Бумеранг-2

© Алекс Фрайт, 2020

ISBN 978-5-0051-7832-9 (т. 2)

ISBN 978-5-0051-7833-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

По узкой улице, которую мог запросто перегородить ребёнок, неторопливо шагал мужчина. Высокий, крепкий, он уверенно передвигался по истёршейся за сотни лет брусчатке, всё глубже погружаясь в чуждый для европейца мир Древнего Востока – мир со своими особыми правилами, который отторгает любого, кто на них не соглашается.

Мужчина миновал проход между домами, больше похожий на пролом в глиняной стене, чем на переулок. Затем заглянул во второй, ещё более мрачный, чем первый. Наконец протиснулся в третий, оборвавшийся через десяток шагов едва заметной дверью. Ноздрей коснулся аромат свежемолотого кофе и кардамона.

Человек трижды стукнул костяшками в рассохшееся дерево, мысленно отсчитал четыре секунды и ударил ещё дважды. Спустя полминуты громыхнул засов. Дверь скрипнула, приоткрылась ровно настолько, чтобы можно было заметить ствол автомата.

– Меня ждут, – сообщил мужчина в тёмную щель и уточнил: – Иршад ждёт.

Дверь распахнулась. Следом за автоматом из темноты появился молодой парень, практически подросток. Он окинул гостя цепким взглядом с ног до головы, опустил оружие.

– Входи, – кивнул он и посторонился.

За низким столиком в крохотной каморке сидели на подушках двое сирийцев. Разница между ними была примерно в полвека.

– Махраба, – поздоровался мужчина. – Мы договаривались о встрече.

Старик степенно кивнул. Затем взглянул на молодого. Тот ответил на приветствие гостя, привстал:

– Кофе?

– Ненавижу кофе, – гость поморщился. – Хотелось бы сразу перейти к цели моего визита.

– Не торопись, дорогой, – предложил Иршад. – Присядь, поешь с дороги, а беседовать потом будем.

Мужчина нахмурился, всем своим видом выражая недовольство – ему никогда не нравились эти восточные церемонии и бесстрастные лица. Не то, чтобы он не любил мусульман – просто не понимал. Сам он был человеком действия. Всегда предпочитал конкретные вопросы и такие же однозначные ответы. Ответов хотелось немедленно, а вот чего совершенно не хотелось, так это долгих рассуждений и коротких, но многозначительных фраз.

На предложенную трапезу он отреагировал небрежной отмашкой, вместо вежливой благодарности. Затем достал из кармана фотографию, на которой были запечатлены мужчина и женщина.

– Это Хромой, – он обвёл ногтем мужское лицо на снимке. – У меня всего два вопроса: настоящее имя этого человека и его местонахождение.

Второй сириец покосился на старика. Тот, прикрыв глаза, перебирал пальцами правой руки костяные чётки. Левая указала на молодого, предлагая тому взять общение на себя.

Парень протянул руку, развернул фотографию к лампе так, чтобы на неё попало больше света. Несколько долгих секунд он внимательно рассматривал фото. Затем осторожно положил снимок перед собой.

– Женщину я никогда не встречал, – сообщил он. – Кто она?

Гость чутко отреагировал на едва заметное изменение в голосе. Ему часто приходилось лично допрашивать множество людей в поисках одного единственного точного факта, чтобы досконально разбираться в малейших нюансах речи. Всё-таки это было частью его профессии. И в ответ на тщательно подавляемое восхищение на бесстрастном лице, он понимающе усмехнулся.

– Аста Валерьяновна Таболич. Бывший капитан контрразведки. 32 года, детей нет. Одинаково хорошо стреляет из любого оружия. Ах, да, есть в ней одна странность: натуральная блондинка, но упорно красит волосы в тёмный цвет. Но, несмотря на это, всё равно остаётся чертовски привлекательной для чёрных… Э-э-э… восточных мужчин.

Сириец непроизвольно взглянул на снимок ещё раз.

– Очень красивая, – легко согласился он.

– Я ответил на вопрос. Теперь хочу услышать и о мужчине рядом с ней, – напомнил гость.

