Мир, в котором я живу… сборник I

© Александр Кузнецов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рассказы и Новеллы

Незнакомка

Туман спускался по крышам домов, вдоль улиц крутился он, окутывая всех, кто торопился этим утром. Люди, словно звезды, вдруг мелькали в его пелене, и потом вновь, прятались под серый плед. Нудный гул автомобилей и шум речных катеров, стремящихся вдоль речных питерских каналов, раскидали мои мысли по проспекту.

А я, легко одетый, в это прохладное, свежее апрельское утро, шёл на станцию метро, чтобы проехать несколько остановок. Потом мне следовало пересесть на автобус, добраться до аэропорта и отправиться прочь из этого города. Моя сумка, висевшая на плечах, подскакивая, слегка ускоряла мой шаг.

И вот, я спустился в метро. Всюду люди. Я остановился, чтобы посмотреть на карту с разноцветными линиями путей. Город мне чужд, поэтому я, а также несколько других зевак, изучали маршрут.

Разобравшись с дальнейшим движением. Я развернулся и в тот момент я увидел девушку. Девушку ли?! Женщину… Мой взгляд, салютом устремился навстречу её зеленым глазам. Всё вокруг исчезло. В считанные секунды я остался один на один с ней. Белый фон вокруг. Ни метро, ни спешащих людей, ни движущихся в противоположные направления эскалаторов, ни проблем изнурявших меня последние годы, ничего. Даже моя спина, на миг обрела крылья, и я вдруг в мысли, как ангел вспорхнул. Морщины на её приятном лице мне не знакомы. Седина её волос гонит в час. Откуда эта женщина?! Из сказки?! Из были! Наши взгляды змеями сплелись воедино, играя, маня из расширяющихся зрачков прошлое. Лунная соната заплакала в моей голове. А женщина-то – моя первая любовь… Настя… Я помню вкус её пухленьких губ. Наш первый поцелуй у ёлки в новый год. Горными реками хлынули в мою голову слова любви и признаний. Корнями сквозь моё тело прорастали мурашки. Сковали меня средь белой пустыни. Школьная любовь – ах, это как «вкус детства». Перед моими глазами дождь. В каждой его капле я вижу зеркало, отражающее всякие моменты того времени. Вот мы пришли на день рождение к нашему однокласснику; вот сидим на лавочке у школы; а в следующей капле, я учу её кататься на коньках; а здесь вот уже постарше, мы в лагере уснули на берегу у реки; первое признание на валентинке и еще, и еще… Капли напомнив о себе, градом отдают в моё сознание. А вокруг меня затягиваются петли времени.

Пройдя мимо меня, она зашла в вагон. Не знаю, узнала ли она. Может сама и не вспомнила, а сердце тогда наверняка в душу стукнуло. Сказало ей: «Настя, узнаешь?!». Но признаться тяжело себе. В голове совсем молодые, другие люди, не мы! Обнимаются, целуют друг друга, тоскуют в расставании и порой ссорятся. А сейчас?! Никто!

 
Тот вкус, что нравился друг в друге, растерян.
Теперь другими мы живем людьми.
Но никогда не можешь быть уверен,
Что не ушел ты от своей судьбы.
 
 
Что звезды помнят о твоем желании,
И что идет все так, как надо нам
И что былые в жизни расставанья,
Всего лишь шаг, а не сердечный шрам.
 

Я тоже зашел в вагон. И наши поезда побежали друг от друга стремительно и навсегда, разрывая этот взгляд, превративший нас в машину времени.

06.01.2015 год

Перед боем

Так получилось, что я, Васильков Андрей Александрович, солдат красной армии. Сейчас в мире идет война, и я стал её узником. Мы все в оковах войны, в страхе и смятении, который она несет в наши дома и наши души.

На улице ночь и завтра на рассвете бой. Как он закончится для нашего батальона известно, разве что, одному Господу, что уж говорить об участи обычного рядового. Будь-то, выиграем мы, али нет, шальная сталь в любом случае летит непредсказуемо.

Сейчас, лёжа в окопе, я думаю о доме. Думаю о Ленке Кузнецовой, с которой мы учились вместе и жили в соседних домах. Я помню, как жутко смущался предложить ей помочь донести портфель до дома. Так неловко было сделать первый шаг, в любви, как и на войне, не знаешь, чем все закончится. Помню её теплые, нежные ладони, когда впервые взял ее за руку, и мы пошли гулять. Была зима, снег хлопьями падал нам на плечи. Я засмотрелся на небо и поскользнулся. Тогда она так смотрела на меня, улыбалась мило. Стеснялась захохотать, ведь первое свидание было. А после вспоминали этот случай и не могли не смеяться. Часто ли сейчас она так радуется, как в те времена?! Живем не в ту мы пору. Она сейчас, кажется, медсестрой в городской больнице работает, а может, и на фронт уже отправили, в какой-нибудь военный госпиталь. Раненых сейчас тысячи. Некому следить за ними, ужас, что творится.

