Птичья песня

Глава 16. Кондитер

Наутро снова пришлось набить корзинку с продуктами под завязку. Я сердито думала, что колдуна бросает из крайности в крайность. Сначала он вообще ничего не ел, а теперь в его желудке образовалась небольшая чёрная дыра, в которой исчезало всё, что он находил на кухне. Даже перестал жаловаться на качество моих кулинарных экспериментов. Я уже припрятала в рюкзаке остатки вчерашних шоколадных печений и подумывала создать запас на случай, если на меня перестанет хватать продуктов. По крайней мере, колдун больше не выглядел как запылившийся уставший молодой человек лет двадцати пяти. То, что замедлилось в зеркале, как будто решило за несколько месяцев наверстать упущенное. Я поймала себя на мысли, что раньше относилась к нему несерьёзно, как к зарвавшемуся мальчишке, только лишь из-за внешности. А ведь он почти в два раза старше меня!

Отмыв львиную шкуру от ежедневного налёта грязи и мха, я сбегала в книжный салон господина Туана и вернулась с письмом. Прочитав его, Джей вручил мне плоский квадратный конверт размером в две ладони. Он объяснил, где живёт Кондитер, а затем, кинув на меня скептический взгляд, начертил карту на бумаге. И зачем это мне? Разве я хоть раз заблудилась за то время, что разношу его письма? Конечно, вслух я ничего не сказала.

– К дому не подходи. Здесь, – он поставил крестик на карте, – на пригорке растёт дерево. Стой под ним. Кондитер сам подойдёт, так что просто жди. Это очень важно, понятно?

Я кивнула. Чего же непонятного, для него всё важно.

Спустя пару часов мне пришлось поменять мнение о своих способностях к ориентации в пространстве. Дом Кондитера располагался не в черте города, а за холмом, на природе. Как и объяснил Джей, я прошла по старому мосту и свернула налево. Нарядная набережная уступила место узкой дорожке, которая петляла, следуя течению Чернильной реки. Тёмная, глубокая вода сегодня плескалась пенными волнами, играя с ветром. Я застегнула ветровку. Интересно, ворчит ли снова Элла на резкую смену погоды, или рада, что вчерашнюю жару разогнал холодный ветер с гор?

Тюрьма осталась позади, замок скрылся за холмом. Дорога провела меня от реки между приземистых домиков, увитых диким виноградом и плющом, и побежала вверх на холм. Согласно инструкции следовало обогнуть его и устроиться под деревом с видом на одиноко стоящий посреди фруктового сада особняк. На деле же тропинка извивалась, резко поворачивала в обратную сторону, а иногда и вовсе разветвлялась на две без каких-либо указателей. Я уже не была уверена, что не хожу по одним и тем же дорожкам, ни на метр не приближаясь к цели. Пахло свежей зеленью, ветер шевелил ветви ежевики, срывая редкие бело-розовые лепестки. На очередном разветвлении я встала. Это совершенно невозможно! Вправо и влево шли дорожки с одинаковым плавным подъёмом вверх. Я выбрала левую, более широкую, но вскоре она резко устремилась вниз, чтобы слиться с той дорогой, по которой я поднималась от реки.

Спина отчаянно ныла, в висках пульсировала боль, а мышцы сводило от каждого шага. Моё тело, державшееся из последних сил в ожидании момента, когда можно будет расслабиться, поняло, что этот момент так и не наступит, и решило взять решение этого вопроса под свой контроль. Ну всё! Этот их Кондитер ждал так долго, подождёт ещё денёк, а я вернусь в город, выпью горячего чая с пирогом, а потом дома попрошу колдуна нарисовать мне нормальную карту, а не эти его кружочки с крестиками.

