Иисус. Жизнеописание Христа. От исторической реальности к священной тайне

Родословное древо рода Давидова

Иудеи с большим вниманием относились к своим родословным и хранили документы, подтверждавшие их родственные связи. Так поступали и знатные семейства Иерусалима. Но самое удивительное, что скромные крестьяне из рода Назореев вели себя так же. Приведем отрывок из Юлия Африкана, который цитирует в своей «Церковной истории» Евсевий.

«Только немногие, хранившие память о своем роде, сберегли свои частные родословные, или запомнив имена предков, или имея их списки. Они гордились тем, что сохранили память о своем благородстве. В их числе были и вышеупомянутые деспосины – их называют так по причине их родства с семьей Спасителя. Уроженцы иудейских селений – Назарета и Кохабы, они разбрелись по остальному краю»¹³⁰.

Матфей и Лука пользовались надежными источниками – свидетельствами Иакова, его брата Симеона и иудеохристиан. Конечно, те льстивые генеалогии, которые эти евангелисты приводят, в большей или меньшей степени вымысел. Они даже не совпадают одна с другой. У Матфея отцом Иосифа назван Иаков, у Луки – Илия. Родоначальником в обеих родословных, естественно, выступает Давид, сын Иессея. Но генеалогия Матфея выглядит более «царской» и «мессианской». По ней Иисус происходит от рожденного вдовой Урии Соломона и от его сына Ровоама. В числе предков Иисуса цари Иудеи вплоть до Иехонии. Однако по родословной, которую приводит Лука, Иисус – потомок другого сына Давида, Нафана, и его сына Маттафы. Матфей доводит свое родословие до Авраама. Для него четырнадцать поколений отделяют Авраама от Давида, четырнадцать сменяют друг друга между Давидом и Вавилонским пленением и спустя еще четырнадцать рождается Христос. Какая великолепная симметрия! Более амбициозная генеалогия Луки восходит к Адаму, сыну Божьему, подчеркивая тем самым, что Иисус, тоже Сын Божий, – Спаситель всего человечества. Оба евангелиста говорят о непорочном рождении Иисуса довольно осторожно. У Матфея: «Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от Которой родился Иисус, называемый Христос». У Луки: «Иисус был, как думали, Сын Иосифов». Поэтому нельзя исключать, что Лука приводит родословие не Иосифа, а Марии. На этой точке зрения в начале XVI в. настаивал доминиканец Анний из Витербо. В соответствии с традициями патриархального общества имя Иосифа могло заменить имя его жены Марии.

В 62 г. Иаков, «брат Господень», был казнен через побивание камнями. После этого родственники Иисуса, в то время еще многочисленные, собрались, чтобы назначить Иакову преемника. Им стал Симеон, сын Клеопы и двоюродный брат Иисуса^[21].

Таким образом, христианство стало чем-то вроде родовой религии. Похожая ситуация сложится позднее в одном из направлений ислама, шиизме, которое сформируется вокруг потомков Али и Фатимы (зятя и дочери Мухаммеда). Потом христианами назвали себя и иудеохристиане, и ессеи, и назореи. От этого общего движения христиан отколется ветвь, продолжающая именовать себя назореями¹³¹. Иудеи, не принимая в расчет различий, всех христиан называли «ноцрим» (а арабы – «нассара»). Самого Павла, апостола народов, передадут в руки римского прокуратора как «главу секты назореев», которым Павел, разумеется, не был.

По правде говоря, эти потомки Иессея ставили в затруднительное положение немало людей. После захвата Иерусалима в 70 г. Веспасиан приказал их разыскать. Для чего был отдан этот приказ? Чтобы уничтожить угрозу, которую, по его мнению, этот царский род представлял для императорской власти? Какими бы ни были побуждения Веспасиана, его сын Домициан определенно желал уничтожить назореев. Двух внуков Иуды, брата Иисуса, выдали и привели к тирану. Тот принялся расспрашивать их о материальном положении. Эти бедняги, жившие, вероятно, в окрестностях Назарета, были простыми земледельцами. Они признались, что каждый из них владеет лишь сорока пятью сотнями денариев, основная часть которых вложена в участок земли площадью 39 плетров, «с которой они вносят подати и живут, обрабатывая ее своими руками». Они показали свои мозолистые руки, свидетельство их непрестанного труда. Император счел их глупцами и с презрением отпустил на свободу¹³².

