– Ты за одну ночь опустошила половину деревни и вернулась домой, оставляя за собой кровавый след. Ты открыла двери дома, оставляя на них кровавые разводы и запустила неизвестной оторванной головой в стену, – он прервался, чтобы сделать глоток из пакета, который Эфрат почти опустошила, – и попала ею в уникальный китайский фарфор!

–А… – решилась вмешаться Шири. – Если бы это была известная голова, это бы меньше ранило твои чувства?

– Не знаю, – ответил он. – К тому моменту выбор был небольшой: сжечь деревню или сжечь особняк, чтобы люди думали, что мы сгорели вместе с ним. Ну вот зачем, скажи, ты это сделала?

– Ты думаешь, я помню? – Эфрат осушила пакет и бросила его на стол. – Привычка, должно быть.

– Разумеется, в любой непонятной ситуации…

– Иди опустошать деревню! – Двери снова распахнулись, и на пороге появились новые гости. А все новое, как известно, хорошо или не очень забытое старое.

– Да что за проходной двор-то… – тихо прошептала Эфрат.

– Что мы все тут делаем? Вот это вопрос, которым стоит задаваться, – так же тихо прошептала Шири, и уже громче добавила:

– Я не верю своему счастью! Овадия, друг мой! – Она поднялась и подошла к дверям, чтобы поприветствовать старого приятеля.

Старого почти во всех смыслах слова. Хотя сегодня было бы уместнее сказать, элегантного возраста. Овадия и правда являлся воплощением элегантности, как если бы кто-то тщательно выбирал гардероб по принципу «что бы выбрал человек, имеющий неприлично много денег и хороший вкус». Его отличали высокий рост и пронзительные голубые глаза, впрочем, среди немцев он без труда мог затеряться, чем и пользовался вот уже сколько столетий.

– Лия! Как давно мы не виделись! – Шири подошла к стоявшей за спиной Овадии внешне юной особе, локоны которой были цвета сухой пшеницы, а пышную грудь не мог бы скрыть ни один предмет гардероба, даже если бы Лия пыталась это сделать. Она была из тех, кто умел просто жить и получать от этого удовольствие. И Овадия с не меньшим удовольствием поддерживал ее увлечения, украшая ее приятными взгляду и прикосновению вещами. Всем своим видом Лия напоминала куклу. Не настоящую куклу, которую передают из одного поколения другому, чтобы та сохраняла дом и семью, а одну из тех кукол, которые привлекают яркими красками, а потом вызывают недоумение своей бесполезностью.

– Счастлива снова видеть тебя, – ответила Лия. Кто-то мог подумать, что она устала или вовсе не рада быть там, где находится. Но это было бы ошибкой. Лия просто так разговаривала. Ей было безразлично все, кроме нее самой.

– Моя богиня! – Овадия стремительно приблизился к Эфрат, лежавшей на муже, как на кресле. Безо всякого стеснения и юбки. – Вы прекрасны, как и всегда. Распоряжайтесь своим покорным слугой как вам захочется. – Овадия поцеловал протянутую ему руку и не без удовольствия поднял глаза на предмет своего восхищения. Богиня благосклонно улыбалась и не спешила подниматься со своего весьма комфортного не то трона, не то святилища. Предназначение Раза у многих вызывало вопросы. Может быть, даже у самого Раза.

– Счастлив видеть тебя, дорогой друг. – Овадия слегка поклонился Разу, учтиво и старомодно, как подумали бы многие, но Раз только слегка наклонил голову в ответ.

– И теперь, когда все в сборе, – обратилась к присутствующим Шири, – давайте перейдем к делу.

– Или к телу, как пойдет, – поддержал Раз.

– Раз, твои шутки не заострит даже тысяча лет. – Лия прошла мимо супругов, демонстрируя все возможную утомленность жизнью в целом и их счастьем в частности.

– Овадия, мой прекрасный немец, почему ты держишь при себе это несносное создание? – И Шири можно было так говорить —Лия была самой младшей из присутствующих и, как ни странно, они были довольно дружны.

