Осака в снегу

© Adelina An, 2019

ISBN 978-5-4496-5564-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Я написала эту историю почти 10 лет назад, когда мне, как и ее главным героям, было примерно 17—18 лет. И сейчас я практически не редактировала текст, дабы сохранить этот особенный взгляд на мир, кода ты уже не подросток, но и полноценным взрослым пока считаться не можешь. Большинство историй, образов персонажей были позаимстованы мной из реальной жизни, разве что обамлены в этой книге всегда манившей меня загадочной атмосферой далекой Японии. Легко ли это вообще – становиться взрослым, отвечать за свои поступки и принимать последствия? Учиться полагаться на себя, мимикрировать, адаптировать свою личность под суровые реалии «взрослого» мира? Ну, наверное, я до сих пор задаюсь этим вопросом.

Нодока

Теплый свет на ладонях, и в небо дорога легка.

Ты уходишь, а следом бредет неприкаянный ветер.

Ты уходишь один. В никуда. На рассвете.

Лишь на сердце зарубками счастье.

Качает рука

Колыбель отведенного времени, в городе снов

Облака стерегут тишину, вышивая на судьбах

Гладью.… Или крестом.… По канве,

Называемой сутью….

Л.Е.В.

I

Кучевые облака были белоснежными словно стадо овечек, испуганно сбившихся в кучу с приближением хищно гудевшего самолета. В круглое оконце я видела полумесяц берега, мелькавший кое-где меж полупрозрачных кружев, и море, приветливо переливающееся сине-серебристыми волнами. Конечно, было слишком высоко, чтобы разглядеть что-либо в воде или у берега, но мое податливое воображение уже рисовало картины набегающих на песок волн, лижущих краешек суши и превращающих золотистый песок в коричнево-красный. Мне даже показалось, что я ощущаю морскую соль в воздухе. Глупо, ведь на борту самолета никак не может пахнуть морем. Когда прилетим, надо будет обязательно съездить на Окинаву, а то я не успокоюсь: полгода я уже не была на море, с тех самых пор, как мы с мамой покинули Венецию.

Сестра, спавшая в кресле рядом, вздохнула, поворачиваясь во сне. На коленях у нее лежал какой-то журнал, и я взяла его, чтобы переложить на откидной столик. С обложки улыбалась какая-то модель с длинными светлыми локонами, а над ее головой разноцветными штрихами прыгали три иероглифа: Канаме всегда читала на японском, но я все же предпочитала литературу на латинице. Английский, итальянский, а затем и французский – все это было освоено за четыре года скитаний по Европе. Хотя мама назвала бы это переездами, или даже громче: путешествиями. Она очень любила срываться с одного места ни с того, ни с сего, моя мама. Хотя почему любила, все еще любит!

Для Клэр все места, где она проводила больше полугода, теряли весь свой блески и привлекательность, и она начинала тосковать. Впрочем, в Осаке она продержалась целых девять лет… Может, поэтому она не хочет туда больше возвращаться, даже со мной?…

Странная она, моя мать, но до жути хорошая. Если подумать, с ней было забавно: она всегда была такой веселой и смешливой, словно ей не тридцать девять, а как и мне, семнадцать. И она заботилась обо мне… Пускай не очень уж это у нее и выходило, зато она старалась! Иногда это даже лучше. Я вовсе не хочу сказать, что из-за нее я выросла распущенной или еще какой, я довольно приличный человек! Серьезно, я очень воспитанная. Я ведь все-таки окончила школу в прошлом месяце, несмотря на все наши мотания.

Жаль, что Клэр так и не решилась составить мне компанию: отец бы обрадовался, он нас не видел уже много лет. Шикарный человек, мой отец: хоть они с мамой и в разводе, он ее обожает. Да и до развода он носился с ней, как курица с капризным золотым яйцом! Чего их так понесло потом, ума не приложу…

С отцом и с Канаме я постоянно переписывалась по электронной почте, и, наверное, только поэтому до сих пор еще не забыла японский.