Крещение Иисуса

Итак, Иисус приходит на берега Иордана. Если верить Евангелию от Матфея, Иоанн Креститель пытается отговорить Иисуса от крещения. Он восклицает: «Мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне?» На это Иисус отвечает: «Оставь теперь, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду»¹³³. Некоторые толкователи считают этот рассказ литературной вставкой. Быть может, он призван смягчить то смущение, которое позже мог вызвать в Церкви этот странный обмен ролями: разве мог безгрешный Иисус вести себя так же, как иудеи, сходившиеся к Иоанну? Такое истолкование возможно, но в нем нет никакой необходимости. Объяснение Матфея вполне правдоподобно. Крещение символизирует исполнение. Оно – единение Иисуса с кающимся Израилем, который живет в ожидании возрождения, предсказанного пророками. Иисус глубоко верит, что совершаемое Иоанном крещение водой – обряд, учрежденный Богом (так он будет утверждать в споре с иерусалимскими священниками). Крещение – это часть медленного обучения, которым руководит Иегова. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Иисус почувствовал необходимость подчиниться этому обряду, дабы «исполнить всякую правду».

Не будем при этом доверяться ложному ощущению. Хотя Иоанново крещение можно рассматривать как таинство¹³⁴, грехи оно не смывает. Сын Захарии вовсе не считает себя вправе совершать такой акт прощения. Его обряд, как говорит Марк, был «крещением обращения [или покаяния] ради прощения [в будущем] грехов». Иными словами, это твердое обещание, что очищение от грехов случится позднее, это пропуск в новую жизнь, где ожидают прихода того, кто будет крестить Святым Духом. В Деяниях апостолов Павел говорит лишь о «крещении покаяния»¹³⁵. Сходным образом пишет об этом Иосиф Флавий: «Они будут прибегать к этому средству не для искупления различных грехов, но для освящения своего тела, тем более что души их заранее уже успеют очиститься»¹³⁶.

Однако на самом деле произошло что-то, что трудно описать. Было ли это чудо? Видение? Мистическое или экстатическое событие? «Отверзлись небеса», – пишет Матфей. «Небеса разверзлись», – так говорит Марк. Это классические библейские образы. Они напоминают, к примеру, эпизод призвания пророка Иезекииля: «Когда я находился среди переселенцев при реке Ховаре, отверзлись небеса, и я видел видения Божии… и была там рука Господня». Дух Святой является в облике голубя и сходит на Иисуса (так у Матфея, Луки и Марка). Затем глас раздается с Небес: «Ты Сын Мой возлюбленный» (по Евангелию от Марка). У Матфея: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение»¹³⁷. Так было дано Откровение, Эпифания – Богоявление. По Евангелиям от Матфея и Марка этот голос обращается к одному Иисусу, тогда как у Луки похоже, что он слышен всем.

Некоторые тексты говорят о странном свете или огне, который пронесся вдоль Иордана. Так, в Верчелльском (IV в.) и Сен-Жерменском (VTI в.) кодексах к общеизвестному тексту Евангелия от Матфея добавлена следующая фраза: «Когда Он принял крещение, ярчайшее сияние поднялось над водой, вызвав страх у всех собравшихся». Об этом явлении упоминает и Евангелие эбонитов: «И тотчас великий свет осветил все вокруг». О нем же говорит Иустин Мученик в «Диалоге с Трифоном»: «И когда Иисус пришел к реке Иордан, где Иоанн крестил, и сошел в воду, то огонь возгорелся в Иордане; а когда Он вышел из воды, то Дух Святой, как голубь, слетел на Него, – как написали апостолы этого самого Христа нашего»¹³⁸.

Автор 4-го Евангелия не видел самого крещения (о котором и не рассказывает¹³⁹). Но он был на берегу Иордана «на другой день». Это изящный ход, позволяющий ему упростить и сделать более обобщенным рассказ о ходе событий. Иоанн, опираясь на собственные воспоминания юности, рассказывает, что на следующий после крещения день Иисус вновь пришел к Иоанну Крестителю. Тогда аскет указал на него своим ученикам: «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира. Сей есть, о Котором я сказал: за мною идет Муж, Который стал впереди меня, потому что Он был прежде меня. Я не знал Его; но для того пришел крестить в воде, чтобы Он явлен был Израилю»¹⁴⁰.