– Она милая, – пожал плечами Овадия, которому Лия уже принесла ужин и бокал к нему.

Никто никогда не интересовался, как Лия и Овадия нашли друг друга. Ходили слухи, что это он нашел ее, в высоких горах Норвегии, за что чуть не поплатился головой. Видимо в этот момент невысокая блондинка и покорила его сердце, в конце концов, что еще могло случиться, когда встречаются два вампира.

– Свадьба или казнь! – констатировал Раз.

– И мы делаем ставки, – добавила Эфрат.

– Оспариваю, – ответил Овадия. – Ты уже замужем, а сегодня все не так просто с двойным браком.

– Да, поверьте ему, – покачала головой Лия, – он знает, о чем говорит.

Овадия сделал вид, что не услышал.

– А мы, вот кажется, что-то упустили, – и Шири ни на секунду в этом не сомневалась.

– Упустили и немало, но если мы начнем этот разговор, к его окончанию мы сами превратимся в Старейшин. – И Овадии было можно поминать последних всуе и в их собственном обители.

– О, да! Ты всегда был магнитом для женщин, – Эфрат сделала небольшую паузу, – и мужчин.

– Ты ничего не докажешь, – парировал Раз.

– Его фото на заставке твоего телефона! – предположила Эфрат.

– Откуда ты знаешь?

– Да ладно, – Эфрат повернулась к нему, – да не может быть! Серьезно?!

– Что сказать, – Раз вынужден был сознаться, – кто из нас может устоять перед двухметровыми немцами?

– Вообще никто, – ответила Шири, – мы все в этом клубе. Но давайте уже ближе к телу. К делу. Которое в перспективе может стать телом.

– Или двумя телами. – Эфрат посмотрела на подругу.

– Или двумя телами, – вынужденно признала Шири.

– Кто вообще сказал, что нам нужны новенькие?

– Лия, если бы кому-то время от времени не захотелось разбавить атмосферу новыми лицами, тебя бы тут не было, – доходчиво объяснил Раз.

– Мой супруг груб и несдержан, – сказала Эфрат, обнимая упомянутого супруга. – Вы должны извинить эту невыносимую сволочь.

– Только после вас, моя богиня, – отозвался Овадия.

– Проницателен, как всегда. Может быть, напомнишь мне, в чем еще ты хорош?

– Раз! – Лия метнула в него пустой пакет из-под ужина.

– Да что за вечер такой, я весь в крови, а так толком и не ужинал, – возмутился рыжий вампир.

– И мы во всем обвиним тебя, – Эфрат протянула ему свой третий пакет, в котором оставалась еще добрая половина.

– Так, стоп. – Шири пришлось их прервать. – Я счастлива, что мне открылось столько доселе неизвестных фактов…

– А я уже просто игнорирую все подобные факты сегодня, – отмахнулась Эфрат.

– Эфрат, позволь. – Шири словила недовольную гримасу подруги, но наконец стало тихо и она продолжила:

– Мы все здесь не потому, что так решили, и не потому, что нам нужны новые лица. Мы здесь, потому что Эфрат…

– Сожгла город! – предположил Овадия.

– Опустошила город, – предложила свою версию Лия.

– Скупила пол города, – добавил Раз.

– А затем опустошила и сожгла, – подытожила сама Эфрат. – Увы, но нет.

– Эфрат нашла нечто… – начала было Шири.

– Оно само меня нашло.

– Неважно. Она нашла нечто, что, как бы это сказать, сумело выжить, – подытожила Шири.

Тишина снова наполнила комнату. И это была не та звенящая тишина, с которой хорошо знакомы люди, это была густая, плотная тишина. Которую никто не хотел нарушать.

– А Шири, – наконец зазвучал голос Эфрат, пытавшейся перевести стрелки, – Шири завела питомца, на котором не заживают мои укусы.

– Но они и не должны, – устало отозвалась Лия, – он же человек. Они регенерируются, только если умеют, а все, кто умеют, держатся от нас подальше.

