Loe raamatut: «В городе закатов. Неприятные истории»

Вместо предисловия

Хочу рассказать, как начались мои отношения с городом закатов и ветров. Все началось в 2004 году. Мне было шестнадцать лет, и я пребывала в очередной глубокой, и на самом деле жуткой депрессии. К сожалению, она была вызвана не переходным возрастом и не печальным опытом в личной жизни, которой у меня не могло и быть тогда. С теми, неактуальными для моего возраста, мыслями вообще не могло быть типичной жизни. Депрессия была мной. Точнее я сама была депрессией. Если бы родители назвали меня в честь этого гнилостного состояния души и разума, то я нисколько бы не удивилась. Тогда никто не удивился бы. Это было время еще не до конца угасшего детства и приближающейся предательской взрослой реальности.

В один из дней того периода я, как обычно, гуляла в неизбежном одиночестве там, где обычно убивали и насиловали людей, грабили и избивали бабушек, выгуливали собак и, как ни странно, занимались спортом. Месту этому было дано идиотское название в советском стиле. Пережитки прошлого всегда и надолго оставляют свои названия, пока какой-нибудь зажравшийся новатор не снесет все бульдозером и не поставит там свой миленький коттедж. Место то было для всех и парком, и стадионом, и домом, и местом «грязной» работы. Я часто там гуляла совершенно одна, и мне не было страшно. Ранним утром там пахло какой-то первородной свежестью. Мне порой казалось, что я могу задохнуться от яркого солнечного света и сочной травы под ногами, безмятежных елей, пения птиц и невероятного, даже какого-то мистического вида могучих и таинственных гор. На закате, это излюбленное мной место выглядело как заколдованный лес, в котором обитает всякая нечисть. Поляну заливал красный свет засыпающего солнца и будь я ведьмой, именно в это время суток, я бы варила адское варево из крови диких животных, и неистово выкрикивала бы все мыслимые и немыслимые заклинания. Ну а днем «моя обитель» была ничем не примечательна. Там гуляли собаки, державшие в рабстве своих хозяев, бегали спортсмены, уверенные в том, что «в здоровом теле здоровый дух», а не наоборот. Там бродили люди, решившие сократить свой путь, а самое главное там была какая-то странная, спокойная и тихая реальность. Там была такая атмосфера, будто время остановилось, будто повис сон в воздухе, что-то неуловимое, стоическое и фундаментальное было там. Я бродила по лесу, обнимая каждое любимое дерево, присаживаясь в любимых местах, вглядываясь в каждую морщину каждой горы, вдыхая этот привычный запах леса, словно в последний раз. Я лежала на траве, вцепившись в нее руками, я целовала землю и шептала «Прощай!». Я что-то знала, и мне казалось, что я могу летать. Мне стало страшно, но внутри что-то резко умерло. И я знала что именно! Это был конец. В тот день она умерла во мне. Она вылетела из меня как черная бабочка и улетела вместе с ветром. Она не поцеловала и не обняла. Она ушла как воздух при выдохе из легких. Я так не хотела, но я давно просила ее уйти. И она, как любящая мать, сделала себе в ущерб, а мне во благо. Я называла ее Жизель, она была моей самой тяжелой и любимой депрессией. Ее черные глаза и холодное дыхание всегда восхищали меня. Она причиняла мне нестерпимую боль, от которой моя жизнь шла где-то рядом со мной. Она читала мне на ночь страшные истории и вела в темноту, она была во мне и говорила за меня. Нам было невыносимо гадко вместе, но именно это и нравилось мне. Жизель ушла, закрыла дверь и съела ключ от нее. Потом приходили другие, и я вглядывалась в их лица. С надеждой и страхом я пыталась понять, не моя ли это Жизель? Но нет, она больше не вернулась! Я пришла домой уже одна, без нее. И к счастью, ничто о ней не напоминало.

А я улетела. В город закатов и ветров. Так много слов несмолкающим роем теснилось в моей голове. Да и не в голове вовсе, а просто нигде. Говорить о нем я могу вечно. Ах, этот еще один город грехов и обмана! Очередная обитель моего тела, таскающего в себе потерявшуюся и во всем сомневающуюся душу. В город я пришла не одна. Она присоединилась ко мне в самолете. Ивет была ненавязчивой, грустной и молчаливой. Иногда она уходила, но всегда возвращалась, потому что знала, что я не смогу без нее. Ведь я так любила жалеть ее, потому что она была похожа на меня в детстве. Тихая печаль.

