Loe raamatut: «Призраки прошлого»

Пролог

Я проиграла эту битву, но война ещё не закончилась. Война, которая длилась больше сотни лет.

На медленном осторожном вдохе как будто тысячи острых ножей вонзились в грудную клетку. Один за другим. Быстро. Резко. Как будто лёгкие оказались в руках огня, и он крепче сжал кулаки, заглядывая в мои глаза, полные солёных капель. На выдохе стало легче.

Несколько мгновений назад я выиграла схватку со своей стихией. Вот только я была готова полностью отдаться ей, когда поняла, что выбраться из воды без этих проклятых дневников не смогу. Я сидела на берегу озера, прижимая их к груди. Все страницы были полностью сухими. Как будто не эти дневники только что вытащили из озера. Вместе со мной. Оказалось, пойти ко дну они могли только в моих руках…

Ветер с силой подбрасывал утяжелённые водой пряди, а потом медленно возвращал их на плечи. Я уже не чувствовала холода. Тело согревало его пальто, заботливо накинутое мне на спину.

Сам он сидел рядом, растирая виски́ и дыша ещё чаще, чем я.

Нет никакой соломинки, за которую хватается утопающий. Мозг в стрессовой ситуации работает быстрее, охватывает все варианты спасения и принимает тот факт, что спасения нет. Как Джек в «Титанике» принял, что ему нет места на двери рядом с Розой посреди холодных вод океана.

Когда я осознала, что не могу разжать руки и отпустить свою ношу, полностью смирилась с неизбежным и перестала бороться со своей стихией, тяжёлым камнем опускаясь ко дну. Я задержала дыхание и закрыла глаза. Я уже смирилась с тем, что проиграла…

Но в следующее мгновение почувствовала, как чьи-то руки обвили мою талию и резким движением вырвали тело, из которого вот-вот должна была выйти моя душа, из воды.

Я не успела понять, что произошло.

– Господи, ты просто сумасшедшая! – воскликнул мой спаситель. Ветер стих после его слов и оставил мои волосы в покое.

– А он тут совсем ни при чём… – выдохнула я, ощущая, как дрожащие от холода губы расплываются в улыбке.

– Ну совсем несмешно!

Его дыхание всё ещё было неровным и частым. Но место злости и раздражения постепенно занимали страх и непонимание.

– Чем ты думала?!

– Зачем ты пришёл? – прохрипела я, проигнорировав его вопрос. Грудная клетка всё ещё пылала. Как и горло. Я откашлялась.

Прошло несколько минут, прежде чем он ответил мне. Тишину между нами разбавлял шум воды и стук моего сердца. Его сердце, казалось, замерло.

– А разве ответ не очевиден?

Я отложила дневники в сторону и опустила на них глаза, провела рукой по сухим страницам. Видимо, если бы я вошла с ними в огонь – в пепел бы превратились не они.

В голове отчётливо звучал знакомый голос: «Он твоё проклятье! Не ты его яблоко. Он твой искуситель. Он погубит тебя. Тебе не выбраться из этой ямы…»

Я подняла глаза и увидела у него за спиной ту, чей голос приглушённым эхом повторялся в моём подсознании.

– Очевиден, – ответила ему, но смотрела я не на него, – только тебе нужна не я…

Невеста

Говорят, утро невесты – очень сентиментальный момент, часто девушки не могут контролировать слёзы, но плачут обычно от радости. Я же не проронила ни одной слезинки, когда надевала белое платье, которое было мне велико́. Оно было чересчур длинным, волочилось по полу, а в его многослойных подъюбниках я путалась при каждом шаге. Я была недовольна тем, как оно сидело на мне, будто двуспальный пододеяльник на одеяле для односпальной кровати. Я была недовольна его цветом и фасоном, будто не сама выбирала его. Я была недовольна своей ролью в этом душном спектакле.

Взглянула в зеркало на незнакомую рыжеволосую девушку, не узнавая своего отражения. Бессонные ночи не удалось замаскировать даже толстым слоем тонального крема и пудры – фиолетовые разводы под глазами всё равно были видны. Нанесённая несколько минут назад алая помада уже скаталась на потрескавшихся губах. Глаза блестели от невыплаканных слёз, нервный комок то и дело подкатывал к горлу.