На обратном пути червячок сомнения вгрызался в мозг, но зарядившая морось укрепила меня в решении вернуться. Местные пекарни ещё не придумали продавать напитки на вынос, поэтому пришлось, обжигаясь, влить в себя сладкий имбирный чай. Я спешила домой, на ходу отламывая кусочек за кусочком от картофельного пирога с тмином. Первым делом – горячий душ! А потом завернуться в свитер, сварить себе кофе и упасть в кровать, игнорируя комариный звон, который непременно постарается вытащить меня из комнаты. Я гнала от себя мысли о том, что я вернусь с невыполненным заданием, чем колдун будет крайне недоволен. Но это же в первый раз! По коже побежали мурашки, то ли от пронизывающего мокрого ветра, бьющего в лицо дождевой пылью, то ли от воспоминаний об обжигающе-холодном взгляде. Нет, сегодня я слишком устала, чтобы бояться!

Джей стоял на входе, сложив руки на груди. Губы его были сжаты, а выражение лица не предвещало ничего хорошего. Я замедлила шаг и остановилась, не доходя до порога. В тот же миг я пожалела, что вернулась.

– Где книга? – голос колдуна звенел от едва сдерживаемой злости.

– Я заблудилась. Схожу завтра!

Вышло агрессивно, и я тут же испугалась. Екатерина, определись – ты хочешь или не хочешь выводить его из себя?

– Там холодно, – промямлила я в ответ на его молчание.

– Без книги я тебя в дом не пущу, – отрезал Джей и захлопнул дверь.

Я потянулась к ручке, но дом стал оттеснять меня. Невидимый раздувающийся пузырь сначала согнал меня со ступеней, а потом продолжил отталкивать, пока я не оказалась за калиткой. Сидящий лев скалился и равнодушно смотрел мимо меня своими мраморными глазами.

– Конечно, – обиженно сказала я статуе, – что бы он ни сделал, ты будешь на его стороне.

Я потащилась обратно. Дождь прекратился, но холмы заволок молочный туман, сливающийся с хмурым небом. Я жалела, что утром не надела балетки. Я уже несколько раз неаккуратно наступила в лужи, и кроссовки намокли.

У подножия холма я остановилась, пытаясь прикинуть, как должна идти дорога, чтобы вывести меня на другую сторону. На дереве надрывалась чёрная птичка с жёлтым клювом, ей вторили другие птичьи голоса. Меня осенило. Ведь у меня есть в этом мире свой собственный, работающий кусочек магии, спасибо интеллигентному старичку из автобуса! Пришлось снять ветровку, и я поёжилась, закатывая рукав футболки.

– Звёздочка, – тихо сказала я своей сай, неподвижно сидящей на колоске, – мне нужно найти дом Кондитера. Покажи мне дорогу.

По татуировке прошла едва заметная рябь, а в голове включился компас. Для проверки я сделала несколько шагов назад, к домикам, но чувство направления потянуло меня в обратную сторону. Я облегчённо рассмеялась, а потом сразу же расстроилась. Екатерина, ты сегодня побиваешь рекорды собственной тупости! Как можно было не додуматься до этого раньше!

Дерево зелёной ровной свечой торчало на пологом спуске с холма. Под ним стояла аккуратная белая лавочка. Покрытые островками деревьев и пересечённые тропинкой, неровные волны рельефа упирались в ряды яблонь. Посреди сада высилась белая башенка с флажком-флюгером, венчающая особняк – это и был дом Кондитера. Я смахнула со скамейки капли дождя и села, прижав колени к груди. Компас тянул меня дальше, но я сказала «спасибо», и он исчез.

Вдали за башенкой разлился белый туман, в котором едва различимо плыла верхушка следующего холма. Я опустила голову на колени и незаметно провалилась в полудрёму.

– …птичья песня выведет.

Голос вырвал меня из сна, я подскочила и непонимающе потрясла головой. Тучи разбежались, через низкие облака проглядывали куски синего неба и подмигивали лучи солнца.

Надо мной возвышался мужчина, обладатель внушительного пуза, перехваченного сиреневой атласной лентой. Как будто чтобы подчеркнуть свою комплекцию, из всех возможных фасонов он выбрал широкую рубашку белого цвета, задиравшуюся на животе и едва прикрывавшую бёдра, и узкие бордовые штаны, делавшие его ноги похожими на колбаски. Светлые кудри, искусно завитые, обрамляли одутловатое лицо с непропорционально длинным острым носом.

– Кто во сне заблудился, того птичья песня выведет, – терпеливо повторил толстяк. – Не знаете такую поговорку?