Канаме, тихонько завозившись, проснулась:

– Нодока, – сонно позвала она, – уже прилетели?

– Нет, Кана-чан, еще нет. Поспи пока.

Она, свернувшись калачиком в кресле, снова тихонько засопела.

Хоть Канаме и старше меня, я все равно называю ее Кана-чан, как называла всегда.

Ей девятнадцать, но я никогда не воспринимала ее как старшую. У меня постоянно возникают сомнения, кто из нас старше, так безответственно она иногда себя ведет! Когда Клэр объявила, что наотрез отказывается соваться в Японию ближайшие лет пять, и предложила, чтобы для моего эскорта прилетела Кана, я жутко возмутилась. Можно подумать, что я какой-то преступник, которого надо эскортировать. Но, в любом случае, я была очень рада сестре, ведь мы не виделись жуть как давно, и, хоть она и присылала мне свои фотографии и буквально заваливала меня мемуарами о своей «скучной» японской жизни, мне ее безумно не хватало. В аэропорту, когда она прилетела, я сразу же ее узнала, еще через стекло, отделяющее прилетевших от зала ожидания. Она совсем не изменилась, моя Кана-чан. Канаме гораздо больше походит на отца, чем на Клэр: то же круглое лицо, коричневые блестящие локоны ниже плеч, чуть вздернутый маленький носик и умные, озорные шоколадные глаза. Я никогда не считала японцев красивыми или даже просто симпатичными, но отец и Кана выглядели здорово!

Я же больше похожа на Клэр с ее европейской светлой кожей и медовыми волосам, огромными анимешными (по японским меркам) глазами, ультрамариново-голубыми, обрамленными густыми черными ресницами. Вообще-то, я вовсе не красавица, но безумно гожусь своими волосами. Они у меня до самого пояса!

Зато Клэр всегда была настоящей королевой, обладательницей смеси итальянской, французской и русской кровей. Кстати, наши с ней светлые волосы, скорее всего, родом из России.

Родилась она в маленьком итальянском городке Римини, Всегда солнечном и наводненном туристами. Кстати, мы жили в Римини почти год сразу после того, как уехали из Японии.

Родители развелись примерно шесть – семь лет назад, и мы с мамой сразу же покинули Осаку, где мы жили с отцом и Канаме до этого. Мой отец, Нагасаки Такума, до сих пор там живет. И уже скоро я с ним увижусь! Интересно, узнает он меня?…

«Уважаемые пассажиры, пристегните ремни, через двадцать минут наш самолет совершит посадку в аэропорту города Осака» прозвучало сначала на английском, а затем и на японском. Вот и замечательно, у меня уже вся спина и задница затекла сидеть в этом кресле! Да еще и скучно, просто жуть! Лучше бы мы ночным рейсом летели, легче было бы вытерпеть эти пять часов, а так нас в два часа ночи разбудили, проторчали мы в этом дурацком аэропорту как два хрена на грядке часа три, и в итоге нам было обещано прибыть в Японию уже к часу дня.

Я, сперва сладко потянувшись, ткнула сестру в бок, и та, немного побарахтавшись, вскочила.

– Пристегнись, мы садимся! – сказала я ей, закручивая волосы в высокий хвост. Правда, отросшая челка все равно выпала вперед, сократив видимость до минимума.

– Ммм… Наконец-то! Я уже соскучилась по дому! Ты меня конечно извини, но там у тебя такая скука! – промурлыкала Канаме. – Дай-ка я взгляну на родные берега хоть через окно! – и она через меня потянулась к иллюминатору.

– Сядь и пристегнись! – смеясь, я отпихнула ее назад. – Через десять минут насмотришься.

Действительно, и кто из нас взрослый? Хотя на самом деле, мне тоже не терпелось, ведь я сейчас уже с большим трудом вспоминаю, как выглядит мой родной город.

