Loe raamatut: «Боги мёртвого мира», lehekülg 21
Глава 39. Все идут на север
Пришлось спешно покинуть город, в котором начало разгораться безумие. Келл был уверен, что дом больной женщины и маленькой девочки первый, но не единственный в череде самовольного очищения города от новой болезни. Страх толкает людей на такие поступки, о которых в здравом уме они и не помыслили бы.
Несмотря на позднее время, друзья быстро собрали вещи и оседлали лошадей. Оставаться на ночь в гостинице было опасно: кто знает, на что решатся очевидцы опрометчивого, но благородного поступка Келла. Поджечь гостиницу со всеми постояльцами внутри? Больная девочка наверняка уже всех заразила.
По узким кружным улочкам приходилось пробираться почти вслепую. Ночным освещением могли похвастаться разве что самые зажиточные районы, а всем остальным приходилось довольствоваться тусклым светом луны, которого едва хватало, чтобы не подвернуть ногу на очередной выбоине.
Их выезду никто не препятствовал. Оно и к лучшему: после всего случившегося Келл пребывал в крайне взвинченном состоянии. Он то и дело скрежетал зубами, вспоминая расправу местных жителей над беззащитной семьей. Как можно было опуститься до такого? Все они достойны той же участи. О, с какой радостью Келл воздал бы толпе по заслугам! От массового убийства в тот момент его спасла только маленькая девочка.
Девочка не переставала испуганно плакать и изредка звала маму. Такой Келл ее и оставил в ближайшем сиротском приюте. В ее больших ничего не понимающих глазах будто отражалось его детство. Очередная сиротка со сломанной судьбой и засевшим в глубинах души страхом, который с возрастом перерастет в ненависть.
Через пару часов после того как последние городские постройки исчезли из виду, спутники остановились на ночь. Келл все ждал от друзей упреков, что из-за него они вынуждены лишний раз ночевать под открытым небом, или что он привлек к себе ненужное внимание, или что они снова вынуждены от кого-то бежать. Но Берт и Нова по какой-то причине хранили благоразумное молчание, может быть, в глубине души согласные с его поступком, а может, просто не хотели попасть под горячую руку. В любом случае, Келлгар был им благодарен: не хватало в такие моменты срывать свою злость на друзьях.
– Неужели это происходит везде? – обратился Келл то ли к своим спутникам, то ли к звездному небу. Он лежал на спине, подложив руки под голову. Гнев успел поутихнуть, осталась только печаль.
– Люди еще помнят рассказы предков о страшной Чуме, выкосившей половину населения континента. Они просто боятся ее повторения, – откликнулся Берт.
– Как так случилось, что рассказы о Чуме дошли до наших дней, а о Бессмертных – нет?
– Ну так, дружище, истории о Чуме служат на благо Церкви. Это же очередной рычаг давления: вот, что произойдет с людьми, утратившими веру. Милосердный Единый Бог заставит всех неверных корчиться в муках и гнить заживо. Уверен, что священники на проповедях сейчас что-то подобное толкают. А будь всем известно о существовании Бессмертных, как минимум треть паствы переметнулась бы на «темную» сторону.
– Все же Церкви не удалось полностью искоренить память о них. Я слышал, что до сих пор существуют общины, поклоняющиеся темным созданиям.
– Я тебе больше скажу: в тайне старым богам готов молиться любой, лишь бы это сделало жизнь чуть более сносной.
Длинный тракт – торговый путь, пересекающий графство Астер с юга на север, представлял собой кашу из песка и красной глины. Когда-то зеленые обочины превратились в вытоптанные и загаженные канавы стараниями сотен солдат. Десятки отрядов следовали на север, чтобы присоединиться к великой объединенной армии, оставляя за собой кучи давленого лошадиного дерьма и въедливый запах мочи.
То, что очередная колонна солдат прошла по Длинному тракту совсем недавно, можно было понять издалека, когда вместе с порывом встречного ветра шибануло выворачивающим ароматом забитого сортира. Спутники как по команде скривились и переглянулись. Идти по такой дороге то еще удовольствие, поэтому троим путешественникам ничего не оставалось, кроме как пробиваться через поля и рощи на разумном расстоянии от тракта. Так они смогут уберечь себя от ненужных рвотных позывов и не собьются с пути.