Медленно спускаясь по лестнице, я цеплялась каблуками за подол платья, мысленно ругая себя за то, что совсем забыла согласовать длину накануне. Я подошла к Яну, который ждал в прихожей, освещённой лишь пламенем трёх свечей в старом подсвечнике на комоде. Когда я спустилась, две крайние свечи потухли.

– Вау, – улыбнулся Ян, подставляя мне локоть, чтобы я ухватилась за него.

Я крепче сжала букет, набрав в лёгкие побольше воздуха, натянуто улыбнулась ему, протягивая свободную руку. Букет выбирал жених. И эти розовые большеголовые пионы должны были порадовать невесту, но вместо этого напоминали, что цветы выглядят живее, чем она. Чем я. Я ощущала себя сгнившей внутри.

– Виктор уже оборвал телефон, – пожал плечами Ян, поглаживая мою ладонь на своём локте.

– Это была его затея, – тихо ответила я.

Ян посадил меня на переднее сидение белого кабриолета, сам занял водительское место, и мы поехали в церковь, где нас уже ждали его родители и Виктор с Лидией.

Виктор настоял на венчании. Я же хотела тихую роспись без помпезности и традиций, была против церкви и священника, но закатывать скандалы было не в моём характере. В моём характере – уступать, идти на поводу дорогих мне людей. Поэтому я и была в этом платье, стояла рядом с этим мужчиной. Молчала и давилась словами, которые застревали комом в горле. Вытесняла моральную боль физической, сильнее сжимая в одной руке букет, а другую – в кулак, чтобы почувствовать, как ладонь пульсирует от свежих ран, которые я оставляла ногтями нарочно.

– Ева?

Сквозь пелену мыслей, заглушающих внешние голоса, пробрался его голос. Я оглянулась по сторонам, надеясь, что сплю и декорации церкви сменятся на стены комнаты, как только я моргну.

– Мне повторить вопрос ещё раз? – Священник смотрел мне в глаза.

Остальные присутствующие уставились мне в спину. Под натиском их взглядов я оседала, как старый покосившийся дом. Ян приобнял меня за талию, как будто почувствовал, что без посторонней помощи я опущусь на четвереньки.

– Я слышала вопрос. Я… – едва дыша, ответила, сглотнув ком, препятствующий моему «да», выдавливая из себя лживое и ядовитое: – …согласна.

– Властью, данной мне церковью, объявляю вас мужем и женой перед лицом Господа и лицами всех здесь присутствующих! – торжественно произнёс священник, обвёл быстрым взглядом немногочисленную публику и завершил свои слова отрепетированной улыбкой.

От этой улыбки меня чуть не стошнило прямо на его лакированные ботинки, носы которых выглядывали из-под рясы. Я отступила на несколько шагов от Яна, как только священник договорил, и обернулась в поисках поддержки. Виктор, который всю церемонию стоял справа, протянул ру́ки для объятий.

Я закашлялась, давясь слезами, и уткнулась лицом ему в грудь.

– Ты же от счастья плачешь? – Виктор взял моё лицо в обе ладони, вытирая бегущие по щекам слёзы большими пальцами.

– Видимо, – моргнула, смахивая с ресниц капли, и высвободилась из его объятий.

– Мама бы очень гордилась тобой, – тихо добавил он.

Я закатила глаза, будто бы возвращая слёзы обратно.

– А ты умеешь поддержать! – фыркнула в ответ.

Наш диалог прервала Лидия, вставая между нами. Она всегда спешила отдалить нас друг от друга.

– Поздравляю, – и сразу же вцепилась в локоть Виктора в попытке закрыть его своим телом от меня.

Я так же наигранно улыбнулась ей в ответ и отодвинулась от Виктора. Лидия всегда ревновала его ко мне, несмотря на то, что я никогда не давала ей повода. Я всегда топила чувства к нему в своих тёмных водах.

Когда-то мы были идеальной семьёй. Семьёй, где у каждого была своя главная роль. Виктор – отец, который справлялся со своей ролью, пока роль матери не опустела. В том жизненном спектакле я была дочерью. Нашей счастливой жизни пришёл несчастливый конец: мама утонула. И начался другой спектакль, где нам – мне и Виктору – были отведены новые роли. Мы остались одни друг у друга.

