Моя прекрасная жизнь во Франции. В поисках деревенской идиллии

Глава 4. Поставьте свою подпись здесь, на пунктире

Рано утром в среду, в поздний майский день, через три месяца после того, как мы первый раз увидели дом, солнце светило очень ярко. Было тепло и приятно; такой день, когда ты просыпаешься и думаешь, что все наконец-то хорошо. Мы с Марком снова были во Франции, но это уже была не обычная однодневная поездка. Мы собирались подписать последние документы, которые должны были сделать нас гордыми владельцами дома во Франции.

Признаюсь, это была импульсивная покупка. Не туфли и не сумка, как обычно. Это был целый дом и акр земли, и ко всему этому прилагались невероятные проблемы со строительством, которые требовалось решить как можно быстрее.

Оказалось, довольно просто купить дом, когда мы уже приняли решение о покупке (точнее, когда я уговорила Марка согласиться на это решение). Мне надо было убедить мужа в том, что второй дом во Франции – это отличная идея. Я говорила о том, как прекрасно проводить отпуск в своем доме, как можно будет уехать туда на пенсии, через много лет. Я говорила о том, как мы можем улучшить дом и участок – например, превратить сад из грязного поля в то место, где мы когда-нибудь будем выращивать овощи и розы. Вскоре Марк стал испытывать восторг по поводу превращения нелюбимого здания в великолепный дом. Он согласился уточнить, сколько будет стоить ипотека, если мы все-таки решим покупать дом, который не можем себе позволить. Стало понятно, что если мы возьмем ипотеку во Франции с местным процентом (он был очень низким) и с тем курсом, который тогда был (он был для нас очень выгодным), то мы должны были платить двести евро в месяц, а это было не сильно больше, чем мы ежемесячно платили за спортзал или за ужин с вином в хорошем ресторане.

Агент, продававший дом, сказал, что сбить цену будет сложно, но через неделю после того, как мы впервые переступили порог, я предложила 90 000 евро – это было на десять процентов ниже изначальной цены. Агент по недвижимости подтвердил стоимость через несколько минут. Уже потом наши соседи-французы смеялись и говорили: «Он знал, что вы согласитесь!»

Так что мы решили отказаться от нашего членства в спортзале. Мы также поняли, что не будем ездить в экзотические места и не будем ходить в рестораны. Нам надо было копить как можно больше, чтобы купить домик во Франции, а ведь еще надо было платить за коммунальные услуги и за поездки туда и обратно. Но мы поняли, что, если мы многое принесем в жертву и будем работать не останавливаясь, все станет возможным и мы в итоге достигнем цели.

Нам нужно было в письменной форме согласиться на покупку дома, а потом у нас было десять дней на то, чтобы отказаться. И каждый час я думала об отказе. Можем ли мы позволить себе этот дом? Как мы справимся с двумя домами? В итоге победило сердце, и когда надо было подписывать документы, моя рука не дрогнула и я не стала писать письмо с отказом. Агент по недвижимости порекомендовал нотариуса, который работал и с продавцом – во Франции нормально брать на сделку одного человека на две стороны. Мы заплатили депозит и взяли французскую ипотеку, так как процент был куда ниже, чем процент в любом банке Великобритании.

Мы с Марком взяли с собой отца, чтобы он тоже принял участие в большом событии. Он бешено пыхтел сигаретой на тропинке к дому, так как курить в машине ему было запрещено. Это уже была не та машина, на которой мы ехали три месяца назад.

Все, что мы заработали к моменту, когда впервые увидели дом, ушло на оплату лондонского дома, кроме одной шикарной вещи – машины Марка, «Ягуара». Он хотел его купить с самого детства. Так что, когда я предложила продать его гордость зеленого цвета, чтобы собрать двадцать процентов депозита на дом во Франции, он был не в восторге, но после недолгих (на самом деле довольно долгих) споров согласился на продажу.

Может, это покажется странным, но я не так хорошо знала Марка, хотя к этому моменту мы были вместе уже пять лет. Я встретила его, когда покупала старую машину у друга моего друга по цене еды на неделю для семьи из четырех человек. Денег у меня почти не было, и я была одинокой мамой. Друг друга привез к моему дому очень старый автомобиль и уехал с деньгами, а я осталась с машиной, которая не заводилась, и с его напутствием: «Наверное, автомобилю потребуется небольшой ремонт. Он не был на ходу уже какое-то время».