Я помотала головой. Он вперил в меня взгляд своих ярко-голубых, слегка навыкате, глаз.

– Может вы, милочка, не местная? Вы меня понимаете? – внезапно заорал он.

– Всё я понимаю, просто задремала, – немного раздражённо ответила я, и тут же тётушкин голос в голове запричитал: как можно так разговаривать со старшими, и вообще, разве так ведут светскую беседу! Но мужчина, всецело поглощённый собой, не заметил нарушения этикета.

– Это поговорка о том, что надо пореже витать в облаках.

Прозвучало обидно. Толстяк выжидающе смотрел на меня, наклонив голову так, что щека легла на покатое плечо. Я неохотно выдала версию, приближенную к правде:

– Я хотела прийти раньше, но заблудилась по пути. Пришлось возвращаться, чтобы спросить дорогу. Поэтому я устала и, как только села, сразу задремала.

– О-хо-хо, милочка, заблудились? Да ещё потом задремали? – толстяк с деланной жалостью покачал головой, а потом вдруг взвизгнул: – Да вас за это надо наказать!

Он откинул голову и залился булькающим гортанным смехом. Я не разделяла его веселья. По правде говоря, мне больше всего хотелось ударить его чем-нибудь тяжёлым, чтобы он заткнулся. Но инстинкт самосохранения, отрабатывая сегодняшний провал с колдуном, заставлял меня играть в вежливость.

– Задремала! У-ху-ху, о-хо-хо! – продолжал булькать Кондитер. – Наказать! Со всей строгостью.

Я выдавила из себя подобие улыбки.

– Вы не обижайтесь, голубушка, это я так шучу! Моя жена утверждает, что, несмотря на свой возраст, я всё ещё мальчишка в душе, большой мальчишка! – он шаловливо подмигнул, как бы говоря: «Ну вот, теперь мы сообщники!»

– Моя мама говорит, что все мужчины в душе мальчишки, – неуверенно пробормотала я, не зная, как вести эту светскую беседу.

Честно говоря, утверждение было сомнительным. Посмотреть хотя бы на Джея или на господина Туана, не говоря уже про старого учителя Тина. На мальчишку из моих новых знакомых тянет если только Рута.

Толстяк зашёлся новым приступом булькающего смеха и сообщил, что я испытываю его терпение и что за это меня тоже нужно наказать.

Я никак не могла взять в толк, что именно его смешит, однако не сомневалась, что если я проторчу тут ещё лишних десять минут, то по возвращении колдун и правда придумает мне какое-нибудь наказание.

– Я здесь по поручению…

– Знаю, знаю, – отмахнулся толстяк. – Показывай.

Он вдруг стал по-деловому серьёзным. Я вынула из внутреннего кармана ветровки конверт, который чудом не помялся и не промок. Хотя почему же чудом, скорее всего, магией. Толстяк провёл по бумаге рукой, что-то прошептал, и конверт развернулся в коробочку. Ну вот, даже такой премерзкий тип может колдовать, а я, птица-неудачница, стою тут и не вижу ни единой серебряной искорки!

Толстяк тем временем вытащил из коробочки паутинное кружево. Он потёр его между руками, подставил кстати выглянувшему солнцу, снова потёр. Кружево раскинуло брызги радужных солнечных зайчиков на лицо мужчины, и оно преобразилось, словно засветилось изнутри, так, что нельзя было отвести глаз. Впрочем, эффект пропал в ту же минуту, как только Кондитер убрал паутинку обратно в коробочку.

– Хороший товар, – удовлетворённо пробормотал он.

Кондитер пытался сложить коробочку обратно в плоский конверт, но у него не выходило – то один угол сожмётся, то другой, а вместе – никак. Мужчина прокашлялся и сделал вид, что всё идёт, как он и задумывал. Затем он выудил из заднего кармана своих сосисочных брюк небольшую книжку, несколько раз обмотанную тонкой верёвкой. Я взяла книжку и с трудом подавила дрожь отвращения. Тёмная болотно-зелёная обложка была тёплой от соседства с задницей толстяка. Наверное, что-то отразилось на моём лице, поэтому большой мальчишка в душе решил в последний раз перед прощанием пошутить:

– Я, милочка, обязательно передам вашему господину, что курьер из вас не очень, чтобы он поучил вас уму-разуму. До следующих встреч, голубушка!