Но потом у Виктора появилась Лидия, а у меня – Ян.

– Ева, хватит летать в облаках! – Виктор потянулся ко мне и поцеловал в лоб. Опрометчивое действие на глазах Лидии, конечно, но он будто нарочно давал ей поводы для ревности, хотя она и без этих поводов умудрялась плеваться желчью в мой адрес.

– Виктор, пора ехать в ресторан, – тут же среагировала в ответ Лидия, так и не отпустив его руку.

– Пора, – улыбнулся он.

Его чувства к Лидии и в подмётки не годились тем, что он когда-то испытывал к маме – мне так казалось. В детских воспоминаниях, которые я бережно хранила в памяти, его отношение к маме было другим: он никогда так не смотрел на Лидию, никогда так не касался её. Когда через пять лет после смерти мамы Виктор привёл в наш дом Лидию, мне едва исполнилось девятнадцать. Я приняла её, потому что понимала, что ему нужно утолять свои мужские потребности. Знала, что он не перестал и никогда не перестанет любить маму. Осознавала, что ему нужно жить дальше… Пусть и в объятиях другой женщины.

Лидия изначально не стала прилежной мачехой. Она никогда не скрывала свою ревность и неприязнь ко мне. Виктор же делал вид, будто бы не замечал её отношение ко мне. А может, и правда не замечал? Я никогда прямо не спрашивала его об этом, мне оставалось только догадываться.

Для меня семьёй всегда был Виктор. Но Лидия забрала его у меня.

Я приняла предложение Яна. Он делал вид, что ничего не замечает, и закрывал глаза на мою нелюбовь. Чувствовал ли он, что моё сердце принадлежало другому человеку? Казалось, на это чувство у него тоже стоял барьер – он любил за нас двоих.

Мы на двух машинах перебрались в ресторан. Я и Ян ехали на белом кабриолете, а Виктор, Лидия и родители моего новоиспечённого мужа – впереди на джипе Виктора.

Я уставилась на дорогу, а точнее – на бампер машины впереди.

– Ты в порядке? – Ян отыскал мою кисть среди белых подъюбников и крепко сжал в своей ладони. – У тебя такие холодные руки…

Сердце тоже было холодным. Как будто внутри меня был заперт огромный айсберг. И если вдруг он начнёт таять, кому-то снова придётся позаботиться о спасении мира, построить ковчег и собрать каждой твари по паре.

– Ева?

Я вздрогнула.

– Мы приехали.

Ян стоял передо мной, протягивая руку.

Я была поглощена своими мыслями и не заметила, как машина остановилась, как Ян отпустил мою кисть, которую сжимал всю дорогу, и вышел из машины, как открыл дверь с моей стороны. Я подала ему руку и вышла из машины.

Родители Яна встречали нас в дверях ресторана, а Виктор и Лидия были внутри. Я не спланировала в своей свадьбе ровным счётом ничего. Единственная моя задача была – подобрать платье. Но и её я провалила, забыв о нём и вспомнив в день церемонии, когда уже что-то исправлять было поздно.

Музыка с нашим появлением стала громче. Внутри было прохладно и темно. Мы с Яном заняли свои места. Родители Яна присели с его стороны. Возле меня сидел Виктор. Он весь вечер не сводил с меня глаз, я чувствовала его взгляд на себе, даже не поворачиваясь в его сторону. Лидия тоже замечала этот взгляд и злилась, отчего ещё больше налегала на алкоголь. Мой бокал стоял нетронутым.

Когда музыка сменилась на медленную, Виктор подал мне руку:

– Танец отца и дочери?

Я видела только силуэт Виктора и чувствовала его за́пах – такой родной, такой знакомый. Коснулась ладони Яна и подала эту же руку Виктору. Если бы это был момент в фильме, сейчас бы оператор перевёл камеру на мои глаза – в них блестели невыплаканные слёзы.

– Почему ты так странно себя ведёшь? – Виктор прижал меня к себе за талию. Подбородком он касался моего обнажённого плеча.

– Ты знаешь причину, – тихо ответила я, опять цепляясь каблуками за длинный подъюбник.

– Не знаю. Не понимаю.

