Воин Света из Старого Оскола

Комната Светы никогда не погружалась в полную темноту. На потолке, сколько она себя помнила, фосфоресцировали звёзды, причём выстроенные в правильные созвездия Малой Медведицы и Южного Креста. Полярная звезда была самой большой. Когда Света была маленькой, она любила на день рождения загадывать желание не на свечи на торте, а на Полярную звезду. То ли она где-то слышала это выражение, то ли придумала его сама, но «Полярная Звезда следила за нашим миром». С другой стороны Земли, эту функцию выполнял Южный Крест. Иногда приходило на ум выражение «мир Полярной звезды». До шести лет Света представляла себе, что вокруг Альфы Малой Медведицы вращается девять планет, как и в Солнечной системе (Плутон тогда считался планетой). В нашей системе лишь одна из девяти планет была населена. В системе Альфы Малой Медведицы, в воображении Светы, населены были восемь планет. На всех жили красивые бессмертные люди, и каждый владел магией. Одна планета состояла из железа, другая – из золота. На железной планете жили изобретатели, а на золотой – цари.

Светлана была уже взрослый, чтобы мечтать, но никто не мог ей запретить фантазировать. И, погружаясь в приятный глубокий сон, она поднималась к потолку и парила среди звёзд.

…А пока Света засыпала, творился параллельный процесс. Тянулись ниточки-истории о юной беглянке, которой зачем-то понадобилось ехать в Новосибирск. Одна ниточка шла от мамы, что обратилась в милицию и рассказала соседке из квартиры напротив. Другая – от пенсионерки, что видела дочь Валентины во дворе. Третья – от парочки, четвёртая – от водителя автобуса, пятая – от кассирши. И ещё три от милиционеров, что задержали Свету на вокзале, и старлея. Все эти ниточки теперь начинали искать собственный путь, чтобы соединиться в узел, который изменит Светину жизнь.

Глава 2

Симагина – женщина лет сорока, полноватая крашеная блондинка – вышла на сцену под ритмичную позитивную музыку. Её небесно-голубое платье искрилось в ярком освещении. С полминуты она улыбалась под синхронные хлопки, пока музыка не затихла.

– Дорогие, мои, любимые, приветствую вас! Вы все счастливчики, потому сегодня Космос вам благоволит. Сегодня, в шесть утра, я получила сигнал. Высшие силы передали мне, что всё будет хорошо!

Снова музыка. Люди встали и начали радостно хлопать с новой силой. По команде Симагиной, все прекратили и разом опустились на деревянные стулья.

– Сегодняшнее собрание я хотела бы начать, по традиции, с поздравлений.

Мужчины и женщины, как правило, старше сорока нет, замерли, внимая каждому слову.

– Следующие наши собратья показали превосходные результаты. Михайлова Лидия Петровна достигла уровня Белого Бриллианта, – аплодисменты. – Кравченко Андрей Аркадьевич достиг уровня Синего Бриллианта, – новая порция аплодисментов.

Всего имён было не меньше тридцати. Каждый награждаемый новым уровнем, чуть не краснея от смущения, вставал и кланялся присутствующим.

– Дорогие мои, любимые, – обратилась Симагина к остальным, когда поздравления закончились. – Те, кто на прошлой церемонии не смогли добиться столь высоких результатов. У вас ещё всё впереди! Всё получится. Надо только верить в себя! Верить и не бояться. Вы умеете привлекать богатство и счастье. Надо просто открыть свой Космический Канал. Звёзды благоволят нам всем!

Торжественную речь прервал стук в дверь.

– Да-да? – Симагина недовольно скривилась.

– Извините, – из-за двери показалась коротко стриженная голова. – Мне бы Лидию Петровну.

– Молодой человек, у нас очень важное космическое собрание. Не могли бы вы зайти попозже?

– Это всего на минутку. Мам? Можно тебя?

Лидия встала, извинилась и начала пробираться из середины зала к выходу.

– Так, Володя! – Лидия сложила руки на груди. – Я просила тебя.

– Мам, папа звонил. Он так не может, понимаешь?! – Володя говорил негромко, но дверь закрывать не стал. – Я так больше не могу. Он тоже.

– Что он сказал?

– Он не вышлет деньги.

