Нравственное лидерство

Моим бабушкам и дедушкам, Нине и Павлу, Мадлен и Арчилу.

Не маши крыльями, как курица, если можешь вознестись, как орёл. Хосемария Эскрива, Путь, №7

От автора

Одно случайное происшествие, столь же прекрасное, сколь и неожиданное, вспоминается мне всякий раз, когда я размышляю о величии человеческого сердца.

Случай произошёл морозным зимним утром в 1992 году во время автобусной поездки из Санкт-Петербурга в Хельсинки. Падение коммунизма повлекло за собой сокращение производства, безудержный рост инфляции и безработицы. Особенно нелегко пришлось людям пожилого возраста, когда инфляция поглотила их и без того маленькие пенсии. Многие из них, чтобы выжить, были вынуждены копаться в мусорных баках в поисках стеклотары.

Меня поразил контраст между девственным зимним пейзажем, проносящимся мимо моего окна, и не слишком моральной атмосферой в автобусе.

Пассажир впереди меня был абсолютно пьян.

Пассажир справа от меня потчевал меня рассказами о потерянном уик-энде… Ещё в Питере, на автобусном вокзале, он хотел предложить мне сигарету, но, засунув руку не в тот карман, вытащил пачку презервативов.

К моему облегчению наш автобус вскоре прибыл на стоянку у железнодорожного вокзала Выборга, последнего русского города перед финской границей. Яркий солнечный свет падал на недавно выпавший снег. Я закутался потеплее и вышел подышать на улицу.

Возле вокзала я заметил пожилую женщину, которая рылась в куче мусора в поисках бутылок. Я вытащил из кармана несколько рублей, которые у меня ещё оставались, и протянул ей: «Бабушка, возьмите, пожалуйста». Она посмотрела мне прямо в глаза, лучезарно улыбнулась, и я заметил, что она моложе, чем кажется. Не желая опоздать на автобус, я заспешил обратно.

Когда я поднимался в автобус, меня окликнул чей-то голос. Это была та самая женщина; она подбежала ко мне и, улыбаясь, протянула букет цветов. Я взял цветы. Она ушла, не проронив ни слова.

Мы проехали границу. Я откинулся на сиденье, закрыл глаза и представил себе, как та женщина покупала цветы на деньги, в которых так отчаянно нуждалась, даже не будучи уверенной, что найдёт меня. Я изумлялся её бескорыстию, щедрости её сердца. Меня охватили радость, любовь к жизни, желание очистить своё сердце и становиться лучше.

Введение. Лидерство доступно каждому

Лидерство – не привилегия избранного меньшинства. Главы государств и школьные учителя, генералы и фельдшеры, бизнесмены и домохозяйки, – все призваны к лидерству.

Лидерство – не должность, а способ бытия. Это вопрос не техники, а личностного роста. Это вопрос не темперамента, а характера. Лидерство – это характер. В отличие от темперамента, характер можно формировать, изменять, укреплять. Само намерение взращивать в себе характер – это уже поступок лидера. Мы развиваем характер посредством настойчивого воспитания в себе нравственных добродетелей. Нравственные добродетели – это стабильные качества ума, воли и сердца. Они приобретаются путём повторения благородных поступков.

Основные добродетели, определённые уже Платоном в IV веке до н. э. – это благоразумие, мужество, самообладание и справедливость.

В Книге Премудрости Соломона^[1], написанной александрийскими евреями тремя столетиями позже, сказано, что для людей ничего нет полезнее в жизни, чем самообладание, благоразумие, справедливость и мужество. То, что Ветхий Завет упоминает четыре основные добродетели, показывает, как высоко ценили еврейские авторы мудрость древних греков^[2].

Помимо основных добродетелей есть две добродетели – великодушие и смирение, – которые нужно обязательно упомянуть, поскольку они играют центральную роль в лидерстве.

Смирение – это привычка жить в истине по отношению к самому себе (самопознание) и другим (служение). В этой книге под смирением я прежде всего подразумеваю служение.

Добродетель – это не просто «ценность», в которую мы верим. Это динамическая сила. Бог, родина, семья – это высшие ценности. Но можно ли служить Богу без добродетели справедливости? Можно ли служить родине без добродетелей благоразумия и мужества? Можно ли служить семье без добродетели самообладания? Нет!

Добродетели – это силы, устремлённые к действию. Вот что каждая из упомянутых добродетелей позволяет нам делать:

• Благоразумие: принимать верные решения

• Мужество: рисковать и держаться курса в любой ситуации.