– Как и всякая разумная форма жизни. И тем не менее, – Овадия прервал свою очаровательную, но недальновидную спутницу, – ты ведь наверняка давала ему свою кровь, Шири.

– Да, и это одна из причин, по которой мы здесь. Я хочу, чтобы он стал одним из нас.

– Я не слышу уверенности в твоем голосе, – Раз смотрел на нее, стараясь понять что-то, что понять пока не мог.

– Укусы не заживали даже когда я поила его своей кровью, – подчеркнула Шири.

– Какие-нибудь еще новости? – спросил Овадия, осушив свой бокал. – Устойчивые к нашей притягательности люди?

– Прекращение войн, – поддержала его Лия.

– Гетеросексуальные подростки… – мечтательно добавил Раз.

– Давайте не будем выходить за рамки возможного, – прервала их Шири.

– Поддерживаю, гетеросексуальность любого возраста лежит далеко за рамками моих возможностей, – откликнулась Эфрат. И тут же добавила:

– И понимания.

– Как и сама концепция возраста, моя богиня, способная в древности своей тягаться с задницей Антарктиды. Позволь наполнить для тебя бокал. – Овадия встал, чтобы вытащить из бара еще несколько пакетов и высокий прозрачный бокал.

– Прошу прощения, – отозвался Раз, – но наличие у Антарктиды задницы не было документально установлено.

– К чему эти хлопоты, – ответил Овадия и кивнул в сторону Эфрат, – вот она сидит.

– А ты тогда стар как задница Сфинкса! – ответила Эфрат и продемонстрировала ему покрытый кровью язык.

– Наличие задницы у Сфинкса, тем не менее, установлено, – поддержал супругу Раз.

– И я не хочу знать, как это случилось, – мрачно отозвалась Лия.

– Вы ничего не докажете! – одновременно ответили Раз и Овадия.

– Господа! – Шири снова пыталась вернуть внимание собравшихся. – И дамы. Кто-нибудь слышит меня? У нас проблема. Две.

– И одно решение, – Раз принял протянутый Овадией бокал и поднес его ко рту Эфрат, – разобраться наконец, почему задница считается самой древней частью чьего-либо тела.

– Как я по вам по всем скучала, – буднично отметила Лия, и сделала глоток из своего бокала, – в сущности, мы могли бы наполнить ими обоими бокалы, избавиться от тел и продолжить жить счастливо.

– Это не решение, это расточительство. Мы не можем позволить себе вот так разбрасываться любопытными артефактами. – Шири давно покончила с трапезой и теперь не без удовольствия наблюдала, как Эфрат продолжала свою.

– Безусловно, так и начинаются все истории со счастливым концом…

– Лия, когда твои идеи будут хотя бы немного аргументированы – дай знать.

– Раз, полегче, Лия старается. – Овадия не обязан был вступаться за спутницу, но исправно проявлял заботу о ней. – По-своему Лия права. Сейчас у нас все хорошо. Нужны ли нам перемены? И что могут принести нам подобные перемены?

– У меня есть другой вопрос, – Эфрат вытерла кровь с подбородка небрежным движением руки, – тут все знакомы с Шири, так?

– Видимо да, – ответил Раз.

– Как так получилось, что до недавнего времени я ни разу о Шири не слышала? И познакомилась с ней «случайно» в случайном же клубе?

Повисло молчание. Собравшиеся переглядывались между собой.

– Я думаю, ответить на этот вопрос предстоит самой Шири, – она приготовилась отвечать, удобно разместившись в кресле и закинув ногу на ногу. Даже сейчас на Шири были туфли на высокой острой шпильке, она выглядела точно так же как в ту ночь, когда они с Эфрат впервые встретились. – Мы все действительно давно знакомы, и у каждого из нас довольно занимательная биография. Ну, или почти у каждого, – она лукаво посмотрела на Лию.

– Ой, я тебя умоляю… – та закатила глаза и запрокинула голову, так что кукольные соломенные кудри рассыпались по ее нежным белым плечам. Овадия слегка улыбнулся.