– Как это не вышлет?!

– Мама, хватит! Я трачу почти всю свою зарплату на эту херню, папа каждый месяц высылает половину… ему это надоело! Вахта, знаешь ли, не сахар!

– Вы оба – эгоисты! Чурбаны!

– Сколько ты денег уже вбухала сюда?

– Духовное богатство не измеряется материальными ценностями.

– Сестра Лидия, – в коридор выглянул один из собратьев. – У вас речь.

– Мама, выбирай. Или мы с отцом, или они!

Лидия посмотрела на собрата, потом на сына.

– Сестра Лидия, вы вчера показали лучший результат, вы должны поделиться…

Больше не нужно было говорить ни слова. Плюнув, Володя развернулся и пошёл прочь, метровыми шагами.

Пузырьки воздуха поднимались и лопались на поверхности. Мокрыми пальцами, Света нажала на кнопку секундомера. Минута семь. Личный рекорд.

Раздался приглушённый стук из реальности, вернувший Свету в узкую тёплую ванну из ледяных глубин Баренцева моря.

– Дочь, ты там надолго? Маме надо помыться.

Света вынырнула, отдышалась, смахнула воду с лица.

– Минута семь! В смысле… минутку, – она вылезла, вытерлась и накинула полотенце. Спустила воду в ванной. Снова поглядела на секундомер. «Так мало!».

Насколько задерживают дыхание моряки? Могло ли ему хватить времени, чтобы подняться на сто восемь метров? Опомнившись, Света покинула ванную.

На несколько дней её комната стала похожа на комнату параноика. Света забыла об уроках. Теперь её интересовала только одна тема – подлодки. На стене висел большой лист бумаги, сделанный из нескольких листов А4, склеенных скотчем и разлинованных в клетку. К этому листу, булавками, Света прикрепила три подводных лодки, вырезанных из бумаги: «Курск», «Мемфис» и «Толедо». «Курск» она закрасила синим, «Мемфис» – красным, а «Толедо» – жёлтым. В её браузере было открыто полтора десятка вкладок на темы, связанные с катастрофами подводных лодок. На столе лежало три раскрытых тетради. Света посмотрела несколько документальных фильмов и даже один художественный. Пересмотрела под сотню записей выпусков новостей. Её интересовала не столько политическая сторона – какая торпеда подорвала «Курск»: американская или своя – сколько вопрос, мог ли с тонущей подлодки спастись человек.

К одиннадцати вечера, портфель был даже не разобран. Света сидела в наушниках за компьютером, глядя очередной документальный фильм о подлодках. Потирая сонные глаза, она записывала в тетрадку детали, которые считала важными. Последние слова уже вылезали из строки и были неразборчивы. Света клюнула носом, и ручка выпала из её пальцев. Наклонившись поднять, она заметила мамины ноги.

Сняв наушники и поставив на паузу, она развернулась в кресле.

– Светик… может, тебе со специалистом поговорить? А то вчера побег. Сегодня это, – Валентина кивнула в сторону «карты событий», висевшей на стене. Вздохнула. – Опять у тебя этот «Курск».

– Извини? Что значит «у тебя»? – она положила наушники на стол и подошла к матери. – Ты бы не хотела знать прав…

– Да какую правду?! Опять, Света, ну, опять! Давай присядем, – обе сели на кровать. – У тебя это не в первый раз. Я начинаю беспокоиться.

– Что не в первый раз?

– «Курск»! Твой папа умер пятнадцатого августа. Не двенадцатого! Не подводником он был, а продавал шины в магазине. Ты тогда новости увидела и заплакала, а потом, когда папы не стало, у тебя в голове и сложилась картинка. Ну? Мы уже говорили на эту тему.

– Подожди, подожди, – голова закружилась. Мама говорила будто не с ней, да и вообще, была ли это мама?

– Не так быстро, а то кессонная болезнь будет.

– Какая кессонная болезнь?! Ты совсем уже чокнулась! Тебе точно к доктору надо. Никогда твого папы на «Курске» не было!

Мама вдруг стала врагом. Нет, Света не хотела в это верить. Она отлично помнила, как мама, несколько вечеров подряд, возвращалась домой в таком состоянии, будто пришло одно её тело, пока душа где-то блуждала в поисках ответов.