Графство Астер считалось одним из самых подходящих для жизни мест. Благоприятный климат, плодородная почва и обилие источников воды привлекали семьи, которые по каким-либо причинам были вынуждены покинуть родные места. Тут и там по сторонам тракта поля покрывали разноцветные квадраты зерновых культур. На большом удалении друг от друга посреди полей выростали дома поменьше и побольше, фермы с одинокими коровами или горластыми петухами. Все, что могли себе позволить местные.
Келл разглядывал фермы, людей, которые работали на полях, и его сердце сжималось от тоски. Когда-то давно он был одним из этих беззаботных детей, что прячутся в высокой траве и гоняют палками шипящих гусей. Он помнил сочно-зеленые поля, мокрые от росы, чьи мягкие травинки щекочут босые пятки, и золотую шуршащую пшеницу, что по осени убирали всей деревней, помнил и запах парного молока, когда мать процеживала его сквозь тряпицу после утренней дойки. Такой ему представлялась жизнь, правильная, обычная, и такую он хотел бы прожить. Но теперь, после всего, что он пережил, такой жизни ему будет недостаточно.
Несколько дней пути им удалось провести в безмятежном одиночестве. Слева изредка доносился слабый запах подсушенного на солнце дерьма, и где-то на заднем плане со стрекотом кузнечиков сливалось монотонное жужжание навозных мух, которые радостно облепили Длинный тракт. Справа все так же колосилась пшеница, а с ближайших ферм долетали запахи свежего хлеба и тушеного мяса. Друзья по молчаливому согласию старались держаться подальше от людей, на всякий случай, но пару раз по зову урчащего от голода желудка пришлось просить у хозяев еды в обмен на империалы из Бертова кошелька.
До сих пор на пути не попалось ни одного крупного селения. Видно, была причина, почему города и села стоят в отдалении от торгового тракта. Попадались трактиры, предлагающие торговцам и путникам комнаты по завышенным ценам, выпивку и обед, но после того как через эти трактиры прошли толпы солдат, друзья не рисковали в них останавливаться. Карта показывала, что вскоре на пути попадется озеро. Там можно будет смыть с себя грязь и вонь, постирать засаленную одежду. К трудностям пути все уже давно привыкли, но не использовать любую возможность помыться было бы грешно.
Впереди среди деревьев поблескивала в солнечных лучах озерная гладь, но чем ближе путники подходили к водоему, тем больше хмурились. Один из берегов оказался немилосердно вытоптан солдатами, которые, однако, больше походили на шайку бродяг и разбойников. Их простая крестьянская одежда валялась кучами на траве вперемешку с оружием и поклажей, и пара десятков голых мужиков плескались в озере, воды которого помутнели от пота и поднятого со дна ила. Живописное в недавнем времени местечко превратилось в настоящее болото для свиней.
– Отвратительно, – прокомментировала Нова.
Это слово очень точно выражало то, что испытывал Келл при виде загорелых спин и волосатых животов рекрутов. Все желание искупаться мигом отшибло.
– Это и есть благородные солдаты объединенной армии? Защитники Юга и храбрейшие воины графства?
– Ну, что будем делать? Обойдем их?
– Ты вполне можешь присоединиться, если тебя не тошнит от одного их вида, Берт, – едко бросила Нова. – Одним вонючим мужиком больше, одним меньше. К вечеру местная рыба и так будет плавать кверху брюхом.
– Я попросил бы! Ты потеешь ничуть не меньше меня.
Нова недобро сверкнула глазами, а Берт как обычно примирительно рассмеялся.
– Боюсь, что теперь по дороге нам будут попадаться только такие озера. – Келл с отвращением наблюдал, как какой-то мужик подравнивает бороду, смахивая клочья в воду. – Видимо, некоторые графства решили прислать помощь Рейто-Сину. Не думал, что его призыв дойдет аж досюда.
Несколько человек заметили их, один даже набрался наглости помахать. Скорее всего, жест был адресован Нове, потому как следом мужик поднялся из воды и потряс рукой член. Несколько голосов поддержали его грубым смехом.
– Если когда-нибудь придется выбирать, подохнуть от жажды или набрать воды в таком озере, развейте мой прах над океаном, – скривилась Нова.
– Ой, не драматизируй. Во всех озерах купаются те же люди, просто ты их не видишь.
– Мы могли бы подождать, пока они уйдут, – предложил Келл, однако Нова осталась при своем.
