Борьба за огонь

Джигетай отчаянно рванулся, лягнув противников своими крепкими копытами, – еще один хищник упал на землю со сломанной челюстью, но остальные, дружно набросившись, прокусили своей жертве горло, впились в шею, растерзали бока, и джигетай повалился на землю под тяжестью волков, пожиравших его живьем.

Еще некоторое время Нао слышал жалобные стоны несчастного животного. С радостным ворчанием волки грызли теплое, еще трепещущее мясо, пили горячую кровь, ощущая, как жизнь непрерывным потоком вливается в их ненасытные желудки.

Изредка старые волки беспокойно оглядывались на гиен. Гиены, разумеется, предпочли бы нежное и сладкое мясо джигетая жилистым останкам тигра, но они не осмеливались оспаривать добычу у волков, зная, что даже самые трусливые звери становятся храбрыми, когда защищают с таким трудом доставшуюся им добычу.

Луна прошла уже полдороги к зениту. Спокойные воды реки струились в отдалении. Гав стал на стражу, и Нао заснул.

Неожиданно в саванне снова поднялось смятение: в чаще раздалось рычание, захрустел кустарник. Гиены и волки подняли окровавленные морды и насторожились. Гав, просунув голову в отверстие, также напряг свой слух, зрение, обоняние…

Послышался короткий крик и грозное, отрывистое рычание. Затем кустарник раздался в стороны, и на поляну вышел пещерный лев. Он нес в пасти только что задранную лань. Рядом с пещерным львом, извиваясь на ходу, как гигантское пресмыкающееся, бежала тигрица. Оба зверя приближались к убежищу уламров.

Охваченный тревогой, Гав поспешил разбудить Нао. Уламры долго следили за хищниками. Лев пожирал свою добычу уверенно и неторопливо, тигрица – жадно, но нерешительно, все время оглядываясь на страшного зверя, убившего ее самца.

Тяжелое предчувствие стеснило грудь Нао и сделало его дыхание коротким и прерывистым…

Глава пятая
Под базальтовыми глыбами

Утро застало пещерного льва и тигрицу на том же месте; они дремали рядом с останками убитой лани. Трое людей, скрывавшихся под каменными глыбами, не могли оторвать взгляд от своих страшных соседей.

Радостный свет утра разливался по саванне, по поверхности реки. Цапля вела своих птенцов на рыбную ловлю. Зимородок камнем упал в воду, и перламутровые круги всколыхнули зеркало реки. Проснувшиеся птицы, весело щебеча, порхали по ветвям; сойки красовались на солнце в своем великолепном голубом, серебристом и красноватом наряде; а насмешницы сороки трещали без умолку на развилках деревьев, покачивая длинными черно-белыми хвостами.

Вóроны, каркая, кружили над останками джигетая и тигра. Не найдя на них ни одного клочка мяса, ни одного нетронутого сухожилия, они разочарованно возвращались к туше лани. Но здесь дорогу им преграждали два больших пепельно-серых коршуна; не осмеливаясь покуситься на добычу льва, они то описывали в воздухе широкие круги, то садились на почтительном расстоянии от спящего царя зверей, чистили клювы, потом замирали, словно в глубоком раздумье, и, вздрогнув, снова взвивались в воздух, чтобы продолжать свое бесконечное кружение.

В саванне не было видно ни одного млекопитающего – запах опасных хищников удерживал их в надежных убежищах или в темной чаще леса. Только проворная рыжая белка на секунду высунула нос из листвы, но, завидев льва и тигрицу, тотчас же снова скрылась в густой зелени.

Нао подумал, что пещерный лев не снимает осады потому, что помнит о полученных ударах палицей. И он пожалел, что неосмотрительно раздразнил могучего хищника.

