Разговор со страхом

Дизайнер обложки Виталий Стефанович

© Александр Кох, 2021

© Виталий Стефанович, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0055-9006-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эта история началась в обычный, ничем не примечательный пятничный вечер. Стрелки часов лениво предпринимали тщетные попытки двигаться быстрее, но после обеда неизменно впадали в оцепенелый транс. Сотрудники продолжали ходить и совершать некие действия, но происходило все это в режиме автопилота. Я не был исключением. Пальцы механически печатали отчет, глаза блуждали между часами и клавиатурой, желудок предвкушал ужин, а душа была где-то далеко. Где – я не брался определить. Лень.

– «Лень – двигатель прогресса! Пульт от телевизора, микроволновка – всего этого не было бы, если бы человеком не двигала лень!» – говаривал наш начальник, любивший пофилософствовать по самым незначительным поводам. Не знаю, может, лень и двигает человеком, но явно не тем, который все это наизобретал. Скорее, это понятие ближе тому, кто всё это приобретает.

Поразительно, как легко голова переключается на что-то бесполезное: на рассуждения, на пейзаж за окном, на очередное оповещение в телефоне – лишь бы не работать. Интересно, так у всех происходит или только у тех, кому всё осточертело?

И вот – последнее нажатие клавиши, отчёт готов (пусть никто его толком и не прочитает, но я же писал его не для чтения, а для зарплаты), стрелки часов достигли заветной отметки, и – свобода! Наконец-то можно пересесть с рабочего компьютера за домашний! Не это ли апогей мечты, лелеемой всю неделю?

Ехал в автобусе, отгородившись от всех наушниками и представляя себя героем клипа, беззвучно подпевая или просто уходя в себя. Странное дело: громкость музыки в твоих ушах не показатель того, что ты слышишь песню. Думаете, наушники изобрели, чтобы слушать? Как бы не так! Их придумали, чтобы не слышать. Идея замечательная: ты не слышишь не относящихся к тебе разговоров, детских криков, шума машин и прочих неприятных звуков. Правда, вместе с этим перестаёшь слышать и шум дождя, шелест листьев и даже просто тишину. Но кого это волнует? Всё отвлекает, ничего не хочется, всё мешает. Видимо, природа уже тоже в числе отвлекающих нас факторов. От чего отвлекающих?

Моя остановка. Переполненный автобус с наслаждением выплюнул меня и ещё нескольких человек, и деловито укатил. Справедливо. У каждого свои дела. Даже у автобуса. Чем я хуже?

По дороге домой зашел в супермаркет. Раньше магазины были, а сейчас все с приставками «супер» -«гипер» -«мега». Приятно. С такими приставками уже в простой магазинчик приходить как-то несолидно. Даже если ты по старинке покупаешь самую обыкновенную колбасу с добавлением мяса, батон с добавлением муки и молоко, хранящееся месяцами. Всё только натуральное. Другого нам не предлагают.

Купив всё самое необходимое для ужина, побрёл домой. Мимо соседей, пожилой пары вечно орущих друг на друга супругов, проследовал спокойно, как крейсер. Ни один мускул не дрогнул на моём лице, благо наушники были на месте. Подумать только, сколько себя помню, она кричит, что он бессердечная скотина, он – что она мокрая курица. Он пьёт и бьёт, она кричит и изменяет, и оба грозятся друг от друга уйти. Сначала разойтись мешали общие дети, потом – общая жилплощадь. Так и живут, превращая соседей то в слушателей, то в зрителей бесконечной мыльной оперы. И никаких сериалов не нужно.

Поворот ключа – и я в своей квартирке, маленькой, но хорошей. Привычный небольшой беспорядок радушно встретил меня, заключив в тёплые объятия. Наконец-то дома! Кот, неспешно идущий на кухню, удостоил меня коротким взглядом и, не сбавляя шага, продолжил свой путь. «Да, – согласился я с котом – ужин будет нелишним».

Предложив коту корм (именно предложив, потому что кот вёл себя так, что ему можно было только предлагать или подавать), я занялся приготовлением своего ужина, на ходу включив телевизор. Возможно, если бы Сэр (так я назвал кота, о чём уже тысячу раз пожалел) умел разговаривать, я бы давно избавился от этого сплюснутого черного ящика. Те, кто в нем мельтешат, или намеренно веселые, или поверхностно циничные, или просто недостаточно одетые. Очередной гость какой-то программы что-то рассказывал о своих желаниях, а ведущий старательно пытался изобразить на своем лице интерес, но постоянно перебивал.

