Дотянуться до мечты

Городской парк – это целый мир. Со своей фауной, флорой, правилами, звуками, запахами. Ирэн приходила сюда каждую свободную минутку: утром до пар, в обед вместо столовой, вечером, чтобы выдохнуть перед сном. Сопровождали ее альбом и простой карандаш. Грифель скользил острым кончиком по шершавой бумаге, создавая из линий картины, которые Ирэн видела перед собой в этом же парке.

Вот бежит пес на поводке, пасть приоткрыта, язык свисает, а в глазах читается грусть. Ирэн вздыхает, ластиком стирает ошейник, и у пса уже можно увидеть улыбку.

Чуть поодаль на траве голубка клюет семечки, их оставил карапуз в шортиках будто на вырост и панамке, съехавшей на лицо. Мальчонка не видит, куда краем глаза поглядывает голубка, от какого безобразия старается отвернуться. Зато это видит Ирэн, и грифель, словно живой, рывками штрихует, как урна пустует, а возле нее валяются фантики, бутылки от газировки, пакеты от чипсов и других снеков.

На газоне появляется еще один пес, он лапами будто закапывает разбросанный мусор и… кучку… свою… которую хозяин явно не планирует забирать, ведь даже не смотрит на питомца: в одной руке у него поводок, в другой дымится сигарета, большие наушники говорят, что человек пребывает в собственном мире. Музыкальном, а может, и книжном.

– Ого. У тебя целая история на одном листе получается. – На лавочку возле Ирэн сел молодой человек. – Я Мишган, заметил, что ты сразу после пар сбегаешь сюда.

– И что? – Ирэн закрыла альбом, убрала его в сумку и попыталась встать, но Мишган остановил ее, потянув за локоть.

– Да не убегай ты, как молоко на плите.

Ирэн рассмеялась.

– Вас на литературном учат необычным сравнениям? Или ты по жизни оригинал?

– А я и крестиком вышивать могу, – спародировал Мишган кота Матроскина.

– Ладно, говори чего хочешь. – Ирэн положила сумку на колени.

– Поболтать с красивой девчонкой.

– Ну-ну. У тебя этих девчонок в универе… То одной стихи читаешь, то другой ромашки даришь. Я-то тебе зачем? Говори прямо. А то карикатуру нарисую и заколдую.

Ирэн слышала, что ее ведьмой считали, мол, она рисунками своим заряжала конспекты на зачеты автоматом, перед экзаменами не волновалась, а сидела на подоконнике с альбомом и, конечно же, колдовала, заходила в кабинет последняя и получала «отлично». Жила в общежитии одна: как ни пыталась комендантша к ней соседку подселить, у девчонок всегда вариант повыгоднее находился, наверняка не без помощи магии.

Однокурсники Ирэн сторонились, а ее это устраивало: в тусовках она участвовать не собиралась, ведь приехала из маленького городка не за этим. У нее была мечта – открыть на берегу моря отель для животных. Хозяева будут отдыхать в обычных гостиницах рядом и смогут навещать питомцев в удобное время. Всем хорошо. Не нужно искать, куда отдать котопеселей на передержку в своих городах. Больших. Душных. Далеких.

Дело оставалось за малым: диплом по гостиничному бизнесу получить, денег накопить и… Если с первым все шло хорошо, то вот со вторым не очень. Замкнутость стала помехой. Непреодолимой помехой. Ирэн пыталась бороться с ней. Пока безуспешно. Аккаунты в нескольких соцсетях завела, скетчи выкладывала, корявенько услуги по рисованию предлагала. Заказов, правда, было примерно ноль. Ирэн осознавала, что одна не справится, нужна помощь. Человеческая. И вот появляется Мишган. Совпадение?

– А давай, – подмигнул он и откинулся на спинку скамейки, руки на нее же повесил, нога на ногу. Ждет.

– Что – давай? – не поняла Ирэн, выплывая из размышлений.

– Ну чего-чего. Карикатуру. Я готов.

– Миш, я не дура. Говори, зачем пришел.

– Ладно. У меня к тебе предложение.

– На свидание не пойду.

Неудачно шутить Ирэн научилась от братьев, и привычно не ждала даже улыбки. Мишган склонил голову, сощурился, слова запустил какие-то мысли: они считывались по зрачкам. Могли бы считываться. Ирэн с трудом сдержалась, чтобы не зарисовать растревоженный улей, который увидела взглядом художника в голове собеседника – мысли-пчелы летают, жужжат…

– А знаешь что, давай заключим пари, – Мишган протянул руку. – Если тебе мое предложение понравится, если оно даст тот эффект, который я вижу, то на свидание ты пойдешь. По-настоящему. Сразу после того, как сдадим последний экзамен.