Уламр был убежден, что тигрица и лев сговорились между собой и будут по очереди сторожить убежище людей. Он вспомнил рассказы старых охотников о том, что хищники мстительны и злопамятны. Временами, в порыве бессильной злобы, молодой воин вскакивал на ноги и хватался за палицу или топор. Но благоразумие тотчас же брало верх: Нао вспоминал, что человек неизмеримо слабее крупных хищников, и хитрость, с помощью которой ему удалось убить медведя в полутьме пещеры, нельзя было использовать в битве с пещерным львом и тигрицей. Вместе с тем он был уверен, что борьбы не избежать. Уламрам оставалось либо умереть от голода и жажды под базальтовыми глыбами, либо воспользоваться моментом, когда тигрица будет стеречь их убежище одна. Мог ли сын Леопарда положиться на помощь Нама и Гава в этой страшной битве?

Нао вздрогнул, словно от холода, но, увидев, что взоры молодых воинов устремлены на него, почувствовал необходимость ободрить их.

– Нам и Гав спаслись от клыков серого медведя, – сказал он. – Они спасутся и от когтей пещерного льва!

Молодые уламры повернули головы и бросили взгляд на ужасную пару спящих хищников.

Нао ответил на их невысказанную мысль:

– Пещерный лев и тигрица не всегда будут вместе. Голод заставит их разлучиться. Когда лев уйдет на охоту в лес, мы нападем на тигрицу. Но Нам и Гав должны во всем слушаться меня.

Уверенная речь Нао вселила надежду в сердца обоих юношей. Рядом с могучим сыном Леопарда даже смерть не казалась им страшной.

Сын Тополя, более живой по натуре, воскликнул взволнованно:

– Нам будет повиноваться Нао до последнего дыхания!

Товарищ его, в свою очередь, воздел обе руки кверху и проговорил:

– Гав не боится ничего, когда Нао с ним!

Не находя слов для выражения теснившихся в их груди чувств, молодые воины издали воинственный клич, потрясая топорами. Нао смотрел на них с суровой нежностью.

При этом шуме лев и тигрица проснулись и вскочили на ноги.

Уламры с вызывающим видом закричали еще громче. Хищники ответили сердитым рычанием… Затем все успокоилось, и снова наступила тишина.

Поднявшееся над горизонтом солнце заливало своими щедрыми лучами лес и саванну. Мелкие зверьки, беспокойно оглядываясь на спящих хищников, сновали от леса к реке и обратно. Коршуны, осмелев, изредка урывали по куску мяса лани. Венчики бесчисленных степных цветов тянулись к солнцу. Жизнь ключом била в степи и в лесу.

Люди терпеливо ждали ухода льва. Время от времени Нам и Гав ненадолго засыпали. Нао напряженно размышлял о побеге, однако планы, возникавшие в его голове, были неясны и туманны.

У молодых воинов оставался еще небольшой запас мяса, но жажда уже начинала томить их.

Когда день стал меркнуть, пещерный лев проснулся. Метнув горящий взгляд на базальтовые глыбы, он удостоверился, что люди все еще находятся под ними.

Запах человека разбудил в хищнике злобу, напомнив о событиях вчерашнего дня. Лев зарычал и, вскочив на ноги, обошел кругом убежище уламров. Памятуя, однако, что пещера неприступна и что спрятавшиеся в ней люди больно кусаются, пещерный лев вернулся к туше лани. Тигрица уже принялась за еду. Вдвоем они быстро уничтожили остатки мяса.

Насытившись, лев повернулся к тигрице; во взгляде свирепого зверя светился призыв. Тигрица ответила ласковым мяуканьем. Длинное туловище ее извивалось в траве. Потеревшись мордой о спину тигрицы, пещерный лев облизал ее своим гибким шершавым языком. Тигрица принимала ласки с полузакрытыми глазами, в которых вспыхивали зеленые огоньки. Вдруг она отскочила назад и приняла почти угрожающую позу. Лев зарычал глухо и призывно, но тигрица не слушалась; она распластывалась на земле, как огромный уж, ползла на брюхе по высокой траве, потом прыгала вверх. В ярких лучах заходящего солнца шерсть ее отливала оранжевым цветом, и казалось, что в воздухе пляшет гигантский язык пламени.