– Зачем становиться ведущим, если не умеешь слушать? – обратился я к коту. По всей вероятности, их сиятельство со мной согласились, но разобрать было трудно – отвернувшись, он ел корм.

– Всем так нравится говорить, – продолжил я свою мысль – что слушают уже только себя, на других нет времени. Понимаете меня, Сэр?

Кот понимающе уснул.

Вот и поговорили.

Телевизор продолжал вещать, допытываясь, чего же кто-то хочет. Причём участники программы делали это все громче и громче, до такой степени, что слушать это безобразие положительно не хотелось. У меня на такой случай соседи есть, благо они свои концерты устраивают с уверенной периодичностью. Как будто если ты орешь, тебя начнут лучше слышать и понимать. Если бы всё решалось так просто! Чаще всего, когда на тебя орут, ты сам себя уже не слышишь, и чтобы вновь услышать, начинаешь орать в ответ.

Выключил телевизор и стал есть в тишине. Непривычное чувство. Обычно либо комп, либо телефон, а тут – тишина. Только я и еда. Вот так раньше люди и питались – без посторонних еде звуков. Интересно… В тишине вдруг как-то по-новому заработала голова. Появилось время подумать. Обычно за тебя это делают ведущие, блогеры и соцсети, а тут ты сам. Интересно попробовать!

Что-бишь в голове вертится? А-а-а, вспомнил! Навязчивый вопрос из телеящика «чего же ты хочешь?» Действительно, чего я хочу? В обычной жизни как-то не находится время на подобные вопросы. Работа, дом, магазин, интернет, душ, кровать. В таком плотном графике трудно уместиться мыслям, что тут говорить про желания. Может быть, денег? Они уж точно будут не лишними. Но это же не все, чего мне хочется, да? Надо найти что-то помасштабнее, позабористей, такое, чтоб за душу брало. Что бы это могло быть?

Жизнь, желания… Вертится что-то в голове, не пойму… Разобраться со своей жизнью! Точно! Классная мысль! Хотя… Тупиковая какая-то идея. «Разобраться со своей жизнью!» Что ты будешь разбирать? Как? К чему это приведет?

Вперив взгляд в неприветливое небо вечернего города, я пытался разложить по полкам хаотично выскакивавшие мысли, которые кричали о разном и разбегались по углам при моих слабых попытках призвать их к порядку.

Мои тщетные усилия были прерваны чьим-то покашливанием. Я вздрогнул. Вроде кашель как кашель, но… Было в нём что-то несоседское, нечерезстеночное – больно близко раздался.

– Эй – сказал я полушепотом, надеясь не услышать ответ. Тишина. Может, всё-таки показалось?

– Есть кто? – чуть смелее спросил я.

Молчание. Я выглянул в прихожую. Никого. Ещё осмелев, я вошел в комнату, включил свет – и на этом моей смелости пришел конец. Я обмер. В моём любимом кресле сидел какой-то мужик и читал газету.

– Ну ты подумай, – заявил он, не поднимая глаз – как только что-то в стране происходит, сразу пенсии поднимают.

Я стоял как пришибленный, чувствуя полнейшую беспомощность рук, ног и языка, не в силах ни шелохнуться, ни закричать. Сказать, что мне стало страшно – значит не сказать ничего. Я в полной мере, каждой клеточкой своего тела ощутил, что такое парализующий ужас. Наверное, то же самое испытывает кролик, глядящий на удава: обычно быстрый и юркий, он в полнейшем бездействии встречает свою бесславную участь, становясь зрителем собственной смерти – балом безраздельно начинает править удав.

– Чего застыл, как неродной? Проходи, присаживайся, чувствуй себя как дома.

Голос человека, сидящего в кресле, вывел мои ноги из обездвиженности, после чего они донесли меня до дивана. Именно ноги донесли, а не сам дошел – ничего, кроме ног, я не ощущал. Я сел, неотрывно глядя на него. Он неспешно сложил газету, отложил ее на журнальный столик и с ехидной улыбочкой уставился на меня.

