Tsitaadid raamatust «Ополченский романс»

Не знаешь ты малороссов, – беззвучно засмеялся Калибр. – Малоросс никогда не врёт. Просто малоросс может передумать. Бабка тебе сегодня сказала святую правду. А на завтра правда поменяется – и она искренне не поймёт, в чём её вина. “Всё же другое теперь! ” – так скажет.

Лесенцова тронули собственно речи Костылина про петлюровскую мразь и неразумное украинское еврейство из числа интеллигенции, откровенно поставившее на негодяев и людоедов, – эту тему Костылин неизменно проводил отдельной строкой. Нет, Лесенцова в самое сердце сразили смотревшие на Костылина люди. В испещрённых красными, рыжими прожилками стариковских лицах он узнал своих, уже сошедших на два метра вглубь, поближе к старшим товарищам, – дедов

ними, давали порулить, там всё понятно. – Тебя как зовут? – спросил Скрип старшего. – Макс. Максим.

На крыше их машины сидел ангел, легко постукивая босыми пятками о лобовуху

“Нет, нет, нет”, – отвечал Вострицкий. Ничего особенного не найдя в

подоконника. На улице выпал новый снег. Долго

удивлялся Ангел. – А шо есть? – Есть Украина! – незримая

Ноги он забросил, хоть и полусогнутыми, на руль. Всё равно было не слишком удобно, но

предыдущей жизни не готовил никогда.

Вострицкий не нашёл себе места в салоне грузовика, но выгонять никого