Погода и не думала менять избранный курс, все было в точности, как они хотели: пасмурное небо, холодный ветер и постоянная угроза дождя. Последний раз, когда Эфрат доводилось украшать собой подобный пейзаж, она гналась за очередной жертвой и, само собой, только один из них теперь может рассказать эту историю. Сидя на заднем сиденье джипа, невозмутимо игнорирующего дорогу и даже ее отсутствие, Эфрат молча сокрушалась о несправедливости жизни и напрасной трате маникюра.

– Ты бы нашла повод для недовольства в любом случае, здесь или дома, – Шири посмотрела на нее через зеркало, достаточно современное, чтобы улавливать отражение всех присутствующих.

– И мы бы в любом случае это слышали, – в тон ей отозвался Гедалья.

– Я ни на что не намекаю, но категорически возмущен вашей неспособностью сострадать. Мне же потом расплачиваться за все, что вы сегодня скажете. За что вы меня ненавидите? – Рахмиэлю досталась редкое удовольствие разделить с Эфрат заднее сиденье.

Смеялись все. Кроме Эфрат. Джип пробирался все дальше в не затронутые цивилизацией и асфальтированными дорогами просторы Баварии, и вскоре они остановились. Перед ними простиралось ничем не примечательное поле с зеленой травой. Укрытие в тени деревьев маячило вдали, если вам захочется прогуляться с пол часа, а то и больше. Шири заглушила мотор и лениво потянулась: настало время поступиться комфортом ради новых впечатлений вместе.

– Я протестую! Это насилие над личностью! – Первые слова Эфрат перед высадкой ничем не отличались от последних перед посадкой.

– И действия аграрного характера. – Рахмиэль подал ей руку, помогая выбраться из машины.

– А мы переживали, что наш мальчик из частного университета будет кричать громче всех. – Шири уже вылезла из джипа и ждала, пока Эфрат окончательно примирится с реальностью.

– Мне нравится смена обстановки. – Рахмиэль обнял все еще недовольную своей судьбой Эфрат, и все четверо устремились в поля. Пятеро, считая молчаливый протест Эфрат.

– Вы серьезно? Пикник? – Эфрат опустила темные очки, чтобы как можно более отчетливо увидеть своих спутников, расстилающих на траве плед.

– Ну да, не вижу причин не пить с утра. – Шири жестом пригласила ее сесть рядом, а затем постучала рукой по стоящей рядом плетеной корзинке.

– Раньше для нас бы все подготовили слуги, но, согласись, в самостоятельности есть что-то особенное. – Шири еще не успела договорить, а Гедалья уже достал бокалы и передал Рахмиэлю бутылку вина. – Присядь уже, твоя одежда, за которую ты так эффектно волнуешься, и то спокойнее воспринимает происходящее.

– Кто знает, вдруг она сбежит, едва коснувшись земли, – ответила Эфрат нерешительно ставя ногу на плед.

– Тогда мы все проводим ее аплодисментами. – Рахмиэль протянул ей наполненный бокал.

– И даже выпьем за то, чтобы она безопасно добралась… куда бы она ни стремилась. – Гедалья, в свою очередь, передал бокал Шири.

– Ладно, уговорили. – Эфрат наконец присоединилась к обществу. Она взяла из рук Рахмиэля бокал, и села на плед, скрестив ноги. Последним она нанесла тяжелую моральную травму всем поклонникам Джимми Чу.

– И долго мы планируем здесь сидеть? – спросила она, наконец сделав глоток вина.

– Пока они не придут, – ответила Шири.

– Они? – переспросила Эфрат.

Шири ничего не ответила и только скрыла улыбку за бокалом вина. Минуты шли медленно, но превращались в часы довольно быстро. Первая бутылка вина давно закончилась, а вторую открывать пока не хотелось, и друзья развлекали друг друга разговорами.

– Итак, мы ожидаем некоего пришествия, – начала Эфрат, уже лежащая головой на коленях Рахмиэля, – когда оно произойдет и произойдет ли, мы не знаем. Тут все согласно канону. Но есть и то, что недопустимым образом от канона отклоняется.

– Что же это? – поинтересовалась Шири.