Ах, этот город! Он сразу нам понравился. В нем с первых мгновений послышалось что-то свободное и новое, что-то по-хорошему страшное. Нам понравилось чувство страха, нахлынувшее в самую первую секунду. Нам стало страшно, как только мы увидели блестящее в лучах солнца море и пушистые зеленые сопки. Первое время нам было не просто привыкнуть к этому, кричащему из каждого рта, городу ожиданий и борьбы. Борьба здесь была и есть за обладание красивой маской. Очень скоро нам стало уютно и скользко, весело и грустно, появились люди, о которых можно было думать, и которых можно было любить и ненавидеть, появились любимые места, магазины и улицы. Но нам предстояло сделать выбор, вытянуть билетик и сдаться вволю сценария того пути, который мы выберем. Путь я выбрала сама. Моей новой тихой подружки не было рядом, когда в лавке путей я наткнулась на свой, по-настоящему тернистый, колючий и местами грустный путь. Когда Ивет узнала о моем странном, как она сказала, выборе, у нее возникли сомнения. Она думала о том, что на ее место станут приходить другие и мне придется не сладко. Она боялась за меня и умоляла выбросить билетик. Она заранее почувствовала все эмоции, которые мне только предстояло пережить. В одно мгновение на ее лице промелькнули миллионы эмоций, которых я еще тогда не испытала. Она знала больше чем я. Но она не была мной.

Бродя по улицам и вдыхая воздух, пропитанный йодом, я будто знала, что подарит мне мой новый город. Я уже знала начало каждой приходящей истории, и ее неизбежный конец. Все потому что все эти истории придумала я сама. И не будь меня, не было бы ни одной из них. А может быть, я ошибаюсь.

В этом городе все устроено очень просто, но поначалу кажется, что очень сложно и замысловато. На самом деле этот город – скопище «чудовищ и красавиц», нежно и заботливо любящих друг друга, но испытывающих вечные муки отвращения и зависти друг к другу. Все противоречиво в городе закатов и ветров: там, где свет рождается тьма, там, где бунт, там и вечная безмятежность. Впрочем, как и в любом городе, в любом месте, в каждой душе. Заблудившиеся в себе и вовсе потерявшие себя были друзьями и врагами. Улыбаясь друг другу в лица, и скалясь как волки, живут здесь многие люди. Все нормально! Так было всегда и везде, ничего нового и интересного. Но что-то все же заставило меня принять вызов и увидеть искру в вещах, которые не содержат в себе света. И я осталась здесь надолго. Безобразие заблуждений и красота хаоса затянули в свои сладкие объятья и не выпускали достаточно долго. Пока я не поняла, что мои руки связаны колючими деньгами, а глаза болят от блестящей фальшивой и смердящей лживой пыли. Кто знает, быть может я, сама того не подозревая, продолжаю играть в валютно-искрящиеся игры, которые придумал кто-то другой. Может быть, я еще в игре. И мой выход из нее – всего лишь самообман. Часто путая сны с реальностью, я уже не понимаю где игра, а где осознанные действия. Часто я не верю в прочность асфальта и правдивость любви. Но я живу здесь!

Город закатов и ветров – это мой город сомнений и блужданий в темноте замкнутого круга. О если бы Жизель была со мной! Она бы увидела все как есть, и никогда не позволила бы мне хоть на шаг отступить назад. Какой бы жуткой и мрачной она ни была, она вела меня только к цели, и ни разу не закрывала мои глаза мутными очками с клубничным запахом и вкусом ванили.

Ивет была спокойна на протяжении всего того времени, пока физическая и разумная область меня изучала окружающую среду. Она часто уходила надолго и забывала про меня. Я не обижалась на мою подругу, я всегда знала, что она слишком самостоятельна и непосредственна и когда-нибудь навсегда уйдет в поисках более слабого духом тела. Мы были вместе лишь от скуки, которая случается в незрелом одиночестве. Но мое безмятежно-скучное одиночество начало пропадать с каждым новым днем у синего моря, и я начала чувствовать досаду. Я вошла в мир «маленьких кукол», а в моем, теперь уже, пламенном сердце кричала и вибрировала сумасшедшая музыка.

Он задел меня в самую глубину сердца и заставил смеяться до коликов в животе, он помог понять и совсем не понимать, он сделал из меня красивую конфету с горьковатой начинкой. Ах, этот странный соленый и мокрый город вечных ветров и самых душевных закатов, странных встреч и нежеланных расставаний, город придуманных историй и песен о несчастной любви. Как же ты мне нежно дорог и мерзко ненавистен! Здесь я впервые себя обманула и закрыла глаза души, здесь началось восстание сомнений и гражданская война внутренней сущности.

В общем, у нас странные отношения с этим поселением разноцветных, погибающих в грязи, огоньков вселенной. Точнее было бы сказать, что у нас нет никаких отношений. Все потому что мы живем как соседи. Я не принадлежу ему, хотя однажды мы были катастрофически близки. Не друзья. И не любовники. Мы просто соседи, иногда одалживающие друг у друга сахар и муку на шоколадный торт.