Соседку свою вспомнил, Нину Васильевну, прощенье прошу у нее. Тогда зашел к ней за пару дней до этой внезапной отправки на фронт, попросил книгу почитать, сказал, на днях верну. Не вернул. Может матушка отдаст, но обещал-то я, не правильно это. Авось дома буду еще на этом веку. Сам и отдам.

Думаю о сестренке маленькой, как провожала меня на поезд. Смотрела глазенками своими непонимающими, но до боли тревожными. Эх, Катенька, милая моя. Будь умницей. Я так хочу, чтобы у тебя было все хорошо. Так соскучился по тебе. Ты, наверное, уже совсем большая стала. Полтора года – не малый срок.

Отец, тебя уж нет, но о тебе не могу не думать. Ты боевой офицер и погиб, как герой. Когда я иду в бой мне не страшно умирать только потому, что там, где-то в другом мире, где нет войны и потерь, меня будешь ждать ты. Такой усатый и в своем зеленом кителе сидишь за столом читаешь газету, а я зайду к тебе, сяду рядом, обниму и спрошу: «Бать, как дела?» а ты ответишь: «Как сажа бела!» и улыбнешься, а потом скажешь: «а давай партейку в переводного, Андрюха!»… эх, Господи, царство тебе небесное!

Мам, так холодно сейчас, но твои глаза, твои карие глаза согревают меня в любую стужу, мороз, холод, вьюгу иль хоть какое другое леденящее слух слово. Вот помню, кричала мне, когда я был еще мальцом: «Андрюшка, надень шапку паразит, простудишься!..» А сейчас лежу в драной шинели в окопе. Так хочется узнать, как ты сейчас себя чувствуешь, что делаешь, смотришь ли на звезды? Чувствую – смотришь. Увижу ли еще эти родные глаза, пролившие немало слез на своем веку. Не волнуйся маменька, тебя и Катюшку в обиду не дам. Как вспомню, как отца к небу отправляли, плакала ты тогда, любимая моя, не хочу, чтоб повторялись твои слезы и по мне. Но должен ведь кто-то быть здесь. Кому-то нужно спасать нас от нас.

Как жаль, что войну придумали люди. Иначе бы ей было оправдание. А так гибнут ежедневно сыны и мужья, жены и дети, любовь и надежда, прошлое и будущее, время и основание, счастье и красота… Моя жизнь, как и тысячи других, завтра может оборваться и для мира, человеческого, это меньше чем комариный укус, это просто пропавшая пылинка. Но для семьи я, как и все остальные это история и родня. И наша жизнь – это самое дорогое, что для них может быть на свете. Мы хотим смотреть в глаза живых людей, а не на фотографии, хранимые под сердцем. И если мне завтра суждено увидеть отца, то пусть моя мама и сестренка будут в безопасности, и я погибну здесь не зря. Пусть они не торопятся взглянуть на наши умиротворенные лица. Вдвоем нам будет не так уж скучно.

31.10.2014 год

Кузнецов А. С., Конкурс самодеятельности

Бой

Я не помню, как наступил рассвет. Было ли вообще это явление в тот день?! Не знаю. Но несмываемой краской в моих воспоминаниях написан тогдашний бой. Он словно книга жизни, всегда открыто лежит на рабочем столе моей памяти.

Копченое небо нависло над нашим батальоном. Оно было истерзано бесконечным потоком дыма. Земля, что нами возделана, будто маленькое дитя, дрожала от осадков в виде гранат и пушечных снарядов. Вспышки выстрелов на горизонте раз за разом сбивали с ног кого-то из бойцов, отправляя их далеко-далеко от войны, где нет выстрелов и боли. Некоторые нарочно падали от страха и утыкались лицом прямо в земь, другие просто теряли сознание.

Мы шли на прорыв. Необходимо было откинуть немецкие силы на пару километров назад. Отступать нельзя.