Он снова захохотал и, довольный собой, направился к дому.

– Всего хорошего, – проскрежетала я сквозь зубы. Какая я тебе голубушка, жирдяй.

Я запоздало сообразила, что нужно было поставить воображаемое зеркало. Может, Кондитер не стал бы тогда донимать меня дурацкими шутками. Но ведь ещё не поздно, Екатерина! Давай-ка ты притворишься, что твоя магия с зеркалами и правда работает. Не отблесками искр от записок для воды и света, а по-настоящему. И пускай это будет не бытовая магия, захватившая этот мир, а та, древняя, о которой пишут книги и снимают фильмы. Которая перед рассветом заволакивает комнату мягким зелёным светом и открывает путь в другие миры. Которая оставляет метки на коже и оживляет статуи.

Первым зеркалом я защищаю себя. Оно делает мою магию невидимой для других. Толстяк шёл к яблоневому саду медленно, тяжело дыша, и едва одолел половину пути. Второе зеркало я кладу под углом на землю сбоку от тропинки. В нём отражается поваленное ветром деревце, лежащее у края сада. Затем это отражение переходит в третье зеркало, которое я мысленно ставлю на пути у Кондитера под небольшим наклоном. Оно отражает образ деревца прямо ему под ноги. Очень похоже на школьные уроки физики про преломление света.

Толстяк дошёл до воображаемого препятствия и споткнулся на ровном месте, чуть не выронив коробочку. Он смешно взмахнул руками, чтобы не упасть, и ускорил шаг, не оборачиваясь на свидетельницу его неловкости.

Я едва сдерживала смех, а тётушкин голос с осуждением произнёс: «Екатерина, как можно!» Видимо, всё-таки как-то можно, тётушка! Чувствуя себя настоящей колдуньей, я провела рукой и стёрла зеркала.

По пути домой я упивалась успехом. А ведь в школе я любила физику и геометрию! В последний школьный год, когда тётушка уже покинула этот мир и воссоединилась с духом какого-то из своих бывших мужей, тем самым освободив меня от уроков этикета и сервировки стола для её посиделок с подругами, папа решил, что меня надо готовить к поступлению.

Он считал, что мне нужно изучать точные науки, потому что в технических институтах больше мальчиков. Папа всегда знал мою главную слабость. Нет, не мальчики. Лень. Хотя я предпочитала называть это тягой к комфортному существованию. Ведь это одно из обязательных условий для того, чтобы девочка выросла в настоящую леди. Папа рассчитывал, что я быстренько найду жениха и слезу с родительской шеи. Я считала его жалобы преувеличением, потому что мне много не надо было – диван, компьютер и пицца с колой.

Сам папа преподавал физику и стал моим репетитором. Так как его воспитывала тётушка – его сводная сестра, то и методы преподавания он перенял у неё. Я ни за что бы не променяла решение задач из учебника на уроки фортепьяно, но в то же время очень сочувствовала папиным студентам и с содроганием представляла себя на его лекциях. Проявив несвойственную мне настойчивость, я отвоевала право на ненапрягающую учёбу и поступила в безызвестный лингвистический институт недалеко от дома. Папа был расстроен – ни женихов, ни карьеры, ни дисциплины.

– Тебя даже в магазин не возьмут! – кричал он. – В официантки не пустят!

Тётушка и из него пыталась вырастить аристократа, но прижилась только лёгкая истеричность, как во мне прижилась тяга к диванному существованию.

– На что ты собираешься жить? – вторила ему мама.

Обычно я переживала эти бури, стараясь реже попадаться родителям на глаза, но однажды наши периоды активности совпали, и перед первым курсом я два месяца проработала в магазине бижутерии.