– Знамения, – ответила Эфрат. – Те самые, которые возвестят долгожданное пришествие и избавят нас от мук бесцельного и потенциально бесконечного ожидания.

– Ну, что тут скажешь. – Шири вздохнула и обратила взгляд к горизонту, на котором за все это время не произошло никаких изменений. – Тут непросто. Это как с богами, иногда их ждешь напрасно.

– Я этого не потерплю! – воскликнула Эфрат и тут же рассмеялась. – Когда это нам приходилось ждать богов понапрасну? А уж им нас – тем более. И все же, если ваше пришествие не состоится в ближайший час и через еще одну бутылку вина, я перестану сопереживать вашему таинственному пантеону.

– Кстати, о сопереживании… – Шири всегда находила игру слов интересной забавой. – Гедалья, дай мне руку.

Гедалья, сидевший за ее спиной, протянул ей руку, ту самую, которая была в центре внимания обеих дам минувшей ночью. Шири расстегнула манжет его рубашки, черной, под цвет ее платья. Запястье было таким же гладким, как если бы вчера ночью ничего не случилось.

– Любопытно, – задумчиво произнесла Шири.

– Не то слово, – отозвалась Эфрат.

– Что изменилось?

Эфрат ничего не ответила, только посмотрела на Рахмиэля, который никак не отреагировал на ее внимание, хотя он и был той самой единственной переменной, отличающей первый укус от второго.

– У меня есть идея. – По голосу Шири было очевидно, ей только что пришло в голову то, что она собиралась сказать. – Рахмиэль, не будешь ли ты так любезен наполнить мой бокал?

– Мне открыть вторую бутылку? – уточнил Рахмиэль.

– Нет, – ответила Шири.

Он на секунду замер, а затем спокойно закатал рукав черного логнслива.

– Осторожнее, это мой любимый Gucci. – Эфрат, постаралась ничем не выдать непонятно откуда появившихся эмоций.

– Я знаю, я же вытащил его из твоего чемодана, – равнодушно ответил он.

– Не волнуйся так, – Шири снова смотрела на Эфрат с улыбкой, – с ним ничего не случится. Что поделаешь, если этот смузи такой вкусный?

– Я помогу тебе. – Эфрат постаралась реабилитироваться, придав как можно больше безразличия своему голосу. Перехватив его руку, она поднесла запястье к губам и прокусила кожу, глядя Шири прямо в глаза. Движение было таким быстрым, что сложно было уловить, что случилось. Затем она протянула руку к бокалу и поднесла его к запястью Рахмиэля.

– Много не нужно, – сказала Шири, когда кровь закрыла дно бокала. – Это не более, чем догадка.

Эфрат снова поднесла запястье Рахмиэля к губам. Шири забрала у нее бокал, наблюдая за тем, как Рахмиэль прижал пальцы к лицу Эфрат, очевидно наслаждаясь тем, что она делала.

– Пей. – Шири протянула Гедалье бокал.

– Что, прости? – Он не понимал, шутит Шири или говорит серьезно.

– Пей, я сказала. Наш чудо-мальчик явно чем-то отличается от всех прочих, а значит, есть основания попробовать все возможные варианты, – настаивала Шири.

– Я надеюсь, этот вариант будет первым и последним, – ответил Гедалья.

Ему ничего не оставалось делать, кроме как повиноваться. Все, кто когда-либо испытал на себе магию вампирской крови, навсегда оказывались под воздействием ее чар. Подобно тому, как влюбленный повсюду следует за своей возлюбленной, с радостью и по доброй воле, тот, чьих губ коснулась древняя кровь, был счастлив следовать за ней повсюду. И пусть секунду назад предложение Шири отнюдь не показалось Гедалье заманчивым, теперь он уже держал бокал в руке и был готов выполнить просьбу Шири.

Рахмиэль не отрывал взгляда от Шири, и ему, казалось, не было никакого дела до происходящего рядом, как если бы весь мир кроме них двоих вообще перестал существовать.

Гедалья поставил опустевший бокал на землю.

– Вкусно? – усмехнулась Шири.