– Так вот, все мы давно знаем друг друга, как все мы каким-то образом давно знаем Старейшин, хотя мы узнали их задолго до того, как встретились с ними лично. Среди нас есть мнение… – продолжала Шири.

– У которого нет определенного автора, – отметил Раз, подняв голову к потолку.

– Прошу прощения, Раз полагает, что все мы связаны единой нитью. Или, что еще хуже, все мы, по сути, одно существо, – продолжила Шири.

– Что вовсе не означает, что теперь мы все должны одеваться как дорогие проститутки и вести себя как дешевые только потому что Шири так делает, – Раз довольно улыбался, за что получил укоризненный взгляд Овадии, – нет, ну а что?

– Может быть тебе стоит попробовать, – парировала Шири, – вспомнишь молодость.

– Подводя итог сказанному, если в наши ряды вольется не то сознание или сознание ненадлежащего качества, то пострадают все, как единые организм или одно существо, куда более высокого порядка чем все мы по отдельности. – Закончил мысль Овадия.

Эфрат с интересом слушала и пока не слышала ничего нового. Но что-то в воздухе подсказывало ей, что речь тут вовсе не о ней и не об их с Шири знакомстве, и даже не о ком-то присутствующем в комнате.

– И оно смотрит на мир нашими глазами, – дополнила Эфрат. —Именно так мы когда-то говорили о богах.

– Очень похоже, да, – согласилась Шири, – Разница лишь в том, что между твоим сознанием и сознанием божества разница все же есть, в то время как для нас разницы нет. Каждый из нас может слышать и знать то, что слышит и знает другой, если возраст позволяет…

– Ваши инсинуации начинают утомлять, – перебила ее Лия.

– Что ж, тогда у меня нет для вас хороших новостей, вы бы слышали это… – рассмеялась Эфрат. Все знали, что в этой комнате она была знакома со временем дольше других.

– Озари же нас светом своего знания, моя бо… – начал было Овадия.

– Да прекрати же! – не выдержал Раз. – Формально мы с ней давно мертвы, но смерть, как известно, не повод для развода, и я выражаю неудовольствие твоей склонностью обожествлять мою супругу.

– А в эти медные кудри когда-нибудь закрадывалась мысль, что я делаю это не без повода? – Овадия вопросительно посмотрел на него.

– Что закрадывалось? – переспросил Раз.

– Ты все равно не знаешь значения этого слова, дорогой. – Эфрат похлопала Раза по щеке. – Шири, извини, мы сегодня особенно невыносимы. Пожалуйста, продолжай.

– Благодарю, – ответила Шири, которая уже сомневалась, что ей дадут возможность снова заговорить сегодня. – Так вот, мы долго ждали, пока ты, Эфрат, как бы это сказать деликатно …

– Не существует способа деликатно сказать «прекратишь быть бешеным чудовищем», – помог ей Овадия.

– Моя супруга чрезвычайно разносторонняя личность!

– Заткнись, дорогой. Шири, пожалуйста.

Шири кивнула в знак благодарности.

– И вот, после довольно долгого ожидания, сменилось несколько эпох и тысяча фасонов туфель, мы пришли к выводу, что этого не случится и мы готовы рискнуть.

– Рискнуть? – переспросила Эфрат.

– Да, присоединив твое сознание к общему, мы рискуем, все мы, – и снова этот голос как будто заполнял собой все вокруг, перекрывая и вздохи Лии, и тихий смех Раза, и даже мысли Овадии. – Ты видела, что случилось с Гедальей.

Эфрат молчала. Очевидно, что этот разговор только начинался.

Раз вышел из комнаты, неплотно прикрыв за собой дверь. Ему не нужно было долго вглядываться в темноту коридора, чтобы различить в ней человеческий силуэт.

– Я слышал, что ты уникален, – обратился Раз к скрывающемуся во мраке, – но вот подслушивать занятие далеко не оригинальное. И к тому же, больше по моей части.

В несколько быстрых шагов он пересек коридор и через несколько мгновений уже стоял перед Рахмиэлем, который тут же узнал медные кудри и полыхающие янтарным огнем глаза.