– Пошли отсюда. Лучше уж заплатить какому-нибудь фермеру за ведро колодезной воды.
Парни переглянулись, окинули недовольными взглядами толпу на берегу. К первому мужику присоединились еще несколько желающих продемонстрировать свои вялые достоинства посреди черных зарослей. Они скалились, что-то кричали Нове, но слов было не разобрать среди прочего шума. Девушка не обращала на них внимания. Она проехала мимо с выражением презрения на лице, отвернувшись, чтобы не оскорблять свой взор видом на причиндалы какого-то сброда.
Чем дальше, тем больше по дороге появлялось следов солдат, следующих на север. Тракта и его обочин уже не хватало, чтобы пропустить такое количество народу, да и самим солдатам, видно, надоело топтаться по чужим экскрементам. Все больше поля, прилегающие к дороге, были вытоптаны сотнями ног и сотнями конских копыт. Совсем скоро дорога шириной в две повозки превратилась в убитую загаженную полосу, расширяющуюся до полумили. Не особенно церемонились и с выбором мест для стоянок, каждый раз оставляя после себя мусор, объедки и выгребные ямы на чьих-то полях с непоспевшими еще колосьями.
Неудивительно, что местные жители с такой неприязнью отнеслись к путникам. Они, конечно, продавали им еду и воду, но видно было, что местные просто хотят поскорее от них избавиться.
Следующие два дня друзья ехали по истоптанной траве и по следам острых копыт и тяжелых обозов, которые словно шрамами исполосовали податливую землю. Хижины и фермы объезжали стороной, старались не попадаться местным на глаза, чтобы лишний раз не влипать в неприятности. Кто знает, когда иссякнет терпение мужчин, что вложили столько труда и пота в свои поля. Нетрудно представить, с какой болью они каждый божий день вынуждены наблюдать, как их хлеб бесцеремонно топчут толпы незнакомцев.
Келл наблюдал, как дети и взрослые сжинают еще не вызревшие колосья у дороги, как копошатся в грязи в надежде спасти хоть часть уничтоженного урожая, и его внутренности сводило от досады. Равнодушие одних порождает чужое горе. Чего ради солдаты идут защищать тех, на кого им плевать?
– Не нравится мне все это.
Голос Берта заставил мужчину оторваться от тоскливых пейзажей. Он повернул удивленное лицо к другу. Странно было слышать что-то помимо стука собственного сердца в ушах и роящихся в голове недобрых мыслей.
– Ну, поведение солдат, – Берт махнул рукой в сторону вытоптанной полосы. – Их недисциплинированность. Сейчас они просто топчутся по грядкам своих же соотечественников и чувствуют себя при этом великими защитниками. А что будет через пару недель, когда они окончательно утвердятся в своей безнаказанности? Начнут грабить деревни и насиловать баб в уплату за риск? Так и до гражданской войны недалеко.
– Я уверен, что если даже сброд, который они набрали, не осознает последствий своих поступков, командиры должны понимать, чем грозит подобное поведение.
– Твоя вера в людей меня поражает, – Берт невесело усмехнулся, – особенно если учитывать, через что мы прошли. Но отношение командиров к тому, что делают их люди, ты можешь видеть перед собой. Если они сейчас позволяют солдатам топтать чужую собственность, не стоит надеяться на то, что в какой-то момент они вдруг решат удержать тех же солдат от вторжения в чужой дом. Человека определяют мелочи, а не благие намерения.
В очередной раз Келл поразился глубине мыслей друга. Его последняя фраза могла бы в равной степени относиться как к солдатам, так и к самому Келлу.
– С каких это пор тебя стала заботить судьба других людей, а, барончик? – язвительно проворчала Нова. Она все еще пребывала в плохом настроении и выражала это либо упрямым молчанием, либо едкими фразочками. – Двадцать лет заботился лишь о себе, а тут вдруг решил исправиться?
– Я не… – начал было возмущенный Берт, но сразу остановил себя, поняв, что Нова на самом деле так не думает, а просто провоцирует его в силу своей натуры. – Какой в этом смысл? Если нет ни небесного царства, ни царства мертвых, о спасении своей души можно не заботиться.
– Зато есть царство живых, – твердо проговорил Келл.
Невысказанные слова так и повисли в воздухе, потому что впереди за молодой рощицей поднимался к небу широкий столб серого дыма.
– Очень надеюсь, что это всего лишь местные решили зажарить себе бычка на ужин.