Его тело было слишком близко, и от этой близости я не могла выровнять дыхание. Напрасно я предполагала, что моя свадьба всё изменит. Прижимаясь к Виктору, я осознавала: то, что должно́ было спасти его и меня, загоняет нас обоих в глубокую яму, я всегда винила и проклинала себя за эти чувства, но они только крепли. С каждой минутой, проведённой возле него, и с каждой минутой, проведённой врозь.

– Танец мужа и жены, – прошептал Виктор, касаясь губами моего уха, а потом передал меня, как куклу, в объятия Яна.

Когда мы с Яном кружились в нашем первом танце, я не переставала смотреть в глаза отцу через плечо мужа.

Существовали границы, которые нельзя было переходить. Даже если желание сделать это было больше всего во Вселенной, даже больше само́й Вселенной. Я и стояла по ту сторону этой границы, отделяющей меня от счастья. Рыдала, кричала, но стояла на месте. А по ту сторону был Виктор.

– Ева? Ты сегодня далеко, не со мной, – Ян с грустью поцеловал меня в сухие губы.

– С тобой, конечно, – я прижалась лицом к его плечу. Чтобы спрятать свои глаза, чтобы он не заглянул в них и не увидел, что я нагло лгу. Мыслями я была не с ним.

Когда танец закончился, мы вернулись на свои места. Вот только моё место было не здесь, не рядом с этим мужчиной. А мужчина моей мечты сидел по левую руку от меня и улыбался другой женщине.

Отражение

Мы с Яном уже два года засыпа́ли и просыпались в одной постели, и между нами ничего не изменилось, когда я проснулась его женой. На моём туалетном столике возле кровати стояла ваза с белыми розами, а на подушке Яна лежала записка: «Хорошего дня, моя любовь».

Я вздохнула. Воздух стал вдруг таким тяжёлым.

Не прошло и дня рядом с Яном в статусе его жены, чтобы я не почувствовала себя виноватой перед ним. Я винила себя за то, что приняла предложение не для того, чтобы делать его счастливым, а чтобы мучить. Разве может быть страдание сильнее, чем любить того, кто не любит тебя в ответ?

Я поднялась с постели, затолкав записку под подушку Яна, и присела за туалетный столик, чтобы перед зеркалом убрать волосы в косу. Медленно заплетая косу, я поглядывала на розы. Ян знал, что не люблю цветы, но каждое утро оставлял новый букет в вазе. Я фыркнула и отвернулась от вазы, а моё отражение не поменялось. Я резко подскочила со стула, сжимая недоплетённую косу в кулаке. Моё отражение даже не дёрнулось, оставаясь в положении сидя.

– Что? – произнесла растерянно, – этого не может быть…

Я отпустила косу и закрыла лицо ладонями. Руки задрожали, мне было страшно убрать их от лица и снова посмотреть в зеркало. Я слышала только ускоряющийся стук своего сердца. Этот стук давил так, будто сейчас прозвучит взрыв. Я задержала дыхание, прижимая ладони к лицу плотнее… Тишину разорвал звонок в дверь. От неожиданности я вздрогнула, убирая ладони от лица: моё отражение повторило за мной.

Мне что, всё привиделось?

Звонок повторился.

Не отрывая глаз от зеркала, я попятилась к двери. Отражение повторило за мной.

В длинной ночной сорочке на голое тело, с растрёпанной недоплетённой косой и бешеным стуком сердца – такой я предстала перед Виктором.

– Ты в порядке? – удивлённо спросил он, без приглашения переступая порог квартиры и закрывая за собой дверь.

– Нет! – честно ответила ему я, тяжело дыша, и рассказала о случившемся до его прихода.

Виктор всегда был в курсе всего, что происходило со мной. Сначала я делилась всем с мамой, у меня не было подруг. А после смерти матери я обо всём рассказывала Виктору. Он действовал на меня лучше любого успокоительного, и ему удавалось успокаивать меня даже без слов.

Виктор молча притянул меня к себе за руку и прижал голову к своей груди.

– Я рядом.

– А должен быть далеко. Как можно дальше!

Я отстранилась, пытаясь оттолкнуть.

– Я пришёл, чтобы рассказать тебе кое-что, – Виктор накрыл мою руку на своей груди ладонью и опустил глаза.