– Привет, – произнес Раз, – мальчик, который выжил. Дважды.

– Привет, – отозвался Рахмиэль. – Ты Раз, верно? Муж Эфрат?

– Да, полагаю она не упоминала обо мне раньше.

– Вслух – нет. Но от ощущения твоего присутствия очень непросто избавиться, – ответил Рахмиэль, он пока не знал, что по натуре Раз был таким же легко воспламеняющимся, как и его супруга. В следующий миг, тонкие пальцы Раза уже вцепились в горло Рахмиэля и поднимали последнего над землей.

Дышать было не то что трудно – невозможно, перед глазами становилось темно, и только искры разлетающиеся из глаз Раза помогали сохранить контакт с реальностью. Рахмиэль перехватил его руку, пытаясь ослабить сомкнувшуюся на горле хватку.

– А я слышал, тебя начали одолевать сомнения, – пальцы вампира сжимались все сильнее, – Что это? – медленно произнес Раз, разглядывая лилию на руке Рахмиэля, и явно ожидая ответа, – ах да …

Раз отпустил Рахмиэля и тот медленно опустился на пол.

– Так что это? – Раз повторил свой вопрос.

Какое-то время Разу пришлось слушать кашель в ответ.

– Раз! – раздался голос Эфрат, – что по-твоему ты делаешь?

– Я? Веду непринужденную беседу, – ответил Раз.

– И почему твой собеседник задыхается?

– Волнение, – развел руками рыжий вампир.

– Такое чувство, что я все пропускаю, – показался в дверях Овадия.

– Ничего необычного, только беспардонное поведение моего будущего бывшего мужа, – произнесла Эфрат.

К этому момент кашель Рахмиэля начал затихать, но этого никто не заметил.

– И это то, что я слышу спустя почти столетие разлуки, – сокрушался Раз, – ни тебе объяснений, ни цветов, ни прощального секса!

Рахмиэль снова закашлялся.

– Раз, мы расстаемся потому что я так хочу, – спокойно ответила Эфрат, опираясь на открытые двери.

– Ах да! Меня зовут Эфрат и я делаю все, что захочу! – продолжал Раз.

– Я надеюсь, это не должно было стать сенсацией, потому что если так, то это провал столетия, – сдерживая смех прокомментировал Овадия.

– Раз, мы бы все равно расстались, при участии Рахмиэля и без такового, – все также спокойно произнесла Эфрат.

– Да, кстати, о твоем милом питомце, – Раз посмотрел на стоящего перед ним человека, – я уже где-то видел такие татуировки.

– Ты преувеличиваешь, – отмахнулся Овадия, – люди сейчас покрываются надписями раньше, чем заканчивают школу.

В темноте и в тайне от собеседников Овадия и Эфрат обменялись взглядами.

– Задница Сфинкса! – произнес Раз, возвращаясь обратно в комнату.

– Эту загадку тебе не разгадать, заходи давай, – ответил Овадия, пропуская его в двери, – нам все еще есть что обсудить.

– … и Старейшины сожгут нас вместе с этим особняком, – заключила Лия.

– Нет, сжигать особняки – это фишка моего мужа, – отклонила предположение Эфрат.

– Конечно, ты-то сразу городами берешь, богиня… – Овадия тихо рассмеялся и лукаво посмотрел на Эфрат.

– Ну прости меня! Долго ты еще будешь мне это вспоминать?

– Гамбург девятнадцатого века всем нравился, так что ответ «да»! – У него имелось свое чувство юмора. И Эфрат его полностью разделяла, оно стоило Гамбургского поджога. А вот стоит ли предстоящая им игра свеч, она не была уверена. Только решение принимать уже не ей и никому из присутствующих.

Эфрат наконец поднялась, даже не думая при этом поправлять юбку, все еще украшавшую ее талию. Она справедливо полагала, что если Agent Provocateur оценивают свою работу не меньше, чем ювелиры, то нельзя лишать окружающих удовольствия созерцать произведение искусства. В конце концов знаменитое: «Каждый должен быть произведением искусства или носить произведение искусства» записала в блокноте Оскара именно она.