Из-за рощи долетали звуки возни, чьи-то приглушенные фразы. И вдруг нагретый вечерним солнцем воздух вспорол тонкий девичий крик. Келл в ту же секунду сорвался с места.
Глава 40. Мертвые птички
Колонны солдат шагали на север вот уже несколько недель. Одни были более дисциплинированы, другие же напоминали разбойничьи шайки. И каждая следующая колонна все расширяла тракт своими сапогами. Скоро они принялись топтать не только придорожную траву, но и овес, который с таким трудом удалось посеять Иларту. Вначале он терпел. Что может сделать простой стареющий крестьянин отряду крепких молодых парней? Приходилось терпеть ради безопасности семьи. С болью в сердце подсчитывать убытки, как только скроется из виду спина последнего рекрута, и молиться, что скоро поток солдат иссякнет.
Но он все не иссякал.
Вот очередная нестройная группа рекрутов показалась за окном. Иларт стиснул челюсти с такой силой, что заскрипели немногочисленные оставшиеся во рту зубы.
– Да чтоб им пусто было! – в сердцах воскликнул старик. – Специально они на мой овес наступают? Нет, ты посмотри. Специально же, сука такая! Все мало им места, везде насрать надо! Не думал я, что на моем веку… Что это он там удумал? Курей моих режут! Курей!
Иларт вылетел во двор с удивительной для его возраста скоростью, а дочка его, Тима, только и успела испуганно крикнуть в спину:
– Ты что! Не ходи туда! – и кинулась следом, однако нерешительно замерла на пороге.
Двое рекрутов зашли в поле поглубже и бесцеремонно принялись хватать пасущихся в траве кур. У каждого уже висело на поясе по одной мертвой птице. Товарищи из отряда разделились на тех, кто неспешно потопал дальше, и на тех, кто с интересом или равнодушием наблюдал за присвоением чужой собственности.
– Ах вы, уроды! – гневно заорал старик, потрясая кулаками. – Курей моих оставьте и проваливайте с моей земли!
Двое дружно заржали, и к ним присоединилось еще несколько человек.
– Угомонись, папаша! – сказал один, с оспинами на лице и переломанным носом. – Жалко что ли пары птичек для солдат объединенной армии Юга? Мы вообще-то на благое дело идем, защищать народ от северных выродков, вас защищать! Прояви хоть немного благодарности.
– Благодарности? Благодарности? – Иларт вскипел. Сквозь прорехи в зубах полетели брызги слюны, а глаза выпучились. – Вы неделями топчете мои поля, а теперь еще и скотину принялись воровать средь бела дня! Вот тебе моя благодарность!
Старик плюнул рябому в лицо, но плевок получился слабый, и слюна осела у того на жилете. Мужик медленно перевел взгляд с Иларта на свой живот, запятнанный слюной и чем-то еще, а второй, с густыми бровями и бородой, хрустнул куриной шеей в наступившей тишине. Рябой так же медленно поднял взгляд на старика, и взгляд этот не предвещал ничего хорошего.
– Ах ты ублюдок!
Рябой выхватил из-за пояса нож и в один прыжок подскочил к старику. Одной рукой схватил того за плечо, а другой воткнул лезвие в тощий живот Иларта. Вытащил и ударил еще раз, повыше. Дочка Иларта истошно завопила с порога. Среди солдат поднялся гомон, одни кричали одобрительно, другие протестующе. Кто-то уронил окурок в траву, и сухие колосья вмиг занялись пламенем.
– Эй, народ! У него свинья в загоне! Возьмем за оскорбление?
Еще двое из толпы решили присоединиться к разбою и в предчувствии сытного ужина направились к хлеву. Иларт осел на землю, дрожащими руками зажимая исколотый ножом живот, а Тима кинулась к нему. Она попыталась сначала зажать раны руками, но кровь хлестала отовсюду и останавливаться не собиралась. Девушка с громкими всхлипами подхватила отца под мышки и попыталась потащить к дому. Наконец после бесплодных попыток рухнула на землю, вся в слезах, соплях и отцовской крови.
– А девка ничего, – протянул мужик с оспинами, который все это время с ехидным оскалом наблюдал за ней. – Нам сегодня везет, парни!