– Ничем не отличается от любой другой человеческой крови, – ответил Гедалья.

– Какие широкие познания, – она поджала губы. – И тем не менее, единственное, что отличало первый укус от второго – присутствие Рахмиэля. – Шири со спокойным интересом наблюдала за происходящим рядом.

– Не старайся, – неожиданно спокойно отозвался Рахмиэль, повернувшись к Шири, – Мне нет смысла скрывать свои мысли, как и то, что мне отлично известно, где именно была Эфрат этой ночью и чем занималась.

– Ты снова не спал? – тихо спросил Гедалья.

– Снова? – Эфрат медленно повернула голову в сторону говорившего.

– А вот и знамения… – Шири потянулась ко второй бутылке вина.

– Так, потрудись, пожалуйста, объяснить. – Эфрат снова села, скрестив ноги и вопросительно посмотрела на Гедалью, протягивая свой бокал Шири, открывающей бутылку.

– Что тут объяснять? Когда ты сидела на его кровати и с нежностью смотрела на него как на вечерний аперитив, он вовсе не спал и прекрасно понимал, что происходит.

– Какие занимательные подробности. – Шири разливала по бокалам вино. – Я восхищаюсь вашей способностью хранить секреты малыми группами.

– Это коллективная способность всех присутствующих. – Эфрат взяла свой бокал и сразу сделала глоток. – Должны же мы как-то развлекать друг друга.

– Развлечь ближнего своего – проявление истинной заботы со стороны бессмертного, – отметила Шири, протягивая бокал Рахмиэлю.

– Благодарю. – Он принял бокал, наполненный темно-красной жидкостью, и сделался, казалось, равнодушен ко всему происходящему.

– Зачем? – теперь Эфрат тоже смотрела на Рахмиэля. Который, судя по выражению его лица, не собирался отвечать.

– Да ну что тут думать, он просто хотел понять, почему еще жив и чего от тебя ожидать. – Шири своим примером продемонстрировала, что означает «убить интригу».

– После того, как тебя чуть не убили, это вполне нормальное желание, – парировал Рахмиэль, не забывая уделять внимание вину.

– Только меня смущает факт употребления алкоголя несовершеннолетним? – спросила Эфрат, последовав его примеру.

– Это единственное действие, которое тебя смущает в исполнении этого несовершеннолетнего? – рассмеялся Гедалья, за что тут же получил от Шери шлепок по затылку.

– «В» – вежливость, – прокомментировала она. И пока собеседники собирались с мыслями для достойного ответа, Шири поднялась и присмотрелась к горизонту, который начал неожиданно меняться, то ли под воздействием ее взгляда, то ли по какой-то другой причине. – А вот и они!

Горизонт неумолимо надвигался на них. При ближайшем рассмотрении можно было различить отдельные самостоятельные облака. Так или иначе к ним приближалась целая плюшевая армада. Эфрат не отличалась познаниями в овечьей физиогномике, но вне всяких сомнений, эти овцы были чертовски счастливы.

***

– Я слышала, что вторые девятнадцать не похожи на первые, а третьи не похожи на вторые. Что думаешь? – Краски позднего вечера преобразили гостиную баварского особняка, превратив ее в уютное гнездо для секретов, раскрытых, но пока избегающих публичной огласки.

– Тебе виднее, – ответила Шири, – но ты можешь спросить у того, кто переживает свои первые.

– Могу, но ему-то откуда знать? Он едва их пережил.

– Ночь только началась, вдруг ему повезет.

– Еще больше, что ли? – Эфрат рассмеялась и откинулась на спинку кресла.

– Мне кажется еще один эпизод везения, и нам не надо будет никуда ехать, они придут сами.

– Я понимаю, что ты шутишь, но мне кажется, они уже так близко, что тоже могут оценить твой юмор, – ответила Эфрат.

– Да, я слышу. – Шири перестала улыбаться. – И мне кажется, что Гедалья их тоже слышит.

– Он тебе говорил об этом?

– Нет, но он очень изменился за последнее время. Молчит, редко улыбается, плохо спит.

– Он же живет с тобой! Тут не до сна. – Эфрат посмотрела на подругу испытующе.