В общем, я решила пролистать местную бесплатную газету News Shopper в поисках ремонтной компании и позвонила по первому увиденному номеру, договорившись с механиком на воскресенье.

Я открыла дверь высокому мужчине с бородой, с насмешливыми серыми глазами и кривой улыбкой, и мне показалось, что в меня ударила молния – я сразу почувствовала сильное притяжение. Механика звали Марком, и починка авто была одним из его многочисленных навыков. Он посмотрел на машину, которую я купила, и сказал, что ее нужно сдать на металлолом. Он был привлекательным, разведенным, веселым и страстным. Я тоже была разведена уже несколько лет и думала, что никогда не выйду замуж еще раз, потому что у меня были проблемы с поиском подходящего мужчины. В итоге Марк фактически и не уезжал. Через несколько недель он разорвал договор аренды и переехал в мой дом в пригороде Лондона (среди его навыков было и умение убеждать), и довольно скоро мы поженились.

Марк бросил работу автомеханика и обучился на финансового консультанта, и так у нас обоих оказались работы, из-за которых мы проводили вместе несколько часов в день и большинство выходных. Поэтому мы редко испытывали ту близость, которую приносят долгие часы, проведенные наедине. Конечно, так бывает у многих других пар, но то, что мы довольно плохо друг друга знали, сильно повлияло на нас в будущем.

Всю дорогу до Дувра, в поезде до Кале, за рулем по пути к городу Фрюж, где у нас была назначена встреча с нотариусом, я волновалась. Может, это была ошибка? Мы не были богаты, и чтобы купить дом, нам надо было очень много работать, хоть дом и не был дорогим – уж точно не по стандартам Великобритании. Во многом это выглядело как успешная сделка – даже маленькие домики в Лондоне стоили в пять раз дороже, чем этот. В этом же доме можно было сделать комнат двадцать, а еще к нему прилагался гигантский сад.

Всего лишь через год после покупки один из моих французских соседей сказал мне, что женщина, которая продала нам дом, купила его годом раньше всего за 30 000 евро. Они думали, что она сумасшедшая, поэтому так много заплатила, особенно учитывая, что в соседней деревне продавался дом лишь чуть меньше этого за 5000 евро. Очевидно, что вся деревня считала нас невероятно богатыми – раз уж мы так мечтали об этой развалюхе, что заплатили, по их мнению, во много раз больше, чем она стоила. Довольно долгое время после покупки наш сосед-фермер притормаживал каждый раз, когда нас видел, и потирал пальцы, намекая на наше богатство.

Мы сидели в комнате ожидания у нотариуса, и меня изнутри пожирало беспокойство, потому что я видела дом всего два раза. Первый раз – тем холодным февральским днем, а второй раз – в марте, когда мы с отцом поехали туда, чтобы сделать замеры. Он убедил меня, что абсолютно без всяких сомнений это была денежная яма и я буду платить за нее на протяжении всей моей жизни.

Впрочем, все уже было сделано.

Пока мы в офисе нотариуса ставили подпись под отказом от любых роскошеств на ближайшие годы, я отправила отца в кафе Aux Trois Pigeons («У трех голубей»), которое ютилось на углу главной площади.

С нотариусом мы провели два часа, улыбаясь, подписывая сотни бумажек, кивая и делая все так, как нам сказали, не понимая большей части происходящего. Нотариус проверил, что деньги находились там, где следует, и прочитал нам договор на быстром невнятном французском. Его ассистент сделал копии всех документов, и теперь нам надо было подписать втрое больше бумаг.

Где-то на задворках сознания я думала об отце в баре. Я была уверена, что сейчас он перестал пить кофе, начал пить пиво и со всеми болтать. Он едва ли говорил на французском, но считал, что, если произносить слова громко, все французы поймут его куда лучше.

– ПИВО, СИЛЬВУПЛЕ! – орал он всем официантам во всех французских барах и считал, что это идеальный французский. В целом это было довольно понятно для большинства французов, в отличие от «А ОРЕХИ ЕСТЬ?» Один раз он закричал:

– У ВАС ЕСТЬ ПИНТА THEAKSTON’S OLD PECULIER? – Это было в баре маленького города Монтрёй и заставило всех посетителей замереть.