Он схватил девушку за руку и поволок прочь от отца, тот из последних сил вцепился рябому в сапог. Рябой злобно прищурился, надавил свободной ногой на локоть старика. Хрустнула кость, Иларт со стоном разжал пальцы. Тима завопила и кинулась на рябого, но тут подоспел бородатый, который одним ударом свалил девушку на землю. Рябой принялся пинать старика ногами в живот, туда же, куда недавно бил ножом. Старик корчился с кровавой пеной у рта, а его затуманенный взор был прикован к дочери, которой он не мог помочь.
Бородатый склонился над Тимой и грубыми резкими движениями разорвал ее платье, оголяя золотистую кожу и маленькую грудь. Он сжал в пальцах розовый сосок, облизнулся, но услышал топот копыт за спиной и повернул недовольно голову.
– Что за…
Келл на скаку рубанул мечом, целясь в горло. Голова бородатого сумела удержаться на месте, но лезвие рассекло плоть до самого хребта. Мужчина с глухим бульканьем повалился на Тиму, а ее грудь и живот в считанные секунды окрасились красным. Следом Келл замахнулся на рябого, но тот сумел отскочить в сторону.
– Тварь! – выплюнул рябой и выставил перед собой нож, в то время как Келл спрыгнул с лошади и с искаженным ненавистью лицом надвинулся на противника.
Келл ударил первым, но рябому снова удалось отпрыгнуть. Однако следующий удар достиг цели, лезвие рассекло мышцы на бедре, из раны тут же хлынула кровь. Рябой на миг отвлекся на распоротую ногу, и в это мгновение Келл обрушил меч на его правое плечо. Под тяжестью удара сломалась ключица, нож выпал из раненой руки, а его обладатель вскрикнул. Без лишних драматических пауз Келл вспорол рябому живот, так что из прорехи показались кишки, и оставил его корчиться в грязи.
Те двое, что так и не дошли до хлева, выхватили собственные ножи. Один из них несмело выкрикнул с большого расстояния:
– Ты что делаешь, мать твою?
– А что, не видно? Очищаю мир от мусора. Таким отбросам, как вы, самое место в выгребной яме.
– Мы солдаты армии Юга! Мы имеем право по законам военного времени! А ты пожалеешь об этом!
– Неужели?
Келл все приближался, и рекруты оказались зажаты между ним и гнилым забором. Где-то сзади стенала девушка, кудахтали перепуганные куры.
– На помощь! – закричали солдаты своим товарищам, но те застыли с хмурыми или равнодушными лицами. Докурили самокрутки и двинулись вдогонку ушедшим вперед. Кто-то сплюнул в сторону злополучной фермы, но не более.
Меч Келла описал широкую дугу, задев острия ножей в дрожащих руках. Один из рекрутов вскрикнул и метнулся в сторону, другой получил удар в макушку и рухнул в грязь с расколотым черепом. Келл обернулся к сбежавшему как раз к тому моменту, когда тот получил стрелу в спину и споткнулся. Берт выпустил в него еще одну стрелу, и на этом расправу над рекрутами можно было считать оконченной.
Берт спешился и подошел к другу, Нова как всегда предпочла остаться в стороне. Огонь уничтожил уже значительный участок, языки пламени ползли по сухим колосьям в разные стороны, образуя неправильной формы пятно с черной проплешиной в центре. Воздух пропитался кровью, дымом и вонью от разодранных кишок. Девушка тихо всхлипывала над трупом отца, который застыл в смеси крови и земли. Кажется, она была не в том состоянии, чтобы обращать на что-либо внимание, так что Келл решил потушить горящее поле самым действенным и быстрым способом.
– Эй, ты как? Не ранена? – склонился над крестьянкой Берт.
Ответа не последовало. Берт обеспокоенно окинул взглядом девушку. Та хоть и была залита кровью с головы до ног, да еще и испачкалась в собственной рвоте, но серьезных травм не получила.
– Надо бы хоть в дом ее отнести, что ли, – снова заговорил Берт, и Келл согласно кивнул. – Эй, девушка?
Тима не отвечала, а взгляд ее был прикован к лицу родителя. Мужчины подхватили ее под локти и со всей деликатностью постарались донести до крыльца. Девушка пыталась высвободиться и брыкалась из последних сил, но быстро смирилась и покорно осела там, где ее оставили. Мужчины окатили ее дождевой водой из бочки и занесли в дом, где Келл накинул на нее первое попавшееся одеяло. Тима все так же всхлипывала и безучастно таращилась в одну точку.
