В основе шекспировской комедии лежит мысль о силе любви, которая своей цельностью и напряженностью побеждает все препятствия. Елена не замышляет никаких планов, она только любит, страдает от кажущейся безнадежности своей любви, но при этом горда, свободна и смела. Только в этом и заключается её сила. Когда Бертрам уезжает в Париж, ко двору, она печальна; все приписывают её грусть мыслям об умершем отце, она же в первом монологе говорит об истинной причине своего горя; свою любовь она считает безнадежной, но не кается в ней. Слова Елены – кроткие и нежные: она стремится только быть поблизости Бертрама, глядеть на него, хотя и знает, что это блаженство вместе с тем и великая мука. Никакие мысли о том, чтобы «завоевать» Бертрама, не возникают у неё. Разнузданные речи Пароля возбуждают в ней желание отправиться в Париж, – она увидала из его слов, что Бертрама ожидает при дворе множество искушений, и ревность окрыляет ее. В эту минуту она чувствует силу своей любви, и, не представляя себе даже, что она могла бы предпринять, начинает верить в возможность счастья, заложенного в подъеме её чувств, в страстности её желания. Монолог, которым заканчивается её беседа с Паролем, очень характерен: это переход от пассивного, бессознательного чувства к активной силе, психологическое объяснение дальнейших действий, порожденных проснувшейся, сознавшей себя душевной мощью. Перед нею исчезают преграды девичьей скромности, но душевная чистота исмиренность перед человеком, вызвавшим восторженное беспредельное чувство, остаются неприкосновенными; в результате является удивительно-поэтическая смесь предприимчивости, граничащей с бесстыдством, и нежной кротости, готовности претерпеть всяческие страдания во имя любви. Такова Елена на протяжении всей пьесы. Она требует от короля в награду за исцеление право избрать себе мужа, но робеет, подходя к Бертраму и говорит: «Не смею я сказать, что вас избрала я. – Нет, в вашу власть, пока продлится жизнь моя, – себя я отдаю». Суровость мужа она переносит безропотно, нежно просит у него прощального поцелуя, и с трогательным смирением принимает его отказ и приказание отправиться одной к его матери в Руссильон. Она боготворит предмет своей любви, стремится только стать достойной его внимания; её любовь – служение Богу, которого она возлюбила всей душой, и этот оттенок религиозного культа вносит пафос во все её действия и слова. Когда Бертрам, как бы насмехаясь над ней, посылает ей письменно условия, на которых он согласен вернуться к ней, она впадает в отчаяние и, в противоположность Боккачиевской Джилетте, вовсе не думает о возможности перехитрить мужа, а предает себя воле Божией. Думая только о муже, она уходит из дому, чтобы дать ему возможность вернуться, и распускает слух о своей смерти для его успокоения. Она едет во Флоренцию за ним без определенного плана действий; она хочет быть поблизости Бертрама – больше ни о чем она не думает; только встреча со вдовой и её дочерью пробуждает её активность, и она приводит в исполнение план, требующий глубокой веры в силу своего чувства. Боккачиевская Джилетта побеждает хитростью, Елена – непосредственностью своей любви, освящающей все её действия. Психологическая мотивировка, преобладание внутреннего мира над внешними событиями, постоянная душевная борьба, вера в святость своих побуждений, – все это делает образ Елены трогательным образцом истинной любви, на все способной, свободной – и потому торжествующей. Предмет её любви, Бертрам, мало привлекателен, но тем сильнее выступает святость её чувства, имеющего оправдание только в своей собственной глубине. И все же, в сравнении с Бельтрамо новеллы, герой шекспировской комедии более интересен, так как его нравственная испорченность объясняется влиянием Пароля. Если допустить, что наша комедия написана раньше «Генриха IV», то Пароль интересен, как подготовительный эскиз к Фальстафу; по трусости и хвастовству он представляет собой развитие Плавтовского «miles gloriosus», и в нем намечены многие черты, столь гениально разработанные Шекспиром в типе Фальстафа. Сцена изобличения лганья и предательства Пароля товарищами Бертрама – живо напоминает сцены с мнимым нападением разбойников в «Генрихе IV» (см. об отношении Пароля к Фальстафу статью проф. Стороженко: «Прототипы Фальстафа» в книге его «Опыты изучения Шекспира», 1902).