* * *

Стеклянные двери с легким шипением скользнули перед нами в разные стороны, пропуская нас на залитую солнцем парковку перед аэропортом. Насколько я поняла, нас должны встречать: Кана-чан уже шарила по парковке неспокойным взглядом, ища кого-то. В следующую секунду ее лицо озарила счастливая детская улыбка, ее рука взлетела в воздух, а сумка, которую она несла, полетела на землю, но Канаме, срываясь на бег, этого даже не заметила.

– Ичи!!! – цокая каблучками, вся раскрасневшаяся и растрепанная, она влетела в объятия своего парня. Эх, знали бы вы, как это мило выглядело…

Вот она уже тащит его ко мне, попутно подбирая с асфальта свою сумку. Я бегло окинула ее парня взглядом и пришла к выводу, что вовсе не такие уж японцы и страшненькие, ну, по крайней мере, не все: парень сестры был высок, темноволос, однако в чертах его лица не было той пухлости, округлости и узкоглазости, которую я ожидала увидеть. В общем, я вынесла свой вердикт: он очень даже ничего. Темные джинсы, рубашка сине-черную клетку и кеды лишь приподняли его авторитет в моих глазах: я сама сегдня была одета в клетчатую юбку, серые кеды в цветочек и майку с Hello Kitty.

– Нодока, познакомься: это Ичиго, я тебе о нем рассказывала! – затараторила Кана, счастливо повиснув у него на руке. Как же, как же, я, наверное, могу даже пересказать историю их знакомства и его биографию, потому, что кроме как спать в самолете Канаме умеет еще и чесать языком.

– Ичи, – обратилась она к нему, – вот это она и есть – моя сестренка, Нодока! Тебе о ней я тоже рассказывала!

О, нет, похоже, он тоже уже в курсе обо всех моих детских похождениях! Поверьте, в устах Канаме фраза «я тебе о ней рассказывала» звучит действительно пугающе! Надеюсь, она не рассказала ему о том, как мы однажды поехали в поход, и там на меня напали муравьи…

– Очень рад встрече, Нодока-сан! – приветствовал меня Ичиго, отбирая у меня мою сумку и закидывая себе на плечо.

– Пожалуйста, не называй меня «сан»! – взмолилась я, чувствуя себя старухой, – ты ведь меня старше, если я не ошибаюсь?

– Ладно, Нодока-чан лучше? – улыбнулся он.

– Намного! – Я слегка покраснела. Нодока-чан! С ума сойти! Здорово звучит, а ведь в Европе мое имя никто даже произнести не мог!

– Эй, вы там, не флиртуйте! – пригрозила Канаме, ожидавшая нас у старенького вишневого Судзуки.

Загрузившись в машину, я сразу почувствовала прохладу: кондиционер? Неужели в таких старых машинах ест кондиционеры…

Канаме села впереди, рассказывая Ичиго о своих трех днях в Италии. Заурчал двигатель, и мы тронулись с места. Я сразу же придвинулась к окну и сдвинула стекло вниз почти до половины – меня обдало свежим летним ветерком. Мимо замелькали тучи изумрудной зелени, а слева даже на пару секунд из-за деревьев показалось сверкающее море. Я недоуменно заморгала:

– Разве аэропорт не в городе?

– Нет, – отозвался Ичиго таким тоном, что я заподозрила что-то неладное, – Он на воде.

– Что-о? – моя челюсть со стуком упала мне на колени. – Что ты сейчас сказал?!

Тот рассмеялся, видимо, довольный впечатлением, которое сумел произвести.

– Он в заливе на воде, а точнее, на пятикилометровом искусственном острове. И сейчас мы выедем с насыпи на шоссе…

Через секунду я полностью высунула голову из окна, и признаться, там было на что поглазеть: слева от дороги было видно море, а прямо там, в воде, возвышался гигантский аэропорт, весь сверкающий и переливающийся на солнце своими стеклянными куполами и хромированными поверхностями. К берегу вела узенькая, в перспективе не шире шелковой ленточки, дорога, с обеих сторон обсаженная деревьями.