В доме пахло хлебом и сеном, а еще мочой. До слуха долетел слабый шорох, мужчины всполошились и похватались за мечи. Из-под кровати показалась маленькая детская рука и кудрявая голова за ней. Девочка с грязным заплаканным лицом и пятном на платье кинулась к своей сестре, пытаясь спрятаться за ее сгорбленной спиной от пришельцев.
Берт и Келлгар переглянулись.
– Сколько еще семей разрушит тупая человеческая алчность? Закончится это когда-нибудь?
– Пока существуют люди, существуют и их пороки…
День близился к закату, когда друзья покинули разоренную ферму. Свежие следы сапог тянулись на север сквозь чужие поля все с той же непочтительностью. Лошади шли прогулочным шагом. Рано или поздно путники нагонят отряд рекрутов, ряды которого недавно проредили, но никому не хотелось оставлять это событие на вечер, поэтому двигались не торопясь.
Келл как обычно после боя ехал молча, погруженный в мысли о дальнейшей судьбе сестер. Старшая, несомненно, когда придет в себя, сможет позаботиться о младшей, вести хозяйство и сеять зерно на следующий год. Но девочки лишились отца, и теперь их некому будет защитить. Очередные сироты, предоставленные сами себе в жестоком и беспощадном мире.
Однако кроме сочувствия к сестрам с их тяжелой судьбой Келл испытывал и нечто иное, более всего похожее на удовлетворение. И даже он не смог бы точно сказать, что стало причиной появления этого пьянящего чувства выполненного долга, этого душевного подъема, не слишком уместного в данной ситуации. Подобное ощущение он испытал, когда вытащил девочку из горящего дома. Это так действует осознание того, что удалось спасти невинные жизни, совершить благородный поступок, или же это просто успокоенная на время жажда крови?
Всегда хочется думать, что ты лучше, чем есть на самом деле, и потому Келл остановился на мысли, что душевный подъем дарует спасенная человеческая жизнь.
– Называйте меня черствым сухарем или даже бездушной тварью, но я решительно не понимаю, на кой хрен вас понесло совершать благородные деяния, – сухо проговорила Нова, развивая начатый ранее разговор с Бертом.
– Я всегда знал, что тебя заботит лишь твоя собственная персона, – усмехнулся Берт.
Слова Новы никого не удивили и не разозлили, ее спутники давно привыкли к той бесчувственности, которую девушка проявляла равно ко всем знакомым и незнакомым людям.
– А что тут такого? Это происходит каждый день. Каждый день кто-нибудь страдает, умирает или становится калекой, но это не значит, что нужно ходить по миру и пытаться всех спасти. Да, – кивнула она сама себе, увлеченная мыслью, – одно дело – ввязываться в подобные заварушки, если тебе нечего терять, и совсем другое…
Девушка выразительно подняла бровь, глядя поочередно на Берта и Келла. Келл пожал плечами, а Берт снова усмехнулся:
– Любовь моя, позволь нашему другу заниматься любимым делом. И позволь ему самому решать, каким образом встретить свой конец. Хочет он погибнуть в бою подобно благородному рыцарю, защищая слабых и угнетенных, так пусть. Только не слишком скоро, да?
Келлгар фыркнул, что можно было счесть за смешок.
– А кто ж мешает? Я лишь выражаю свое собственное субъективное мнение насчет данного мероприятия, так сказать, постфактум. Благородные поступки мне кажутся весьма бесполезными, особенно те, что совершены бескорыстно и без всякой видимой для себя выгоды.
– Вот уж действительно бездушная тварь, – рассмеялся Берт.
– Я для себя живу, и поверь, с такой философией живется гораздо проще.
Солнце совсем склонилось к земле, бросая теплые оранжевые лучи на верхушки деревьев и брюхи тонких облаков. Скоро нужно будет остановиться на ночь, а по дороге так и не встретилось ни одного водоема или хотя бы лужи, из которой можно было бы напоить лошадей.
– Пройдем еще немного или хватит на сегодня? Не думаю, что нам… Кто это там впереди, видите?
Спутники пристально вгляделись в горизонт и вдруг, не сговариваясь, пришпорили лошадей. Сердца каждого из них наполнились радостью и трепетом при виде знакомой фигуры, черной на фоне золотых колосьев и закатного неба. Женщина и огромная собака ждали их в конце пути.