– Вы… кто? – запинаясь, выдавил из себя я.

– Страх твой – спокойно ответил он.

– В смысле?

– В прямом.

– Что за ерунда – опешил я, – так не бывает!

– А зачем, по-твоему, я сюда явился? Грабить тебя? Смешно.

– Но может…

– …убить? Нет, приятель, ты мне живой нужен.

– Зачем? – испуганно спросил я.

– Ты думаешь, от тебя мертвого будет больше пользы? Возможно, ты и прав – с издевательской задумчивостью протянул он. – Но – извини, дружище, не моя юрисдикция. С трупами не работаю.

– Так зачем вы сюда пришли?

– Чтобы куда-то прийти, надо сначала оттуда выйти, а я никуда не уходил. Всегда был рядом с тобой, как самый преданный и закадычный друг. Куда ты – туда и я.

– Но раньше… – начал я.

– То, что ты меня раньше не видел, ещё не значит, что меня не было. А сейчас я просто решил исполнить твое желание.

– Какое к чёрту желание?

– Ну как же – «разобраться со своей жизнью». Ты же этого хотел, да?

– Откуда вы… откуда вы знаете об этом?

– Да я всё про тебя знаю, гораздо лучше, чем ты сам. Ну, пойми ты, наконец: я не вор и не маньяк, я – твой Страх. Хочешь доказательств, Фома неверующий? Как скажешь.

После этих слов он исчез. Пропал. Растворился в воздухе. Как будто ничего и не было. Я ошалело уставился на кресло, не понимая, что это было: сон, явь, галлюцинация… Хрень какая-то.

– Хрень у тебя в голове, приятель.

Я завертел головой в поисках загадочного пришельца, но его нигде не было. Голос доносился из ниоткуда. Не самое приятное ощущение.

– Вы где? – спросил я.

– Ну что, убедился, наконец? Для того, чтобы быть с тобой рядом, мне не обязательно показываться тебе на глаза.

– Простите, вы не могли бы… ну… чтоб видеть…

– Некомфортно, да? Я понимаю – с издевательским сочувствием сказал он, вновь появившись в кресле так же внезапно, как и исчез.

– В следующий раз – сказал он, – ты подумаешь, и крепко подумаешь, перед тем, как чего-то захотеть. Берегись своих желаний!

– Что же мне теперь делать?

– Боюсь, что это не моя проблема – заявил Страх. – Часть твоего желания я выполнил, а дальше – выплывай, как знаешь.

Меня начало выводить из себя его издевательское спокойствие и наглая улыбочка с ехидцей.

– В таком случае я знаю, что делать. Убирайтесь отсюда!

– Ты такой милый, когда сердишься – умильно сложив бровки домиком, сказал он. – Ты мне нравишься, парень.

– Я, кажется, доступно объясняю? Пошёл вон отсюда!

– Наконец-то мы перешли на «ты».

Он с улыбкой взял газету и развернул ее, заслонившись от меня. Это стало последней каплей. Я вырвал у него газету, швырнул в сторону, и хотел было схватить его за грудки, но мои пальцы скользнули по обивке кресла, пройдя то ли сквозь него, то ли рядом. В тот же миг он вскочил, вцепился мне в горло и, не ослабляя хватки, впечатал в стену. Я пытался бороться, но мои руки ловили только воздух.

– Что такое? – участливо спросил он. – Возникли небольшие трудности, да?

– Да – просипел я. Воздуха становилось все меньше.

– Это случается – ласково сказал он. – Бьёшься, пытаешься – и ничего не выходит. Печально. Сочувствую. Может, я могу что-то сделать для тебя?

Я кивнул и показал на шею. В глазах у меня начинало темнеть.

– Ах, это! – воскликнул он. – Это – пожалуйста. Хотя… Нет. Если ты снова на меня набросишься, что мне делать?

Я отчаянно замотал головой.

– Что такое? Ты что-то хочешь сказать? Так говори. Что? Плохо слышно.

– Не наброшусь – прошелестел я.

– Это хорошо – радостно сказал он. – Только знаешь – чего-то мне не достаёт во всём этом.

Я попытался изобразить вопросительный взгляд.