• Самообладание: управлять эмоциями и направлять их жизненную энергию к исполнению нашей миссии.

• Справедливость: воздавать каждому должное, эффективно взаимодействовать с людьми, строить общее благо.

• Великодушие: стремиться к великим целям, развиваться как личность.

• Смирение: жить в истине о себе самом и служить другим.

Добродетель – это существенная часть нашей эффективности и компетентности. Психолог с Гарвардским дипломом, но лишённый благоразумия (практической мудрости), никогда не даст своим клиентам – или своим детям – здравый совет. Генеральный директор со степенью MBA^[3], но лишённый мужества, с трудом примет необходимые компании решения. Священник со степенью по богословию, но лишённый великодушия, не будет развиваться как личность, и не будет развивать свою паству.

Профессиональная компетентность требует большего, чем обладание академическим или техническим знанием. Она требует добродетели, которая просвещает разум (благоразумие), укрепляет волю (мужество, самообладание и справедливость) и очищает сердце (великодушие и смирение).

Лидеры определяются по степени их великодушия и смирения. Лидер устремлён к великому (великодушие) и предан служению (смирение). У лидера всегда есть высокая мечта, которую он неизменно превращает в служение.

Великодушие и смирение – это добродетели сердца. На них строится харизма лидера. Харизма не строится на «магнетизме». Русский полководец Александр Васильевич Суворов с его обезьяньею физиономией не отличался особым магнетизмом. Президент США Авраам Линкольн – не больше: он никогда не выступал публично без заранее приготовленного текста. Робер Шуман, политический основатель Евросоюза, – ещё меньше: народ засыпал, когда слушал его; внешне он походил на человека, родившегося стариком. Суворов, Линкольн, Шуман – не «магниты», не магнетические личности, а лидеры. Их харизма – не во внешности, не в ораторском искусстве, а в прочных качествах сердца.

Великодушие и смирение переживают тяжёлые времена. Причудливая смесь индивидуализма и коллективизма порождает целые поколения мелких, малодушных людей. Каждый защищает границы своего «я» (индивидуализм), при том что общество смотрит на это «я» как на явление, имеющее ничтожное значение (социализм). Получается «Я, Я, Я…» – но «Я» как небытие, как ничто.

Великодушие и смирение (добродетели сердца) – это сущность (специфика) лидерства. Благоразумие, мужество, самообладание и справедливость (добродетели ума и воли) – это фундамент (опоры) лидерства. Все лидеры – герои (без мужества нет лидерства), но не все герои – лидеры (есть герои, никогда не практиковавшие великодушие и смирение).

Добродетель создаёт доверие, без которого лидерство не может осуществляться. Если мы заменяем добродетель техниками коммуникации, значит мы не лидеры, а манипуляторы. Манипулятор – обманщик, и обман рано или поздно раскрывается.

Лидеры не манипуляторы и не диктаторы. Римляне различали два понятия: potéstas и auctóritas. Potestas – это юридическая власть, присущая должности. Auctoritas – это нравственная власть, проистекающая из характера. Лидеры руководят чаще всего посредством auctoritas. Кто лишён подлинного авторитета и постоянно осуществляет прямые властные действия, тот лидер лишь по названию. Это порочный круг: низкий уровень авторитета ведёт к злоупотреблению властью, которое влечёт за собой дальнейшее разрушение авторитета… и на пути к подлинному лидерству встаёт стена.

Поскольку лидерство – это вопрос добродетели, а добродетель – это привычка, можно утверждать, что лидерами не рождаются, – ими становятся путём неустанной тренировки.

Часть I. Величие и служение

Великодушие (устремлённость к великому) и смирение (преданность служению) – это специфические качества лидера.

Великодушие проистекает из твердой веры в высочайшие возможности человеческой природы. Смирение укоренено в религиозном чувстве.

Глава 1. Великодушие. Устремлённость к великому

Человек, который не стремится к величию души – ничтожество.

Андрей Арсеньевич Тарковский

Лидеры великодушны: они осознают полноту своего достоинства и своего таланта, и утверждают её в делах. Они мечтают смело, и неизменно превращают свою мечту в миссию.

Слово великодушие происходит от греческого мегалопсихия (от «мéгас» – большой, и «психé» – душа). У древних греков (до Аристотеля) великодушие означает чаще всего щедрость души. Понимание великодушия как щедрости утвердилось во многих культурных традициях, в том числе и в русской традиции.