– Круто… – я задвинула оконное стекло на место и откинулась на спинку сиденья.

– Нодока-чан, а где ты будешь жить? – спросил Ичиго.

– Эмм.. где?

Признаться, над этим я как-то не задумывалась… Отец, Нагасаки Такума, юрист, поэтому живет в маленькой квартирке в центре. Наверное, не стоит его стеснять своим присутствием…

– Она останется с нами! – заявила сестра. – В свободной комнате.

– В той, где ты хранишь своих кукол? – усмехнулся Ичиго, и Кана недовольно ткнула его в живот.

Мы въехали в черту города, и отовсюду нам навстречу поползли коттеджи, низкие многоквартирные дома, всюду запрыгали черточки иероглифов, дразнившие меня с указателей, вывесок над дверьми кафешек и магазинов. Для японца они, видимо, должны были нести какую-то информацию, однако для меня это все выглядело лишь симпатичными закорючками, ровно ничего общего не имеющими с письменностью. В японскую школу я ходила всего 2 года, и так и не смогла осилить сложную письменную речь. Позор, да и только. Ну, да ладно, привыкну!

Красные ноготки Канаме покручивали громкость радио, и до меня донеслись аккорды ACDC – Highway to hell.

– Мне нравиться ваше радио! – я довольно потянулась на заднем сидении.

– Да это не радио! – отмахнулась сестра, – Оно сломано давно. А это все Ичи со своими кассетами! – она показала мне коробку с кучей старых аудио-кассет, – Ты только посмотри! Black Sabbath! Helloween! Metallica! Сатанизм какой-то!

Я только посмеялась, мысленно одобрив выбор Ичиго.

Когда мы добрались до центра города, я высунулась в окно, жадно провожая глазами зеркальные двадцатиэтажки, сверкающие неоновые вывески, и, наверное, в этот момент я была очень похожа на собачонку, разве что слюни не пускала. Хотя, надо признаться, во всем этом присутствовал некий момент разочарования: мне так хотелось увидеть деревянные фасады и пологие крыши!

– Нодока, надо признаться, ты приехала очень вовремя. – произнесла Канаме. – Через пару дней начинается фестиваль Танабата¹!

– Фестиваль… – у меня в голове всплыли какие-то смутные воспоминания: кимоно, фейерверки, что-то про бамбук…

Канаме закатила глаза:

– Неужели ты не помнишь?! Мы с родителями ходили на него каждый год!

Я удрученно покачала головой.

– На него надевают кимоно?…

– Юката² вообще-то. – поправила она и вдруг резко повернулась вокруг своей оси, глядя в окно:

– Смотри-ка, мы уже приехали!

Кажется, мы снова были на окраине города. Ичиго остановился напротив старого шестиэтажного дома из багрового кирпича, выглядевшего на фоне ярких радостных новостроек ветераном. Однако при этом дом внушал некое благоговение, настолько он потрясающе выглядел: даже у балконов были кованные перила!

Когда мы вошли, я увидела старую деревянную лестницу, красовавшуюся блестящими лакированными резными перилам, словно язвительно усмехавшуюся: «А лифта-то нету!».

Но, повздыхав немного, я вспомнила, что мою тяжеленную сумку тащит Ичиго, посему бодро промаршировала на шестой этаж первой.

– Наша – №23! – скомандовала Кана-чан, кидая мне ключ. Я не долго думая повернула его в старинном замке.

Как и во всех японских квартирах, комнаты начинались с кухни, и в данной квартирке кухня была объединена с гостиной. Я вошла, припоминая традиционную фразу:

– Ojomoshimasy! – громко провозгласила я, переступая порог. После я посмотрела на Канаме, взглядом спрашивая, стоит ли разуваться здесь. Та махнула рукой:

– Разувайся, пол теплый.

