкурировать.
Но девочка ещё сильнее прижала горшок к себе и помотала головой. Её губы вовсе сжались в одну ниточку, а глаза смотрели исподлобья и сердито.
– Какая злюка! – Удивилась Власта.
– На-стя! – Донёсся женский голос от одного из столов. – Иди кушать!
Девочка обернулась на зов и, аккуратно повесив горшок на плетень, побежала к матери.
Власта, поглядев ей вслед, прошла немного вдоль плетня и вдруг, увидев за ним кроликов в клетках, по-детски пискнула от радости. Она начала искать травинку, чтобы сунуть мордатому, упитанному зайцу, но вокруг, как назло всё было истоптано. Лишь в конце дома, там, где заканчивался ангар, принадлежащий ресторану, лежало в ящике сено и оттуда же, из -за забора доносилось блеяние овец.
Власта пошла на звук, однако у самой цели дорогу ей перегородила чеченка с тазом в руках, шедшая, как и Власта ей навстречу по деревянному настилу.
Выйдя из распахнутой двери и едва не столкнувшись с Властой, чеченка остановилась, глядя на девушку в упор. На голове у чеченки была цветастая косынка, из под которой выбивались чёрные, как сажа, нечёсаные волосы. Из под грубого футляра платья без рукавов выглядывала леопардовой расцветки кофта. На ногах у чеченки были синие шаровары, белые вязаные носки и чесучёвые тапочки. Её толстые, сросшиеся брови показались Власте страшными. Однако карие глаза чеченки смотрели весело и испытующе.
– Я только овечек посмотреть, можно? – Спросила Власта женщину. Та молча кивнула, затем произнесла несколько гортанно:
– Гляди, раз хочешь, – и подкинув таз под рукой, пошла дальше по настилу размашистой горской походкой.
Тихонько открыв калитку, сделанную в плетне, Власта увидела овечек. Они все стояли в загоне, сбитом из грубых досок, пугливые, всклокоченные и жевали сено, набросанное там и тут. Она протянула руку к одной, та поначалу шарахнулась, но затем подошла и доверчиво ткнулась шершавым, сухим носом ей в руку. Однако увидев, что ладонь пуста, разочарованно заблеяла и отошла в сторону.
Девочка ещё немного постояла, а затем решила вернуться назад, к родителям. Возле калитки она заметила рукомойник, огороженный листами из тёмно-зелёного пластика, и подумала, что неплохо бы после грязной овечьей шерсти помыть руки.
Зайдя внутрь, она взяла из мыльницы скользкий обмылок, провернула его в ладонях и тронула ползунок. Воды не было. С намыленными руками она вышла из кабинки, беспомощно озираясь по сторонам. То, что воды не оказалось, как –то не входило в её планы. Что было теперь делать, она решительно не знала. Не идти же с намыленными руками за стол!
Неожиданно из коридора под навес двора, где она стояла, вытирая о фартук руки, вышел чеченец, кажется, тот самый, который жарил шашлык и на которого показал сидя за столом отец. Был он высок и широкоплеч, остистый, с орлиным носом и тонкими губами. У него были широкие скулы, карие глаза чёрная с рыжизной бородка, росшая на щеках островками и усы. Одет чеченец был в мышиного цвета футболку, грязно-белый передник, тёмно- синие шаровары и такие же белые, как у чеченки, вязаные носки, которые торчали у него из тапочек. На голове у него была тюбетейка из тёмно -серой чесучи. Увидев премилую девочку, выставившую перед собой намыленные руки, будто она загорала, и растерянно при этом озирающуюся, он осторожно подошёл к ней.
– Что стряслось? – Испуганно спросил он Власту.
– Просто я хотела руки помыть, – сказала она, а у вас воды там нет.
Она показала на рукомойник.
– Ай! Как нет воды? – Воскликнул он так искренне, что это насмешило её. Ведь это же наверно он сам забыл налить в бачок воды, так чего же тогда сейчас дурака валять?
Увидев её белозубую улыбку и синие глаза, он на миг замер, словно эта улыбка его парализовала, потом вдруг начал метаться по двору, расположенному под навесом и, увидев на столе чайник, схватил его, перед этим потрогав, и прибежал к ней:
– Давайте я вам отсюда полью, вода ещё тёплая!
Пока она мыла руки из чайника, он не отрываясь, смотрел на неё, и она подумала: чего он так уставился? Но и в нём самом было что –то. Она спрашивала себя, что ей так могло в нём понравиться? Может то, как он двигался? Это был даже не шаг, а какой -то танец. Столько мощи в теле, будто это был породистый аргамак, а не человек! Даже то, как он взял чайник, было красиво.