Наконец нотариус и его ассистент встали, улыбнулись, сообщили нам, что мы закончили, и пожали нам руки. Был полдень, и, как я потом узнала, абсолютно все дела завершались к обеду вне зависимости от сложности проблемы или количества бумажек.

– Поздравляю, мадам Марш, félicitations ^[9], – сказал нотариус. – Добро пожаловать во Францию.

Мы побежали в бар, забрали отца, который, к счастью, не напоролся на неприятности, и отправились прямиком в наш новый дом. Я взяла с собой бутылку шампанского и все для пикника, собираясь отпраздновать. Мы все подписали, можно было уже не волноваться, и мы испытывали приятное возбуждение. Наш дом был в двадцати минутах от Фрюжа, и дорога пролегала среди молодых деревьев и пшеничных полей с коровами, мимо крошечных деревень со старинными домиками, видневшимися то тут, то там. Часто по дороге ходили куры, которые разбегались, услышав машину, и собаки, которые бежали к воротам, когда слышали куриное кудахтанье.

Мы прибыли в нашу крохотную деревню, проехали мимо ратуши по грязной дороге и остановились у сломанных ворот. Мое сердце громко стучало, пока мы шли по тропинке, пока вставляли ключ в замок, входили в грязную, сырую, вонючую гостиную, карабкались по лестнице, сделанной для великана, заходили в кухню и… как будто вдруг остановилась заезженная пластинка.

Мы не были в доме два месяца. Сейчас был конец мая, и казалось, словно продавец просто оставил его, услышав, что безумные англичане покупают эту развалюху в глухомани. Чего-то в доме не хватало, а что-то отсутствовало изначально.

Чего там не было:

◊ Воды

◊ Электричества

◊ Лампочек

◊ Ручек на ящиках

◊ Сигнала мобильного телефона

Мы не могли позвонить агенту по недвижимости и спросить, почему тут нет воды и электричества, несмотря на его обещания, что это все будет сделано. За 10 000 евро (во Франции за это платит покупатель, а не продавец) мы ожидали, что он хотя бы с этим разберется.

Конечно, это подсказало моему очень отзывчивому отцу, чего он сейчас хочет – чашечку чая.

Что там было:

◊ Крысиные какашки на кухонной столешнице

◊ Трава по пояс (никакого пикника)

◊  Фургон. Я была бы не против приличного фургона, но это был старый остов с разбитыми окнами, без двери и ровно посреди сада.

◊  Овца. Огромная, грязная и вонючая. Она жевала траву перед кухонным окном.

– Хорошо, – сказала я, делая глубокий вдох. – Мы знали, что дом не идеален, что тут есть над чем работать, но посмотрите на сад. Под этой ивой мы когда-нибудь будем сидеть. С ореха соберем урожай, который виден уже сейчас. Яблоня, слива и груша тоже выглядят многообещающе.

Марк и отец смотрели на меня. Я сглотнула и продолжила:

– У этого дома такой большой потенциал. Красивые балки, невероятная кремневая стена в спальне…

Отец прочистил горло и повернулся ко мне:

– Этот дом, – сказал он, – не просто дача, которую можно перекрасить – и все, готово. Дом, который ты купила, – это многолетняя реставрация и поддержание его состояния. Он не на Рождество, а на всю жизнь.

Папа так сильно засмеялся, что закашлялся, а потом напомнил мне, что мы даже не можем приготовить чай, чтобы у него не было так сухо во рту.

Не впервые я подумала, не сошла ли я с ума.

Эйфория от того, что я стала владелицей дома во Франции, растаяла в воздухе, и я вернулась на грешную землю, ударившись об нее. Весь день я бегала по холму, пытаясь дозвониться до агента по недвижимости, чтобы он решил проблему отсутствия воды и электричества.

Мы отметили покупку пикником в желтой кухне и поприветствовали дом бутылкой воды – шампанского нам уже не хотелось. Затем мы поехали обратно в Лондон, потому что назавтра и у меня, и у Марка была работа.

Только когда я легла в кровать тем вечером и думала о прошедшем дне, я осознала, какая непосильная задача лежала перед нами – надо было сделать дом пригодным для обитания хотя бы по выходным. В голове у меня кипели мысли: я купила огромный, нелюбимый амбар с земляными полами, разбитыми окнами, не запирающимися дверями, дырами в крыше и неистребимой сыростью. О нет – я же купила прекрасную французскую ферму, часть которой была построена сотни лет назад и в которой в некоторых комнатах были невероятной красоты потолки… Я купила акр заросшей земли… Нет, это был огромный сад, который когда-нибудь будет выглядеть как парк… Он продавался с овцой…

Так, минуточку. Он продавался с овцой? Во всей беготне, в поисках воды и электричества, пока мы закрывали сломанные окна, запирали двери, чтобы те не распахнулись из-за ветра, я полностью забыла об овце в саду. Это предыдущий владелец ее оставил? Она сбежала с фермы? Кто-то ее там бросил?