Мы расстались с Ивет незаметно и естественно. Совсем недавно, кстати. Она однажды пришла ночью после долгого отсутствия, которое я даже не заметила. Она сказала, что теперь я в надежных руках и ей пора уходить. Она говорила очень быстро, и ее глухой голос казался эхом из далекого, но вшитого в память, прошлого. Я не скучаю по ней. Теперь я одна. Наедине сама с собой. Научиться этому было очень сложно, но так увлекательно. И когда я сплю, мне до сих пор снятся эти странные истории. Истории, которых, возможно, и не было никогда.

Молодая

В уютном зале небольшого семейного ресторана, в центре за деревянным круглым столом, друг против друга сидели две женщины. Играла классическая музыка. Кажется что-то из Бетховена.

Свет из больших окон падал прямо на стол, освещая серьезные и грустные лица женщин.

– Кофе? – предложила та, что постарше.

– Можно, – ответила молодая оппонентка.

Они были настолько разными и непохожими ни возрастом, ни внешностью, что предположить, что их связывает, было просто невозможно. Возраст той, что постарше выдавали стареющие кисти рук с грубой и желтой кожей. На ней было безразмерное черное платье, скрывающее руки, шею и ноги. Золотистые волосы были хорошо уложены и дорогие украшения говорили о высоком финансовом достатке. Она медленно двигалась, и было в ней что-то бережное к самой себе и к пространству вокруг. Она впечатляла необычными крупными чертами на маленьком лице,  которые были гармоничны с ее ростом и массивностью тела. Но это только в сравнении с той, которая сидела напротив. Молодая, но уже не юная девушка сидела в каком-то напряжении. Стройная и даже худая, она вызывала желание спросить все ли с ней в порядке.

– Я не собираюсь тебя критиковать или нападать. Просто хочу поговорить с тобой как женщина с женщиной, – та, что постарше налила кофе своей собеседнице и посмотрела на нее нежным взглядом. Что-то материнское проскользнуло в ее глазах.

– Он не нужен мне насовсем, – ответила девушка. Она плеснула сливок в чашку и размешала. Не поднимая глаз, она пила кофе. Ее плечи сжались, и уголки губ начали опускаться вниз. Ее растрепанные волосы и ухоженное белое лицо вызывали странные чувства. То ли печаль, то ли жалость. Хотелось смотреть в ее глаза и на уголки губ, хотелось смотреть и наблюдать за ней, хотелось думать о чем-то вечном. Но в ней было и что-то страшное. Она источала энергию сомнения и, казалось, что когда ты подойдешь к ней и протянешь руку, она вдруг исчезнет.

– Я верю тебе сейчас, но я вижу тебя потом. Ты увлекающаяся натура, но ты увлекаешься полностью с головой. А мой муж умеет увлекать беспощадно и далеко. Ты должна знать, что ты не первая и не последняя. Я хотела бы, чтоб такая девушка как ты не теряла свое время и устроила свою жизнь лучше, чем те другие. И ты должна знать, что я до тебя никогда не встречалась ни с одной его любовницей. Тем более ни одна из них не была моим другом.

Девушка подняла глаза, которые были полны слез. Она вытерла их, прежде чем они потекли по лицу.

– Тебе больно? – вдруг спросила она.

– Нет, – женщина ответила быстро и уверенно. Она продолжала смотреть прямо в глаза своей собеседнице. Ничто в ней не беспокоилось. И только пульсирующая под глазом кожа предавала ее попытки казаться спокойной.

– Ты обманываешь меня, – сказала девушка, задрав подбородок.

Женщина поставила чашку с кофе на стол и принялась за завтрак, состоящий из вареных яиц и овощей. Девушка прищурилась и ее черные, и  влажные глаза почернели еще больше.

– Ты ведешь себя как малолетка, – вырвалось из уст женщины. Она толкала в рот еду. Лишь бы ничего не сказать и совладать с эмоциями.

– Прости меня, – почти шепотом сказала девушка, крутя ложку в пальцах.

Женщина прекратила свою трапезу и встала. Она подошла к барной стойке и взяла открытую бутылку вина с двумя бокалами.

– Ты будешь? – обратилась она к девушке.

– Буду, если это не отрава, – девушка вздохнула и нахмурилась.

Женщина разлила вино и подвинула бокал девушке. Она снова села напротив нее.

– Я много семей разбила в молодости. Ничего хорошего из этого не вышло, – она говорила это, облокотившись на стол, и одной рукой приближая бокал к своему рту. Ее глаза намокли, а губы задрожали.

Девушка смотрела на нее в смятении и растерянности.

– Я не хотела, – глаза девушки снова наполнились слезами, а бокал уже был пуст.