«Агнец Божий». Этот образ, вероятно, не отсылает в данном случае к пасхальной жертве, то есть к крестной смерти Иисуса, который должен принести себя в жертву во искупление грехов, подобно невинному агнцу. Речь идет об агнце победоносном, о торжествующем Мессии из апокалиптической литературы. Иоанну Крестителю, который был родом из священников, этот образ был хорошо знаком по Книге Еноха и Заветам двенадцати патриархов. В Апокалипсисе Баруха говорится, что этот агнец явится восстановить справедливость, покарать дурных людей и уничтожить в конце времен господство зла и греха. После этого все люди станут святыми: такое райское видение рисует еврейская традиция.

Некоторые толкователи Священного Писания пытались разрешить противоречие между фразой из Евангелия от Иоанна (где Иоанн Креститель говорит об Иисусе: «Я не знал Его») и свидетельством Луки о родстве Крестителя и Иисуса. Лука упоминает об этом в трогательном эпизоде «посещения» из рассказа о Благовещении (беременная Христом Мария приходит в гости к своей родственнице Елизавете, которая тоже беременна). Если признать Иисуса и Иоанна родственниками, можно ли представить, что они не были прежде знакомы? Однако значение цитаты из Иоанна, скорее всего, иное. По сути, Креститель хочет сказать: «Я знал Иисуса лишь поверхностно; я не подозревал о его величии; я не догадывался, что тот, Кто грядет, – и есть он».

Иоанн Креститель добавляет к своему свидетельству: «Я видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на Нем». Это нисколько не удивляет Иоанна, ведь если верить его собственным словам, он заранее был предупрежден через Божественное откровение: «На Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым». Потому Иоанн заключает: «Сей есть Сын Божий»¹⁴¹. Это выражение можно понять в том смысле, в котором оно широко применяется в Ветхом Завете¹⁴². Например, в древних Израильском и Иудейском царствах царей считали «Сынами Божьими»¹⁴³. Но евангелист Иоанна, конечно, отсылал своего читателя к представлению о «Единородном Сыне Божьем». Для Иоанна Крестителя впечатляющее зрелище, свидетелем которого он был, – это исполнение пророчества Исаии: «И почиет на нем Дух Господень»¹⁴⁴. Иисус – царь Израиля, Мессия в полном смысле этого слова, так как он получил помазание от Духа Святого.

Рассказ о небесном помазании на берегу Иордана легко счесть выдумкой, которую добавили, чтобы при помощи языка образов открыть читателям призвание Иисуса. Однако существуют серьезные аргументы в пользу достоверности этой истории. «Я видел и засвидетельствовал», – говорит Иоанн Креститель. Известно, что для иудеев торжественное свидетельство имеет большое значение. Добавим к этому те воззвания ранней Церкви, которые собрал Лука в Деяниях апостолов: «Вы знаете происходившее по всей Иудее, начиная от Галилеи, после крещения, проповеданного Иоанном: как Бог Духом Святым и силою помазал Иисуса из Назарета, и Он ходил, благотворя и исцеляя всех, обладаемых диаволом, потому что Бог был с Ним»¹⁴⁵. Эта очень древняя речь Петра показывает, во что верили апостолы и самые первые христиане.

По мнению историка Давида Флюссера, профессора Еврейского университета Иерусалима, было бы заблуждением считать этот рассказ мифом. Он пишет: «Все известное нам сейчас не дает ни малейшего повода усомниться в исторической достоверности опыта, пережитого Иисусом, когда он крестился в Иордане»¹⁴⁶. В этот момент он действительно пережил внутреннее озарение, которое круто изменило его жизнь. Толкователь Писания Джеймс Д.Дж. Данн считает: «Приняв от Иоанна крещение, Иисус получил важнейший опыт, осознав свою родственную связь с Богом и присутствие Святого Духа»¹⁴⁷. До этого момента сын Марии и Иосифа был простым ремесленником из Назарета, мастером по дереву, который работал по заказам или на стройках Сепфориса. Теперь же он почувствовал, что призван оставить все, порвать со своей семьей, домом, окружением, отказаться от работы, дававшей ему средства к существованию, ради жизни странствующего проповедника, рискуя столкнуться с недоверием и даже враждебностью родных. Это решение напрямую связано с посвящающим видением, которое наложило на Иисуса печать потусторонней божественности. Вероятно, это был один из поворотных моментов его жизни: «день, когда Иисус принял свое предназначение»¹⁴⁸. Таинственное богоявление на берегах Иордана («Ты Сын Мой возлюбленный»), судя по всему, имело двойное значение. Во-первых, Иисус через Божественное помазание полностью осознал суть своего предназначения. Во-вторых, Иоанн лучше понял свое предназначение.