А на первой неделе в институте я познакомилась с Алиной, которую как раз очень занимал вопрос жилья. Сообразив, что это мой шанс, я предложила вместе снимать квартиру. Квартиру моей бабушки. Алине я сказала, что она принадлежит моим дальним родственникам, поэтому они сдадут её недорого. Алина считала, что я продолжаю работать в магазине. Версией же для родителей было, что я стала репетитором, поэтому смогу оплачивать квартиру пополам с однокурсницей. Родителей мой фиктивный план устроил. Они решили, что самостоятельная жизнь и соседство с Алиной поможет мне выбраться из вялого существования, которое заключалось в перетекании из дома на сонные лекции и обратно домой за компьютер.

Зачем я придумывала такие многослойные конструкции? Когда начинаешь врать, трудно остановиться. Если честно, мне просто это нравилось. Говорить одно, другое, перемешивать с правдой, искать лазейки, чтобы никто не нашёл несоответствий. Слишком много детективов было прочитано в детстве. Но связь с колдуном лишила меня этой маленькой радости.

Погрузившись в воспоминания, я не заметила, как добралась до старого центра. Ноги гудели от рекордного числа преодолённых за сегодня подъёмов и спусков и на пару с ноющей спиной призывали посидеть хотя бы четверть часа. Тем более, облака разбежались, ветер давно утих, а солнце грело, хоть и начало уже потихоньку опускаться к горизонту. Стоило мне отойти подальше от дома, как я тут же забывала чувство страха, которое вызывал во мне колдун. Да и что он сделает, размышляла я, подыскивая лавочку в районе Эллы. Ну разозлится, ну посмотрит на меня… Ведь до сих пор он ничего не делал, только сверлил взглядом. Кондитер сказал, что нажалуется, но я была уверена, что колдун не станет меня наказывать. Я сделала всё, что он сказал, пускай и не с первого раза. К тому же, мне казалось, что мы негласно находимся в рамках отношений моего мира, а не этого, с неоплачиваемой работой без выходных и рабскими клятвами.

А раз так, значит, я заслужила ещё кусок пирога! Дома, наверное, еды не осталось. Колдун сжигает все калории своим раздражением. Устроившись на лавочке, окружённой кустами акации, я чувствовала себя настоящим бунтарём. По противоположному берегу Эллы пробежала чёрная кошка разбойничьего вида, спустилась к воде и из-за зарослей осоки сосредоточенно провожала птиц взглядом. Вскоре ей надоело, и она побежала дальше по своим кошачьим делам. Покончив с обедом, я наблюдала за парами уточек, курсирующих туда-сюда.

Горожане прогуливались, радуясь, что холодный промозглый день сменился тёплым вечером. Вставать не хотелось, и страшно было возвращаться в дом к колдуну. Меня снова начал сверлить противный червячок. Я достала из внутреннего кармана книжку. Болотно-зелёная кожаная обложка потемнела от старости, а по углам протёрлась. Края страниц были потрёпанными, жёлтыми. Я аккуратно развязала верёвки и раскрыла книгу на первой странице. Это был, очевидно, дневник. Рукописный текст на непонятном мне языке шёл блоками. Перед каждым новым блоком стояли короткой строкой местные цифры – их я уже научилась различать на банкнотах. К концу почерк становился всё более дёрганым, строки плясали, иногда целую страницу занимало всего несколько размашистых букв. Последние страницы оказались пустыми. Я пролистнула дневник ещё раз и стала разглядывать неаккуратный рисунок в несколько линий, похожий на куриную лапу, зажавшую чёрный камень.

– Я бы на вашем месте это спрятал, – раздался рядом мягкий голос, и я подскочила от неожиданности, выронив дневник из рук.

Мужчина лет сорока, в узких тёмных брюках и серой рубашке, поднял книгу, протянул мне и сел рядом. Я отряхнула обложку и сунула томик обратно во внутренний карман ветровки.

– Этот дневник, – продолжил тем временем мужчина, глядя на уток и вроде бы даже не обращаясь ко мне, – запрещён Советом. Удивительно, что сохранилась копия – ведь это вещь из старого мира. Не представляю, сколько она может стоить.