«Опять ничего не нашли! Нет его списках, и всё».

Несколько лет назад она была решительной женщиной, готовой ехать даже в Мурманск и пешком дойти до Кремля. Она ездила в Видяево – порт приписки – но и там ничего не добилась. Александра Георгиевича Калинина – такого, каким его знала его дочь – никогда не существовало. Так ей говорили все, с кем она спорила. Всех этих людей, которые, с пеной у рта, повторяли одно и тоже, Света считала слабыми, «тухлыми». И вот теперь мама стала одной из них?

«Нет, не верю».

Что-то произошло в её памяти. Будто заменили. Изъяли одного человека и вставили другого – фальшивку. Был некий Александр Калинин, но не тот! Не отец. Девочка помнила его могилу – родился в тысяча девятьсот семьдесят втором, умер пятнадцатого августа двухтысячного. Погиб на перекрёстке, в пьяном виде проезжая на красный. У этого мужчины были совсем другие черты лица, другой взгляд – пустой, тухлый.

…«Нон-фикс». Рыжая девушка с двумя хвостиками щёлкнула пальцами и посмотрела на парня в тёмных очках. Веснушчатая, лет восемнадцати. Прямо здесь, в этой комнате. Этот щелчок. И это слово. То ли «нон-фикс», то «мон фис», то ли «ноль иск», «мон писк»…

Уже с минуту в висках пищало, и мама трясла за плечи Свету, лежащую на ковре.

– Жить будет, – сказал мужчина в белом халате. – Когда в последний раз ели?

– Да вот недавно, два часа назад ужинала. Она у меня вообще мало ест. И вот это всё, – Валентина обвела взглядом комнату. – Может, посоветуете специалиста? Хорошего психолога. Я уже не знаю, к кому обращаться! Навязчивая идея.

– Ну, я всего лишь участковый. Моё дело, как говорится, только тело, а мозги… поищите в Интернете, по объявлениям.

– Спасибо, – Валентина поднялась, поправила причёску. – Знаете, как тяжело одной да одной.

– Понимаю, – доктор помог Свете подняться с пола, чтобы лечь на диван. Сунул под нос нашатырь. – Как твоя головка? Ничего? Полежи немного, а через пять минут давление померяем.

Доктор почти не говорил со Светой, как будто она была растением или домашним животным. Уходил он торопясь. На пороге, только и сказал:

– Кормите девочку получше! И приходите на обследование.

– Непременно! – лицо Валентины сияло, когда она закрывала дверь.

Света глядела на происходящее будто на фильм. Её до сих пор шатало. Тело было чужим, а сама она – крохотным человечком, сидящим у этого тела в голове и управляющим с помощью кнопок и рычагов. Это не реально. Не с ней. Эти взрослые люди – пустышки, суррогаты – кто они?

«Кормите девочку получше». Да-да, кормите. Только не вашими сказками.

Света в один прыжок подлетела к двери, выскочила в коридор, помчалась по лестнице, едва не сбив доктора с ног.

– Там дождь! – услышала она из-за спины, выбегая из подъезда.

Участковый не соврал – дождь лил как из ведра. Взрослые, в том числе и доктор, шли с зонтами. У Светы не было ничего, даже обуви. Как была в носках, она бросилась мимо домов, прочь со двора, в сторону школы.

«Должно же быть хоть что-нибудь!»

На неё оглядывались, она не обращала внимания. Из окон тёплых сухих квартир её видели, бегущей по улице без зонта, без ботинок, она об этом не думала. Добежав до школы, Света остановилась у главного входа. Она помнила, что именно здесь должна была быть мемориальная табличка.

Отдышалась. Подошла поближе. Потрогала стену. Ремонта не было лет восемь, если не больше. Стена старая, где-то кирпичи сколоты, штукатурка осыпалась. Никакой таблички не было и в помине. Даже креплений, даже гвоздей.

«Но его лицо, его бескозырка, его глаза!»

Ничего. Ни следа, ни намёка. Света, по кустам, обошла здание вокруг. Чуть не поранившись, перелезла через забор. Носки можно было выжимать, Света сбросила их, чтобы не мешались. Каждый камушек теперь колол ступни.

«Где же?!»