– И это кое-что я должна была узнать раньше, чем принять предложение Яна?

Сердце взволнованно забилось, ещё ускоряя свой бешеный ритм, словно предупреждая, что сейчас разобьётся.

– Нет! Иначе… Я нарочно дождался этого дня.

Я почувствовала, как слезинки одна за одной скатились по моей щеке. Я вытерла их и резко выдохнула:

– Говори.

– Только выслушай меня, прежде чем…

– Говори! – тихим охрипшим голосом попросила я, перебивая его.

Виктор обхватил моё лицо ладонями, а моя рука так и замерла на его груди.

– Ева… Судьба сыграла с нами злую шутку.

Я попробовала высвободиться, но он крепко держал моё лицо.

– Послушай меня. Диана… она была лучшим человеком в моей жизни! Лучшим, но не любимым настолько, чтобы я потерял голову и власть над своим сердцем. Я любил её! Любил и страдал оттого, что другого человека я люблю ещё больше. В сотни раз больше. Диана теперь там… И всё знает. Всё видит. А я здесь, и мне не хватает мужества, чтобы признаться, даже самому себе, в силе той любви, что я испытываю.

– Ви… – я попыталась ответить, но голос не слушался.

Пальцы Виктора были мокрые от моих слёз.

– Ева! Моя малышка… Ты только моя! Я полюбил тебя с самых первых минут, как Диана положила мне на руки тебя. Полюбил, но не так, как того хотела она. Ева… – Виктор поцеловал меня, задерживая холодные губы на моём горячем лбу, и уже тише продолжил: – Двадцать один год и девять месяцев назад Диана пришла ко мне с тобой на руках. Тебе было три месяца. Ты нуждалась в отце. Но люблю я тебя, прости, не отцовской любовью.

С моих губ сорвался отчаянный крик. Я оторвала пальцы Виктора от своего лица, как прилипших пиявок, и зарыдала. Услышала звон в ушах – это разбилось моё сердце.

Я ничего не могла ответить ему. Попросту не могла говорить. Облегчение вперемешку с невыносимой болью разлилось по всему телу. Я опустилась на колени: ноги стали ватными и непослушными.

Виктор подхватил меня и прижал к себе так сильно, что кости захрустели в ответ на его крепкие объятия.

– Одному богу известно, как сильно я люблю тебя, Ева!

– Зачем ты так со мной? – выдохнула я.

Я давилась слезами, вцепившись побелевшими пальцами в его плечи.

Он вытирал мои щёки и сразу же целовал их. Нежно и трепетно. Как не целовал никогда. В одно мгновение стена, отделяющая нас друг от друга, пала, а в следующее мгновение стала ещё толще и крепче.

– Почему ты столько ждал, чтобы сказать мне самое желанное, что я когда-либо хотела услышать?

Слёз больше не было, но истерика не проходила. Я дрожала и не могла выровнять дыхание. Однако близость Виктора по-прежнему действовала на меня лучше всяких успокоительных. Он гладил мои волосы и покрывал макушку нежными поцелуями. Его трясло вместе со мной.

– Разве я мог так поступить с тобой? С ней. Со всеми нами! Разве я мог растоптать в тебе самые лучшие воспоминания обо мне? Я не мог. Я не могу до сих пор. Но мне так больно молчать…

Мы прошли в гостиную и присели на диван, я забралась к нему на колени и прижалась к горячей груди. Как забиралась тогда, в своём детстве. Как же давно это было! Целую вечность назад.

– Как противно мне было от мысли, что я люблю собственного отца! И как тщательно вы с мамой скрывали от меня правду. Но зачем? Сейчас было бы всё так просто…

– Нет, не было бы просто! И не будет никогда. Обществу не объяснишь…

– К чёрту общество!

– Ты неправа. Мы часть этого общества. Нам нужно… – Виктор замолчал, посмотрел на меня исподлобья и неуверенно продолжил: – Мы должны… Лучше будет оставить всё как есть.

– Ты же сейчас шутишь?

Я не верила его словам. Да и он сам вряд ли верил.

– Ты теперь чужая жена. Ян… – Виктор сглотнул, – он сделает тебя счастливой.