Я, послушно присев, расшнуровала кеды, а затем, выпрямившись, оглядела комнату.

Комнатка была очень уютна: стены пастельных тонов, деревянная кухонная мебель под старину, два окна, под одним из которых стоял деревянный полудиванчик, заваленный подушками, перед которым разместился круглый стол, обступленный со всех сторон стульями. Под другим окном устроилась пухлая потертая софа в голубой цветочек, напротив нее, у стены – телевизор на низком столике, и, само собой разумеется, темные деревянные полы, натертые до блеска, в гостиной части комнаты были покрыты циновками, правда, и не совсем традиционными. Единственным по-настоящему традиционным предметом в комнате был котацу, стоявший перед софой. Из комнаты выходило четыре двери: три обыкновенные, деревянные, с круглыми блестящими ручками, зато четвертая – настоящие сёдзи.

Ичиго с моими вещами уже скрылся за правой дверью, но я все еще стояла, с упоением разглядывая сёдзи и котацу.

– Скромно, конечно… – сказала Канаме, оставляя свою сумку на столе и падая на диванчик. – Твоя комната вон та! – она махнула рукой в сторону двери, за которой исчез Ичи.

«Моя» комната была просто невообразимо похожа на винтажные апартаменты французских отелей: белые стены, кровать с кованой рамой, две тумбочки по обе ее стороны, туалетный столик и небольшой белый платяной шкаф в стиле кантри с круглыми зеркалами на дверцах. А вот над кроватью, на резной полочке, мостилась дюжина фарфоровых кукол в цветных нарядах. Поймав мой взгляд, Ичиго усмехнулся:

– Можешь поиграть, только не разбей, а то Кана тебя порвет!

Я закатила глаза: он что, совсем ребенком меня считает?! Захихикав, Ичи скрылся за дверью. Я еще раз посмотрела на кукол, затем на дверь, затем еще раз на кукол, и, не удержавшись, взобралась на кровать и сняла с полки крайнюю – синеглазую блондинку с румяными щечками, одетую в светло-сиреневое платьице. Просто моя копия…

Без труда я отыскала среди кукол и близнеца Канаме – улыбающуюся миловидную куколку с темно-каштановыми локонами, в платье темно-зеленого цвета. Похожа, нечего сказать, даже глаза те же – блестящие, шоколадные…

Рядом с Каной – младшей сидел темноволосый мальчик в костюмчике морячка. Я даже тихо захрюкала от смеха, представив себе Ичи в таком же костюме, но, тем не менее, это – определенно он. Интересно, это случайность, что он сидит на полке рядом с Канаме?

Улыбнувшись, я придвинула их еще ближе друг к другу, И даже переплела им фарфоровые ручки. Зато «свою» куклу я усадила на тумбочку у изголовья кровати – пусть будет рядом со мной, Нодока-онэ-чан³…

Когда я вернулась в гостиную, Канаме снимала с плиты пухлый медный чайник с блестящими боками, а на столе уже были расставлены четыре чайные чашки.

– А четвертый кто? – спросила я, усаживаясь за стол.

– Познакомишься с нашей соседкой! – ответила Кана-чан, разливая чай по чашкам.

Тут в двери два раза повернулся ключ, и мы с Канаме синхронно обернулись на звук открывающейся двери.

– Мио-чан! – воскликнула Канаме. Вошедшая девушка как раз снимала через голову сумку-почтальонку, стряхивая на ходу балетки.

– Мио-чан, познакомься с Нодокой, я говорила, что она приедет! – Кана-чан схватила девушку за руку и подтащила ко мне: – Нодока, это – Чидори Мио, наша соседка и подруга.

– Приятно познакомиться с вами, Чидори-сан!

– Просто Мио! – попросила она.

– Мио… сан.