Глава 4
Начало общественного служения

Искушение в пустыне

Как повествуют синоптические Евангелия, Иисус «поведен был Духом» и готовился к своему служению сорокадневным уединением в пустыне. В это время он постился – и его искушал Сатана, Искуситель, отец лжи. Местом искушения с IV в. н. э. стали считать окрестности так называемой Сорокадневной горы, горы Каранталь. Это массивное нагромождение пустынных скал цвета охры. Она возвышается над Иерихонским оазисом, а к ее склонам прилепился православный греческий монастырь Искушения. С вершины на запад открывается панорама Масличной горы, которая скрывает стены Иерусалима, на север и восток – течение реки Иордан, а на север – рыжеватые и отвесные дикие скалы плоскогорья Моав, равнина и бесконечная мерцающая гладь Мертвого моря.

1. Храмовая ограда

2. Площадь Храма (Двор язычников)

3. Королевский притвор

4. Ворота Хульды

5. Великая лестница

6. Лестницы к «Храмовой горе»

7. Крепость Антония

8. Подъем к Королевскому притвору

9. Двор священников

10. Двор израильтян

11. Двор женщин

12. Жертвенник

13. Ворота Никанора

14. Красные ворота

15. Притвор Соломонов

Иерусалимский храм

Если следовать рассказу Матфея и Луки, искушений было три, и были они разного рода: искушение материальными благами и богатством («Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами» (Мф., 4: 3), могуществом («Если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею» (Мф., 4: 6) и, наконец, земной славой. Показывая «все царства мира» (Мф., 4: 8), Искуситель шепчет: «Все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне» (Мф., 4: 9). Иисус отражает все эти нападения, цель которых – отвратить его от своей миссии, и не принимает ничего. «И, окончив все искушение, – заключает Лука, – диавол отошел от Него до времени» (Лк., 4: 13).

Читателю не стоит воспринимать эти слова буквально, по примеру фундаменталистов. Свидетелей у искушения не было, и рассказ о нем, очевидно, стилизован и имеет аллегорический смысл. Кажется неправдоподобным, чтобы Иисус так рассказал ученикам о том, что пережил тогда. Нет, Сатана не творил чудес над природой! Нет, Иисус не был на самом деле перенесен на вершину горы или на крышу Храма, чтобы подвергнуться искушениям! И «сорок дней», конечно, тоже часть библейской символики. Считать, что перед нами – литературное произведение особого жанра – вымышленный рассказ, поясняющий богословскую идею, осуществляющий «истинную правду» для истории спасения¹⁴⁹. Его надо читать в культурном контексте эпохи, и признание его вымыслом – не уступка жажде «демифологизации». Это один из немногих таких рассказов, которые есть в Евангелиях.

Что же тогда хотели сказать авторы синоптических Евангелий? Прежде всего, что Иисус – человек молитвы. В этом смысл его уединения в пустыне, как и у Крестителя. Авторы многих жизнеописаний Иисуса совершают ошибку, замалчивая эту особенность, хотя она – одна из важнейших сторон его личности, и этим лишают его послание важнейшей составляющей. Если не показано, как Иисус молится, его образ не правдоподобен и не убедителен. Как любой благочестивый иудей, воспитанный в своей семье на религиозных правилах, он трижды в день повторяет молитву Shema Israel («Внемли, Израиль!»), ссылающуюся на Второзаконие: «Внемли, Израиль! Внемли, Израиль! Господь – Бог наш, Господь – один! И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всей душою твоей, и всем существом твоим…» Он произносит благословения над пищей и питьем и благодарит Бога в каждую минуту своей жизни. Он постоянно молится, возносит хвалы тому, кого называет своим Отцом, живет в полном и таинственном единении с ним, в слиянии душ, в постоянной молитве, не выставляя это напоказ. Он удаляется «в пустынное место один»¹⁵⁰, часто на вершине, и проводит там ночь.