Ни на одной стене, ни на одной двери, ни на одном столбе. Лицо голубоглазого моряка исчезло из окружающей реальности насовсем, оставшись только в её памяти.

Света легла на траву спортивной площадки. Раскинула руки и ноги, позволив дождю бить себя мокрыми кнутами сколько угодно.

«Если это поможет добраться до правды…»

Ливень был похож на холодные воды Баренцева моря. Не вода падала с неба – Света медленно всплывала на поверхность. Тёмные воды лжи стояли перед нею плотной стеной и не желали расходиться. Света дышала тяжело, вся одежда была пропитана грязью и сентябрьским дождём, но было в этом и что-то приятное: голова теперь не кружилась. Мысли собирались воедино. Яростно поливая землю, тучи отдавали последнее, чтобы поскорее разойтись. Уже через несколько минут, они выжали себя досуха, и далеко в вышине показался кусочек неба. На нём искрилась Альфа Малой Медведицы. Полярная звезда.

Мужчины и женщины от сорока лет ходили от одного стола к другому, рассматривая драгоценности и каталоги. Последние представляли собой папки с подшитыми в них чёрно-белыми распечатками. На каждом листе было от от пяти до семи фотографий камней с подробным описанием каждого. Например, «Небесный лотос. Крайне редкий экземпляр. Заряжен энергией буддийских монахов северного Тибета. Уровень: двадцатый. Цена: триста тысяч рублей». Остальные камни стоили не так дорого: от двадцати тысяч – за низкие уровни – до ста пятидесяти.

– Что-то присмотрели? – тихо, чтобы не отвлекать остальных, спросила Симагина женщину лет шестидесяти.

– Уж больно дорого, дочка.

– А что поделать, милая моя? Камни заряжаются не у нас. Какие в Тибете, какие приходится с Бали везти. Есть даже камень с плато Наска. Хотите, покажу?

– Нет, нет, упаси Боже! А есть чего подешевле?

– Дорогая моя, Екатерина Петровна, вы себя слышите? Вы ведь не на базаре. Что значит подешевле? Вы так никогда уровень не получите. Вы ведь, извините, не монах-отшельник, энергию через себя круглые сутки не качаете, в верховные джаны входить не умеете. Это они способны без камней, а мы, простые смертные, увы! Мы без них как без крыльев. Представьте, вас за ручку ведут в сокровищницу, где валяются под ногами тонны золота. Что вы с собой возьмёте: сумочку маленькую? Чемодан? Или тележку покрупнее? А ещё лучше КамАЗ! Вот ваша подруга уже КамАЗ выбирает. Серафима Аркадьевна, подойдите-ка, на минутку. Оба, с братом. Помогите Екатерине Петровне с выбором.

В зал, между тем, вошла молодая девушка в короткой джинсовой юбке. Ни на кого не глядя, она быстрым шагом ловко обогнула двоих пенсионеров и подошла к Симагиной.

– Дочь Александра Калинина, – сказала она твёрдо и сухо.

– Не здесь, – та кивнула в сторону отдельного кабинета. – Братья и сёстры, я вас ненадолго покину, продолжайте выбирать!

Симагина закрыла за собой на ключ.

– Опять нон-фикс?

– Читала пятерых, всё сходится. Четыре дня назад она пыталась уехать в Новосибирск. А вчера и вовсе учудила – в одних носках добежала до школы и лежала под дождём на футбольной площадке.

– Нон-фикс?

– Только бы не он! Саму прочитать не успела. Только свидетелей. Водитель автобуса только жене говорил. Он считает её тринадцатилетней хамкой. В милиции про неё уже не помнят. Там и фиксить ничего не пришлось.

– Ох, смотри у меня! Передавить тоже нельзя. И недодавить опасно. Собери полную картину. Если это не нон-фикс, можем накосячить.

– А если он?

– Там посмотрим. Главное, чтобы с нашей стороны было всё чисто. Бедная девочка! Если это помешательство по нашей вине, ты знаешь, что будет. Я пока не буду сообщать Маргарите, она, не дай Боже, наверх поднимет, заставит всё переделывать.

– Да нормально всё будет.

– Слушай, ты покрасилась? Тебе медно-рыжий идёт.