– Только о нём?

– Мне необходимо знать настоящее имя Хромого и место, где его можно встретить. Найду его – найду и её. Всё просто. Итак, кто он?

– Определённо тот самый человек, о котором вы спрашиваете. Что-нибудь ещё?

Гость стиснул кулаки. Быстро просчитав в уме до десяти, повторил вопрос.

– Ответа не будет, – твёрдым голосом сообщил сириец.

Отказ прозвучал настолько обескураживающе, что мужчина даже качнулся ближе и недоумённо моргнул.

– Нет?! – неподдельно удивился он. Выдохнув под нос неразборчивое ругательство, уточнил: – Меня прислал генерал Горбацевич. Была договорённость.

Сириец не стал отрицать очевидного, кивнул в знак согласия:

– Была.

Гость перевёл взгляд на старика.

– Что-то изменилось? – язвительно поинтересовался он.

Старик Иршад продолжал сидеть с закрытыми глазами: перекатывались в пальцах чёрные косточки чёток, едва заметно шевелились губы, шепча молитву.

– Не плюй в колодец, – внезапно произнёс он. – Генерал помнит такую поговорку?

– Давайте, без намёков, – раздражённо отозвался мужчина.

– Мы не будем помогать, – пояснил Иршад, открывая глаза. – И объяснять причину отказа тоже не будем.

– Значит, я приехал зря?

– Можно сказать и так. Мы обеспечим безопасность и сопровождение до аэропорта.

– И всё-таки? – гость пристально посмотрел в глаза сирийцу.

– Другого ответа у меня нет, да и взять его негде.

Старик спокойно встретил жёсткий взгляд. Он многое хотел бы сказать этому человеку из госбезопасности далёкой страны, многое и очень оскорбительное. Однако промолчал. Для него подобные люди были сродни сорвавшимся с цепи псам, набросившимися на одинокого путника. Правда, в этот раз вместо жертвы они нарвались на охотника.

Молодой откровенно усмехнулся. Никаких других чувств, кроме злорадства, он к гостю не испытывал.

Мужчина расценил его усмешку, как издёвку. Он помрачнел и поднялся. Было очевидно, что такой холодный приём и быстрый отказ оказались для него полной неожиданностью. Впрочем, на чём-то настаивать и требовать выполнения устных обещаний он не собирался.

– Что я должен передать генералу? – абсолютно спокойно спросил он.

Старик пожевал губами, прежде, чем ответить:

– Вы убили самого близкого Хромому человека. Не лично вы, но ситуацию это не изменит. Передайте генералу мои соболезнования. Он поймёт.

Больше с его губ не сорвалось ни одного слова.

Гость окинул старика безразличным взглядом, пожал плечами:

– Знаете, мне всё равно.

После этих слов он резко развернулся и направился к выходу. Уже у самого порога самообладание ему всё-таки изменило. Он пнул скамью и хлопнул дверью, продолжая ругаться сквозь зубы уже снаружи.

– Кто же она такая на самом деле? – молодой сириец восхищённо прищёлкнул языком и посмотрел на старика.

Так как заинтересованность вопросом совершенно не отразилась на лице Иршада, он указал подбородком на снимок, то ли в спешке забытый, то ли специально оставленный гостем. Тогда молодой решил, что старик не расслышал и хотел спросить ещё раз, но вместо вопроса задумчиво протянул:

– Красивая…

Старик пробормотал в бороду что-то неразборчивое. Затем тяжело вздохнул:

– Что можно ждать от такой женщины, кроме предательства?