Многие люди считают овец, чтобы уснуть. Мне не давала заснуть одна-единственная овца.

В следующую поездку мы выяснили, что овца принадлежала местному старику. Предыдущая владелица разрешала пускать овцу в сад, чтобы она съедала траву. Конечно, как и все в деревне, и, наверное, все в радиусе нескольких миль, старик знал, что дом продали сумасшедшим англичанам за безумные деньги. Какой-то сосед, пришедший к нам домой и представившийся именем Оливье, объяснил, что старику хотелось бы оставить овцу там, так как его собственный сад был куда меньше. Так как у предыдущей владелицы из Англии возражений не было, Оливье сказал, что старик надеется, что и мы возражать не будем. Я немедленно согласилась по трем причинам. Овца будет сдерживать буйство травы. Жители деревни будут видеть нас как часть деревни. И мне она нравилась.

Два года шерстяное создание жило в нашем саду, ело все, что видело, забиралось на деревья или, по крайней мере, пыталось (видимо, оно было немного дезориентировано) и везде оставляло катышки. Мы называли его Пердун – из-за отвратительного запаха, который от него исходил.

Старик-владелец никогда не заговаривал с нами и игнорировал меня, когда я пыталась поговорить. Даже не улыбался.

Как-то на выходных мы приехали к дому и не увидели овцы. Старик сильно заболел и забрал «грязное животное», как называли овцу соседи, в свой собственный сад. У него больше не было энергии на то, чтобы приносить ему воду и проверять, как у него дела, и он был очень привязан к овце. Мы тоже привыкли к Пердуну, поэтому продолжили кормить его морковками, но уже через соседский забор. Перед смертью старик озвучил желание, чтобы те, кто купит его дом, позволили овце жить в саду. Ничего не подозревающая семья, въехавшая в дом вскоре после смерти старика, выполнила желание, будучи уверенными, что это ненадолго. В конце концов, овце было как минимум двадцать лет, если верить местным, а в человеческих годах так вообще 140. Она прожила еще четыре года и стала самой старой овцой в стране, по словам Оливье.

Иногда при покупке дома во Франции ты получаешь больше, чем кирпичи и цемент.

Глава 5. Лето в Семи Долинах

До конца лета 2004 года, когда мы с Марком стали владельцами дома во Франции, мы как можно чаще старались проводить выходные в Семи Долинах. Иногда мы ехали туда на машине и брали с собой отца, иногда ехали вдвоем на мотоцикле. Мы нашли короткий путь из Лондона в Дувр и из Кале в нашу деревню и поняли, что можем доехать до точки назначения всего за три часа.

Чаще всего, по крайней мере. Как-то в конце июля, в пятницу, после дня в офисе мы уехали из Лондона на мотоцикле. В небе повисли зловещие темные тучи. Когда мы выехали из туннеля в Кале, нас встретили ливень, гром и молнии. Мы натянули перчатки, подняли воротники пальто и отправились в самый центр бури – к нашей деревне. Каким-то образом мы пропустили поворот, съехали с пути и оказались в лесу где-то рядом с портовым городом Булонь-сюр-Мэр, в двадцати минутах от Кале. Это огромное пространство, покрытое лесами и холмами. Там очень красиво днем, и многие люди приезжают туда гулять, но ночью, когда ты потерялся в буре, оно становится похожим на место, которое можно увидеть в фильме ужасов.

Наступила полночь, было темно, и лишь изредка непроницаемый мрак рассекали молнии. Наши рации, по которым мы переговаривались во время поездки на мотоцикле, умерли – наверное, от дождя. Я представляла, как нас съедают дикие кабаны, а тела через несколько недель находят жандармы.

Не могу сказать, что я преувеличила. Во Франции водятся дикие кабаны, и я часто видела, как они бегут по полям. Огромные волосатые создания довольно застенчивы, но, если их напугать, могут быть агрессивными.