– Да нет, всегда такие были, – девушка поправила хвостик.

Седьмой «Б» иногда называли «Домом два», причём не только ученики, но и некоторые учителя. Клубок отношений в этом классе никогда не распутывался, и с каждым годом затягивался туже. Свете суждено было выживать в этом клубке. До сегодняшнего дня ей относительно везло – над ней почти не издевались, так как Света умела находить общий язык со всеми. Куда больше доставалось некрасивым тихоням. Однако теперь внимание трёх самых отъявленных хулиганок переключилось на неё. Самым обидным было то, что одной из этих хулиганок была её бывшая подруга. Настя. С первого по третий классы, Настю дразнили из-за высокого роста. Тогда она подружилась со Светой, и та убедила Настю, что рост – не проблема. Он – преимущество. Самые красивые люди – высокие. Настя не просто начала по-новому смотреть на себя, она возгордилась, да так, будто не она была обязана Калининой, а Калинина – эта «белая мышь» – ютилась в её тени. Потом Настя перешла в группу хулиганок и встала под началом Юли – первой красавицы. Насте нравился тот же мальчик, что и Юле, через новую подругу она надеялась его заполучить. Сколько Света ни пыталась убедить Настю – отбив у Юли Игоря она не укрепит дружбу с Юлей, а, напротив, разобьёт в пух и прах, слова отскакивали, как вода от брезента. Настя воду не любила – ей больше стал по нраву огненный характер Юли.

Одноклассницы устроили Свете западную – приготовили ведро с водой, и не просто водой, а грязной, украденной у технички после того, как та помыла пол. Класс вёл себя как обычно, будто никто ни о чём не знал. Многие приготовили мобильные телефоны с камерами. От такого зрелища отказался бы не каждый.

Свету окатили с ног до головы. Хохот зазвенел на весь класс, и девчачий, и мальчишеский.

– Как тебе дождик? – добавила Юля. – Тебе ведь нравится лежать под дождём!

Это было далеко за гранью. Та ночь, тот ливень – это было слишком личное. Света готова была наброситься на Юлю, расцарапать ей лицо, но та уже подготовила путь к отступлению. Бегала она быстро. Если погнаться, это будет ещё одно зрелище на потеху публике. Нет уж. Хватит зрелищ.

Света молча сжала кулаки, развернулась и пошла домой. В коридоре, она встретила учительницу.

– Калинина, ты почему не в классе?

– Отстаньте все от меня!

«Почему не в классе? А не интересно, почему я мокрая?»

Только дома, она позволила себе разрыдаться. Хотелось надеяться, что в последний раз в жизни.

Часа полтора Света отмокала в ванной. Слушала «Клюкв». Делала всё, чтобы заполнить радостью блаженные минуты, когда никто не стучит, не обзывает, не льёт на тебя помои, не требует, чтобы ты была в классе или делала уроки.

«Если ты ненавидишь, значит тебя победили. Так, кажется, говорил Конфуций?»

Стоило ли ненавидеть Юлю? По сравнению с Георгиной, она была никто. Красивая пустышка. Юля не несла обществу никакой пользы. Ничем не отличалась. Фанатка «Зачарованных»? И что?

«А если бы я сама была зачарованной? Ведьмой. Она боялась бы меня? Уважала?»

Мысли опять возвращались в Новосибирск.

«А как поступила бы на моём месте Георгина? Она сильная. Ничего не боится. Может дать отпор. Значит, я сама должна быть сильной. А ещё Георгина умная, раз ей удалось найти папу».

Конечно, приятное одиночество не могли не прервать. Опять мама. Сейчас начнётся: «Почему не в школе?», «Что случилось?» и так далее. Промелькнула мысль утопиться, чтобы это всё закончилось.

– Там подружка к тебе пришла. Говорит, хочет извиниться.

«Неужто Настя?»

Света не торопилась одеваться, да и выходить раньше времени. В прихожей действительно стояла Настя. Хотелось спросить маму, зачем та её впустила. Только завидев подругу, Настя тут же начала:

– Свет, извини, пожалуйста! Мы же не думали, что ты так обидишься. Просто мы хотели дружески подшутить.

«Ага. Обидишься. Дружески. Наверняка, классуха вашу троицу нахлобучила и заставила извиниться».