Я отстранилась от Виктора, встала и медленно выпрямилась в полный рост. Его лоб упирался мне в живот, мои руки болтались, как тяжёлые канаты.

– Из страдания в страдание? Серьёзно? – всхлипнула я, но не позволила себе очередную слабость. Хотелось реветь, но я до крови прикусила губу.

– Я всегда буду рядом… – Виктор поднялся.

Теперь он был выше меня на целую голову. Мой взгляд упёрся в его ключицы, которые выглядывали из-под выреза рубашки. Я не шевелилась.

– Нет, ты ещё дальше. – Я поднесла кулак ко рту, вцепившись в него зубами, чтобы не закричать.

– Прости меня, Ева! – Виктор опять обхватил моё лицо тёплыми ладонями.

Я подняла на него глаза. Говорить не было сил – пусть всё прочитает в них. Пусть увидит каждую крупицу боли там. Пусть его тоже разорвёт от этих бешеных эмоций.

– Мне срочно нужно идти, – прошептал он, нагибаясь, чтобы быть ближе к моему лицу.

– Иди, – кивнула я. – А мне срочно нужно остаться одной.

– Но прежде я сделаю то, о чём мечтал очень долго… – Виктор не дал опомниться и впился в мои сухие губы душераздирающим поцелуем.

Я чувствовала солёный привкус своих слёз на его тёплых мягких губах и смело отвечала на этот поцелуй.

Пикник

Виктор ушёл, а я осталась наедине со своей болью. Я закрывала глаза и видела картинки из другого – счастливого – спектакля. Видела маму, бегущую по берегу навстречу отцу. Видела, как он заключал её в крепкие объятия. Целовал в губы. А когда мама обернулась в мою сторону, я увидела не маму, а своё отражение.

Вздрогнула и осознала, что уснула на полу, облокотившись руками на диван и склонив на них растрёпанную голову. За окном уже стемнело, а значит, Ян скоро вернётся с работы. С ролью жены я справлялась плохо уже с первых минут. В брачную ночь отвернулась от мужа и притворилась уснувшей. Сегодня за целый день ни разу не позвонила ему и не поинтересовалась, что он хочет на ужин.

И никогда не интересовалась.

Зато знала наизусть, что Виктор по утрам пьёт крепкий нерастворимый кофе, что любит делать оладушки на завтрак и не любит ужинать в одиночестве. Знала, потому что все свои сознательные годы наблюдала за ним и впитывала черты его характера, запоминала то, что ему нравится и что он терпеть не может.

Кому-нибудь удалось приказать своему сердцу? Я о подобном не слышала. Моё сердце само выбрало, кого любить. А я осознанно выбрала, чьей женой быть. Виктор прекрасно знал, что я не предам свой выбор. Вероятно, поэтому дождался, пока я выйду за Яна, а потом только рассказал мне правду.

Осознанно ли Виктор выбрал быть несчастливым? Жить и спать с нелюбимым человеком. Потакать обществу, а не своему сердцу. А может быть, это была проверка меня на прочность?

– Знаешь, Ева, женщина должна боготворить своего мужчину. Иначе он найдёт ту, которая будет его боготворить.

– Ма, мне ещё рано думать о подобном!

– Никогда не рано узнавать простые истины, милая. – Мама вплетала зелёные ленты в мои косы.

– Если я встречу такого мужчину, как папа, я буду боготворить его, – ответила дочь.

– Другого такого нет…

Мама была права. Обойди я всю планету вдоль и поперёк, всё равно бы не нашла похожего на Виктора. Вот только своей любовью я перечёркивала светлую память о матери.

Почему она сама не рассказала мне правду?

В эти выходные Ян решил собрать всю семью на пикник в лесу. С палатками, шашлыками и вином. Компанию собрал тоже самую подходящую – семейную. Моя новоиспечённая свекровь и моя действующая мачеха были так очарованы друг другом, что за этот вечер стали чуть ли не лучшими подругами, болтая без умолку, не прекращая делиться то рецептами, то советами, то историями из жизни. Ян и его отец были заняты шашлыками, а Виктор следил, чтобы наши бокалы не пустели.