Ученик Платона Аристотель первый концептуально разработал идею великодушия. Для него великодушие и щедрость – это разные вещи. Аристотель говорит, что великодушен «тот, кто считает себя достойным великого, будучи в действительности достойным его»^[4]. Аристотелевское великодушие связано с чувством собственного достоинства и величия. Великодушие – не инфантильная гордыня, а верное видение самого себя.

В 44 году до н. э. римский философ Цицерон ввёл латинский термин magnanimitas как эквивалент «великодушия-величия». «Великодушию-щедрости» более всего соответствует латинский термин generositas.

В средневековье итальянский философ Фома Аквинский использовал формулу Аристотеля, придав ей новый смысл. Аристотель говорит, что великодушен тот, кто считает себя достойным великого; Фома же говорит, что великодушен тот, кто считает себя достойным совершить великое.

В итоге великодушие как мы его понимаем в лидерстве – это 1) острое осознание своего собственного достоинства; 2) утверждение этого достоинства в конкретных, великих делах.

Крупнейший образец великодушия в XX веке – Александр Исаевич Солженицын. Солженицын – писатель и обличитель лжи. В июле 1945 года на фронте в Восточной Пруссии он был арестован за резкие антисталинские высказывания в письмах к другу детства. Был осуждён на восемь лет исправительно-трудовых лагерей. Вскоре после ареста Солженицын понял смысл и масштаб своей миссии: стать могучим, универсальным голосом миллионов людей, ставших жертвами коммунизма: «Всё напечатаю! Всё выговорю! Весь заряд, накопленный от любянских боксов через степлаговские зимние разводы, за всех удушенных, расстрелянных, изголоданных и замёрзших!»^[5] Солженицын понял, что ему придётся провозглашать истину до тех пор, «пока телёнок шею свернет о дуб, или пока дуб затрещит и свалится. Случай невероятный, но я очень его допускаю»^[6].

Писатель, поставивший себе такую цель, в такое время и в такой стране, – величайший знак надежды для России и всего человечества. Русская поэтесса Ольга Седакова, читавшая Солженицына в самиздате, утверждает: «Этим новым знанием (знанием о «размахе» зла, вызванного коммунизмом), которое могло бы убить неготового человека, сообщение Солженицына никак не исчерпывалось. Оно говорило – самим своим существованием, самим ритмом рассказа – другое: оно давало нам со всей очевидностью пережить, что даже такое зло, во всём своём всеоружии, не всесильно! Вот, что поражало больше всего. Один человек – и вся эта почти космическая машина лжи, тупости, жестокости, уничтожения, заметания всех следов. Вот это поединок. Такое бывает раз в тысячу лет. И в каждой фразе мы слышали, на чьей стороне победа. Победа не триумфаторская, какие только и знал этот режим, – я бы сказала: Пасхальная победа, прошедшая через смерть к воскресению. В повествовании “Архипелага” воскресали люди, превращённые в лагерную пыль, воскресала страна, воскресала правда. (…) Эту взрывающую мирозданье силу воскресения никто, вероятно, так передать не мог. Воскресение правды в человеке – и правды о человеке – из полной невозможности того, чтобы это случилось»^[7].

Великодушие Солженицына многогранно:

– Уникальное чувство миссии. «Я хотел стать памятью народа, который постигла большая беда». (Александр Солженицын)

– Острое чувство собственного достоинства. Солженицын обладал острым чувством собственного достоинства в те времена, когда советское тоталитарное государство это достоинство подавляло в каждом человеке и до невиданной раньше степени. Это чувство собственного достоинства позволяло Солженицыну оставаться совершенно спокойным при гнуснейшей клевете, пущенной против него как советской властью, так и западными либералами.