– Мы, правда, не хотели, не думали, что ты домой убежишь.

В её словах так и слышалось: «Не мы виноваты, что ты такая истеричка».

– Знаешь, что, – Света хотела уже позволить себе потерять самоконтроль, накричать на «лучшую подругу», но та не дала сказать ни слова.

Чуть не задев подругу плечом, не спрашивая разрешения Валентины, Настя пробежала в Светину комнату. Раскрыв рот, она оглядела стены и уставилась на «карту событий».

– Да ты в натуре чокнутая.

– Настя, что ты тут делаешь?! – Света не любила свой голос, когда нервничала – он переходил на визг. Хозяйка комнаты, в которую вломились так бесцеремонно, сделала несколько глубоких вдохов.

– Это что, всё ты сделала? – Настя заглянула в тетрадь. – «Гибель АПЛ „Курск“. Двенадцатое восьмое двухтысячного». Так вот оно к чему всё.

– Выметайся из моей комнаты! Или ты думаешь, что можешь меня унижать? Оскорблять? Да, вам было весело, когда вы облили меня помоями на глазах у всего класса.

– Да ты всё не так поняла!

– Дай я договорю. Ты помнишь, какой ты была в третьем классе? Тебя называли дылдой!

– К чему это ты? – Настя снизила тон, поёжилась.

«Отлично, значит работает».

– А к тому, что, если бы не я, ты бы так и не зауважала себя. Понимаешь?! Ты – предательница, Настя! Так что пошла вон из моей комнаты. И больше не возвращайся. Иди к своей Юле!

– Ты сама на себя посмотри! Кто с кем начал дружить…

– Не перебивай! Это моя комната. И я в ней хозяйка. А ты – гостья. Так что послушай меня.

– Девочки! – попыталась вмешаться мама, но Света захлопнула дверь.

– Я дала тебе подарок – самоуверенность. Но ты оказалась его недостойна, – Света поражалась тому, как твёрдо и низко звучал её обычно звонкий голос. Так могла говорить Георгина. – Теперь я забираю этот подарок. Ты его недостойна. Проваливай, дылда! Шпала! Переросток! Жирафина!

– Света, что ты такое несёшь?! – на глазах Насти уже проступали слёзы. Бывшая подруга краснела, её речь сбивалась. Настя попятилась назад, нашарила за собой ручку двери.

– Дылда! Шпала! Переросток! Дылда! Шпала! Переросток!

По лестнице Настя бежала так быстро, словно покидала горящий дом. Минуту назад её мир перевернулся. Вода загорелась, а само время потекло вспять. Выскочив из подъезда, она едва не запнулась на крыльце.

– Стоп, – Настю поймала за плечо рыжая девушка с двумя хвостиками. Приложила пальцы к её вискам. Подержала несколько секунд. – А теперь иди. Цхосн.

Глядя в открытую дверь из прихожей, Света не могла поверить, что бывшую подругу прогнала именно она. Развернувшись, она бросилась в объятия матери.

– Мамочка, пожалуйста! Я не хочу возвращаться в школу. Прошу тебя, сделай всё, чтобы я туда не ходила. Я буду учиться дома! Я снова буду учиться на пятёрки. Только не отправляй меня туда!

– Тихо, тихо, тихо, – Валентина погладила дочь по спине, поцеловала в темечко. – Может, ты и правильно поступила. Но в чём-то и Настя права? – дальше мама говорила шёпотом, и от этого становилось жутко. – Это твоя навязчивая идея всё портит. Она просто нелепая, понимаешь? That’s ridiculous.

Иногда Валентина прибегала к этому приёму, когда Света была маленькой и капризничала – использовала английские слова. На долю секунды это вводило девочку в ступор, а затем она начинала подбирать у себя в голове значение незнакомого слова. Это отвлекало её от собственных капризов. Но сейчас это не сработало. Света внимательно посмотрела на мать снизу вверх.

– it’s not ridiculous, mother. It’s true. You are ridiculous.

«Это не смешно, мама. Это правда. Ты – смешная».

«Дорогая Георгина! Вчера я поссорилась с мамой. Я просила её поговорить с директором, попросить, чтобы я не ходила в школу, в конце концов придумать, что я заболела. Мама не пошла мне навстречу. Сказала, я должна учиться, начало года и бла-бла-бла. Иногда мне кажется, что меня никто не понимает – только ты.