– Чего не хватает? Даже не знаю… Как-то ты повел себя так… Нехорошо, что ли. Мне вот неприятно сейчас, кошки скребут на душе. А я натура тонкая, чувствительная, к такому обращению не привыкшая. Что мне теперь делать?

Страх смотрел в окно, но краем глаза следил за моей реакцией.

– Прости – одними губами сказал я.

– Что? – он с интересом взглянул на меня.

– Прости – чуть громче пропищал я.

– Ты не поверишь – полегчало – весело сказал он, потрепал меня по щеке и наконец-то разжал свои пальцы. Тут же я сполз по стеночке на пол, попеременно откашливаясь и ловя ртом воздух.

– Вежливость, вежливость и ещё раз вежливость – вот кредо общения между порядочными людьми, не находишь?

– Сдаётся мне, что человеком тебя можно назвать с большой натяжкой.

– Это уже детали. Главное – урок ты усвоил.

– Какой урок я должен был усвоить?

– Что кулаками делу не поможешь. Глупо применять силу к тому, кто сильнее тебя.

– Подожди-ка. Вот с этого момента поподробнее, пожалуйста. Ты ведь мой Страх, верно?

– А чей же ещё? Ты видишь здесь ещё кого-то, кому я могу принадлежать?

– Как же получается, что то, что принадлежит…

– Аксессуар – Страх с любопытством смотрел на меня.

– Хорошо, аксессуар. Как получается, что аксессуар сильнее своего владельца?

– Ну, это вообще элементарный вопрос. Есть у тебя, положим, телефон. Хорошая, казалось бы, штука: сообщения там, звонки всякие, всегда на связи, интернет опять же таки. И ты хозяин этой вещицы. До того момента, пока он не запиликает. А дальше ты следуешь тому, что он советует: читаешь, просматриваешь, листаешь, отвечаешь. И далеко не всегда ты делаешь это, когда хочешь. Раздался «пилик» – как приказ, и ты бежишь его исполнять. Кто написал, кто позвонил, что случилось в мире за те долгие пять минут, на которые ты отлучился от телефона – каждый раз твоя рука тянется к нему после очередного мелодичного «пилик» -приказа. А если приказов какое-то время не поступает, ты в беспокойстве хватаешь свой аксессуар: «Что такое? Обо мне все забыли, что ли? Что делать?» – и начинаешь напоминать миру о себе бесконечными лайками, репостами и прочей интернетовской шелухой. Ты же хозяин своего телефона? Формально – да. А на деле? Так-то, приятель.

– Вот тебе ещё примерчик для пущего сравнения – продолжал Страх. – Твоё тело. Оно ведь твоё, так? Ты владеешь им безраздельно и распоряжаешься по своему усмотрению. Ровно до того момента, пока оно не заболит. Теперь уже тело владеет тобой: мыслями, чувствами и что там у тебя ещё есть? Вот и выходит: иногда ты владеешь своим телом, а иногда оно владеет тобой. И вот ты из владельца постепенно превращаешься в собственность. И чем многофункциональней твой аксессуар, тем масштабнее он влияет на то, как ты живёшь: с телефоном в руке, с болью в животе или со страхом – с улыбкой закончил он.

– Подожди, вот говорят же: «Надо бороться со своими страхами»…

Он посмотрел на меня как на ребенка, пытающегося съесть куличик из песка.

– Ты вообще где это слышал? В телевизоре? Выбрось. В интернете прочитал? Думать надо головой, а не гуглом. Ты хоть иногда включай её, когда слышишь подобный бред. Как можно бороться с тем, что сильнее тебя? Это то же самое, если бы ты с голыми руками вышел на динозавра размером с десятиэтажный дом и кричал ему: «Сдавайся! Ты в плену!» И чего это ты так рьяно хочешь от меня избавиться? Только встретились, познакомились, а ты уже ищешь способы прогнать меня взашей.

– Ну, вообще-то, не совсем комфортно находиться рядом с тобой.

– Ой-ой-ой. Всю жизнь, значит, было комфортно, а сейчас – ох, ах, неудобно, неприятно! Тьфу! Что за лицемерие такое!

– Поставь себя на моё место…

– Что за эгоизм! Я здесь не для того, чтобы ставить себя на твоё место.