Внезапно ему подумалось, что Аллах не станет осуждать Хромого, когда тот расправится с Ольгой. Насколько Иршад помнил, именно так зовут дочь генерала Горбацевича. А то, что у человека с большими звёздами появилась скверная привычка плевать в колодец, то это было вполне себе предсказуемым – бессмысленное убийство Анхар явное тому подтверждение. Мало было генералу её матери, так и чужая дочь, которая никогда не слышала о своём отце, чем-то помешала. Так что, в этой чудовищной и запутанной истории он был полностью на стороне Хромого. Было и ещё одно «за»…

Он сидел и вспоминал, как повинуясь внезапному порыву доказать, что в его стране продолжается геноцид, привёл Хромого вместе с Анхар в разбомблённый детский сад: истерзанные взрывом маленькие тела, обгоревшие игрушки и… Запах! Старик его чувствовал и сейчас, слышал скрип зубов, видел слёзы бессилия на лице взрослого, полного сил мужчины. А ещё он чувствовал персональную вину – с того самого дня Анхар практически перестала улыбаться…

Он опёрся рукой о низкий столик, чтобы встать. Молодой поспешно вскочил, поддержал его под локоть.

– Неужели Хромой ошибся? – спросил он.

– А вот это вряд ли, – проворчал старик. – Он слишком умён и осторожен, чтобы без достаточных оснований сближаться с чужими. Здесь что-то другое. Может быть, какая-то непонятная никому игра или… Нет, не знаю. Но, в любом случае, последствия будут. Непредсказуемые и страшные последствия. Подай-ка мне снимок.

Он с трудом разогнул спину и выпрямился, продолжая кривиться так, что морщины растягивались на лице в скорбную гримасу. Затем приблизил фотографию к глазам, подслеповато прищурился.

– Очень похожа… – едва слышно произнёс он и наморщил лоб. Наверное, так бы выглядела Анхар, если бы смогла дожить до её возраста. А ты… Ты стал взрослым, сын, и всё-таки до сегодняшней встречи я в тебе сомневался.

– А теперь? – так же тихо поинтересовался молодой.

Он смотрел на отца так, будто бы ждал откровений мудреца, способных пролить свет на самые туманные изречения пророка.

– Сейчас ты должен и можешь сделать больше меня, – озабочено сказал старик. – Этот человек от генерала… Чтобы его опередить, надо действовать так же – найди Хромого. Передай, что их цель не эта женщина. А ещё…

Прервал его сухой треск автоматной очереди. Следом резкие хлопки одиночных выстрелов. Прогремела ещё одна отрывистая очередь, сопровождаемая истошными криками. Затем в оглушающей тишине скрипнула дверь.

– Забыл попрощаться, – спокойно произнёс человек от генерала, направив на Иршада оружие. – Как-то не очень вежливо получилось.

Он сокрушённо покачал головой и, практически не целясь, выстрелил старику в голову. Следующая пуля досталась его сыну. Потом он наклонился и поднял фотографию. Затолкав её во внутренний карман, подхватил с деревянного подноса виноградную гроздь. Отщипнув пару ягод, бросил в рот и шагнул к дверям. Уже на пороге обернулся, окинул распластанные тела безразличным взглядом и пробурчал себе под нос:

– И всё-таки, что мне сказать генералу?

2

Полковник Ярцев захлопнул дверцу автомобиля. Стекло опустилось на ширину ладони. Из полутьмы салона сверкнули глаза, проткнув в груди майора Матусевича две дыры.

– Если что-то неясно – пишите рапорт! – отчеканил полковник и откинулся на спинку сидения.

Майор скрипнул зубами. Противостояние с начальством всегда начинается неожиданно, но заканчивается крайне предсказуемо. Он знал об этом не понаслышке – прочувствовал на своей шкуре неоднократно. Неделю назад он вернулся со службы абсолютно спокойным и уверенным в себе. Три дня назад всё рухнуло, а сегодняшнее хмурое утро издевательски перечеркнуло едва теплившую надежду жирным крестом.

Матусевич напряг скулы, на висках набухли вены. После трагической гибели группы Баргуна он с трепетом ожидал кадровых перестановок в управлении – дождался!

Тонированное стекло поднялось. Взревел двигатель, выплюнув сизую струю выхлопа.