– Дорогая, – Раз тоже поднялся и взял ее за руки, – есть привычка, а есть правила чести. Нельзя быть, и я знаю, у тебя имеется масса весомых аргументов в пользу обратного, но нельзя быть с двумя мужчинами одновременно.

– Нет, – ответила Эфрат, сжимая его руки. – Ты не знаешь, сколько весомых аргументов по этому поводу у меня есть.

– Держу пари, у твоей тряпичной куклы в сердце Европы даже есть к ним иллюстрации, сделанные в его маленьком клубе по интересам. – Овадия сделал еще один глоток из своего бокала.

– К этому замечанию мы вернемся позже, – прокомментировала Шири.

– О, еще как вернемся! – Лия выражала неподдельную заинтересованность.

– Лия, пожалуйста! Мы тут пытаемся разводиться и не умереть во второй раз. Тебе и в первый толком не удалось…

– Дорогой, – сказала Эфрат, смеясь, – мне будет не хватать твоего выдающегося интеллекта, который мог бы найти и лучшее применение.

– Никто не знает, любовь моя, никто не знает, чем в действительности занят мой интеллект. – Раз улыбнулся, и кому-то могло показаться, что даже немного грустно. – И так, дорогие собравшиеся…

Все присутствующие также встали.

– Официально я и моя супруга давно мертвы. Как и все присутствующие. Мы живем другую жизнь и в этой жизни я и Эфрат – законные супруги вот уже несколько сотен лет. И сегодня мы просим вас засвидетельствовать прекращение этого союза между нами. – Раз говорил негромко, но слышали все, даже стены и те, кто за ними стоял.

***

Эфрат закрыла за собой двери. В коридоре было темно, но не настолько, чтобы она не разглядела в темноте его профиль.

– Как получилось, что ты никогда не упоминала о своем муже? – тихо спросил Рахмиэль.

– Не приходило в голову, мы не виделись около сотни лет.

– Ты сожгла Гамбург?

– Не весь.

– Должно быть, это добрый знак, – он рассмеялся, но как-то вовсе без смеха.

Эфрат подошла к нему. Очень близко, так чтобы он снова мог почувствовать холод, заглянуть в глаза и увидеть, что все ее существо – не более, чем иллюзия, сотканная из разрозненных представлений людей о том, как должны выглядеть такие, как она. В какой-то момент Рахмиэлю даже показалось, что эта иллюзия начинает таять, уступая место чему-то совершенно иному, тому, что он ощутил в той комнате, куда их не так давно провожал дворецкий.

– Ты существуешь? – спросил он.

– И да, и нет, – ответила она. – Зависит от того, в какой форме мне удобнее, чтобы ты меня видел, а точнее, какой ты быстрее поддашься.

– И я, я буду таким же?

– Возможно, мы все разные. Но, в любом случае, это произойдет не сразу. Нет даже гарантии того, что ты выживешь.

– Мне уже удалось однажды, – Рахмиэль сделал паузу, – даже дважды.

– И правда…

Какое-то время они молча стояли в темноте. За дверью как будто не раздавалось ни единого звука. Как если бы там и вовсе никого не было.

– Пойдем, – сказала Эфрат и снова открыла двери.

– Но… – Рахмиэль не закончил фразу. Комната, из которой только что доносились громкие голоса и смех, была абсолютно пуста. И только грязные бокалы, окруженные пакетами из-под донорской крови, свидетельствовали, что здесь кто-то был.

– Да, здесь нам не обязательно придерживаться общих правил.

– Здесь ты только что развелась со своим мужем, – задумчиво произнес Рахмиэль, – и что, достаточно просто произнести несколько слов в присутствии свидетелей и столетий брака как не бывало?

– Вампирам свойственно уважение к таким ценностям как слово и честь, для нас сила одного и другого примерно равнозначна. И если я говорю, что больше не хочу быть в браке, я говорю это потому что я имею это ввиду, а не потому что у меня день не задался, – пояснила Эфрат.