Пока он ходил, она успела заметить широкую спину и его руки с загорелой кожей и набухшими венами. И ещё глаза, которые были тёмные, но блестели, как те серьги из агата, на которые у неё не хватило бабкиных денег. А как она рассчитывала их купить! Она чувствовала, что он не сводит с неё глаз и жадно рассматривает, будто тоже хочет впитать, нет – украсть её! Она тоже украдкой разглядывала его и ещё подумала, что мама бы назвала такое поведение мужчины «dzikosc».
Власта хотела быстро вымыть руки и сразу уйти, но мыло как назло всё не смывалось или ей так казалось? Вдруг она подумала, что внимание горца импонирует ей, хотя этим открытием она вряд ли бы захотела поделиться с кем бы то ни было.
– Вы здэсь одна отдыхаете? – Вдруг спросил он с какой нарочитой галантностью, и то, как это было сделано, снова насмешило её.
– Да, – соврала она, покосившись на него и едва сдерживаясь, чтобы не прыснуть. Власта давно уже помыла руки, но всё ещё делала вид, что мыло на пальцах не смылось, и снова и снова подставляла ладони под струю.
Он стоял, не двигаясь, но вместе с тем будто рвался ей навстречу, танцуя глазами и вздрагивая крыльями орлиного носа. Она почти физически ощущала, как что -то невидимое обволакивает её, словно желая схватить, подмять её под себя и овладеть ею.
– Вы совсэм одна приэхали? Или там с подружкой? – Снова осторожно поинтересовался он. Слова его были грубы, но в то же время они обхаживали её, как самец горлицы голубку. Ей стало ещё смешней от этих его примитивных куртуазий, но она чувствовала в этом человеке звериную мощь и чтобы не обидеть его, не рассмеялась, а только лишь слегка улыбнулась.
– Я с бабушкой и дедушкой, они старые, – соврала она, чтобы поиграть с ним.
Он что -то тихо сказал по –чеченски себе под нос.
– Что? – Вскинув быстро голову, посмотрела она него.
– Мамой клянусь, давно не видел такой красивый девушка! – Сказал на одном выдохе. Его глаза при этом полыхали, как два костра в диком лесу и ещё из глубины этих глаз бил такой непристойный родник, что, покраснев, она отвела глаза в сторону.
– Скажи, а у тебя жених есть дома? Ну, кавалэрчик?..– Тихо спросил он.
– Нет, а зачем? – Притворилась она дурочкой. Поняв, что разговор принимает непозволительный для приличной девушки оборот, она стала думать, как бы незаметно сбежать.
– Говорю: не встречал давно такой красивой дэвушки! – Повторил кавказец. – Хочешь, приходи ко мне вэчером. Сюда. Не пожалеешь. Денег дам. Тысячу! Хочешь? Нет тысячу и ещё сто! За любов! Что мало? Тыщу и триста дам! Нет, тыщу и пятьсот даже! Придёшь?
Он говорил с придыханием, ноздри его трепетали, жилы на шее вздулись. Она увидела полководца, который хочет взять её, как берут крепость. Он словно был там внизу, на коне, а она стояла и смотрела на него с каменной стены своей цитадели. Слова его, как огненные шары, бились в ворота её замка. Он таранил своим огненным желанием ворота, и она чувствовала, как толчки его страшного оружия отзываются во всём её теле упругими волнами.
Но засовы дома пока ещё были в целости, и ей было не страшно.
– Придёшь, красавица? – Коснулся он вдруг её руки.
– Да вот ещё, – высвободила она руку с деланным возмущением, и осторожно, взяв кончик висящего у него на плече полотенца, стала вытирать себе руки. Он продолжал смотреть на неё. А, она, сама не понимая почему, медлила и не уходила.
Он вдруг опять взял её за руку, на этот раз через полотенце и сделав страшные глаза, в которых были удивление, и наигранный ужас от того, что он может вот запросто потерять её, если она сейчас уйдёт и даже неподдельная мольба, забормотал:
– Если придёшь, красавица, ноги целовать тебе буду! Клянусь! Не обижу тебя! Честно расплачусь, если ты плохое думаешь. – Наседал он. – Я ласковым к тебэ буду, очень нежным. Ай -ай, какой девушка…пэрсик!
– Да что вы…-смутилась она, высвобождая опять руку и бормоча: Леонсио сватается к Мальвине, атас!..
– Шамиль! – Вдруг донесся женский крик откуда то издалека: – Шашлык горит!
– Не уходи, ай, прошу, постой здэсь минутку, – заторопился вдруг он, только шашлык переверну и вэрнусь!