Сегодня я в школу не пошла. Прогуляла. Пишу эти строки, сидя под мостом. Тут жуткий запах и очень шумно от машин. Зато вдалеке плавают утки. Свободные существа. Хотела бы я быть уткой!

Они думают, тебя не существует. И папы не существует. Иногда мне кажется, я живу в мире лжи. А иногда кажется, что кажется. Ложь сгущается вокруг меня».

Света почесала за ухом, поправила уносимый ветром листок бумаги, который прижимала к портфелю.

«Я совсем одна. Даже ты, наверное, не сможешь мне помочь, так что, я пишу это, скорее, для себя».

Она встала, размялась. Огляделась. День был солнечный, приятный. Почему школьников лишают этих чудесных дней бабьего лета, заставляя сидеть в душных помещениях? Свете казалось, она украла этот день, это полуденное солнце, речку и даже беззаботных уток. Подобрав камушек, она бросила его в воду.

«А как бы поступила Георгина?»

Ответ пришёл тут же. Напрямую из космоса.

«Если что-то выглядит как утка, крякает как утка и плавает как утка, значит это утка и есть».

Света подняла и отряхнула портфель. Скомкала письмо, бросила на берег. Начала подниматься по крутому склону. Вернулась, подобрала бумажку и выбралась наверх, чтобы бросить её в урну.

В школу Светлана успела точно к последнему уроку. Извинилась и заняла своё место, как ни в чём не бывало.

После урока пришлось зайти к директору. Света понимала, что это неизбежно и заранее приготовила ответы на вопросы.

«Да, погорячилась. Да, у меня было временное помешательство, но теперь это в прошлом. Я готова исправиться».

Труднее всего было бы признаться, что она не верит в Александра Калинина. Вернее, в Александра-моряка с мемориальный таблички. Но ради своего плана, Света готова была пойти даже на такое. Убедить всех, что она нормальная, что ничего не изменилось, и всё идёт своим чередом, означало бы отвести беду и от папы, и от Георгины, и от себя.

Труднее всего оказалось убедить маму. В доказательство, Светлана даже собрала тетрадки, в которых собирала факты о подлодках, вместе с «картой событий», и вынесла их на помойку. Если уж играть утку, то играть до конца. Несколько дней подряд, Света изображала обычные для себя лёгкость, усидчивость, мягкость и вежливость. Это были одни из самых тяжёлых дней. Натянуть на себя маску. Быть как все. Быть Кларком Кентом, когда внутри тебя Супермен и кому-то нужна помощь.

В субботу, Валентина с дочерью съездили на кладбище. Поправили оградку, прибрали на могиле, помянули «отца». В мужчине, что глядел на неё с памятника пустыми глазами, Света честно пыталась увидеть настоящего папу. Но никак не видела.

Уходя с кладбища, она оглянулась.

– Света, ты чего, – испугалась Валентина. – Плохая примета. Плюнь через левое плечо.

На дорогу плевать она не стала, только сделала вид.

«Ох, уж эти взрослые с их приметами! И они говорят, это я верю в сказки».

Вот уже вторую неделю Света играла роль обычной девочки. Гуляла с подружками по городу, обсуждала мальчиков и сериалы, делала уроки, у доски отвечала на «пять». Она уже сама готова была поверить во всеобщую ложь.

«Если я выгляжу нормальной, говорю как нормальная, веду себя как нормальная, значит я нормальная и есть. Мой папа торговал шинами и разбился на перекрёстке. Я иду на поправку. Всё хорошо!»

Миновала ещё неделя. Синоптики обещали последний день бабьего лета. Девочка-утка гуляла по центру одна. Был субботний полдень, обычный жаркий день. Листья ковром пестрели под ногами. И всё было бы донельзя нормально, если бы не рыжая девушка с двумя хвостиками.

Рыжая гуляла. Просто гуляла, не выполняя никакого задания. Лизала мороженое. Идя навстречу Светлане, она остановилась, поймав на себе взгляд. Цепкий. Пристальный. Серые глаза раскрылись так, будто Света глядела на привидение. Рыжая развернулась и поспешно зашагала в противоположную сторону. Этим она сделала хуже – привлекла внимание.