Ну вот, сейчас станет расспрашивать, сколько я заплатила за эту бесценную находку и может ли он её перекупить. Но мужчина молчал и даже как будто забыл про меня. Он с лёгкой улыбкой наблюдал за утками, а я украдкой разглядывала его. Он был стройным, среднего роста. Пепельные волосы, немного светлее моих, были зачесаны назад, а на лбу уже появились залысины, что, впрочем, не портило приятного впечатления от его внешности. Он мог быть учителем старшей школы, вдохновенно рассказывающим ученикам о британской поэзии.

Я собралась было встать и уйти, как из кустов акации вынырнула чёрная кошка, подошла к мужчине и потёрлась о его ноги. Тот провёл рукой по её блестящей шерсти:

– Что, скучно за птицами следить? Иди-ка домой.

Кошка едва слышно мяукнула и убежала.

– Так это ваша кошка! – удивилась я. – Я думала, она ничейная.

– Вроде и моя, но она всё время проводит на улицах в наблюдении за птицами. Нет-нет, она их не ловит, только смотрит. Может быть, была уткой в прошлой жизни, – он так очаровательно улыбнулся, что мне захотелось остаться на этой лавочке до заката.

– Я Сет, – он протянул мне руку.

– Рина.

Его кожа была горячей и сухой, а рукопожатие коротким и сильным, совсем не подходящим учителю литературы.

– Рад знакомству, Рина. Но… мне показалось, что тебе нужно идти.

– Это почему вы так решили? – сразу помрачнела я.

– Давай сразу перейдём на «ты», – снова улыбнулся Сет. – Я не хочу вводить тебя в заблуждение, Рина. Я знаю, на кого ты работаешь. Всё колдовское сообщество знает.

Я пожала плечами – ничего удивительного. Ведь последнее время я только и занимаюсь тем, что разношу письма.

– И нам, колдовскому сообществу, очень любопытно, – продолжал Сет. – Я увидел тебя с книгой и решил подойти. Однако эту книгу ты купила явно не для себя, значит, господин ан-Тарин ждёт, и тебе лучше не задерживаться.

Он, конечно, был прав.

– А ты тоже колдун? – поинтересовалась я на прощание.

– Да, – утвердительно кивнул Сет, – и мы обязательно ещё побеседуем.

А он может быть мне полезен, размышляла я по дороге домой. Если он не умеет перемещаться через миры, то уж точно знает кого-то, кто умеет! Я отложила эту мысль для обдумывания и ускорила шаг. На дорожке в саду, недалеко от входа, трепетали на ветру мелкие пёрышки. Под лучами низкого солнца тени от них были длинными и острыми. Я обернулась на львов. Нет, не может быть. Ведь они охотятся только в тени мира, ведь так?.. Наверное, сюда забрался уличный или соседский кот.

Джей сидел на кухне, обхватив голову руками. Я нерешительно приблизилась, вытащила дневник из кармана и положила перед ним на стол. Колдун поднял голову и оглядел меня с ног до головы, как будто раздумывая, не вышвырнуть ли меня прямо сейчас из дома.

– Сходи за едой.

Я собралась ответить, что поздно и уже не найти открытый магазин, но он сорвался на крик:

– Где угодно! Быстро!

Я схватила из шкатулки сумку-кошелёк с вышитой розой и выбежала из дома. Пёрышки на дорожке взметнулись от поднятого ветра. Я не заметила, как добежала до мостовой. Сердце билось так часто, что тяжело было дышать. Конечно, все пекарни уже закрылись. Солнце освещало улицу красно-золотым светом. Я бросилась к старому мосту и перед самой рекой свернула на одну из улочек, откуда раздавались голоса, смех и звон бокалов и столовых приборов. Я пронеслась через открытую веранду со столиками, на каждом из которых стояло по свечке, и в самом ресторане уткнулась в длинного веснушчатого мальчишку с рыжевато-золотыми волосами, облачённого в строгий чёрный наряд. Зал был заполнен, тут и там сновали официантки в чёрных шароварах и белых узких кофточках.

– Добрый вечер, госпожа, – с фальшивой улыбкой обратился ко мне мальчишка, тут же намётанным взглядом оценив платёжеспособность.

– Мне нужна еда! – выпалила я.