Лев сначала неподвижно стоял и смотрел на ее игры: потом молча, без звука, бросился к ней. Тигрица отскочила и, часто оборачиваясь, скользнула в ясеневую рощу. Лев последовал за ней.

Видя, что хищники скрылись, Нам сказал:

– Они ушли… Надо переправиться через реку.

– Разве Нам потерял чутье и слух? – возразил Нао. – Или он умеет бегать быстрее пещерного льва?

Нам опустил голову. Из рощи доносилось хриплое дыхание льва, подтверждавшее справедливость слов Нао. Молодой воин понял, что опасность продолжала оставаться такой же грозной, как и в то время, когда хищники спали возле самого убежища.

И тем не менее в сердцах уламров зародилась надежда: брачный союз льва и тигрицы должен был заставить их искать логовище, ибо крупные хищники редко ночуют под открытым небом, особенно в период осенних дождей.

Но вот огненный шар солнца скрылся за лесом, и сердца троих людей стеснила тоска. Эту тоску испытывают и все травоядные с наступлением сумерек. Тяжелое чувство еще усилилось, когда из лесу снова вышли пещерный лев и тигрица. Поступь льва была размеренной и важной. Тигрица, наоборот, шаловливо резвилась вокруг него.

Сумерки окутали землю, и над саванной поднялся многоголосый рев голодных зверей. Хищники кружили вокруг убежища уламров, зеленые огоньки сверкали в их глазах. Наконец пещерный лев прилег на траву вблизи каменных глыб, а его подруга побежала к прибрежным камышам на поиски добычи.

Несколько крупных звезд загорелось на темном небе. Вслед за ними повсюду высыпали крохотные светящиеся точки, и в бархатной синеве отчетливо вырисовались заливы, острова и реки Млечного Пути.

Гава и Нама звезды интересовали мало. Но Нао смутно ощущал величие и красоту ночного неба. Ему казалось, что большинство звезд – это огненная пыль, вспыхивающая и тут же угасающая, как искры от костра. Однако он заметил, что есть звезды, которые каждую ночь сияют на одних и тех же местах.

Вынужденное бездействие, в котором его деятельная натура находилась со вчерашнего дня, заставляло Нао пристальнее вглядываться в темный небосвод с его бесчисленными огнями. И странное волнение овладевало молодым уламром, когда он думал, как далеки эти небесные огни от Земли, где он находился.

Луна всплыла над чащей деревьев, осветив пещерного льва, дремлющего в высокой траве, и тигрицу, рыскающую между лесом и рекой в поисках добычи.

Нао беспокойно следил за ней глазами.

Наконец тигрица надолго скрылась в непроходимой чаще, и Нао с тоской подумал, что, если бы силы Нама и Гава были равны его силе, они втроем попытались бы вызвать теперь на бой царя зверей.

Сына Леопарда мучила жажда. Нам страдал от нее еще сильнее. Хотя его очередь стоять на страже еще не наступила, сын Тополя никак не мог заснуть. Глаза молодого уламра горели лихорадочным блеском…

Нао почувствовал приступ грусти. Никогда еще расстояние, отделяющее его от родного становища, не казалось ему таким огромным, никогда еще он не чувствовал так глубоко своего одиночества…

Незаметно грезы Нао перешли в сон, тот чуткий сон, который прерывается при малейшем шорохе. Однако кругом все было спокойно, и он проснулся лишь через несколько часов, когда возвратилась тигрица. Она не принесла никакой добычи и казалась утомленной бесплодными поисками.

Пещерный лев поднялся и долго обнюхивал ее, потом, в свою очередь, ушел на охоту. Он также сперва пробежал вдоль берега реки, осмотрел заросли камышей и кустарников и только после этого скрылся в лесу. Нао зорко следил за хищником. Несколько раз он порывался разбудить своих спутников, но инстинкт подсказывал ему, что пещерный лев все еще находится поблизости. Наконец он разбудил Нама и Гава и, когда они поднялись на ноги, прошептал:

– Готовы ли Нам и Гав к борьбе?