Майор с отвращением плюнул вслед габаритным огням. Его подвинули самым беспардонным образом – должность, для которой, по собственному мнению, он буквально создан, была уведена из-под носа в самый последний момент, фактически на стадии генеральской резолюции в приказе. Его уже в третий раз оставили с носом – на неопределённый срок и безо всякого намёка на очередное звание. Мало того, вчера началось нечто уж совершенно непостижимое с точки зрения элементарной логики…

В первый момент, услышав от полковника Ярцева приказ, он от удивления моргнул. Судьба нередко была благосклонна к майору, но в этот раз с первого же слова всё пошло наперекосяк. Он решил на всякий случай осторожно намекнуть, что хоть и является сотрудником контрразведки, но всегда занимался только бумажной работой. Так что в сложившейся ситуации от него вряд ли стоит ждать приемлемого результата. Матусевич всё ещё надеялся отсидеться за спинами коллег, хотя за последнюю неделю их количество значительно поредело. Кандидатом в покойники он себя не считал, о чём прямо и заявил.

Ярцев от удивления открыл рот. Пальцы полезли за ворот кителя. Лицо побагровело. Несколько секунд он дёргал узел галстука, а потом врезал кулаком по столу и выставил вперёд подбородок. Палец, словно обвиняя в крупной растрате государственных средств, упёрся в майорскую грудь, а в лицо брызнуло слюной.

– Что ты сказал?! – заорал он.

Матусевич попятился. Ему даже на какое-то время стало страшновато находиться рядом с взбешённым полковником, но ещё больше пугала возможность разделить судьбу капитана Баргуна, да и всех остальных оперативников из группы по делу Хромого. Проведя несколько жутких часов в холодном морге, майор прекрасно понимал, чем всё может закончиться. Пришлось вытянуться по стойке «смирно».

– Слушаюсь, – вымученно произнёс он и поспешно добавил: – Я не подведу

– Завтра в 17:00 ко мне с докладом! – рявкнул Ярцев. – Свободен!

Весь следующий день Матусевич пребывал в состоянии тихого помешательства, но ничего не мог поделать. Он по сию пору не понимал – ни извращённую логику начальства, ни причину, которая помешала ему остаться в морге рядом с телом Баргуна хотя бы ещё на полчаса. Теперь оставалось только молиться, чтобы с ним не поступили так, как подобает действовать по законам военного времени – прикладом по зубным протезам и пулю в лоб…

– Я могу… – он с хрустом сжал кулаки и ещё раз сплюнул. – Много о чём могу написать в рапорте… но пока не буду.

Капитан Буглаков плюнуть не решился. Он козырнул вслед габаритным огням, тактично кашлянул и осторожно спросил:

– Другие варианты у вас остались?

– Конечно, – процедил сквозь зубы майор. – Целых два. Сейчас подумаю, какой из них выбрать – застрелиться или повеситься.

– Так обещали же.

– Хрен с горчицей они обещали!

– А если, действительно, рапорт генералу? Наверняка он разберётся.

Майор окинул своего заместителя подозрительным взглядом и поинтересовался:

– Есть другие предложения, кроме как заткнуться?

На лице капитана проступили явные признаки паники. Он втянул голову в плечи, посмотрел исподлобья на мрачное здание управления контрразведки и задумался.

Матусевич повернул голову в ту же сторону и поинтересовался:

– Страшно стало, что ли?

– Мне скрывать нечего, – буркнул капитан и невольно стрельнул быстрым взглядом по сторонам. – Там не только мне и родственникам – всем знакомым зонд под хвост затолкали.

На самом деле Буглаков явно грешил против истины – ценности, как сотрудник спецслужб, он ни для кого не представлял. Так уж вышло, что, проболтавшись десяток лет в райотделе милиции, капитан был включён руководством в число тех, кого рекомендовали в комитет госбезопасности. То ли его начальник обладал изрядной долей юмора, то ли это была нелепая случайность, но факт оставался фактом – Буглаков получил непыльную должность в одном из отделов комитета, а в придачу право пугать беззащитных граждан корочками с жутким гербом, чем тут же начал злоупотреблять по поводу и без.

Матусевич, будто бы прочитав его мысли, хмыкнул: если, этот придурок и находился под колпаком собственной службы безопасности, то исключительно по причине превышения полномочий и врождённой тупости.

– Язык прикуси, – предложил он. – А то и в самом деле рапорт напишу. Вышвырнут тебя со службы без выходного пособия и глазом не моргнут, а то и посадят.