После артобстрела, командир мой, Саша Румяный, подал команду «к бою»! И мы с криками «ура» бежали на противника. Но войско редело, встречая сопротивление на пути. От адреналина, который в тот момент был в сосудах вместо крови, я даже не чувствовал веса винтовки в своих руках. Она стала частью меня. Я старался не думать о страхе, который так и норовил сделать мне подножку. Пули свистели в метре от меня, что казалось, вытяни я руку в сторону и тут же её пронзит острая боль. Крики раздавались со всех сторон. Это были самые разные крики: команды, предсмертные стоны, зовы о помощи. Я видел, как мои товарищи, такие же, как и я, падали замертво.

Не помню, как меня ранили и откуда. Мне казалось, я бежал без устали до конца. Лишь в последний момент, когда я опустил голову, то увидел выжженную траву перед собой и понял, что уже лежу. Даже упав, мне думалось, что я бегу и вот-вот запрыгну во вражескую траншею. Однако тело рядового Василькова, раненое в грудь осколком, раскинулось в жерле битвы, умиротворившись средь бушующего зла. Больше я ничего не помню о том дне, но поверьте, я не хотел бы знать и этого. Ведь леденящим эхом в моей голове навечно звучит пальба и стоны моих товарищей.

19.02.2015 год.

Рак улыбки

Солнце коптило июньский день. Тёплые лучи втаптывали меня в землю. А я, словно река, стремился по улицам города. Зной. В такую погоду хочется прятаться, но тогда, я, почему-то, не мог этого сделать. Меня ждало очередное испытание. Мне слышался шёпот приключения, что внутренним зовом тянул к себе. Я не знал, что это, но я чувствовал, что очередная волна жизни вот-вот обрушит на меня нечто небывалое. Вокруг никого не было. Казалось, город вымер. А мне одному суждено было выжить и скитаться по каменным джунглям. Иногда мою спину облеплял поток жаркого воздуха. Ветер, и тот был в команде, уносящих силы, температур.

Но вот, пройдя почти половину города, я увидел человека. Сначала я подумал, что это статуя. Но такой необычайной профессиональности, что я никак не мог понять, что же её отличает от реального человека. Однако, как только это мужчина сказал мне «здравствуйте», то я, чуть было, не упустил почву из-под ног.

Я ответил ему «добрый день» и внимательнее вгляделся ему в лицо. Меня, конечно, посетила мысль, что я делаю это не очень-то деликатно. И всё же поделать с собой ничего не мог.

Всё смотрел на него и смотрел. Меня беспокоило, что в лице этого человека явно чего-то не хватает. Он был уже не молод. Точный его возраст определить было сложно.

Мужчина, наконец, не выдержав мой наглый взгляд, сказал: «Вам, молодой человек, не стоит себя слишком-то утруждать, чтобы понять, что же не так в моём лице. «Но как вы догадались?» – спросил я. В ответ он цокнул языком и сказал: «Ну, если же не учитывать во внимание вашу бестактность и сверлящие глаза, то вы далеко не первый, кто таким образом рассматривает меня.» Я поморщил лоб и спросил: «Так раскройте же мне эту тайну, откройте для меня этот занавес неведения!»

Он сделал жест рукой, чтобы я подошёл, а потом тихо заговорил: «Понимаете, хотите верьте или нет, но у меня рак улыбки! А отсюда вам и кажется, что что-то не в порядке. У меня нету даже мимических морщин, которые людям приносил их улыбка.»

Я был в растерянности. Даже не знал, что можно ему ответить. Меня словно осыпали снегом в этот пепелящий день. «Рак улыбки?» – сомневаясь, я задал вопрос. Он в ответ кивнул головой. «Но, но разве такое возможно?!» – не унимался я. А мужчина продолжал с серьезным лицом отвечать и смотреть на меня, не улыбаясь даже глазами. Он был очень серьезен, и мне было совсем не ведомо, что сделать, чтобы его рассмешить. «А вы смотрели хорошие комедии?» – поинтересовался я. Он утвердительно сказал: «Да, я смотрел много хороших комедий…» Мы присели на лавочку у входа в большой магазин. И я спросил: «И вы не смеялись, когда смотрели их?» В ответ на что, он покосился на меня и сказал: «А вы, молодой человек, забыв дома тетрадь, пишете в ней, придя на урок?» Я тогда, не совсем поняв, ответил: «Как же я могу писать в той тетради, которую забыл?!» Он похлопал меня по плечу и сказал: «Браво! Но ведь вы можете запоминать, что вам расскажут на уроке?!» «Вполне» – отвечал я: «У меня отличная память!» Он наклонился ко мне поближе: «Вот так же и у меня, я смотрю хорошую комедию и смеюсь как безумец, но вряд ли вы заметите это, если будете сидеть рядом! Моя душа хохочет, ничуть не уступая вашему смеху, юноша. Однако уста мои не в состоянии разразиться в судорожном смехе или хотя бы улыбнуться вам. Всё, что я могу для вас сделать, это сказать „ха-ха“, конечно, если вам это очень поможет…»

Но торнадо неведения совершенно вскружило мне голову. Я смотрел на него, как на картину Рафаэля Санти, или как на строительство пирамиды Хеопса, или, в конце концов, как на библейского Адама. Неулыбающийся человек – феномен, но я видел его лицо. Стоит сказать, что это было очень жутко.