– Я сполна получила за все, что разрушила. У меня никогда не будет детей, – ее губы продолжали дрожать, и маленькая слеза докатилась до них, заблестев на бардовой помаде.

– Я не хочу, чтоб тебе было больно, – девушка зарыдала не в силах больше сдерживать эмоции.

Женщина закрыла глаза, запивая услышанные слова вином. Она протянула свою руку к руке рыдающей девушки.

– Мне не больно, милая! Больно почему-то тебе и от этого я чувствую себя виноватой, – тихо говорила женщина.

Женщина тихо заплакала, но очень быстро успокоила себя и вытерла слезы. Она подлила вина в оба бокала и направилась к окнам. Зашторив их, она лишила помещение дневного освещения, и остались только желтые софиты на баре.

– Что ты делаешь? – девушка испугано посмотрела на женщину и встала.

– Сегодня некому работать, – ответила женщина.

– Я отработаю сегодня, – девушка закрыла лицо руками.

Женщина снова села за стол и достала сигареты из своей сумочки. Она закурила.

– Он не уйдет от меня, а если уйдет, то больно мне не будет. Все, что есть у нас, принадлежит мне. Поэтому он в любом случае не уйдет. Никогда еще не уходил. Однажды и ты состаришься. Только лучше, если ты будешь старой и богатой. Любовь не накормит тебя и не согреет в холодные зимы. Сейчас мужчины не исполняют мечты женщин. Только ты сама можешь дать себе все, что хочешь. И неважно с помощью кого, и какими средствами это произойдет. Ты должна забыть все свои обиды на моего мужа. Я хочу, чтоб ты была счастлива. Но я не уволю тебя.

Закончив свою речь, женщина затушила сигарету и допила второй бокал вина.

Девушка смотрела на нее своими черными глазами. Она сжимала зубы, оголив их каким-то нечеловеческим оскалом. Она закричала и стукнула рукой по столу.

– Почему мне так больно? – кричала она, схватившись за скатерть.

День пролетел. К вечеру зал наполнился голодными людьми.

– Что с тобой? – послышалось за  спиной. Кто-то тронул ее за плечо, и она вздрогнула.

– Что? – она обернулась и увидела официантку, которая стояла перед ней с круглыми глазами.

– Что с тобой? Ты уже полчаса стоишь как вкопанная и плачешь. Хочешь, чтоб тебя уволили? Между прочим, они тебя не видят только потому, что ругаются, – официантка указала рукой на женщину и мужчину, которые сидели за центральным столом. Там сегодня утром сидела и она.

– Я просто кое-что вспомнила, – она очнулась от своего драматического воспоминания и вытерла слезы.

– Умойся! Я постою за тебя, – официантка вытолкнула девушку из-за стойки рецепции.

Она прошла в уборную и, взглянув на себя в зеркало, ужаснулась. Что ее напугало?

Она видела свое измученное лицо и пустой взгляд с темными кругами под глазами. Душевное страдание и боль печатали морщины вокруг губ. Дыхание участилось, и слезы снова вырвались из нее жалким стоном. Она вовлеклась в игру, от которой больно было только ей. В этом треугольнике непонятных чувств и эмоций ее разрывало холодное и колючее страдание. Она любила их. Женщину, которая вот уже несколько лет заменяла ей мать и мужчину, который разглядел в ней красоту. Вся эта история была ее личным сериалом, ее кнутом и пряником, ее раем и адом. Работать в их семейном ресторане, став почти членом семьи и став почти стенами этого ресторана, было для нее ошейником и цепью. И это заточение она сама себе устроила в наказание за то, что не смогла спасти свою мать, которая покончила с собой из-за бесконечных измен второго мужа. Девушке нравилось страдать и лить слезы, пропуская радостную жизнь сквозь пальцы. Она привыкла к этому с детства. После смерти матери отчим стал позволять себе еще больше в отношении молоденькой падчерицы. Она сбежала от него и мучила себя виной за то, в чем не было ее вины. Она хлестала себя по сердцу своей выдуманной любовью к чужому мужу. К мужу той, которая стала для нее лучшим другом, которая дала ей работу и вытащила из нищеты. Все, что она делала, не имело смысла. Пустота и тишина. Все исчезло. И она сама будто растворялась в стенах этого ресторана. Зеркало размывало ее изображение. Или она теряла сознание.

– Ну как она? – спросила взрослая женщина в безразмерном черном платье.

– Обычный обморок и беременность! – ответил доктор, не поднимая глаз с анализов на планшете.

– Что? – переспросила женщина.

– Она беременна! – сказал доктор и улыбнулся. – Ваша дочь беременна.

– Это не… – женщина оборвала свою фразу и отвернулась к окну, пытаясь сдержать слезы.