Капитан поёжился. Какое-то внутреннее уже давно подсказывало, что пора заткнуться, что невидимую черту со своей несдержанностью он уже практически переступил. Однако желание оправдаться, показать, что его слова были восприняты совершенно наоборот, оказалось сильнее здравого смысла.

– Так я же, Анатолий Сергеевич, образно выразился. Так сказать, приукрасил слегка. Думал, что…

– Не надо думать! – грубо оборвал его Матусевич. – Воспаление мозга подхватишь.

Капитан по инерции кивнул. И мгновенно осознал, что едва не получил кучу неприятностей на ровном месте – майор был весьма злопамятным человеком. По правде говоря, Матусевич считался редкостной сволочью даже среди своих.

Майор раздражённо сопел, а Буглаков лихорадочно искал подходящий повод разрядить накаляющуюся ситуацию. Как нельзя кстати в поле его зрения попала эффектная сотрудница с погонами старшего лейтенанта.

– Разрешите? – он расправил плечи, выпятил грудь и с осторожным смешком прибавил: – Если, конечно, это не ваша любимая дочь.

Молодая женщина как раз начала подниматься по ступенькам, придерживая полы шинели. Физиономия майора расплылась в ехидной ухмылке.

– Разрешаю! – с каким-то внезапным злорадством воскликнул он. – Правда, дочка не моя, а генеральская. Ольга Горбацевич собственной персоной.

Буглаков притих. Несколько секунд с угрюмым видом наблюдал, как шинель трётся по женским ягодицам. Потом всё-таки не удержался, брякнул:

– Та самая? Так она же после истории с Хромым…

Майор пнул его в голень ботинком.

– Недавно я услышал нечто подобное от одного клоуна. Ничего хорошего после этого с ним не произошло. Аукнется тебе когда-нибудь такая образность. Помяни моё слово – ещё как аукнется.

3

Ольга неспешно преодолела шесть лестничных маршей до этажа IV отдела. Взглянула на часы – 7:59.

День не задался с самого утра. Она совершенно не желала встречаться с начальником четвёртого отдела. И не только потому, что ей категорически не нравилась его мерзкая физиономия и хамское поведение – просто не желала, и всё! И не встретилась бы под страхом смертной казни, если бы не отец. Настроение, и так совсем не радужное в свете последних событий, испортилось окончательно.

«Правильно, – генерал удовлетворённо склонил подбородок, выслушав её аргументы. – Если не хочется всё время чувствовать дыхание Хромого за спиной, то просто-напросто сиди дома. Мы с мамой будем только рады». Она непроизвольно взглянула ему в лицо. Морщины на нём стали глубже, веки набрякли и покраснели, а губы двигались с видимым усилием, будто ему было трудно произносить слова. Взгляд был устремлён куда-то в себя, и поэтому казалось, что он говорит тоже для себя. Поэтому она твёрдо решила, что всё равно попадёт в управление, хотя бы из чувства противоречия.

Четвёртый отдел. Обычное, можно сказать, невзрачное наименование на табличке, а такое многозначительное для осведомлённых: за массивной дверью, покрытой двойным слоем звукоизоляции, располагалась приёмная руководства службы внешних контактов. В переводе на нормальный язык – связующее звено с информаторами и наёмными убийцами за кордоном. Последние здесь были в особом почёте.

Ольга не успела коснуться ручки двери, как та распахнулась. Она отшатнулась и грязно выругалась, когда мимо промчался оперативник, едва не выбив коленом зонт из руки.

– Урод… – буркнула она в спину прыгающему через две ступеньки мужчине.

Она потрясла ушибленной кистью. Сняла перчатку и внимательно осмотрела ногти, даже подула на них. Облегчённо вздохнув, вновь потянулась к ручке, предварительно подперев дверь носком сапога.

В приёмной её встретил гул голосов. Перед кабинетом полковника было многолюдно. В просторном помещении исходили жаром батареи.