Я общаюсь с этим человеком вот уже спустя пять лет с нашей первой встречи. Он оказался очень интересным и веселым. Мы вместе ходим на комедии в кино и театр. И знаете, я чувствую, что мы оба смеемся до слез, хотя уголки его губ никогда не расходятся в улыбке. Он научил меня понимать, что не всё в этой жизни мы должны видеть, очень многое необходимо чувствовать. И если же кто-то не улыбается, или же не плачет стоя перед нами, то это не значит, что этого не происходит в его душе…

12.04.2015 год.

Солома

Впервые меня взяли в поле на погрузку соломы, когда мне было всего шесть лет. Конечно, помощи от меня большой не ждали, что, собственно, и оправдалось. Я оказался там лишь потому, что родителям было не с кем меня оставить. Сейчас я с улыбкой вспоминаю тот жаркий день, который я со своей роднёй провел в поле. Когда я прибыл туда, сено уже давно было скошено. Желтые соломины, похожие на лапшу, лежали на поле. А мой дядя Володя подгонял трактор с телегой, чтобы начать погрузку. Народ стоял вокруг машины, что-то показывая трактористу.

У всех в руках было орудие труда: либо вилы, либо грабли. Я очень хотел помочь своим с уборкой, но так оказалось для меня не нашлось даже черенка, не говоря уж о чем-то посерьезнее. Другой мой дядя, Витя, подсадил меня на телегу, и моей задачей было приминать солому, которую закидывали туда взрослые. Но я был для этого маленький, и проще было меня засыпать этой травой и потерять в ней, как иголку, чем мне скакать по ней, чтобы больше вместить. Поэтому дядя Володя, который был за рулем трактора, залез ко мне и занимался тем, чем и я.

Шесть человек кидали колючую, сухую солому со всех сторон. И, не смотря на то, что я находился выше, чем они, я не мог видеть ряд деревенских домов, находящихся за полем. Я не мог разглядеть и лесополосу, расположившуюся по другую сторону. Это было весело и даже головокружительно. Эдакий деревенский аттракцион. На меня со всех сторон валились кучи соломы, скрывая меня под собой. Я прыгал в телеге и смеялся от того, что этот поток было не остановить, и куда бы я не дергался, меня тут же накрывало соломенной лавиной. Порой я пытался словить очередную кучу в охапку, но она предательски валилась из рук.

Весь мой спортивный костюм облепило крошечной травой. А соломенные палочки кололи меня со всех сторон, стараясь подобраться, где это только было возможным: и под штанину, и в рукава, и за пазуху. Они ломились на прорыв, как стая бешеных пчел. Помнится, я представлял, что это солнце закидывает меня своими лучами. Что я какой-то великан, который противостоит разгневанному ярилу. Но больше всего я запомнил запах, скорее даже аромат сухих колосьев. Может, тогда я и не придавал этому большого значения, но зато сейчас, когда вспоминаю деревню, этот фрагмент отдельным событием прячется в моей голове. То был сухой, тонкий аромат, которого нет ни в одном городе, ни в какой другой стране. Это запах русской земли, деревни, урожая, солнца, августа, так гармонично объединенный природой.

Сквозь вереницу событий, я чувствую его манящий вкус. Он зовёт меня назад, в прошлое, как книга перемещает меня в родные края, на знакомые просторы, которые нынче поросли диким репейником. И кто бы мог подумать, что вспомню я этот запах лишь по прошествии пятнадцати лет. Ежели, бывая в деревне, проезжаю поля, то обязательно останавливаюсь, чтобы попробовать уловить тот самый дурман, идущий прямиком из детства. И как только, тонкой ноткой, касается он моего дыхания, то те люди, из прошлого, как ни в чем не бывало, являются в моё настоящее. Даже дед, что ушёл, не дождавшись меня из армии, снова своим мудрым взглядом смотрит на внука. И никакие болезни, старость и смерть не страшны, пока будет жить наша добрая память.

23.11.2015