– А для чего ты здесь?

– Видать, я тебя об стенку крепенько приложил. Память отшибло? Я же сказал: помочь разобраться тебе со своей жизнью. Всё как просил.

– Между прочим, я не просил, чтобы ко мне в дом вваливалось непонятное существо.

– Ты в следующий раз как просить будешь, желание конкретизируй: хочу вот это, но на своих условиях.

– Волшебник хренов… Я и без твоей помощи могу разобраться со своей жизнью!

– Какая самонадеянность…

– Ты мне для этого совершенно не нужен!

– А чего ты передо мной распинаешься? Действуй, я тебе не мешаю.

– Мешаешь!

– Чем?

– Своим присутствием!

– Здесь ещё и кот присутствует. Он тебе тоже мешает? У тебя если кишка тонка разобраться с тем, что ты хочешь, так ты прямо об этом и говори, а не ищи виноватых. Вот ты сейчас ручонками машешь, ножками сучишь, кричишь, суетишься, а дело стоит. Кто в этом виноват? Неужели, я?

– А почему я?

– А потому что жизнь твоя. Не моя, не кота, не Иван Иваныча, а твоя. И она почти вся зависит от тех решений, которые ты принимаешь или не принимаешь. Сейчас ты принял решение покричать и помахать ручонками. Хорошо. Тебе это поможет решить твою проблему? Боюсь, что нет. Так чем ты сейчас занимаешься? Решением проблемы или поисками виноватых в том, что ты не можешь её решить?

Я стоял как оплеванный. Сказать было нечего, кроме того, что он прав. С чего же начать свои поиски? Желание, высказанное вскользь, и представлявшееся мне до этого чем-то чрезвычайно абстрактным, вдруг обрело конкретные формы и вынуждало меня действовать. А к этому я оказался совершенно не готов. Одно дело – высказать свое желание, и совсем другое – самому же прикладывать усилия для его исполнения. Сейчас я впервые задумался об этом. Мы все так смелы в своих фантазиях, и так робки в своих действиях, несоизмеримых с масштабом поставленной цели, что становится не по себе. Сколько желаний оказалось разбито только из-за того, что не рассчитал силы на их осуществление! В фантазии всё так легко и просто именно потому, что она совершенно не учитывает процесс своей реализации. А с учётом процесса, это уже не мечта, а жизнь. Готов ли я к ней?

– Я не знаю, с чего мне начать – беспомощно сказал я.

– Так ты уже начал, разве не заметил? Конечно, думать не так просто и приятно, как руками размахивать, но более действенно.

– Куда меня это приведёт?..

– Видишь, мне даже рта раскрывать не надо. Ты сам прекрасно справляешься с моими функциями.

– То есть?

– Какое имеет значение, куда тебя приведут твои мысли? В любом случае, ничего плохого с тобой не случится. Но вместо того, чтобы просто идти, ты начинаешь сам себе выставлять блокпосты. Ты ещё ничего не сделал, а границы уже нарисовал. Куда идти? Как идти? Сколько идти? А что будет, если пойти? Пройдёшь первую такую мыслишку, вторую, а на третьей засыплешься и по итогу вернёшься туда, где начал.

– Но не могу же я просто идти и ни о чём не думать?

– Кто тебе это сказал? – Страх внимательно посмотрел на меня. – В этом и есть опасность начала любого пути – попросту его не начать. Ты думаешь, анализируешь, представляешь – в результате силы потрачены, а шаг так и не сделан. Только я тебе уже не дам так поступить, сынок. Ты либо идёшь вперед, либо стоишь на месте – мне наплевать, но ты берёшь на себя ответственность за это дерьмо, а не ищешь отговорки или занимаешься самоуспокоением.

– Что же делать??

– Какая мне разница? Делай что хочешь, жизнь твоя. Только запомни: если она твоя – ты отвечаешь за то, во что она превратилась. А до тех пор твоя жизнь будет принадлежать кому угодно, только не тебе. Мне, другим людям, обстоятельствам – не важно. Но если ты принимаешь решение отдать нам её на откуп, то уж не обессудь. Мы сделаем с ней то, что посчитаем нужным.

– Это каким же образом?