Ольга уселась на стул у самой двери подальше от обжигающих радиаторов, расстегнула шинель и натянула юбку на колени, чтобы выглядеть поскромнее. Она никак не могла выбросить из головы эту кучу вешалок с модными тряпками в квартире Ровнейко. Вот, с утра перебрала самое лучшее из того, что нашла в своём гардеробе. Будь у неё чуть больше времени, так обязательно рванула бы в салон красоты, а потом на море – куда ещё шальные деньги девать? Впрочем, рай под жарким солнцем откладывался на неопределённое время – между ней и экзотикой южных островов стоял Хромой. Именно поэтому она была вынуждена остановить выбор на форменной рубашке и ненавистной колючей юбке.

Сейчас, ожидая вызова к полковнику, она смотрела в одну точку перед собой, стараясь не прислушиваться к чужим разговорам. Получалось у неё не очень – гомон в приёмной стоял, как на продуктовом рынке в воскресный день. Сотрудник у окна жаловался, судя по всему, приятелю: «Сын окончил школу и болтается без дела. Ни в институт поступать не желает, ни о профессии какой-никакой подумать. Заработки есть, но, что называется, от случая к случаю, да и те тратит в казино. Всё деньги большие мечтает выиграть…».

Психолог Вера Куницкая со злым лицом что-то выговаривала длинноногой худой девице в откровенно короткой юбке и с вызывающим маникюром накладных ногтей, а та наматывала на палец прядь волос и недовольно сжимала ярко накрашенные губы в точку. Она всё время пыталась вырвать руку из цепких пальцев Куницкой. Перегаром от них несло за три метра.

Ольга досадливо поморщилась – вместо скромной и исполнительной Ровнейко кто-то пристроил на хлебную должность свою любовницу. А вот Ясинская говорила… Ольга потерянно вздохнула – к её огромному сожалению, ничего она больше не скажет.

Дверь в кабинет распахнулась:

– Старший лейтенант Горбацевич.

Она поднялась. Привычным жестом разгладила складки на юбке, поправила неуставной шарф и, не удержавшись, прихлопнула перчатками по бедру. Разговоры вокруг смолкли, как по мановению дирижёрской палочки. Мужчины, присутствующие в приёмной, словно по команде, внезапно повернули головы в её сторону, жадно рассматривая колени и тонкую талию. Никто из них так и не поднял глаз выше её груди, а парочка знакомых женщин, стрельнув глазами по бесстрастному лицу, наоборот, поджали губы и отвернулись.

Ольга ответила презрительным взглядом. Всем одновременно – и мужчинам и женщинам. Всем этим людям, которые когда-то начинали постовыми милиционерами и рядовыми экономистами, а сейчас считали, что успешно противостоят угрозам национальной безопасности. «Люди-кремни, люди-гвозди, – убеждённо говорил о таких Председатель Комитета Государственной Безопасности». «Люди-нелюди, – наедине с ней откровенничала Ясинская. – Профессионалы в кавычках, которые абсолютно осознанно разграничивают совесть и указания руководства. Именно поэтому в шахматы мы играем не фигурами – доской. Причём, не с врагами, а с собственным народом».

Ольга мысленно распяла всех сослуживцев и невозмутимо направилась к кабинету полковника.

Тощая девица наконец-то сумела освободить руку из хватки Куницкой. Пальцы с ядовито-зелёным маникюром забросили прядь волос за ухо. Затем она преградила Ольге путь и небрежно протянула ладонь:

– Я – Лика, – сообщила она. – Новенькая.

– Профессия старенькая, – усмехнулась Ольга, игнорируя её жест.

Девица оторопела. Куницкая тут же потянула её в сторону. Уже у самой двери кабинета в спину резануло многозначительное мужское хмыканье.

Начальник четвёртого отдела имел забавную фамилию – Гриша. Впрочем, в его биографии это был единственный факт, способный вызвать улыбку. В остальном же полковник выглядел, мягко говоря, не очень приятным человеком. Скорее, наоборот: вдавленная точно посередине физиономия вызывала стойкие ассоциации с боксёром, так и не оправившимся от сокрушительного удара.

Ольга вскинула руку с перчатками к виску:

– Здравия желаю.