Затем авторы синоптических Евангелий хотели показать, что, будучи человеком, Назарянин подвергался искушениям – искушениям внутренним, но от этого не менее реальным, нападкам дьявола – и что он молился и постился, чтобы бороться с ними. Послание к евреям, написанное почти в то же время Павлом, одним из учеников Иисуса, также не скрывает этого: «Ибо, как Сам Он претерпел, быв искушен, то может и искушаемым помочь»¹⁵¹. Иисус должен был – в тот или иной момент своего проповедования – рассказать ученикам о своей духовной борьбе, ибо сложно представить, что все это было выдумано после, тогда, когда свидетели возвестили Христа во славе, Сына Божия.

Исторический Иисус действительно подвергался искушениям. Но эти искушения были подобны тем, что познал еврейский народ в пустыне: искушение голодом, жаждой и идолопоклонством. Они указывают на то, как Иисус собирался осуществить свое предназначение: делая это, он не отвернется от служения людям ради суетной земной славы. Он не станет Мессией, чья слава будет временной, не будет тем, изгоняющим римлян царем-во-ином, которого ждут очень многие его соотечественники. Он не станет овладевать царствами этого мира. В Евангелии от Иоанна, самом точном в смысле историчности, нет этой драматической фантазии. Но в нем показано, что Иисус на протяжении всей своей публичной жизни противостоял основным для человека соблазнам – жажде материальных благ, жажде власти и жажде быть на виду – и побеждал эти искушения.

Пойдите и увидите

Иисус Назорей пришел к Крестителю учеником. Он признал в нем не отшельника-провидца, но истинного пророка Господня, посланного грешному и неверующему Израилю. Это значит, что он признавал основные положения учения святого Иоанна: о грядущем Суде Господнем, о будущей загробной жизни и о необходимости его единоверцам коренным образом изменить свое поведение. Это также означает его согласие с тем, что покаянное крещение Иоанна, далекое от официального иудаизма Иерусалима, было путем, который Господь избрал как единственное средство спасения.

С момента огненного видения на Иордане Креститель обращается с ним не как учитель с учеником; по словам Жака Шлоссера, он включает Иисуса в свою пророческую деятельность «как партнера или помощника, что было в некотором роде разделением труда». Иоанн позволяет Иисусу набрать собственных учеников и расширять свою группу последователей, а сам продолжает проповедовать свое учение.

Евангелист Иоанн составил свой текст как ряд последовательных зарисовок. Он начал свой рассказ с того, как уже во «второй день» Иисус встретился со своими первыми учениками, людьми, которые находились в духовном поиске и последовали за Крестителем. Инициатива исходила от Крестителя, отправившего к нему двух своих последователей: Андрея из Галилеи, рыбака в Капернауме, и другого, чье имя не названо. Можно предположить, что вторым был тайный ученик из Иерусалима, «ученик, которого любил Иисус» (Ин., 13: 23), то есть Иоанн, автор 4-го Евангелия.

Оба спрашивают Иисуса: «Равви… где живешь?» – «Пойдите и увидите», – отвечает он им (Ин., 1: 38–39). Это типичный для Иоанна отрывок, богатый символизмом. Вложив эти слова в уста самого Иисуса, евангелист использует его ответ в качестве наставления. В последующем катехизисе церкви эта фраза, «Пойдите и увидите», взятая вне контекста, будет отсылать к деяниям Христа. Она станет призывом следовать Христу и обращаться в его веру. Мы ничего не узнаем о месте, где Иисус устроил себе жилище. «Они пошли и увидели, где Он живет; и пробыли у Него день тот. Было около десятого часа»¹⁵². Может быть, речь шла об одной из пещер долины Вади-Харар в окрестностях Вифании на берегу Иордана?¹⁵³ Евангелист Иоанн, очевидец, был настолько поражен часом этой встречи – десятым (это четыре часа пополудни), – что упоминает его, и, вероятнее всего, он хотел пояснить, что Иисус и два его первых ученика долго, до самой темноты, могли предаваться беседам, а не напомнить, что этот «час» в Библии – час Творения, как это понимал святой Августин.