– Самым, что ни на есть, обыкновенным: ты будешь жить по тем правилам, по которым мы тебе позволим. А от правил один шаг до закона – ты выполняешь его, не рассуждая. Удивительно – хмыкнул Страх, – ты уже столько лет живёшь под мою диктовку и даже не замечаешь этого!

– То есть ты хочешь сказать, что сам я ничего не решаю? – с недоверием спросил я.

– Ну, почему же: сходить в туалет, например. Сие деяние лежит исключительно в зоне твоей компетентности.

– Это всё, что ли?

– Да – просто ответил он, пожав плечами.

– Что ты несёшь? Бред. Не может быть! – я в волнении зашагал по комнате. – Я всё делаю сам, ясно тебе?

– Что ж ты так распереживался-то? Для человека, отстаивающего то, во что он искренне верит, ты слишком нервничаешь.

– На что ты намекаешь?

– Я никогда не намекаю, приятель, нет нужды. Я говорю прямо. Если бы ты чувствовал, что я не прав, то не носился бы сейчас по комнате.

– Я и чувствую.

– Значит, плохо чувствуешь. Очередной самообман.

– В чём же он, по-твоему?

– В том, что не принимаешь очевидных вещей.

– То, о чём ты говоришь, мне не кажется очевидным.

– Может, хватит с таким наслаждением обманывать самого себя?

– Что? – я в недоумении уставился на него.

– Мда-а… – протянул Страх. – Видимо, конец рабочей недели плачевно сказывается на твоих интеллектуальных возможностях. Хорошо, давай объясню на пальцах, специально для умственно измочаленных. Ты сейчас чем занимаешься?

– Не соглашаюсь с той белибердой, которую ты несёшь.

– Хорошо. А ещё?

– Больше ничего.

– А вот и неправда. Ещё ты нервничал, когда, как ты говоришь, не соглашался с моей белибердой.

– Допустим.

– Чего ты так нервничал?

– Потому что ты не прав.

– Прекрасно. А если я тебе сейчас скажу, что Земля квадратная, ты тоже разволнуешься и будешь наматывать круги по комнате?

– Нет, конечно!

– Почему? Я же снова буду неправ!

– И что? То, что Земля круглая, касается меня в меньшей степени, чем то, о чём ты говорил.

– Ладно, эгоист, зайдём с другой стороны. Мне кажется, ты агрессивен.

– Я? Ни в малейшей степени!

– Помнишь, как в детстве ты об своего соседа Петеньку лопатку сломал?

– Это было тысячу лет назад. И чуть ли не единственный момент за всю мою жизнь, включая сегодняшний случай. Ты пробрался ко мне в квартиру, а Петька мое ведерко разбил – я засмеялся. – Так что всё по-честному.

– Хорошо, а почему ты сейчас по комнате не забегал?

– А зачем? Ведь я прав – сказал я и осёкся.

– Это я и хотел доказать. Видишь, как просто: ничьи необоснованные обвинения никогда тебя не заденут, а значит, и не заставят нервничать. И совсем другое дело, когда тебе озвучивают то, в чём ты не уверен или сомневаешься. Особенно когда сам себе в этом не признаёшься.

– Хорошо, даже если я соглашусь с тем, что от меня ничего не зависит…

– Сынок, мне кажется, что ты только что сам себе поставил условие.

– Какое?

– «Если я соглашусь» – передразнил Страх. – Можешь не соглашаться, мне-то что за дело? Давай оставим всё как есть: ты в рамках, а я в дамках. Меня устраивает.

Он поудобнее откинулся в кресле.

– А если меня это не устраивает?

– Слишком много «если», приятель. Если соглашусь, если не устраивает… «Я соглашусь играть этот матч, если мне заплатят миллион долларов, дадут лучших в мире игроков, а в соперники поставят «Динамо-Задрищенск». Круто было бы, конечно, правда, сдаётся мне, с такими условиями тебя бы попросту послали. А чем жизнь хуже футбола? Почему она должна принимать твои условия? Запомни, дорогой: чем больше условий ты себе выставляешь, тем меньше шансов начать игру.

– И с кем же я должен играть?

– Меня не устраивает слово «должен». Тебя никто не заставляет и не принуждает. Ты свободен в своём выборе: делай что хочешь, хоть ничего. Я не в накладе.