Я стояла чуть поодаль ото всех и наблюдала за этим спектаклем, прислонившись к рядом растущему стволу и опустив глаза на бокал в руке. Наклоняла его и разглядывала, как остатки вина переливаются по стенкам. Сделала последний глоток и подняла голову. Вино растеклось по моему телу, как кипяток: передо мной стояла девушка из зеркала. После кипятка по моему телу покатились кубики льда. Я сглотнула застрявший в горле ком и попятилась назад, где стоял наш импровизированный стол.

Девушка смотрела прямо на меня. Я заслонила глаза рукой, а когда убрала ладонь – её уже не было на прежнем месте.

– Позвольте наполнить ваш бокал, – услышала голос Виктора.

Я была напряжена, как струна скрипки Паганини перед тем, как оторваться, и не услышала его шагов, оттого подпрыгнула.

– Прости, не хотел тебя напугать. – Он подлил мне вина.

– Я… – едва дыша ответила я, – у меня всё хорошо.

– А так сразу и не скажешь. Ты что, привидение увидела? – в шутку спросил он.

– Не представляешь, как ты близок к истине, – честно призналась я, опустошив полбокала в несколько больших глотков.

– Ты видела её… наяву?

Я кивнула.

– Ева, надо что-то делать! Надо обратиться к специалисту.

Я отошла подальше от дерева, возле которого стояла. Виктор последовал за мной. Когда мы ушли на приличное расстояние от остальных, я резко остановилась:

– К психиатру? – усмехнулась я.

– Я не это имел в виду…

Он тоже остановился – слишком близко от меня.

– А к какому специалисту ещё идут с подобными проблемами? – Я сложила руки на груди. Чувствовала правой ладонью, как трепетало и пыталось вырваться сердце, запутавшись в рёбрах, как птица в ветках.

– Мы это выясним. Мы…

– Вик, – я перебила его, – нет никаких «мы». Каждый сам по себе.

– Ты моя семья. И это неизменно!

– В качестве кого для меня есть место в твоей семье? – я пыталась поддеть его, но отчего-то больно было мне.

Виктор медленно поднёс ладонь к моему лицу. Я инстинктивно прижалась к ней щекой и закрыла глаза. Слабость разлилась по всему телу. Я громко выдохнула.

– В качестве той, кого я люблю, – так же громко выдохнул он и прижался губами к моим губам.

Своим поцелуем он высасывал из меня жизнь.

Что я там говорила про плохую жену? Я уже не только мысленно изменяла мужу, а ещё даже чернила не успели высохнуть в нашем свидетельстве о браке.

Думала ли я отстраниться от Виктора? Нет. В моей голове только мелькало: прижми меня к ближайшему стволу, разорви на мне одежду, не убирай свою руку с моих бёдер…

Но Виктор сам отстранился от меня.

– Прости.

– И ты меня, – помотала головой я.

– Я не могу так, – прошептал он.

– Ты прав. А я могу. И всегда могла! А тебе всегда было плевать на мои страдания.

– Это не так, Ева…

– Будь тебе не всё равно, ты бы всё рассказал мне раньше. Хотя бы накануне свадьбы! Чтобы у меня был шанс всё исправить. – Я смотрела ему в глаза и старалась не замечать, какую боль причиняли ему мои слова.

– Ева…

Но я не давала ему договорить:

– Что ты ещё от меня скрываешь?

– Ничего.

– Нам лучше не оставаться наедине! – бросила я и быстрым шагом стала отдаляться от него.

Мы вернулись к остальным членам семьи.

– Куда вы пропали?! – Ян стиснул меня в объятия, как только я подошла к нему.

– За дровами ходили, – нашёлся Виктор и протянул ему сухие поленья.

– Можно было бы подумать, что вы там зажимаетесь за деревьями, – влезла перебравшая Лидия и рассмеялась своей шутке.

Во взгляде Виктора сверкнули молнии в её сторону.

– А кому-то уже пора завязывать с вином, – он хотел казаться спокойным, но я заметила, как задрожали его руки. Он боялся, что наш секрет раскроется.

Мне стало так обидно и противно от осознания того, что он боялся открыто любить меня. Я с яростью схватила бутылку вина и долила в свой бокал, уединившись возле того самого ствола, где стояла ранее.

Девушка из зеркала больше не появлялась в этот вечер. Неужели она существовала только в моей голове?