– Величие вдохновляющее. «Самые проницательные и художественно одарённые современники Солженицына, восхищаясь им как писателем, не скрывали своего потрясения от знакомства с Солженицыным-человеком. Первой, кажется, разглядела его особую природу Анна Ахматова. “Свето-но-сец!.. Мы и забыли, что такие люди бывают… Поразительный человек… Огромный человек…” Ещё не были написаны “Архипелаг”, “Красное Колесо”, не случилось второго ареста и изгнания, но Ахматова все угадала»^[8]. (Людмила Сараскина, писатель)

– Величие возвышающее. «Носитель – не культуры, не учения. Нет. Самой России… Живя с ним (даже только два дня), чувствуешь себя маленьким, скованным благополучием, ненужными заботами и интересами (…). Величие Солженицына: он дает масштаб, и, проведя с ним один день, снова начинаешь ужасаться торжеству маленького в мире, слепоте, предвзятости и т. д.»^[9]. (Прот. Александр Шмеман, богослов, ректор Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке)

– Величие пугающее. «Он – мера. Я знаю писателей, которые отмечают его заслуги, достоинства, но признать его не могут, боятся. В свете Солженицына они принимают свои естественные масштабы, а они могут и испугать»^[10]. (Александр Твардовский, русский советский писатель, поэт, журналист. Главный редактор журнала «Новый мир»).

– Величие ответственное. «Я не имел права считаться с личной точкой зрения и чтó обо мне подумают (…), а лишь из того исходить постоянно, что я – не я, и моя литературная судьба – не моя, а всех тех миллионов, кто не доцарапал, не дошептал, не дохрипел своей тюремной судьбы, своих лагерных открытий»^[11]. (Александр Солженицын)

– Величие смиренное. «У Солженицына несомненное сознание своей миссии, но именно из этой несомненности – подлинное смирение (…). Рядом с тобою – человек, принявший всё бремя служения, целиком отдавший себя»^[12]. (Прот. Александр Шмеман)

Религия, как и литература, знает людей, вдохновлённых великодушным видением. Святой Хосемария Эскривá основал католическую организацию Опус Деи (Opus Dei, Дело Божие)^[13] в 1928 году, в те времена, когда святость рассматривалась как привилегия немногих избранных – священников и монахов. Эскрива же считал, что каждый христианин призван к полноте любви. Он настаивал на том, что христиане-миряне либо достигают святости посредством усердного исполнения своих профессиональных, семейных, социальных и религиозных обзанностей, либо не достигают её вовсе. «Эскрива говорит, что быть христианином не значит жить, как обыватель, как мещанин, как язычник и лишь в воскресенье на пару часов где-то возноситься духом. Быть христианином, значит быть им всегда, повседневно, в самых обычных ситуациях и вещах»^[14]. Это слова о. Александра Меня, православного священника и мученика.

Эскрива видел в труде первозданное призвание каждого человека к творчеству и сотворчеству с Богом. «Эскрива, – пишет поэт Александр Зорин, – опровергает навязчивый стереотип, что семья и работа – замкнутый круг, из которого человек в конце концов якобы выпадает, как отстрелянная гильза»^[15].

В истории христианской Церкви мало кто продвигал достоинство мирян с такой силой и эффективностью, как это сделал Хосемария Эскрива. Основатель Дела Божия – воплощение великодушия в религиозной сфере.

Хотя многие деятели Католической Церкви считали Эскриву при его жизни еретиком и сумасбродом, множество людей по всему миру вняли его призыву к всеобщей святости. Полмиллиона паломников ожидало его причисления к лику святых 6 октября 2002 года на площади св. Петра в Риме.

В бизнесе, не меньше чем в литературе или религии, встречаются люди с великодушным закалом.

Триста лет назад английский памфлетист Бернард Мандевилль положил начало довольно распространённому мнению, что бизнес – дело грязное, но необходимое. Он утверждал, что частные пороки (жадность и зависть) способствуют общему благоденствию, поскольку стимулируют предпринимательство: «По отдельности – ад, в целом – рай»^[16].

На самом деле, бизнесом занимаются не только жадные и завистливые люди. Для многих честных коммерсантов прибыль – условие, а не цель бизнеса. Цель – достижение личностного и организационного величия.

Был ли великим человеком Джон Рокфеллер, который поднялся от должности клерка в торговом доме до положения одного из самых богатых людей США? Был ли великим человеком Эндрю Карнеги, начавший карьеру в качестве рабочего на хлопковой фабрике за один доллар в неделю и ставший первым стальным магнатом в стране? Сомневаюсь. Рокфеллер и Карнеги – люди, сделавшие себя сами. Но сделать себя самому – одно, а практиковать великодушие – совсем другое. Правда, Рокфеллер и Карнеги – щедрые филантропы. Но мы уже знаем, что щедрость и великодушие – это разные вещи. Великодушие – это нечто большее, чем подпись на многомиллионном чеке; это скорее способность принести в дар самого себя.