Юноши ответили:

– Сын Сайги пойдет за Нао!

– Нам готов сражаться!

Уламры не спускали глаз с тигрицы. Она лежала в траве, спиной к базальтовым глыбам, но не спала и чутко стерегла осажденных. Нао осторожно расчистил выход из убежища. Один, в лучшем случае два человека могли выбраться наружу, прежде чем тигрица заметит их. Проверив оружие, Нао просунул в отверстие палицу и копье и с величайшей осторожностью пополз первым. Случай благоприятствовал ему: вой волков и крик выпи заглушили легкий шорох ползущего по камням.

Нао встал на ноги. Гав высунул голову вслед за ним, но молодой воин, поднимаясь с земли, сделал неосторожное движение, и тигрица тотчас же повернула голову на шум. Удивленная, она не сразу напала на них, так что и Нам успел присоединиться к своим спутникам. Только тогда, издав призывный рев, тигрица вскочила на ноги и не спеша двинулась к ним, уверенная, что людям не удастся ускользнуть.

Охотники между тем подняли копья. Нам первым должен был бросить свое, а за ним – Гав. Оба целились в лапы. Сын Тополя выждал удобный момент, и его копье, просвистев в воздухе, вонзилось в предплечье хищницы.

Тигрица как будто даже не почувствовала боли – то ли расстояние ослабило силу удара, то ли прицел был неверным и острие только скользнуло по шкуре. Она зарычала и поползла быстрей.

Гав в свою очередь бросил копье, но тигрица отскочила в сторону, и копье пролетело мимо, не задев ее. Настала очередь Нао. Он подождал, пока тигрица приблизилась на двадцать локтей, и только тогда с силой метнул копье. Оно впилось в затылок зверя, но не остановило его.

Сделав огромный скачок, тигрица, как вихрь, налетела на людей. Гав покатился по земле, опрокинутый ударом когтистой лапы. Но тяжелая палица Нао описала в воздухе круг и с размаху перебила лапу хищнице. Тигрица завыла от боли и поджала сломанную лапу. Нам кинул в нее дротик. Молниеносно обернувшись к нему, тигрица сильным ударом свалила юношу на землю и, встав на задние лапы, хотела подмять под себя Нао. Чудовищная пасть обдала лицо воина жарким и зловонным дыханием, острые когти рванули его плечо… Палица еще раз поднялась и опустилась со страшной силой, и зверь снова завыл от нестерпимой боли: Нао перебил ему вторую лапу.

Потеряв равновесие, тигрица зашаталась, но палица Нао не знала ни секунды отдыха и беспощадно долбила зверя по спине, по голове, по лапам до тех пор, пока он не свалился в траву.

Нао легко мог добить тигрицу, если бы его не тревожили раны его спутников. Гав успел подняться на ноги; грудь его была обагрена кровью, хлеставшей из трех рваных ран, нанесенных чудовищными когтями. Нам лежал неподвижно. Хотя раны его казались легкими, у него так болели от ушиба грудь и поясница, что он не мог подняться с места. Юноша едва нашел в себе силы чуть слышным голосом отвечать на вопросы Нао.

– Может ли Гав дойти до реки? – спросил сын Леопарда.

– Гав дойдет до реки, – прошептал молодой воин.

Нао опустился на траву и прижал ухо к земле. Затем, поднявшись, долго нюхал воздух. Ничто не выдавало близости пещерного льва… Нао поднял Нама на руки и понес его к реке.

Достигнув берега, он помог Гаву напиться, утолил свою жажду и напоил Нама, пригоршнями вливая ему воду в рот. Затем он направился обратно к убежищу, прижимая к груди Нама и поддерживая шатающегося Гава.