– И что, теперь он просто исчезнет из твоей жизни? – спросил Рахмиэль.

– Просто исчезнуть он не может, нас связывают узы одного клана, который тот еще подарок, – Эфрат картинно закатила глаза к потолку, – мы заботимся друг о друге.

– Но ты исчезнешь из его жизни?

– Это так, – Эфрат внимательно посмотрела на него. Не было никакого объяснения тому, что она испытывала, и тому, что чувствовала тепло, исходившее от него, – ведь как мы уже выяснили, я – чудовище.

– Да, – ответил он, – это так. И я тебя люблю. – Они стояли возле еще открытых дверей, и, если бы кто-то наблюдал за ними издалека, то не увидел бы ничего необычного, ничего кроме того, что увидел бы любой, заставший влюбленную пару на фоне заката. – Когда я слышу твой голос, когда я прикасаюсь к тебе, я слышу голос бога. Я вижу, как целые миры возникают и распадаются в твоих глазах, как жизнь, твоя и сотни тысяч чужих, бегут по твоим венам, и как в золоте твоих волос застывают мелкие рубины, хранящие память, и если бы я мог выбирать мир, в котором жить, Эфрат, я бы выбрал тебя.

– Так значит, ты сделал свой выбор?

– Да.

– Тогда скажи мне, чего ты хочешь…

Если есть в мире тайна больше смерти и любви, то это свобода выбора. К дверям никто не подходил, но почему-то они сами беззвучно сомкнули свои створки. Возможно, желая скрыть происходящее от глаз случайного наблюдателя, если бы таковой оказался рядом. Все в этом доме служило хозяевам, у которых были все шансы стать самым могущественным кланом вампиров в Европе.

***

Наступило утро. И его все проигнорировали. Никого не волновало еще одно утро, прелесть которого они давно перестали ценить, потому что давно обрели другие ценности. Особенно в это утро.

– Подвиньтесь, я должен зайти туда первым! – кричал Раз, распихивая всех собравшихся локтями.

– Ты бывший муж, не забыл, – Шири была не согласна с озвученным мнением.

– Прошла всего пара часов! – возмутился вампир.

– Часов или столетий, время – не аргумент. – Овадия поддерживал Шири.

– Вы вообще уверены, что нам стоит… что мы можем… что это вообще уместно? – Лия старалась. Все это ценили.

– Да, – Раз облокотился на двери, – я почти уве…

Двери распахнулись, и бывший муж скрылся в темноте.

– Что ж, вопрос решен, – Шири незамедлительно проследовала за ним.

Овадия и Лия молча прошли следом. Двери оставались неподвижны.

Свечи давно погасли, а никто из присутствующих не любил электрическое освещение. Некоторые предпочтения умудряются пережить своих хозяев. Но сейчас выбирать не приходилось. Кто-то из них зажег свет, очень осторожно и медленно, все что угодно могло быть разоблачено его искусственными волнами.

– Овадия прав, вы – беспардонные плебеи, – раздался голос Эфрат откуда-то с кровати.

– Кх-кхм…

– Прости, Овадия, все, кроме тебя – беспардонные плебеи, – исправилась Эфрат.

– Что ж, по крайней мере, один из них жив, – констатировал Раз.

– А что со мной могло случиться? Ты прямо как тогда, помнишь, – Эфрат села на кровати, так что ее все еще укрытое багряной вуалью лицо стало видно всем присутствующим, – когда ты пытался не пустить меня в церковь, утверждая, что я «перемолюсь»?

– Я выразился фигурально, – отозвался Раз. – Мне не хотелось вот так сразу, в первую же неделю истребить целую деревню и попасть в немилость за излишний аппетит.

– Где Рахмиэль? —сказала Шири за всех.

Эфрат повернулась и откинула покрывало. Рахмиэль лежал рядом с ней. Неподвижно. Никто не произнес ни слова.

– Кто-нибудь хочет поесть? – Эфрат обращалась ко всем и ни к кому одновременно.