В отличие от Рокфеллера и Карнеги, Дарвин Смит – наглядный пример великодушия в корпоративной жизни^[17]. В 1971 году Смит стал генеральным директором компании «Кимберли-Кларк», акции которой упали на 40 % по сравнению с предыдущим 20-летним периодом, поскольку её основной бизнес – производство мелованной бумаги – приносил все меньше и меньше прибыли.

Смит пришёл к выводу, что у мелованной бумаги нет будущего, и принял самое драматическое решение в истории компании – продать все заводы. Он бросил весь доход на потребительский бизнес, инвестируя в торговые марки «Хаггиз» и «Клинекс». Смит понимал: конкуренция со всемирно известными гигантами, такими, как «Проктер & Гэмбл» и «Скотт Пэйпер», заставит сотрудников компании работать лучше, творить больше и личностно расти. Смит сжёг все мосты и пошёл вперёд.

Журналисты предсказывали скорое банкротство фирмы. Но Смит продолжал работать, преобразуя умирающего промышленного гиганта в ведущую мировую компанию по производству потребительской бумаги. Скоро фирма стала приносить прибыль в 4 раза превышающую среднюю рыночную, далеко превосходя всех конкурентов.

Повернуться спиной к столетней истории корпорации и рискнуть всем ради её величия и величия её сотрудников – это великодушное, подлинное лидерство.

Обратимся сейчас к примеру великодушных политиков, основавших Европейский Союз, – Робера Шумана, Конрада Аденауэра и Альчиде Де Гаспери. Они понимали, что ключ к преодолению многовековых разрушительных для Европы войн, заключался в слиянии национальных интересов, а не в традиционном международном сотрудничестве. Это была благородная, но крайне смелая для того времени идея.

Робер Шуман, французский министр иностранных дел, узрел во франко-немецкой дружбе фундаментальное условие эффективного осуществления будущего европейского проекта. В то время, когда большинство французов продолжало считать Германию врагом и потенциальным агрессором, Шуман, который сам побывал в застенках гестапо, сумел преодолеть тяжёлое франко-немецкое историческое наследие.

Он говорил: «Европа не должна упустить подсказки судьбы». И 9 мая 1950 года он уловил момент: он официально предложил в «Декларации Шумана» объединить металлургическую, железорудную и угледобывающую промышленность Франции и Западной Германии. Реализация этого предложения привела к созданию Европейского объединения угля и стали, предшественника Европейского союза. В своей «Декларации» Шуман говорил: «Европу не получится создать в один момент или на основании одного-единственного плана. Она будет строиться на основе конкретных достижений, с которых начнётся построение фактической солидарности (…). Объединение производства угля и стали изменит судьбы тех регионов, которые с давних времён занимались производством боеприпасов, от которых они сами чаще всего и страдали».

Шуман обладал видением единой Европы в тот день и в ту эпоху, когда во Франции трудно было иметь вообще какое бы то ни было видение. «Сильная и смелая инициатива Робера Шумана была актом чрезвычайной значимости, – писал Конрад Аденауэр, первый федеральный канцлер Германии. – Благодаря своему благоразумию и великодушию, Шуман заложил основы для примирения между Францией и Германией и для создания единой Европы».^[18]

Шуман скончался в 1963 году. Он не может нести ответственность за то, что с конца 1980-х годов политика ЕС в сфере социальной нравственности представляет собой отказ от всех принципов, которых до сих пор придерживалось человечество. Европейский Союз, как и Соединённые Штаты Америки, давно уже предал своих «отцов основателей».

Невозможно говорить о великодушии в политике, не упоминая Петра Аркадьевича Столыпина, премьер-министра Николая II. После отмены крепостного права крестьяне, получившие свободу, не стали полноправными владельцами земли. Земля была общей, и община на своих сходках регулярно устраивала передел земель – перераспределение участков в зависимости от благосостояния семьи, количества едоков, качества почвы. Целью реформы Столыпина было создание в течение 20 лет слоя состоятельных крестьян-собственников. «Надо дать крестьянину власть над землей, надо избавить его от кабалы отживающего общинного строя!» Реформа вызвала резкое сопротивление могущественных землевладельцев, да и социалистов, которые не желали видеть, как царь осуществляет реформу в пользу того электората, чьим недовольством они сами хотели воспользоваться. Царь отмежевался от своего премьер-министра. Петр Аркадьевич вёл борьбу в одиночестве, пока его не убил Дмитрий Богров, тёмная личность, связанная и с террористами, и с царской охранкой.