Уламры не умели лечить раны. Они только прикрывали пораженные места листьями ароматических растений, руководствуясь в выборе этих растений скорее животным, чем человеческим инстинктом.

Нао снова вышел из убежища за листьями ивы и мяты и, растерев их руками, приложил к груди Гава. Кровь чуть сочилась теперь из ран, и ничто не давало повода предполагать, что они опасны для жизни юноши.

Нам очнулся от забытья, однако все еще не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Желая ободрить юношей, Нао сказал:

– Сын Тополя и сын Сайги сражались мужественно. Уламры узнают, что Нам и Гав – храбрецы!

Щеки молодых воинов зарделись от похвалы вождя.

– Нао победил тигрицу! – пролепетал прерывающимся голосом Гав. – Он сразил ее, как сразил раньше серого медведя!

– Нет воина сильнее Нао! – восторженно подтвердил Нам.

Сын Леопарда ласково посмотрел на своих молодых спутников и сказал с уверенностью, пробудившей в сердцах обоих раненых надежду на будущее:

– Мы вернем племени Огонь! – И, поднявшись с места, добавил: – Пещерный лев еще далеко… Нао пойдет на охоту.

Проходя мимо тигрицы, Нао остановился. Она была жива, и глаза ее ярко блестели. Раны на боках и спине были легкими, но перебитые лапы должны были срастись не скоро.

Тигрица пристально следила за каждым движением уламра. Он остановился возле побежденной хищницы и, будучи убежден, что ей свойственны те же чувства, что и человеку, крикнул:

– Нао перебил тигрице обе лапы! Теперь она слабей волчицы!

Тигрица ответила ему глухим ворчаньем, исполненным страха и злобы, и попыталась приподняться.

Тогда Нао, погрозив ей палицей, сказал:

– Нао может убить тигрицу, если захочет. Но тигрица не в силах причинить вреда Нао!

Послышался какой-то неясный шум. Нао пригнулся и пополз в высокой траве. Показалось стадо ланей, преследуемое еще не видимыми собаками; их лай доносился издалека. Почуяв запах тигрицы, лани метнулись к реке, но дротик Нао просвистел в воздухе, и одна лань, раненная в бок, свалилась в воду.

Нао быстро подплыл к ней и, вытащив на берег, прикончил ударом палицы. Затем, взвалив добычу на плечо, бегом возвратился в убежище – он чуял приближение опасности… Действительно, не успел он проскользнуть между валунами, как на опушке леса показался пещерный лев.

Глава шестая
Бегство

Шесть дней прошло после битвы уламров с тигрицей. Раны Гава зарубцевались, но сила молодого воина еще не вернулась к нему: он потерял слишком много крови. Нам почти оправился, но двигался с большим трудом.

Нао не находил себе места от нетерпения и тревоги.

Пещерному льву приходилось теперь с каждым разом уходить все дальше и дальше от убежища уламров в поисках дичи; все окрестные животные уже знали о его присутствии. Прокормление беспомощной тигрицы было нелегкой задачей, и часто оба хищника голодали.

Тигрица тоже выздоравливала; она ползала уже по саванне, с трудом волоча перебитые лапы. Хищница не внушала теперь никакого страха уламрам. Нао нарочно не убивал ее, потому что забота о ее пропитании утомляла пещерного льва и заставляла его дольше рыскать по саванне, вдали от убежища уламров.

Человек и побежденный им зверь начинали привыкать друг к другу. Вначале при воспоминании о своем поражении тигрица рычала от злобы и страха. Слыша человеческий голос, столь не похожий на голоса других животных, которые умеют только рычать, визжать и выть, она поднимала голову и угрожающе раскрывала пасть, усаженную страшными клыками.

Нао взмахивал перед ней топором или палицей и насмешливо спрашивал:

– Чего стоят теперь когти тигрицы? Нао может раздробить ей череп палицей или проткнуть брюхо копьем. Тигрица так же слаба перед Нао, как лань или сайга.