Полковник едва заметно поморщился. В распахнутой шинели и без головного убора приветствие по уставу было неуместным, если не сказать больше – жест был издевательским. И Гриша, мысленно наградив её парочкой нецензурных эпитетов, поставил в длинный список взаимной неприязни ещё одну «галочку». Хотя ожидать чего-то другого от генеральской дочки, которая провалила разработку по Хромому… Вообще-то, не она одна была причиной, но рухнуло-то всё при её самом деятельном участии.

Гриша указал подбородком на ближайшее кресло. Сочувствовать он не собирался, да и в мыслях ничего подобного не держал.

– Присаживайтесь, Ольга Викторовна. Постараюсь не затягивать, – он откашлялся. – Хм-мм… нашу незапланированную встречу.

– Надеюсь.

Она устроилась в кресле, закинув ногу на ногу. Смотрела куда-то над его головой с непроницаемым выражением на лице.

Полковник какое-то время рассматривал её колени под чёрным нейлоном, потом протянул руку и щёлкнул выключателем настольной лампы.

– Светло уже, – пояснил он.

Ольга молча кивнула.

– Позволите небольшое замечание? – спросил он.

Вместо ответа хозяина кабинета получил очередной беззвучный кивок и явно выраженное безразличие.

Гриша насупился. Ольга вела себя не то, чтобы уверенно, но достаточно нагло. Хотя ему стало ясно, что она прилагает все усилия, чтобы за наглостью скрыть тревогу и даже страх.

Полковник задумчиво поскрёб ногтем лоб, прежде чем произнести по поводу этого факта практически целую речь:

– Знаете, по мужской линии в моей семье все военные. Но форма для меня не карнавальный костюм. Однажды в детстве я надел парадный китель отца, а потом вышел во двор покрасоваться аксельбантами и золотыми погонами перед друзьями. За это меня выпороли офицерским ремнём, потому что нельзя просто так взять и надеть форму. Это не одежда – облачение. Это то, в чём люди отправляются на страшную работу – уничтожать себе подобных. И сами могут быть убиты.

Ольга с изумлённым выражением на лице выслушала эту тираду и язвительно заметила:

– А для меня форма – обуза. Ведь я солдат невидимого фронта. И вы, кстати, тоже. Верно?

– Само собой, – полковник напряг скулы. – Но я не родился солдатом. Как и вы, Ольга Викторовна. Та что, давайте перейдём непосредственно к нашему делу.

– Давайте, – легко согласилась она, а пальцы против воли пробежались по пуговицам рубашки, проверяя, всё ли на месте. Потом она раздражённо сорвала неуставной шарфик, скомкала и засунула в карман.

Пауза затягивалась, но полковник не торопился. Час назад у него состоялся весьма неприятный телефонный разговор, в котором генерал Горбацевич сказал, чтобы тот сделал всё возможное и осторожно убедил его дочь, что не в её интересах собственноручно передавать Хромому «чёрную метку». А если он правильно понял недосказанное – чтобы эта барышня не сделала именно то, что пообещала сначала лично Хромому, а потом и отцу. Конечно, Гриша был абсолютно убеждён, что причин для немедленной ликвидации этого человека у Ольги набралось более, чем достаточно, но сам он предпочёл бы не доверять этой девице ничего, кроме сортировки входящей корреспонденции, о чём бы на месте генерала прямо и сказал. Однако, приказ главы контрразведки, пусть и идиотский, всё равно остаётся приказом. Хотя… В этой давней истории, изобилующей странностями и неразрешимыми противоречиями, ставящими всех аналитиков в тупик, его почему-то интересовало совершенно другое: «Что произойдёт потом?!».

Наконец он решил, что время ходить вокруг да около закончилось. Перегнулся через стол и сообщил:

– По-моему, в вашем деле слишком много нестыковок. Чем глубже в него вникаю, тем больше оно кажется искусственно усложнённым.

Ольга прищурилась. У неё была абсолютно ясная цель, но она ни с кем не собиралась обсуждать причины, предшествовавшие сложившейся ситуации. Слепая вера в удачу обернулась разочарованием, после которого некоторое время вообще не хотелось жить. Это поганое чувство постоянно сидело внутри. Постоянно! И она сама подалась к полковнику ближе.