Он убежал, а Власта, постояв немного, решила, что самое время смыться. На тропинке она встретилась опять с той же чеченской женщиной, которая несла уже пустой таз. Увидев Власту, она, как в первый раз, отошла в сторону, чтобы дать ей пройти по узким мосткам первой. Пока Власта шла она внимательно и с каким –то непонятным озорством смотрела на неё.
Поймав её взгляд Власта заметила, что смотрит она хотя и весело, но всё же с налётом какого –то осуждения и даже слегка презрительно, что смутило её.
Сойдя с деревянного настила, который отделял плетень от хозяйственной пристройки, она услышала сзади снова два голоса, женский, а потом мужской и по фирменному "ай!" догадалась, что он принадлежит тому чеченцу, который обхаживал её. Она засмеялась, и не оборачиваться больше побежала к столу, где сидели отец с матерью.
– Посмотрела овечек? – Спросила Грася, когда дочь вернулась.
– Да они какие –то неинтересные! – Махнула дочь рукой. – Как шашлык?
– Ничего, -сказал отец. – Немного пересушили. У нас в Армении шашлык не в пример лучше делают.
– Началась лекция о шашлыке, – не переставая жевать, закивала мать, от чего Власта сразу залилась смехом. Она обожала, когда её предки пикировались. Хотя бы в этот момент они её не доставали своими лекциями! А смотреть на них Власта могла до бесконечности. Забавно, что они даже не понимали, какими смешными оба предстают перед ней в это момент. Может, из –за того, что родители не видели себя со стороны, им было обоим совсем не до смеха, когда они общались, наоборот, они старались быть серьёзными, оба такие разные, полька и армянин, а она прямо-таки покатывалась, наблюдая за ними!
– Ну, скажи, где делают лучший в мире шашлык! – Косясь недовольно на смеющуюся дочь, продолжала иронизировать Гразина, посмотрев на мужа.
– А что разве нет? – Отец макнул кусок мяса в соус и отправил себе в рот. Вот поедем в Ереван, я вам покажу один ресторан, где наш фирменный кололак армянский делают. Это такой деликатес!..
– Кололак твой – обычные тефтели, – не отрываясь от кусочка мяса, который она обкусывала со всех сторон, остудила его кавказский пыл жена.
– Грася, как можно сравнивать кололак с тефтелями? – Немедленно возмутился отец, бросив на стол салфетку, которой вытирал губы. – Тефтели это у вас в столовой рядом с аптекой продают! Туда всё что нельзя и что можно крутят. А кололак —это произведение искусства!..Кололак знаешь, как делают? Берут отборную телятину…
– И молотком по ней лупят изо всех сил, как будто мясорубки нет. Dzikosc…– кивнула мать.
– Почему «лупят»? – Замерев над блюдом из которого собирался выбрать кусочек посочней, уставился он на жену, выпучив свои синие армянские глаза он. -Это в Польше наверно коровы такие жёсткие, что их только мясорубка и поправит! А в Армении телятина нежная. Её у нас лишь слегка отбивают, чтобы она стала чуточку нежной – и всё! Ну, хорошо, пусть кололак – это тефтели. А шашлык? Разве это шашлык? – Он пошевелил мясо на тарелке. – Замариновали мясо, сожгли его— и всё! А у нас? Каждый кусочек отборный, кинза, базилик, чеснок, добавят, коньяком приправят, соком граната польют. Потом кушаешь, -м-м -м…
Он закрыл глаза, представляя, как ест армянский шашлык.
– Как будто без базилика и кинзы нельзя сделать барбекю! – Обрубила его жена, обмакивая при этом кусок в кетчуп и, со стоном удовольствия, отправляя его в рот. – Такое же мясо на углях!
Что?! – Чуть не задохнулся от возмущения отец, вызвав этим у дочери новый приступ смеха. – Как ты можешь сравнивать какое –то там барбекю это с настоящим шашлыком?
От возмущения его глаза, казалось, сейчас выкатятся на стол. В горле его что -то клокотало, и если б он так часто сглатывал, наверняка бы подавился слюной.
– Давай, ещё спляши нам армянский танец на столе, порадуй всех, -решила подлить масла в огонь мать, оглядываясь театрально по сторонам.
– Хочешь, расскажу, как это сделано. Это даже не баран! –Не обратил внимание на колкость жены отец.
– А кто? – Перестав жевать, с испуганным видом уставилась на тарелку с мясом жена, заставив Власту стукнуться лбом об стол в новом приступе смеха. Ещё бы чуть-чуть и она бы со стула на землю и зашлась бы уже под столом смехом, так её развеселила эта беседа. Не обращая внимания на поведение дочери и лишь искоса осуждающе бросая на неё косые взгляды, словно так осуждая её за это, Гразина всё так же смотрела на мужа, ожидая объяснений:
– Это наверно сайгак. – Серьёзно сказал муж, показав на мясо. – Потому что жёсткий очень. Настоящее мясо для шашлыка знаешь, как выбирается?