– Ты не ответил на вопрос.

– Может, сам попробуешь? Или мне до твоей старости всё разжёвывать и в рот класть?

Наступило тягостное молчание. Я не знал, что ответить, мысли водили беспорядочный хоровод у меня в голове, а тишина и присутствие моего гостя давили своей тяжестью. В который раз за сегодняшний вечер я ощутил полнейшую беспомощность. Да, я хотел разобраться со своей жизнью, но даже предположить не мог, что я в ней настолько некомпетентен. Слова, которые говорил мой Страх, летели в меня как пули, и били в самые незащищённые места. Откуда у меня их столько?

– Я не хочу играть. Я хочу жить – после этих слов мне стало чуточку легче. Страх оставался невозмутим.

– Мне казалось, я достаточно неплохо разбираюсь в том, что со мной происходит. Теперь… Теперь я не знаю, что делать. Знаешь, как маленький ребёнок, оставшийся один, без родителей, на оживлённой улице. Он и раньше видел эту улицу, гулял по ней со взрослыми, всё было здорово – и вдруг, стоило убрать лишь одно условие – старших рядом, как становишься жалок и беспомощен. Куда идти? Где искать своих? И хочется просто орать от безысходности, потому что даже прохожим плевать на тебя, они как шли, так и идут по своим делам. Потом родители возвращаются и вроде всё в порядке, но эти чувства – брошенности и ненужности, никуда не уходят, они остаются, просто ты не думаешь о них, забываешь. Но что-то внутри тебя не забудет этого никогда. Сейчас я испытываю нечто подобное.

– С той только разницей, что ты не ребёнок.

– Что-то мне не легче от этого.

– Как думаешь, какая основная разница между тобой и ребёнком?

– Никакой – засмеялся я.

– А если подумать?

– В отличие от ребенка, я смогу найти дорогу домой на незнакомой улице.

– Да, но не это важно. Главное – ты можешь позаботиться о себе сам. Сам, понимаешь? Тебе не нужно ждать, пока кто-то соблаговолит уделить тебе внимание. Ты можешь сделать это самостоятельно, не прибегая к посторонней помощи.

– Звучит обнадёживающе, но если у меня нет сил на самого себя?

– А с чего ты взял, что они есть у других? Даже если есть, почему ты думаешь, что они будет тратить их именно на тебя? Возможно, у них есть дела поважнее, чем ты и твоя унылая физиономия.

– Не особо радостно от этой мысли…

– А ты думал! Добро пожаловать во взрослую жизнь! Сколько выросших мальчиков и девочек бегает в поисках капельки внимания? Ты не одинок в своих стремлениях.

– Но если мне нужен рядом другой человек!

– Для чего? Сопли тебе вытирать? Хорошо, коли сыщется такой человек. А если нет, что тогда? Сядешь на задницу и начнёшь рыдать? Взывать о помощи? Надеяться, что кто-нибудь, увидев твои страдания, расчувствуется и подойдёт?

– Я как-то не думал об этом.

– Так пришла пора подумать, сынок! Очнись! Сними розовые очки! Тебе уже не пять лет! Ты взрослый, более-менее состоявшийся человек, а ведёшь себя как ребёнок! Чем больше надежд ты будешь возлагать на других, тем меньше сил у тебя останется на себя.

– Как такое возможно?

– «Тётя Маша меня пожалеет, дядя Вася мне поможет, сосед Коля мне подскажет, коллега Вика мне подсобит, начальник поймёт, а родители, чуть что, дадут денег». Именно к этому ты сейчас пытаешься свести себя – к жизни среднестатистического неудачника, целиком зависящего если не от окружающих, то от обстоятельств.

– То есть ты ведёшь меня к мысли об абсолютной самостоятельности? – на мгновение мне показалось, что я наконец нашёл уязвимое место в его рассуждениях.

– Любишь же ты бросаться из крайности в крайность. Абсолютной самостоятельностью не обладает даже президент, что уж говорить о вас, простых смертных. Твоя самостоятельность всегда ограничена другими людьми или жизнью. Но – Страх поднял вверх указательный палец, – одно дело, когда эти ограничения естественны, и совсем другое – когда ты создаёшь их сам.