– Позвольте поинтересоваться, заказывали ли вы столик?

– Нет, – раздражённо ответила я, высматривая дверь на кухню. Я почему-то решила, что там мне точно сразу выдадут всё, что нужно. – Мне просто нужно купить еду!

На меня оглянулись несколько человек.

– Я вынужден попросить вас покинуть наше заведение, – заявил мальчишка и профессионально оттеснил меня к выходу.

Я в отчаянии повертела головой – улицы были пусты, редкие прохожие любовались закатом. До центра минут пятнадцать, да ещё там побегать в поисках открытой таверны или ресторана, потом обратно… У меня нет столько времени, колдун меня саму сожрёт, если я вернусь через час! Я выдохнула и вернулась к рыжему мальчишке. Тот был совсем не рад, как, впрочем, и я.

– Послушай…те, – сурово сказала я, – у меня там голодный и злой колдун, которому нужен ужин.

– Пускай же голодный и злой колдун, – язвительно ответил мальчишка, теряя терпение, – в следующий раз закажет столик и не будет понапрасну злиться.

– Я заплачу, – громко настаивала я.

Посетители оборачивались, кто с любопытством, а кто недовольно бурча. Из двери, ведущей на кухню, высунулся высокий мужчина с рыже-золотыми волосами, как у мальчишки, но раза в три крупнее его, также одетый в чёрное.

Он подошёл, молча взял меня за плечо и потащил к выходу, улыбаясь гостям и одновременно шипя сквозь зубы:

– Я прошу вас удалиться и больше сюда не заходить, госпожа.

– Если вам хочется, чтобы сюда лично заявился разъярённый господин ан-Тарин, то продолжайте меня тащить, как мешок с картошкой, – громко прошипела я в ответ.

Мужчина резко остановился, совершенно по-другому, как почётную гостью, перехватил меня под локоть и с улыбкой, от которой рисковали лопнуть его щёки, жизнерадостно произнёс:

– Ах, как неловко вышло! – и потащил меня мимо мальчишки к кухне. – Лиф! Вечно ты не разберёшься, а мне отдуваться.

– Да, папа! То есть, господин Лиф-старший!

– Мы извиняемся, госпожа!

– Извиняемся, – прокричал вслед мальчишка, покрываясь малиновыми пятнами.

На кухне стояла жара, несколько поваров метались от кастрюлек к сковородкам, от холодильников к разделочным доскам, забегали и выбегали официантки с подносами.

– Если вы подождёте, госпожа, то мы приготовим господину колдуну незабываемый ужин.

– Некогда ждать! – прокричала я, перекрывая шум кухни. – Что у вас есть готовое?

– Ну что ж… – смутился Лиф-старший, – раз это настолько срочно, то придётся некоторым посетителям подождать.

Он перехватил у одной из официанток поднос, который та несла в зал, и составил с него тарелки на стол, а потом помахал повару.

– Без мяса, – вспомнила я. От жары кружилась голова.

– Естественно! – кивнул рыжий мужчина, сваливая в горшочки салаты, початки кукурузы, жареный картофель с грибами и луком.

– Ещё, ещё, – недовольно махала я рукой.

На лице Лифа-старшего отразилось удивление. Наверное, он решил, что колдун позвал десяток гостей на поздний ужин. Я переминалась с ноги на ногу и вертелась в поисках настенных часов. Быстрее же! Когда все миски были погружены в ящик, я не глядя сунула владельцу заведения несколько банкнот:

– Я завтра доплачу, если мало!

Прижав ящик к груди, я выбежала на улицу, вслед мне Лиф-младший прокричал:

– Будем рады видеть вас вновь!

Я не поверила. Умудрившись ни разу не споткнуться, в темноте я добежала до дома и ворвалась на кухню, где уже горел свет. Колдун, склонившись над дневником, покусывал костяшки пальцев. Я вытащила горшочки из ящика и переложила ещё горячую еду в тарелки. Стол оказался уставлен так, как будто мы и правда ждали гостей.

– Свободна, – не отрываясь от дневника, произнёс Джей.

Я поспешила скрыться в комнате, радуясь, что так легко отделалась.