– Да дело не в этом, – покачала головой Шири, будто не заметила сарказма, – он был другим, когда я только нашла его. Много смеялся, его забавляла вся эта обстановка, что бы я ни предложила, он тут же соглашался, едва дослушав. А сейчас он просто ждет, что я скажу, что ему делать, и мне кажется, его совсем не волнует, что это будет.

– Конечно, ты же даешь ему свою кровь, он скоро и молиться на тебя начнет. К тому же, он находится в постоянной опасности быть растерзанным вырвавшейся на свободу пумой, – старалась снять напряжение Эфрат, – Он же человек, опомнись! Люди давно разучились плавать, а для его маленького сознания встреча с тобой – это целый водопад, и он уже ушел под воду. Откуда в человеке возьмется такая волшебная способность как умение контролировать себя?

– Мне казалось, он отличается от прочих, – вздохнула Шири.

– Может быть, ты и права. Но этому отличию есть предел. А когда люди достигают собственных пределов, они хотят уничтожить всех, кто за эти пределы вышел. Хотя, таких и людьми толком называть нельзя, ведут себя как животные, – Эфрат сделала глоток вина, – хотят больше ресурсов, чтобы потом оставить после себя как можно меньше.

– Однажды, в одном из моих снов, я встретилась с кем-то, кто сказал мне, что такие, как мы, оставляют мир лучше, чем он был до их прихода.

– Я уже слышала эти слова однажды, – откликнулась Эфрат. – От тех, кто рассказывал мне, что животное просто поглощает ресурсы и соперничает с другими животными, чтобы оставить как можно больше копий себя и как можно более высокого качества. Человек же заслуживает называться человеком, только когда делает мир лучше, чем тот был до его прихода.

Шири посмотрела на подругу вопросительно, но предпочла ничего не говорить, она знала, что бывают истории, которые рассказывают только если сами того захотят. Взгляд Эфрат снова ушел куда-то за пределы ночи и времени.

– Мне тогда казалось, что мир так чертовски сложен. Каждый день был расписан по минутам, все надо было делать так, как говорят, и тогда, когда говорят, не иначе. Я ненавидела это. Конечно, я понимала, что от наших действий зависит жизнь и благополучие всей страны, но…

Эфрат замолчала. Шири не торопила ее – перед ее внутренним взором пролетали дни и ночи за стенами древнего храма, она видела, как Эфрат, еще совсем подросток, убегает вместе с остальными младшими жрицами куда-то, где их не найдут старшие, чтобы посмеяться над ними и просто надышаться воздухом мнимой свободы. Старшие всегда знали, где они прячутся, но как всякие мудрые правители, позволяли детям думать, что это не так.

Она видела, с каким старанием Эфрат собиралась для очередного ритуала, как тщательно готовила помещение, и как за ней время от времени наблюдали старшие. А еще она чувствовала счастье – если что-то и наполняло этот работающий, как часы, храм, то это было именно оно. Да, всегда находились слабые, неспособные откликнуться на зов своей силы, для них жрицы были просто избалованными бездельницами, красавицами, которым просто повезло. Но всякий, кто чего-то добился, знает, что никакого везения не существует. Совсем как магии.

– И тем не менее, я была счастлива. Даже когда после долгого дня болело тело, даже когда оно ломалось под давлением силы, не было ничего лучше того, чтобы день изо дня быть на связи с… – Эфрат осеклась и прикусила губу.

– Сила выбрала тебя, а ты – ее, это всегда двусторонний договор. Кто знает, понравилось бы тебе из жизни в жизнь возвращаться в храм? Хотя, – Шири на секунду задумалась, – я уверена, ты была бы в восторге. – Шири встала и подошла к бару, откуда прошлой ночью Гедалья доставал вино, поставила перед собой два бокала и наполнила их красным вином.

Какое-то время они просто молча наслаждались напитком. Затем Шири заговорила, медленно и негромко.

– Когда мы уехали, я заметила, что раны на его шее не заживают. Сначала я подумала, что это из-за того, что он устал, нужно просто немного отдохнуть, набраться сил, и все будет отлично. Но потом прошла неделя и ничего не изменилось, кроме его состояния. Я прочла его мысли, прости. – Она поймала взгляд Эфрат. – Все-таки, он мой.