Постепенно хищница привыкла к звукам человеческой речи, к виду оружия. И, хотя она помнила еще страшные удары, нанесенные этим странным существом, ходящим на задних лапах, она уже перестала бояться его.

В природе живых существ заложена способность верить в неизменность часто повторяющихся явлений. Нао так часто вращал палицей над головой тигрицы, не нанося удара, что в конце концов она привыкла к виду палицы и не думала об увечьях, которые та может нанести.

С другой стороны, тигрица оценила мощь человека и, уважая в нем опасного врага, перестала смотреть на него как на добычу. Она просто привыкла к его присутствию. Да и сам Нао с течением времени стал находить удовольствие в созерцании раненой тигрицы – это зрелище постоянно напоминало ему об одержанной победе.

Однажды, во время отсутствия пещерного льва, Гав поплелся вслед за Нао к реке. Утолив жажду, они отнесли Наму воду в пустой ореховой скорлупе.

Тигрица, также страдавшая от жажды, ползком добралась до берега. Но она не могла дотянуться до воды, потому что берег в этом месте круто обрывался в реку.

Нао и Гав расхохотались.

Сын Леопарда воскликнул:

– Даже гиена теперь сильнее тигрицы! Волк и тот может победить ее!

И, наполнив водой скорлупу, он со смехом подставил ее тигрице. Та тихо взвизгнула и быстро вылакала воду.

Это зрелище так понравилось уламрам, что Нао принес хищнице еще одну скорлупу.

Глядя, как она жадно лакает воду, сын Леопарда насмешливо сказал:

– Тигрица разучилась пить воду из реки!

Ему нравилась власть, приобретенная над страшным хищником.

Только на восьмой день Нам и Гав оправились настолько, что могли с прежней быстротой преодолевать пространство, и сын Леопарда назначил побег на ближайшую ночь.

Красноватый сумеречный свет долго мерцал в низко нависших над землей тяжелых тучах. Воздух был сырой и влажный. Густой туман окутывал деревья и камыши. Желтые листья падали на землю с легким шумом. Из чащи леса доносился тоскливый вой голодных зверей.

Все послеобеденное время пещерный лев проявлял признаки беспокойства. Он вздрагивал во сне, часто просыпался – его преследовало видение удобного логовища, подобного тому, в котором он жил до наводнения. Нао, пристально следивший за хищником, подумал, что этой ночью, отправляясь на охоту, лев будет искать себе логовище и, следовательно, долго пробудет в отсутствии. Воспользовавшись этим, уламры смогут спокойно переправиться на другой берег реки; мелкий моросящий дождик будет способствовать их бегству, смывая запах следов и скрывая их.

Вскоре после наступления сумерек хищник принялся рыскать по саванне. Сначала он обследовал ближайшие окрестности, но, убедившись, что здесь нет никакой дичи, углубился в лес.

Нао был в затруднении: запахи влажных растений поглощали запах хищника, а шум дождя заглушал звук его шагов, и сын Леопарда не мог определить, далеко ли ушел пещерный лев.

После долгих колебаний Нао наконец решился и подал сигнал к выступлению в поход.

Прежде всего нужно было переправиться на другой берег. Нао заранее подыскал брод, доходящий почти до середины реки. Оттуда нужно было проплыть несколько десятков локтей по направлению к невысокой скале, где снова начиналось мелкое место.

Прежде чем войти в реку, уламры спутали свои следы: они кружили по берегу, часто сворачивая в стороны, шли назад по своему же следу, подолгу топтались на одном месте. Они побоялись подойти прямо к броду и решили добраться до него вплавь.

На другом берегу они так же тщательно и долго путали свои следы, чтобы сбить с толку преследователя. Затем, нарвав травы, устлали ею землю и прошли несколько сот локтей, перекладывая по мере продвижения задние охапки вперед.

Эта хитрость была одним из доказательств превосходства человека над всеми остальными животными. Ни волк, ни олень не были способны придумать подобную уловку.