Обидеться? Не из-за странного пари. А из-за подтекста – да, она не носит платья, не пользуется косметикой, значит, и прихорошиться перед свиданием не захочет? Мишган будто уловил мысли Ирэн и дополнил:

– Ну не сразу прям сразу. А вечером или на следующий день. В общем, решим. Что скажешь?

Он сжал ладонь в кулак и еще чуть вытянул, ожидая, видимо, что Ирэн ударит в него своим в знак согласия. Но она зависла… И отказать не могла – не понимала же, в чем предложение, и соглашаться по той же причине вот так сразу не собиралась.

– Ладно, к трухе условности, победу ведь нужно еще заслужить, – Мишган подмигнул, достал из кармана узких брюк смятый листок и расправил. – Эт самое, ты ведь тоже удивляешься, зачем на первом курсе нам впихивают непрофильные предметы. А Иваныч с геометрией своей да черчением совсем манданулся. Дайте, грит, мне ровные линии, чистоту композиции. Или не чистоту, а может, и не композицию. Я в его ящерковом щебетании ничего не понимаю.

– Ящерки шипят или фыркают.

– Во! Точно. Фыркает он, а мы мучаемся. Я-то с карандашом в руках не родился и при слове линейка не чертежную вспоминаю, а школьную, как страшный сон о последнем звонке. Нас поливал дождь, и хоть кто-нибудь бы зонт предложил… Нет же, стойте стойко, слушайте прощальные наветы. В общем, спасай.

Ирэн повертела листочек с каракулями.

– Н-да. И чего ты от меня-то хочешь?

– Ну… Там Иваныч дал задание, нужно смандрячить а-ля проект. Я придумать могу, на словах описать да даже на гитаре сыграть. Но вот чтобы линии были ровными, как ему нужно… Совсем никак.

Мишган, как ребенок, развел руками и насупился.

– А чего ты от меня-то хочешь? – повторила Ирэн, хотя уже догадалась.

– Нарисуй за меня схему по всем этим чертежным правилам-шмавилам. Не бесплатно, – он протянул купюру.

Ирэн сглотнула комок, казалось, размером с огроменный шар. Деньги? Ей? И далеко не сто рублей? В чем подвох?

– Да меня родаки съедят, если я завалю непрофильник. И так еле убедил в творческую профессию отпустить, иначе светят мне душные офисы в отцовском бизнесе. А я не хочу. Выручай.

От купюры Ирэн взгляд отвела, покрутила попытку рисунка и прыснула:

– Мой младший брат и то лучше карандашом орудует.

– Верю. Я в жизни их не держал, мне проще на струнах мелодию заиграть, чем с линиями совладать.

 Карандаш у Ирэн, как питомец, жил сам по себе: он примерился к чужим линиям, позвал на подмогу ластик, и вот уже несколько штрихов подправили картину.

– Слу, а почему тебя Ирэн зовут? Это прям по паспорту или ты так захотела?

Самый частый вопрос.

– Мама – любительница классических романов, у нас целая полка всяких там «Джейн Эйр», «Унесенных ветром», масса французских, английских, немецких томиков. И каждому из детей она подбирала звучное имя.

– А сколько вас?

– Семь. И никаких там Вань, Мань и даже Свет.

– Во прикол, это если бы я родился в твоей семье, то Мишган было бы не прозвищем?

– Нет. Тебя звали бы Мишель.

– Р-р-р-р, – он покрутил невидимый руль, – и был бы я тогда Шумахером.

Ирэн удивилась, позволив губам съежиться, бровям сойтись, а лбу наметить складки.

– Ну ты чего? Не слышала? Это ж известный гонщик «Формулы-1». Врум-врум-врум! Я б тогда не на гитаре играл, а собрал карт и девчонок катал.

– А его разве не Михаэль зовут?

Смех и интересные темы сближают людей, особенно молодых, и два часа пролетели для них незаметно. И схемы по заданию обсудили, и мнениями схлестнулись о домашних питомцах: стоит заводить или нет. Мишган фыркал, что от них только шерсть, а Ирэн говорила, что через них мы говорим внешнему миру о себе.