– Это тебе помогло?

– Нет, кроме того, что единственной переменной в двух случаях был Рахмиэль. Я не говорила тебе, но когда ночью после приема ты вышла из комнаты, оставив его лежать на полу, он был в сознании.

– Это невозможно, – отмахнулась Эфрат.

– Но факт. Вспомни, сколькие могли это сделать после того, как их осушили и пропахали ими половину дома.

– Ни один.

– А этот смог не только выжить, но и открыть глаза… – Шири задумчиво посмотрела на нее.

Эфрат молчала. У нее не было ответа. Зато она знала, у кого он есть, и Шири тоже это знала.

– Мы не можем поехать сразу. Ему надо хотя бы неделю провести в университете, – Эфрат нарушила молчание первой.

– Что, прости?

– Рахмиэль должен жить обычной человеческой жизнью, – пояснила Эфрат, сделав вид, что не заметила сарказма в голосе собеседницы.

– А, университет. Образование. Жизнь обычного человека. Понятно, – Шири не смогла сдержать улыбку. – А тебе, наверное, надо музыку писать? Или как ты там свои музыкальные альбомы создаешь?

– Когда как, иногда сама, иногда доверяю это кому-то, кто может создать для меня то, что будет продаваться. Но сейчас ты права, мне действительно надо быть в студии. А отправиться в поездку мы можем и позже.

– Значит, вы возвращаетесь назад вместе?

– Получается, что так. Людям нужна их человеческая жизнь, по крайней мере, первое время. Иначе они начинают болеть и чахнуть, – подвела итог Эфрат.

– Я попрошу Гедалью отвезти вас в аэропорт. Ты должна насладиться красотами Баварии, прежде чем снова услышать биение сердца Европы.

– Как скажешь, я с удовольствием. Кстати, как Гедалья? Человеческая кровь ему помогла?

– Не знаю, – ответила Шири, – я не проверяла.

– Так давай проверим?

– Давай, – Шири достала из кармана телефон и набрала короткий текст.

Через несколько минут на пороге появились Гедалья и Рахмиэль.

– Гедалья, подойди, – с улыбкой сказала Шири.

Он пересек комнату и опустился на пол возле ее кресла.

– Покажи шею. – Шири мягким движением наклонила его голову набок. Какое-то время она рассматривала ставшую почти гладкой кожу. – Любопытно. Посмотри, – обратилась она к Эфрат.

Та сидела напротив и снова не произнесла ни слова. Что, впрочем, не означало, что происходившее ее не занимало, просто она реагировала не телом, а сознанием. И Шири прекрасно это понимала.

– И что мы будем с тобой делать, красавчик? – Это был риторический вопрос, Шири знала, что будет делать. – Ладно, потом разберемся. Тебе нужно отвезти наших гостей в аэропорт. Хотя, – она на мгновение задумалась, – знаете что, поехали все вместе.

– В этом нет необходимости, – вернулась в разговор Эфрат. – Только если ты не хочешь разделить со мной наслаждение красотами Баварии.

– Поэтому мы и едем вместе, пойду переоденусь и можем выезжать. – Шири поднялась с кресла и вышла из комнаты, Гедалья последовал за ней.

– Я тоже буду молча следовать за тобой, стараясь угадать каждое твое желание? – спросил Рахмиэль через какое-то время.

– Нет, если не будешь пить мою кровь, с тобой такое вряд ли случится.

– Давай предположим, что я справлюсь и так. – Рахмиэль пересек комнату и опустился на колени возле Эфрат.

– Да, оказывается, ты не только с этим можешь справиться. – Она посмотрела ему в глаза, но ее взгляд был пуст, как если бы она сейчас была очень далеко от гостиной в небольшом особняке в Баварии.

– Послушай, – он положил руки ей на колени, – наше знакомство началось довольно бурно и у тебя не то, чтобы репутация самого разумного и уравновешенного человека во всем мире, так что…

– Да, я знаю. – Взгляд Эфрат был все таким же.