– А мне кажется, – язвительно сказала она, – что всё предельно просто.

– Это потому, что теперь в этом весь смысл вашей жизни?

– Интересно, как смерть Хромого изменит мою жизнь?

– Как – это уже не мне решать.

Ольге стало как-то не по себе. В мысли вмешался страх, причём совершенно непонятно откуда взявшийся. По сути, бояться у себя в стране было нечего, но она постоянно оглядывалась днём, а внезапно просыпаясь посреди ночи, лежала с распахнутыми глазами и прислушивалась к каждому неясному звуку… Хромой снился с поразительным постоянством – он стал символом её жизни.

Ольга сверкнула глазами:

– Хромой – цель! Цель, а не смысл. Понимаете, товарищ полковник?

Грише захотелось сказать, что сотрудник контрразведки с таким шальным взглядом гарантировано стоит одной ногой в могиле. Однако он сдержался и напомнил:

– Вы, безусловно, имеете полное право ставить перед собой любые цели. Можете даже запланировать свою свадьбу на Луне и выслать мне приглашение. Однако, не вам указывать, как мне отреагировать на подобную глупость. Доходчиво изъясняюсь, товарищ старший лейтенант?

– Не поняла… – протянула Ольга.

– Выбирать не вам, – пояснил Гриша ледяным тоном. – Потому что в этом кабинете всё решаю я. Как вам такая схема?

– И что же в вашей схеме делаю я?! – вскинулась Ольга.

– Вы реализуете своё чувство мести.

– Я не услышала главного – как?! С расстояния в тысячу километров?

– Всё-таки непременно желаете сопроводить его на тот свет собственноручно?

– Так точно! И мне нужен контакт за кордоном, который окажет содействие. Вот и всё, что от вас требуется.

– Разве я похож на волшебника?

– На гоблина, – пробурчала она себе под нос, а уже вслух агрессивно поинтересовалась: – Так что, будет человек из вашего списка?

Полковник наморщил лоб, долго растирал подбородок. «Ни одного шанса, – злорадно подумал он. – Ни одного! Прикончил бы её Хромой и глазом не моргнул. Хрен с ней, конечно, но всё-таки жалко – красивая девка». Но сказал он совершенно не то, что вертелось на языке:

– Такой человек есть. Очень необычная личность. Странный, со своими вывихами в голове. Хромой номер два, так сказать. Всё, за что он берётся, приносит ожидаемый результат. Я организую вам встречу без посредников и, если сможете быть убедительной, то он окажет полное содействие. Его зовут Штольц.

Ольга слегка опешила:

– Немец…

– Какая разница?

– С немцами работать не буду!

Полковник скривился:

– Может быть, озвучите причину?

– Генрих Хаубе! – отчеканила она. – Тоже со своими тараканами в голове. Феномен вашими же словами. Могу подсказать номер холодильника в морге, где лежит Ясинская после совместной с ним работы.

– М-да… – многозначительно протянул Гриша.

– Что вы там мычите? – окрысилась Ольга.

Полковник выдержал мхатовскую паузу и неторопливо, смакуя каждый слог, произнёс:

– Не желаете сотрудничать – никакой помощи оказано не будет.

– Да, уже не хочу! – она вздёрнула вверх подбородок.

– Надеюсь, генерал услышит те же слова, что и я? – усмехнулся он.

Ответом на вопрос был уничижительный взгляд.

Ольга откинулась на спинку кресла, попыталась принять более непринуждённую позу, но под взглядом полковника всё вышло как-то неуклюже. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза: он со скрытой угрозой, она с бессильной злостью.

В конце концов Гриша пожал плечами, отвернулся.

– Баба с воза – кобыле легче, – с плохо скрываемой досадой пробурчал он и выдвинул ящик стола. Звякнуло стекло.

Полковник добавил к бутылке стакан. Потом ещё раз окинул молодую женщину оценивающим взглядом. «Вот ведь сопливая сучка… – мрачно подумал он. – В конце концов, столько оперативников положили по её вине, а она мне тут истерики закатывает…».