Другим блестящим образцом великодушия в политике был Карл I, последний император Австро-Венгрии. Он взошёл на трон в 1916 году в возрасте 29 лет. Шла Первая мировая война. Карл сразу предложил мир. Анатоль Франс, знаменитый французский политик и литератор, писал: «Император Карл предложил мир. Он был единственным честным человеком, занимавшим важный пост во время войны, но его не послушали. Он искренне желал мира, и поэтому все ненавидели его».^[19]

Если бы Карла послушали, история ХХ века выглядела бы совсем иначе.

В момент вспышки всеобщей ненависти Карл запретил австро-венгерским войскам употреблять отравляющие газы. В апреле 1917 года он узнал о плане немецкого командования вывести Россию из войны, послав туда Ленина и других большевиков, находящихся в изгнании в Швейцарии, с целью подстрекательства к революции. Карл резко воспротивился этому плану и отказался пропустить поезд с Лениным и его окружением через австрийскую границу. Встретив отпор, немецкое правительство послало поезд через Германию, Швецию и Финляндию. Годы спустя императрица Зита сказала, что её муж отказался действовать по отношению к русскому народу «несправедливо и безответственно».

11 ноября 1918 года Карла заставили отречься от престола. Его сослали с семьёй на остров Мадейра, где в 1922 году он умер от воспаления лёгких.

Жером Лежён, французский генетик, – пример великодушия в науке. Открыв в 1958 году причину синдрома Дауна, он научил тысячи родителей любить своих детей такими, какие они есть. Он продвигал «культуру жизни» на фоне преобладающей в то время на Западе «культуры смерти» – аборта и эвтаназии.

Лежён был вдохновителем движения в защиту человеческой жизни в Европе и Соединенных Штатах. Он отстаивал достоинство человека в то время, когда парламенты и трибуналы узурпировали божественное право определять, кто будет жить, а кто должен умереть.

Лежён защищал нерождённого ребенка с точки зрения науки. Он говорил: «Жизнь – не желание, а факт (…). Генетика доказывает, что в тот самый момент, когда яйцеклетка оплодотворяется сперматозоидом, вся генетическая информация, определяющая будущего индивида, уже целиком вписана в первую клетку. Никакая новая информация не поступает в яйцеклетку ни на одной стадии после её оплодотворения (…). Если закон настолько ошибочен, что заявляет, будто эмбриональное человеческое существо не является человеческим существом, то это не закон, а грубое манипулирование общественным мнением. Никто не обязан принимать выводы науки. Кто-то может сказать: “Я отвергаю всякое научное открытие, я предпочитаю быть не знающим”. Это определённая точка зрения. Я бы даже сказал, что это политкорректная точка зрения во многих странах, но это точка зрения мракобесов, а мракобесия наука терпеть не может».^[20]

Голос Лежёна был услышан. Когда в 1989 году бельгийский парламент собирался декриминализовать аборты, король Бодуэн предпочел отречься от престола, нежели подписать закон, легализующий убийство. Бернард Натансон, основавший в 1969 году «Национальную Лигу по защите права на аборт», 10 лет спустя признал своё заблуждение: «Аборт, – говорил он, – это самый одиозный холокост в истории Соединенных Штатов». Король Бодуэн и доктор Натансон были хорошо знакомы с работами Лежёна, великого лидера XX века в сфере науки^[21].

Солженицын, Эскрива, Смит, Шуман, Столыпин, Лежён – это масштабные личности. Их масштабность духовна и нравственна.

Ограниченные, мелочные люди не могут представить себе великое. Вспомним Ивáнова в пьесе Чехова. Он дает совет, в котором ярко высвечивается весь объём его малодушия: «Вы, милый друг, кончили курс только в прошлом году, ещё молоды и бодры, а мне тридцать пять. Я имею право вам советовать. Не женитесь вы ни на еврейках, ни на психопатках, ни на синих чулках, а выбирайте себе что-нибудь заурядное, серенькое, без ярких красок, без лишних звуков. Вообще всю жизнь стройте по шаблону. Чем серее и монотоннее фон, тем лучше. Голубчик, не воюйте вы в одиночку с тысячами, не сражайтесь с мельницами, не бейтесь лбом о стены. (…) Запритесь себе в свою раковину и делайте своё маленькое, Богом данное дело. (…) Это теплее, честнее и здоровее»^[22].