– Эй, вернись, – он мягко погладил ее колено, – где ты там витаешь?

– Я здесь, – ответила Эфрат, но все осталось по-прежнему.

– Понятно.

Его руки скользили выше по ее ногам, увлекая за собой тонкий шелк ее платья. Кожа Эфрат была чуть холоднее, чем можно было ожидать, но не слишком холодной, чтобы что-то заподозрить при случайном прикосновении. Рахмиэлю всегда нравилось ее касаться, потому что всякий раз это возвращало его в ту ночь в доме Эфрат, когда он впервые увидел собственными глазами, как она скользила между гостями, искренне наслаждаясь происходящим, ведь все было сосредоточенно вокруг нее. Тогда Эфрат смеялась, много улыбалась и вообще, казалась абсолютно счастливой. Как выяснилось, она очень редко так смеялась, зато очень часто исчезала куда-то, как сейчас. А ему так нравился ее смех, и ее улыбка, как если бы они были эмоциональной прелюдией. Наслаждаться чьим-то телом для него было обычным делом, но в этой улыбке всегда было что-то, к чему хотелось возвращаться снова и снова.

Он не надеялся вызвать улыбку Эфрат, ему просто хотелось снова почувствовать ее рядом, потому что когда ее взгляд улетал куда-то за пределы доступные человеческому пониманию, он ощущал холод, а еще, ему становилось страшно. В эти моменты она теряла всякое сходство с человеком и больше напоминала те мраморные статуи, которые обречены на вечную компанию друг друга и назойливых музейных зевак.

– Что там в этом далеком космосе такого интересного? – Рахмиэль прикоснулся губами к ее колену, нежно, едва ощутимо, как первые лучи рассветного солнца касаются еще спящего мира. Его руки скользили все выше, легкая шелковая ткань послушно следовала за ними. – Я согрею твою холодную кожу… – Там, откуда исчезала ткань, тут же появлялись его поцелуи.

– Последняя, кто произнес что-то подобное так же громко, легла в гроб еще живой. – Эрфат положила ладонь ему на голову, утопив пальцы в волосах.

– Да, я смотрел этот фильм, – ответил Рахмиэль, не поднимая головы, – мне понравилось.

Эфрат наклонила голову и какое-то время разглядывая его, следила за движениями, наслаждаясь нежным движением шелковой ткани и прикосновениями его губ.

– Прогни спину, я хочу видеть твое тело, – чуть хриплым голосом прошептала Эфрат, когда его поцелуи стали влажными и глубокими.

Он на секунду поднял голову, чтобы посмотреть в ее глаза, и послушно выполнил ее просьбу. Эфрат положила ноги ему на плечи, чтобы прижать еще ближе к себе, и запрокинула голову, блаженно улыбаясь.

Взгляд Эфрат тонул в ночной темноте за оконным стеклом. В этой части города было мало огней, улицы редко бывали достаточно освещены, фонари кое-как справлялись со своей задачей, но почему-то местные жители предпочитали не выходить на улицу после наступления темноты. В полицию то и дело поступали заявления об исчезновении людей, но не так часто, чтобы что-то заподозрить. Может быть, полиция не слишком старалась выполнять свою работу, а может быть, потому что Эфрат знала, куда и когда идти, чтобы встретить случайного путника, которого никто не будет искать. Эфрат невольно улыбнулась, когда-то давно она с такими же мыслями постучала в двери одного из борделей Парижа. О, эти спасительные заведения, хозяева которых знали куда больше, чем мог представить рассказать самый одаренный поэт. В тот вечер она не была особенно разборчива, она постучалась в первый, какой нашла по памяти. Хозяйка, выслушав ее пожелания, проводила ее в комнату, где она впервые встретила того, с кем провела в последствии не одно счастливое столетие. Эфрат помнила этот миг как сейчас, он сидел спиной к двери, его огненно-рыжие волосы были убраны в высокую прическу, лицо, отражавшееся в зеркале туалетного столика, было белым от пудры. Кокетливая мушка над алыми губами, шею украшала тонкая нитка жемчуга, острые ногти отражали пламя свечей.