К счастью, той темной ночью в лесу наше время еще не настало. Марк смог найти путь на главную дорогу, и мы приехали домой грязные и истощенные. Мои перчатки так промокли, что развалились. В ботинках было полно воды. Мы просушились и рухнули на кровать, чтобы как следует отоспаться.

Утром солнце вернулось и разбудило нас лучами. Я открыла окна, чтобы вдохнуть запах деревни после дождя. Трава и цветы очень сильно пахли в чистом и сладком воздухе. Запах смыл воспоминания об ужасном вчерашнем путешествии. Я слышала, как фермер Тьерри заводит трактор на вершине холма, и через несколько минут он проехал мимо, волоча за собой прицеп с навозом – еще один деревенский запах.

Дом с каждым разом все больше открывался нам, и мне хотелось бы сказать, что мы нашли там спрятанные сокровища, например мраморные камины или орнаменты. Но этого не было. Второй этаж был не предназначен для жизни – там было грязно и темно. Дыры были не только в стенах, но и в крыше. Мы закрыли люк над лестницей и оставили его в покое. Скорее даже не закрыли, а задраили – люк, как в подводной лодке, сдерживал напор жуков, сквозняков и животных. Первый этаж был в целом ничего. Мы жили в комнате с кремневой стеной, а отец – в гостиной. Готовили мы в саду на гриле вне зависимости от погоды. С одной стороны дома была комната без двери и с поддерживающим шестом. С другой стороны, как бы дополняя ту комнату, была комната с двумя стенами и пластиковой крышей. Мы использовали ее как веранду и переносили гриль туда, если шел дождь.

Основной работой на лето было вынести мусор из дома и привести в относительный порядок сад. Мы прошерстили каждую комнату, избавились от липких ковров, старых кроватей, холодильников, стопок газет из 1970-х годов, сломанных плиток и прочего мусора. Одновременно я красила все стены в белый, включая стены из бетонных блоков, чтобы все это выглядело получше. На самом деле дом был больше похож на тюрьму, чем на летний коттедж.

Когда проводишь несколько дней в своем доме за границей, не успеваешь понять, какова реальная жизнь в другой стране. Мы иногда встречали соседей, и они казались приятными и дружелюбными, хоть и слегка отчужденными. Большинство наших встреч заключалось в том, что мы кивали друг другу.

К нам приезжали друзья и семья, и они были шокированы состоянием дома. Это был вовсе не дом мечты из Прованса, так что, если они оставались у нас на ночь, им приходилось идти на жертвы. В деревне не было ни магазинов, ни баров, и мы оказывались в изоляции. Впрочем, некоторые люди тоже попадали под очарование медленного темпа жизни, великолепных магазинов, сладостей и булочных в городе Монтрёй. Там пахло свежими круассанами и багетами. Очень бодрый уличный рынок украшал город Эден, который, как мы в итоге поняли, сильно отличался от того мрачного захолустья, которое мы увидели мрачным февральским днем. Сложно было не полюбить кафе в Юкелье, невероятные гастрономические удовольствия французской жизни и историю, наследие этой части Северной Франции. Все были поражены тем, что можно купить свежий козий сыр прямо на ферме недалеко от нас, а многие из наших гостей стали фанатами местного блошиного рынка выходного дня. Отцу нравилось пробовать разную еду: местную ветчину, мед и джем, хотя он кривился при виде улиток и отказался попробовать жареные лягушачьи лапки в китайском ресторане в Сент-Омере.

Многие люди были поражены тем количеством земли, которая нам принадлежала, а сестра Марка Лорен и его зять просто пришли в восторг. Они мечтали и сами купить дом недалеко от нас. Как и мы, они всю жизнь прожили в Лондоне и были поражены большой территорией, густой зеленью в этой части Северной Франции и тем фактом, что можно было проехать много миль и не встретить ни одной машины.

Кто бы ни приезжал к нам в гости, мы всегда уговаривали его помочь с ремонтом и садоводством. В конце лета дом уже больше стал похож на сарай с душой (если прищуриться и быть в хорошем настроении).

Предсказание отца о том, что работа по дому будет бесконечной, воплощалось в жизнь. Всегда было очень много дел – в каждый наш приезд надо было скосить траву, потому что она захватывала все вокруг, а сырость в доме никуда не исчезала, но мы все-таки пробовали что-то с этим сделать.