Приняв все эти меры предосторожности, уламры сочли себя наконец в безопасности и скорым шагом пошли по прямой. Некоторое время над саванной царила полная тишина. Но вскоре Нам и Гав замедлили шаг, прислушиваясь. Нао последовал их примеру. До слуха их трижды донеслось мощное рыкание, сопровождаемое жалобным мяуканьем тигрицы.

Нам сказал:

– Пещерный лев вернулся!

– Идем скорее! – прошептал Нао.

Они прошли еще сотню шагов в безмолвии. И вдруг снова послышалось громовое рыкание, на этот раз гораздо более отчетливое.

– Пещерный лев на берегу реки!

Уламры бесшумно побежали. Рев следовал за ними по пятам, отрывистый, злобный, полный ярости и нетерпения. Люди поняли, что хищник запутался в их следах. Сердца их колотились с неистовой силой, кровь стучала в висках, словно клюв дятла, долбящего кору сухого дуба. Они чувствовали себя слабыми и беспомощными под давящим покровом темноты. Однако эта темнота была их единственным спасением: она скрывала их от глаз ночных врагов. Пещерный лев мог идти за ними только по следам, и, если он даже переплывет реку, их хитрость собьет его с толку и он не будет знать, в какую сторону они ушли.

Страшный рев снова потряс воздух.

– Большой лев переплыл реку, – шепнул Гав.

– Идите вперед! – повелительно ответил Нао.

Он остановился и, опустившись на колени, припал ухом к земле. Рев повторился.

– Большой лев все еще на том берегу, – облегченно вздохнув, сказал Нао, поднимаясь на ноги.

Действительно, рыкание постепенно становилось тише. Хищник, видимо, отказался от преследования и удалялся к северу.

Трудно было предположить, что на этом берегу реки водятся другие львы или тигры. Серые медведи, редко встречающиеся даже в той местности, где Нао убил одного из них, никогда не заходили так далеко на юг. А втроем уламры не боялись ни леопарда, ни большой пантеры.

Они долго шли в молчании ночи. Хотя дождик прекратился, мрак оставался таким же густым и непроницаемым. Плотная завеса облаков скрывала звезды. Только болотные огоньки вспыхивали над водой и тотчас же угасали.

Изредка в темноте слышался храп какого-нибудь животного. Ослабленные расстоянием, откуда-то доносились лай, рычание и визг охотящихся хищников.

Уламры часто останавливались, прислушиваясь к отдаленным шумам и принюхиваясь к запахам, которые доносил до них ток ночного воздуха.

Наконец Нам и Гав начали уставать. У Нама заныла больная нога, раны Гава снова воспалились. Надо было срочно искать пристанища на ночь. Но Нао упорно продолжал идти вперед. Так они прошли еще около четырех тысяч локтей.

Воздух снова стал влажным, потянул свежий ветерок.

Уламры поняли, что где-то поблизости находится большая масса воды. Вскоре они убедились, что не ошиблись.

Кругом все казалось спокойным; тишину нарушали только редкие шорохи. Это убегали испуганные приближением людей мелкие зверьки.

Нао выбрал наконец для привала подножие огромного тополя. Это дерево, конечно, не могло служить защитой в случае нападения хищников, но в темноте нечего было и думать о поисках более надежного, не занятого никем убежища.

Мох под деревом был пропитан водой, словно губка; погода стояла сырая и холодная. Но первобытные люди, закаленные суровой жизнью, были так же мало чувствительны к переменам погоды, как и все другие обитатели саванн и лесов.

Нам и Гав растянулись у подножия тополя на мокром мху и тотчас же погрузились в глубокий сон. Нао бодрствовал, охраняя их. Сын Леопарда не чувствовал усталости – за дни сидения в осаде он как будто накопил сил для дальних походов, трудов и битв.

Он решил сторожить до утра без смены, чтобы дать хорошенько отдохнуть своим ослабевшим молодым спутникам.