– Я ждал вас, мсье, но не думал, что вы окажетесь так молоды и прекрасны, – его голос звучал выше, чем мог бы, и спокойнее, чем она ожидала.

Эфрат прошла в комнату, подошла ближе к сидевшему у зеркала.

– Вы уверены, что ждали именно меня? – Эфрат не дала себе труда менять голос. Отчего-то ей показалось, что это сейчас неважно.

– Oui, monsieur. – Он слегка кивнул и локоны в его прическе пришли в движение. – В вашем кармане лежат два золотых, которые вы бросите на стол рядом с моим безжизненным и обескровленным телом. Вы уйдете и даже не обернетесь. Как видите, да, я уверен.

Эфрат подошла еще ближе и встала у стены, так, чтобы видеть его лицо.

– Откуда у тебя таки невероятные глаза? Они похожи на застывший янтарь.

– Мадам говорит всем, что это искры божественного пламени.

– А что думаешь ты?

– А вы видите здесь бога, мсье? – он обвел взглядом комнату.

Эфрат беззвучно рассмеялась.

– Как тебя зовут?

– Меня зовут Раз. А вас?

– Эфрат, – коротко ответила она, – и не бойся, сегодня ты не умрешь.

Для каждой подобной ночи она выбирала из гардероба один и тот же набор одежды: порванные джинсы, футболку, клетчатую красно-черную рубашку и старые кеды. Многие думают, что охотиться проще всего в короткой юбке и незначительной майке на босу грудь, но это не так. Проще всего охотиться, когда люди уверены в том, что ты маленькая беззащитная девочка, которая спешит вернуться домой и случайно оказалась на пустой, плохо освещенной улице. Эфрат наблюдала за движением ветра сквозь ветви деревьев. Ветер жил в этом мире дольше, чем она, и знал намного больше, а еще он никогда не выдавал ее людям, и иногда ей даже казалось, что он ей помогает. Они давно дружили, ей нравилось, как ветер перебирает ее волосы, а еще он приносил с собой чужие мысли и воспоминания, истории, которые она слушала, когда оставалась одна. Но сейчас Эфрат была не одна.

Рахмиэль спал на кровати за ее спиной. С момента возвращения они не расставались ни на день, и уже порядком друг друга утомили, но это нравилось им обоим. Эфрат повернула голову и посмотрела на него через плечо – она готова была поклясться, что в воздухе чувствуется запах меда. Она подошла к кровати и осторожно, чтобы не разбудить Рахмиэля, присела на край. Чаще всего Эфрат засыпала, отвернувшись к стене, и настойчиво отбивалась от любых попыток Рахмиэля обнять ее, аргументировав это тем, что ей нужна свобода движения. Однажды она перестаралась, и Рахмиэлю пришлюсь снова пролететь пол комнаты, чтобы в итоге разбить антикварный кофейный столик своим приземлением. Эфрат пришлось заглаживать свою вину, и в ту ночь она впервые уснула, лежа у него на груди. Сейчас она наблюдала за его спокойным лицом и слушала тихое дыхание. В такие моменты, в тишине, которая принадлежала только им двоим, она переставала замечать мир за пределами комнаты, и все вокруг отходило на второй план.

Но пора было выдвигаться: ночь в самом разгаре, и ее будущая жертва уже идет по одной из пустынных улочек ночного города. Эфрат прикоснулась к щеке Рахмиэля, надеясь, что исходящий от нее холод уже стал для него привычным, и сейчас он не проснется. Было что-то успокаивающее в том, что он оставался здесь, и в том, что не задавал вопросов, находя на полу порванную и залитую кровью одежду.

– Спи, любимый, – тихо прошептала Эфрат, наклонившись над ним, чтобы поцеловать, едва касаясь губами. Затем поднялась и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

Услышав щелчок дверной защелки, Рахмиэль открыл глаза. Он просыпался каждый раз, когда она уходила. Казалось бы, оставаясь в одиночестве в особняке, продуманном лучше бункера, можно спокойно наслаждаться жизнью. Но все, что занимало его мысли – это ее присутствие, и когда она уходила, становилось по-настоящему холодно. Эфрат настаивала, что у нее холодная кожа и что если он будет постоянно прижимать ее к себе, то так и не сможет заснуть, но засыпать удавалось только прижимая ее к себе. А сейчас оставалось только ждать, когда она вернется, бросит на пол одежду, которую завтра сожжет, и снова окажется рядом, чтобы проспать еще несколько часов до рассвета.