– Как, пап? –Спросила Власта, отрывая голову от стола. Потрогав свой живот ладонью и качнув головой, она взяла вилку и стала искать на общем блюде кусочек сайгачины повкуснее.
– Сейчас расскажу, – положив себе тоже в тарелку с общего блюда несколько кусков, сказал отец:
– Значит, смотри, берётся армянский баран…
– Пошёл теперь в стадо, – проворчала мать под новый приступ заливистого смеха дочери. – Завёл любимую шарманку!
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
Влад Иванов, известный журналист одного из федеральных каналов, сидел в машине и ждал любовницу. С любовницей он познакомился в фитнес клубе. Звали её Власта. Фамилия её была Маркарян. Он думал: какими же причудливыми изгибами должна течь река судьбы, чтобы человек получил такие имя и фамилию? Потом он узнал, что мать у неё была полькой, а отец армянином. Что родители встретились очень давно в Абакане, где служил отец, а мать в то время была в гостях у своей тётки, тоже польки по национальности. Отец её, армянин, возращался из увольнения часть. Увидев белокурую девушку, прекрасную, как Сильфида, стоящую возле кинотеатра в ожидании сеанса, он остановился и застыл, как вкопаный. Это была любовь с первого взгляда. Влад только не спросил: в кино –то её мамаша тогда попала или нет?
Власта давно опаздывала. Влад посмотрел на часы и принялся мечтать дальше. Что остаётся делать женатому мужчине, если любовница задерживается?
Странно, они познакомились с ней лишь недавно, а он её уже ревновал. Власта была красивой, даже чересчур. В ней в самом деле было что –то от польской знати, какой её показывают в фильмах о Смутном времени. Гладкий точёный, какой –то восковой профиль с копной черных, как антрацит, волос. Её миндалевидные глаза, когда она смотрела на него, волновали его сердце. Изумительный рисунок губ притягивал взгляд. Он всегда, до неприличия, хотел её.
Но связать свою судьбу с ней навсегда –нет, об этом он даже не думал. Во –первых, он был женат. Во –вторых, он знал, что у Власты есть гражданский муж, офицер милиции, которого она ласково называла Митя. На Митю, если честно, ему было плевать. Не что он совсем его не боялся. Просто было что –то ужасно немужское и унизительное в том, чтобы бояться сожителя женщины, которая тебе нравится.
Влад только не понимал, почему, имея полковника, Власта хочет быть с ним, а не с Митей. И почему полковник, имея все возможности, его не ищет? Хотя у Мити, по словам Власты, по –мужской части была проблема: он якобы имел травму в паху после войны в Чечне. Может, всё из –за этого. Митя по словам Власты, как мужчина, её не удовлетворял, потому что делал всё как –то без энтузиазма и немного вяло. А он, то есть Влад, по словам Власты, всё делал, как нужно.
Это немного радовало. Но вместе с тем он понимал, что Власта слишком избалована, и что, привыкшая к деньгам своего прежнего мужа -бизнесмена, она едва ли удовлетворится тем, что он ей может предложить. Вообще-то в глубине души он хотел бросить журналистику и заняться писательским делом. Поэтому ему нужна была женщина, которая бы его содеражла. На худой конец согласилась бы терпеть его беденежье. Но кто на это согласится?
А Власта будет терпеть. Это он почему –то знал. Просто чувствовал. Власта закончила Иняз в Абакане, что, между прочим, тоже кое о чём говорило. Конечно, Иняз в Сибири, это не московский, тут на её диплом некоторые поглядывали с подозрением, но всё –таки. Переводчики в столице всегда требовались.
Но как быть с тем, что она долгое время была замужем за самым богатым человеком на Алтае, за этим своим Германом Хёгертом? И, кстати, он был у неё даже не первым, по-моему, а уже вторым мужем. То, что биография у этой женщины не в одну строчку, это ещё пол -беды. Но как быть с тем, что она привыкла тратить направо и налево без счёта, выполняя свои прихоти? Задумаешься тут.
Нет, нет, с такой не стоит связываться. По некоторым её отдельным высказываниям, он понял, что Власта женщина в душе властная и где -то даже жесткая, могущая сделать мужчине больно безо всякой причины и всегда добивающаяся своей цели. Но вот, что было удивительным. При всех её недостатках реальных и выдуманных, он хотел её, желал владеть не только её телом, но и мыслями, хотел быть с ней рядом и ничего с этим не мог поделать.
