Loe raamatut: «Ситуация», lehekülg 2

Гармония

Солнце мало что припекает, так ещё и слепит, играя в водной ряби, мешает следить за поплавком. Однако ж, благодати то не помеха. А ведь благодать же. В камышах резвятся болотные курочки, чавкает карп. Водную гладь небольшого лесного озерца оккупировали стаи водомерок, шарахающихся от всплесков то тут, то там, то ли окуня, гоняющего малька, то ли ещё чего. За спиной, где-то в густых кронах стучит дятел, и стук этот разлетается по всему лесу многократным эхом. Вот, вот поплавок дрогнул, ещё раз… Петрович, сухопарый мужик лет шестидесяти, привстав с раскладного стульчика, потянул руку к удочке, и, не касаясь её, замер в позе то ли лотоса, то ли кота перед прыжком, боясь потревожить пространство. И в этот самый момент наивысшего напряжения и сосредоточенности, сзади в спину, вдруг, что-то толкнуло мягко, но мощно, а над самым ухом раздалось сочное: – Гав! Петрович подпрыгнул на месте и грузно брякнулся задом на стульчик, выдав при этом громко и отчётливо:

– Идрит твою налево!

Удочка шмякнулась концом в воду, а баночка с червями перевернулась и покатилась к воде. Глаза рыбака мгновенно налились кровью, и даже лицо приобрело оттенок кровавого заката. Однако ж, стоило ему обернуться к незадачливому шутнику, как кровавый закат удивительным образом превратился в туманное утро, ибо лицо его стало белым, и, при том, невероятно благожелательным. Там сидел мишка. Небольшой, видать, молодой ещё, килограмм так под триста.

– Ну как я тебя подколол, мужик? – спросил он ехидно, елозя мощным задом по земле, устраиваясь поудобней.

– Су… су… Ага, не плохо, – с трудом выдавил Петрович, метаясь мысленно между страхом и нереализованным гневом.

– Клюёт? – задал медведь вопрос, вечный как мир.

– Клевало, – зло буркнул Петрович.

– Ну извини, не удержался, – примирительно забубнил медведь.

– Да ладно, чего уж, – дал попятную и Петрович, с облегчением прочувствовав, как злость вместе со страхом отпускают его, растворяясь где-то в астрале, но не далеко, готовые вернуться по первому свистку.

Петрович поднял жестяную банку из-под тушёнки, кинулся собирать червяков, шустро разбегавшихся в разные стороны. Медведь меж тем заглянул в ведёрко, оценил улов:

– О, мужик, не плохо, карпики, карасики жирненькие.

– Меня Иваном зовут, – огрызнулся Петрович уже и вовсе без злобы, так, по инерции.

– А меня никак не зовут, сам вот пришёл, – хохотнул медведь, и тут же добавил: – Мишка я да и мишка, у нас как-то имён нету.

– Да ты угощайся, Мишка, не стесняйся, – предложил Петрович, которого Мишкины политесы ничуть с толку не сбили, и он сразу угадал к чему тот ведёт.

– Вот спасибо тебе, Ваня, – замурлыкал медведь как кот, запуская лапу в ведёрко.

Выудив карпика побольше, Мишка смачно зачавкал, а Петрович лишь улыбнулся. Рыбы было не жалко, её тут вдоволь, да и осточертела она порядком уже с тех пор, как мясо есть перестали. Тут ведь не столько рыба, сколько сам процесс важен.

– Ну, что в мире нового? – Спросил медведь, облизнувшись.

– Да новостей вагон! У одной бессмертной «звезды» на девяностом году жизни прыщ на заднице выскочил, от чего её очередной молодой муж бросил. Вот, сейчас и обсуждают аналитики на всех каналах – как сей факт отразится на индексах какого-то там дауна Джонса.

– О как!

– А то вот ещё передают: учёные после многолетних изысканий выяснили, что какать нужно обязательно сидя, а в носу ковыряться исключительно безымянным пальцем левой руки, дабы карму не нарушить.

Мишка, крякнув, хотел что-то сказать, но передумал, задумался, видать учёные изыскания были ему не чужды.

– Ну а так чё, – продолжил Петрович, – там сгорело, там украли, там на грабли в третий раз, весело, короче. Ну, а у вас тут в лесу чего творится?

– Да у нас как-то поспокойнее, так текучка. Хряк местный на прошлой неделе достоинство о колючки поранил. А заяц нажрался позавчера дикого винограда и прокусил ухо лисе.

– Да-а, хорошо у вас, спокойно, – позавидовал Петрович.

– Так оно завсегда так. Чем ближе к природе – тем гармоничней жизнь, – поддержал Мишка.

– Ну, за гармонию – это ты загнул, – возразил Петрович, – жрёте ведь друг дружку тут без разбору.

Медведь аж оторопел от такой наглости:

– Да что ты! Сами то давно вегетарианцами стали?

– Ну недавно, но ведь стали, – как-то вовсе без энтузиазма возразил Петрович.

– Ста-а-али! – Передразнил Мишка, – Ты, Ваня, не забывай, что одно лишь единственное существо в сем мире способно убить лишь ради удовольствия или из ненависти – это человек.

Продолжать спор Петровичу не хотелось, ибо понимал, что зверюга прав, но и сдаваться животному – как-то не по-человечески. Выручила его поклёвка. Поплавок заплясал энергично, и даже медведь притих, дабы не спугнуть добычу. Ещё миг, и рыбак энергично подсёк, на крючке забился карасик. Петрович поймал добычу в руку, освободил от крючка и уже собирался бросить в ведёрко, когда снова заговорил Мишка:

– Вот обрати внимание, Ваня, зверьё то вы перестали есть, потому как заговорило с вами, а рыбка ентая вон как глазками то на тебя лупает. Но её ведь это не спасёт от сковороды, правда? Беда её лишь в том, что нет у неё голосовых связок, может лишь рот открывать.

– Да чего ж теперь, подохнуть что ли с голоду! – Взъерепенился Петрович, бросая рыбку со всей силы в ведро.

– Да нет, конечно, – примирительно возразил Мишка, – просто, такая вот она – гармония. Сложная штука. Весь мир – одна большая столовая, в которой блюда едят друг дружку.