Какая же она была симпатичная! Короткие темные кудряшки, пухлые губки, хитрые кокетливые черные глаза – все было в ней настолько гармонично сложено и мило, что я невольно позавидовала.

Вскоре вернулся Ичиго с тортом, и мы вместе сели пить чай. Мио-сан села рядом со мной, много расспрашивала о том, как я жила до этого, смеялась и, в общем, была очень мила. Если честно, она мне понравилась.

Но затем я вспомнила об одной важной вещи, и спросила Канаме:

– Танабата через два дня, верно?

Та кивнула в ответ, толком не понимая, к чему конкретно я клоню.

– А на выходных после можно махнуть в Киото! – предложил Ичиго, – Нодока-чан, ты ведь хочешь?

Признаться, я страсть как хотела в Киото, но сейчас надо было подумать о чем-то чуть более важном.

– В общем, можно и в Киото… – задумчиво произнесла я, а затем, сделав глубокий вдох, наконец, спросила: – А успею я подать документы на экзамен в Осакскую Академию Искусств⁴?

II

Ох, как же я ненавижу вставать по утрам, особенно после такой резкой смены часового пояса! Жуть, глаза просто не открываются…

Совершив над собой колоссальное насилие, я села на кровати, которая так нежно пахла лавандой и так манила лечь обратно. Ну уж нет, сегодня у меня слишком много дел!

Прихватив полотенце, я направилась в ванную. В гостиной, через которую пролегал мой долгий путь, Канаме с Ичиго бурно целовались на диване. И откуда у людей силы-то берутся, да еще и с утра пораньше?! Живут вместе, так им что, ночи не хватило?!

Мысленно бурча, я скрылась в ванной, которая судя по всему, была самой крошечной комнатой во всем доме: старинная ванна с пожелтевшей эмалью ютилась в небольшой нише, душ болтался прямо над зеркалом, стиральной машины не было и в помине. Я удрученно вздохнула: надеюсь, я смогу в этом тазу хотя бы вытянуть ноги.

Вымыв голову и расчесав влажные волосы, я перекинула их за спину: не буду ничего сегодня укладывать, все равно после сами завьются.

В гостиной Кана-чан уже расставляла на столе какую-то еду, и мое настроение сразу же поползло вверх, к отметке «отлично». Она такая заботливая, моя Кана, я ведь уже и не прочь бы что-нибудь схомячить!

Ичиго куда-то испарился, но его отсутствие меня сейчас мало обеспокоило: мне же больше достанется! Канаме уже была одета к выходу: красная блузка, юбка на крупных пуговицах и черная лаковая сумочка через плечо.

– Сегодня мне ко второй паре, – объявила она, увидев, как я выхожу из ванной, – Так что нет у меня времени с тобой обзорную экскурсию по городу совершать!

Я удрученно кивнула, усаживаясь на полу-диванчик перед столом и придвигая к себе тарелку с онигири. Кана-чан рассмеялась, увидев, как я тянусь за палочками.

– Их вообще-то руками едят! – пояснила она, и вдруг подскочила: – Ой, я уже совсем опоздала!

Она заметалась по квартире в поисках своего телефона.

– Нодока! В конверте на столе, да вон в том, – затараторила она, увидев, как я тянусь к конверту, прислоненному к сахарнице, – В нем твоя новая симка, Ичи тебя вчера подключил. Я убегаю, поэтому к отцу тебя проводит Мио-чан. – тут она слегка притормозила у двери и смерила меня серьезным взглядом: – Еще не передумала насчет поступления?

Я отрицательно покачала головой, запихав за щеку онигири с черникой. Канаме вздохнула:

– Ладно, сегодня же подам твои документы.

О, я не говорила, что она учится в той самой Академии? Факультет искусствознания, это вам не шутки. Вот поэтому я так хочу туда поступить!

– Ладно, меня уже нет! – Кана-чан скрылась за дверью, а я кинула взгляд на экранчик своего телефона: девять – пятнадцать. Ну, еще везде успею!