Ночной воздух был особенно приятен летом, ветер рассказывал Эфрат не только истории, он говорил, где и когда окажется ее следующая жертва. Люди называли его ветром смерти, будто он ходит за теми, кого выбрал или кто перешел ему дорогу. И вот сейчас она ускорила шаг, отсчитывая резиновыми подошвами мгновения, оставшиеся ее жертве, которая не заставила себя ждать. Одинокая фигура в тени деревьев, которую не заметил бы случайный прохожий, но Эфрат знала, где и как они прячутся. Опустив руки в карманы, она быстро зашагала по улице и, поравнявшись с фигурой, сделала вид, что не заметила его. Все шло, как она и ожидала: человек вскоре вышел из тени и последовал за ней, почти не скрывая своего присутствия. Эфрат ускорила шаг, и человек зашагал быстрее. Она знала, что за следующим поворотом направо будет узкая аллея из деревьев, уходившая в сторону от жилого квартала и почти не освещенную.

Эфрат быстро свернула в темноту, шаги за ее спиной замедлились, а затем послышались снова и вскоре перешли в бег. В следующий миг она почувствовала, как руки незнакомца сжались в кольцо вокруг ее тела. Это был ее любимый момент. Сколько самолюбования! Он даже не потрудился ее оглушить, абсолютно уверен, что справится, а может быть, просто хочет, чтобы жертва оставалась в сознании. Обычно Эфрат нравилось оттягивать момент, но сегодня хотелось быстрее вернуться домой, а потому она без малейшего усилия разорвала кольцо сжавших ее рук и развернулась к незнакомцу.

Сквозь ветви деревьев на ее лицо падал тусклый свет. Эфрат с шипением обнажила клыки и одним прыжком бросилась на застывшего человека. Жизнь, теплящаяся в нем, лишь отдаленно напоминала ту силу, которая ее интересовала, но сегодня Эфрат не была особенно голодна. Чаще всего она просто разрывала их тело на несколько кусков и только убедившись, что их кровь не угрожает ей, впивалась зубами в сочное парное мясо. Ей больше всего нравилось отрывать им руки и смотреть как они бегут, заливая пульсирующими потоками крови все вокруг. Тогда она обгоняла их, чтобы заглянуть прямо в глаза. Каждый раз она пыталась увидеть хоть что-то, но всякий раз не находила ничего. Питаться такой кровью было не только противно, но даже вредно.

Но этот мужчина был другим. И подобный типаж ей тоже был знаком. Они носили дорогую одежду, которую бережно складывали и оставляли в припаркованной неподалеку машине. Где-то в багажнике всегда держали спортивную сумку, ведь никто не сможет обвинить вас в посещении спортзала, особенно если ваша репутация безупречна, а любые сомнения с легкостью разрешаются с помощью разного рода взаимных услуг и дорогих подарков.

Шипение перешло в приглушенный рык, и Эфрат, вцепившись мертвой хваткой в плечи все еще стоящего столбом человека, утопила клыки в пульсации его сонной артерии. С первым глотком крови, Эфрат увидела множество картинок, множество других ночей и других жертв, менее удачливых, чем она, а еще люди, много людей, которые скорее всего будут его искать. Ей даже показалась, что некоторых из этих людей она знает, но это уже не имело значения. Кровь была густой и насыщенной, как и у всех, кто мог позволить себе здоровый образ жизни. Он все еще подергивался в ее руках, но глаза уже закрылись, и его тело начало медленно оседать на землю.

Эфрат разжала руки и позволила телу с глухим ударом упасть. Она присела над ним и запустила руки в карманы куртки, нащупав ключи, вытащила и посмотрела на брелок. Audi. Ей всегда нравились эти машины, особенно их спортивные модели, но сейчас она не рассчитывала увидеть одну из них, ей предстояло найти что-то неприметное.