«Нон пикс? Ноль иск? Твин Пикс? – лихорадочно перебирал варианты Светин мозг. – Я видела тебя. Видела, видела, видела!»

Обычная девушка, ничем не примечательная, даже не слишком симпатичная. Рыжие волосы бывали у многих. Инфантильные два хвостика никак не портили вид – рыжей наверняка было не больше двадцати. Но её щелчок, и это странное слово…

– Нон-фикс! – громко произнесла она, глядя прямо на рыжую. Это было в парке, где рыжая не успела скрыться. – Что это значит?

– Это ты, – ответила рыжая и бросилась бегом.

У Светы была четвёрка по физкультуре, но бегала она хорошо. Таинственная рыжая покинула парк, выскочила на улице и повернула направо, чтобы влиться в поток людей. Свете казалось, она едва не наступает рыжей на пятки, и почти догнала. Та бросилась налево, в тупик. Видимо, плохо знала город.

«Вот ты и попалась».

Но в тупике не было никого. Только несколько мятых пластиковых пакетов, граффити на стене, бутылки и бычки. В слепой надежде, что рыжая обладает способностью человека-паука, Света глянула наверх. Но там была только бетонная стена, а ещё выше – бледное небо с лениво зависшими облаками.

«Неужто она умеет летать».

Ей не могло показаться. Рыжая была реальна. Реальнее, чем всё вокруг. И эта рыжая точно была в её комнате, когда щёлкнула пальцами и произнесла «нон-фикс». Ещё одна загадка. Правда, теперь у загадки появился ключ. «Это ты». Что бы эти слова ни значили, Света чувствовала – скоро она это поймёт.

Нужно было делать уроки, но какие могли быть уроки, когда все мысли занимала девушка из видений и снов? Это был уже третий раз, когда Света видела рыжую с хвостиками и парня в тёмных очках. В последний раз это произошло, когда она упала в обморок. Значит…

Дерзкая мысль пришла на ум. Свете пришлось несколько раз отогнать её, но к полуночи идея лишь укоренилась.

«А что если попробовать?»

Ради ответов на вопросы, можно было зайти очень далеко. Света убедилась, что мама спит. Вернулась в комнату, взяла карандаш. Заточен достаточно остро. Широко раскрыв ладонь, она зажмурилась и ткнула карандашом прямо в середину ладони. Сильно надавила, провернула для надёжности. Может, карандаш был тупой, а может кожа слишком крепкой. Образовалась только одна капелька крови.

«От этого сознание не потеряешь».

Света вообще не замечала за собой, чтобы от потери крови у неё кружилась голова.

«Что ещё? Высота!»

В детстве, она боялась высоты. Постепенно, страх вышел, и Света теперь даже мечтала прыгнуть с парашютом. Но сейчас надо было вызывать из детства именно страх.

Идея потерять сознание в надежде увидеть образ, конечно, была наивной, и несмотря на это, Света вышла на балкон, подставив лицо прохладному и сырому ночному ветру. Посмотрела вниз, во двор. Потом резко вверх, на звёзды. Где-то среди этих жемчужин была её любимая Полярная звезда.

«Помоги мне», обратилась она к далёкой маленькой точке.

Словно в ответ ей, Вселенная сдвинулась с места. Голова пошла кругом. Никогда ещё Света не радовалась головокружению. Безумие любопытства захлёстывало всё сильнее с каждой секундой, потом отпускало немного и накатывало новой, более мощной, волной.

Яркий солнечный день. Уже не бабье, а самое натуральное лето. Юг. Искрящееся море. Света обнаружила себя на краю высокого утёса. Вокруг были подружки, знакомые, и даже мама. Все прыгали в воду, весело кричали и хохотали. Но Света не спешила – замерла, глядя вперёд. На фоне горизонта стояла подводная лодка. Она узнала бы эту лодку из тысячи. Огромный, видимый за километры, над этой лодкой развевался андреевский флаг.

– Давай к нам, Света! – рядом, на утёсе, она заметила маму. Та с разбегу, поджав под себя ноги, прыгнула в море. – Ту не высоко! Это только кажется! – крикнула она уже снизу.