Не так далеко от нас находилась небольшая деревня, довольно симпатичная, с маленькими домиками и парой коммерческих зданий. Одно из них было традиционным мясным магазином, где продавались свежее мясо с местных ферм и прочие мясные продукты, приготовленные владельцем магазина. Второе здание было абсолютной противоположностью – старое, с парковкой, что-то между домом и сараем, в очень плохом состоянии. На нем висела от руки написанная вывеска, закрывавшая окно. На ней утверждалось, что это Club Privé. Мы с Марком предположили, что это что-то вроде паба или клуба. Мы несколько раз проезжали мимо и все время думали, что, может, стоит туда зайти – правда, без отца.

Как-то раз мы работали в саду, и мимо прошли пожилые соседи, которые предложили нам зайти в гости и выпить пива, когда мы закончим работать. Они представились как Стефан и Бабетта и сказали, что переехали из Лилля. Пара жила рядом с церковью, и мы много раз рассматривали гномов на их участке. В общем, красивым летним вечером мы отправились в их дом. Было около шести пополудни – как раз время для аперитива. Соседи были очень дружелюбными, и вскоре мы почувствовали себя как старые друзья. Я сказала им, что мы думали заскочить в Club Privé, когда приедем в следующий раз, и, возможно, они захотят пойти с нами.

В комнате воцарилась зловещая тишина. Бабетта вперила глаза в пол, Стефан смотрел на меня открыв рот. Несколько долгих секунд никто ничего не говорил.

– Ну, – промямлила я, – это было просто предложение. Может, в следующий раз.

И снова все промолчали.

– Или, – я пыталась понять, что же вызвало такую реакцию, – вы можете прийти к нам в гости, а мы привезем английское пиво.

Стефан откашлялся и сказал:

– Мы, пожалуй, уже староваты для таких вещей.

– Для каких вещей, для пива? – Я была удивлена, потому что он с явным удовольствием выпил уже несколько стаканов.

– Нет. Для libertins.

Стало ясно, что я не понимаю, о чем он говорит, и последовал веселый диалог, в котором был задействован французский словарь, где я прочитала определения нескольких новых слов и узнала, что libertin – это кто-то, у кого нет «моральных и сексуальных ограничений», и что Club Privé – это на самом деле свингер-клуб. Оказалось, что люди приезжали сюда даже из Парижа.

Кто бы мог подумать: тут, в этой французской глуши? Я не знала, удивляться этой информации или тому, что Стефан сказал: «УЖЕ староваты».

В один из выходных во всех окружающих городах появились сияющие плакаты, обещавшие ночь радостей в Экс-ан-Иссар. В этой миловидной деревне с магазином сосновой мебели, церковью и домиками планировалась невероятная ночь развлечений, шикарной еды и illuminations, что означало, как мы подумали, «впечатляющее световое шоу». Учитывая, что мы особо не видели тут ночной жизни – местные кафе-бары в Юкелье, какими бы прекрасными они ни были, закрывались примерно в девять вечера, и ничего другого поблизости не было, – мы не смогли удержаться. Благодаря плакатам, развешанным повсюду, мы смогли узнать больше о том, что показалось нам поистине впечатляющим событием. Мы вспомнили Лион и знаменитый Праздник света. По дороге в город мы проехали несколько миль от нашего дома по пустой деревенской дороге, мимо деревянной мельницы, колесо которой медленно вращалось, мимо ферм с закрытыми ставнями (как обычно, признаков жизни в деревнях было мало).

Однако в Экс-ан-Иссаре нам пришлось проехать через весь город к другой части парка, потому что было очень много машин. К месту проведения фестиваля мы шли пешком, и главная улица была заполнена людьми. Мы посчитали, что это признак по-настоящему сенсационного события. Сгущались сумерки – идеальное время для того, чтобы увидеть световое шоу. За толпой людей мы последовали по узкой дороге к главной площади. Мы шли рядом с бурлящим потоком, берега которого заросли деревьями, на которых висели рождественские гирлянды. Это выглядело мило, но не очень похоже на великолепное шоу, которого мы ожидали. На подходе к площади я чуть не упала в речку, когда в ней как будто из ниоткуда возник мужчина в рыбацких сапогах. Мы наблюдали, как он что-то делает на берегу реки, тихо матерясь сквозь зубы. Наконец он счастливо вздохнул, увидев, как вдоль реки загорелось… еще немного рождественских гирлянд.