– Не совсем понял – сказал я, слегка разочарованный тем, что он снова не дал мне возможности почувствовать себя хоть в чём-то правым.

– Бывают ситуации объективно выше тебя: смерть, война, эпидемия. Здесь ты вынужден принимать решения в строго заданных жизнью рамках. Можно захотеть сказать близкому, что любишь его, но – увы и ах, поезд ушёл, он умер, ты опоздал. Само собой разумеется, что здесь от тебя ничего не зависит, ты заложник этого обстоятельства, ведь близкого не воскресишь. А вся остальная жизнь – в зоне твоего влияния. Если ты, конечно, захочешь.

– Разве я могу не захотеть влиять на собственную жизнь?

– Ты ещё спрашиваешь? По-моему, именно этим ты занимаешься последние тридцать лет. Единственный, кто полноценно управляет твоей жизнью – это я. Как ты до сих пор не уяснил себе этого?

– Докажи!

– Как ребёнок, честное слово. Докажи мне обратное – и у тебя отпадет необходимость в моих доказательствах.

– Каким образом?

– Сделай что-нибудь сам, без моего участия.

– Например?

Страх внимательно посмотрел на меня и расхохотался.

– Я тронут. С каким упорством ты раз за разом доказываешь мою правоту. Тебе подсказать, что ты умеешь самостоятельно, сынок? Я так понимаю, ты не в силах разобраться без меня даже в этом вопросе – с издевательским сочувствием Страх уставился мне в глаза.

Шах и мат. Уже не первый за сегодняшний вечер. Я чувствовал раздражение к этому типу, столь нахально отслеживающему малейшую мою реакцию, и злость на себя за то, что он переигрывал меня снова и снова, а я не находился, что ответить на все его выпады. Что же делать?

– Включу-ка телевизор – сказал я в надежде поймать его хотя бы на том, что для пользования пультом Страх мне не нужен. В это же мгновение его лицо расплылось в широчайшей деланно-милой улыбке.

– Мне приятно, что ты решил поставить меня в известность об этом. Конечно, включай, я не против.

Я сжал зубы в бессильной злобе.

– Как такое вообще возможно, чёрт возьми?! – почти прокричал я.

Страх лишь заливисто рассмеялся мне в ответ. Это становилось невыносимым. Я быстро вышел из комнаты и направился на балкон, на ходу закуривая сигарету. Открыв окно, высунул лицо в надежде урвать кусочек от ветра или ощутить ночную прохладу, но увы, даже погода сегодня играла не на моей стороне. На балкон просочилась тяжёлая городская духота, умеющая только отнимать, а не давать силы. До боли впился пальцами в подоконник, чтобы унять взбешённое дрожание рук. Я походил на подростка, получившего первую увесистую оплеуху от окружающего мира, редко поощряющего идеализм. Находиться в руках существа, знающего все твои слабости – так себе чувство, по правде говоря. Особенно если до этого не задумывался, сколько их у тебя. Голос Страха вывел меня из задумчивости.

– Может, тебе ещё водочки налить? И накапать туда валерианы? – последнее слово он буквально пропел.

– Скажи, ты так и будешь злить меня? – устало проговорил я.

– Какой ты у нас ранимый, оказывается. Бе-е-едненький! По головке погладить?

– Пошёл ты – обреченно сказал я.

– С удовольствием, но только вместе с тобой.

Я почувствовал, как внутри меня закипает истерический смех, начавший прорываться наружу нервическими переливами, пока не превратился в полноценный хохот, к которому мой гость не без удовольствия присоединился. Отсмеявшись, я заметил, что смотрю на Страх уже не со столь сильным ощущением потерянности себя.

– Что ж, видимо, мне стоит примириться с твоим присутствием.

– Правильное решение – с улыбкой ответил он. – Я же мирюсь с твоим.

– Тебе тоже нелегко со мной?

– В начале было нелегко: надо было подстраиваться под тебя, а теперь, когда уже ты подстраиваешься под меня, мне проще.

– То есть был момент, когда тебя не было?

– Конечно.

– Хорошо бы вернуться туда – мечтательно произнес я, – никто бы не зудел над ухом.

– Хочешь в детство?

– Организуешь туда путешествие?

– К сожалению, нет, но могу помочь тебе стать ещё более немощным.