Loe raamatut: «1985, или Полевой сезон», lehekülg 3
Захар кивнул головой.
– Михаил Иванович, можно пару вопросов?
– Валяйте.
– Прокладывать полигонометрию придётся вдоль берега, с мыса на мыс. Если уровень воды повысится, сигналы не затопит?
– Не затопит. В любом случае, на площадку для наблюдений заберётесь по лестнице.
– Ладно. Какие у меня будут эхолоты?
– Не какие, а какой. Прошлогодний «ПЭЛ-3». Наш, отечественный.
– То-то и оно, что отечественный. Он ведь в прошлом году рельеф почти не писал. Маломощный потому что.
Вербицкий перешёл на ты.
– Что-то ты, Захар, много вопросов задаёшь. Эхолот отремонтирован и протестирован в читинской радиолаборатории.
– Хорошо, допустим. Хотя его и в прошлом году там же тестировали. На каком судне моя бригада будет работать?
Он не зря задал этот вопрос. В прошлом полевом сезоне, в бытность его начальником партии, именно отсутствие корабля не позволило закончить гидрографические работы.
Главный инженер прищурился и ответил, глядя мимо Захара:
– Об этом не заботься. Судна ещё нет, но Устюжанин его гарантирует. Вопрос под контролем. Кроме того, будут моторные лодки. Понадобится – получишь и резиновую. Так или иначе, производственный план надо выполнять. Наши с тобой эмоции Чите по барабану. У тебя всё?
– Всё, Михаил Иванович.
Из кабинета главного инженера Захар вышел удручённым. Перспектива работать на одном объекте с непредсказуемым Фёдором его не прельщала. Неопределённость с эхолотом и судном тоже не внушала оптимизма. Вся надежда оставалась на энергичного и пробивного начальника партии Петровича.
В один из мартовских вечеров они с Юлей сходили в кино. Фильм попался скучный, но они, постоянно перешёптываясь, почти не смотрели на экран. Целоваться в кинотеатре, как подросткам, не хотелось. В общежитие же ходу не было – парни уже вернулись из Гусиноозёрска, причём с ними приехал и Игорь Зябликов, решивший, что малолетка всего лишь брала его на испуг.
– Знаешь что? – решительным тоном заговорила Юля, когда они вышли из кинотеатра. – Зачем тебе эта общага? Перебирайся-ка ты ко мне.
– К тебе? – удивился Захар. – А отец?
– Да он давно уже всё знает. Я сама ему про тебя рассказала.
Захар задумался. Второй раз подряд женщина приглашает его к себе домой на жительство. «Тенденция, однако…», – усмехнулся он. Впрочем, почему бы и нет? Они с Юлей ни разу не говорили о своих взаимных чувствах, но их роман развивался естественным путём, а главное – они явно нуждались друг в друге.
– Ты берёшь меня в мужья?
– Ну зачем ты ерничаешь? Поживём вместе, а там видно будет.
Эти бесхитростные слова всё и решили. Они подошли к стоявшему на стоянке такси с зелёным огоньком и сели на заднее сиденье.
– На Шишковку!
Пока Юля ждала в машине, Захар быстро собрал самые нужные вещи, уместившиеся в два чемодана. Остальное можно было забрать позже. Парни смотрели на него круглыми глазами.
– Ты куда это на ночь глядя, Захарка? – спросил Федя.
– Бай-бай, ребята! – улыбнулся Захар. – Счастливо оставаться!
Через полчаса Юля уже нажимала на кнопку дверного звонка.
– Папа, я не одна! – торопливо произнесла она в едва начавшую открываться дверь.
Апрель
Юлин отец, Иван Николаевич Малышев, работал инженером на авиазаводе. После внезапного самоубийства жены он, сорокачетырёхлетний мягкий и безвольный вдовец, воспитывал дочь по-мужски, то есть безо всякой системы, больше нажимая на показную строгость. Чаще всего Юля была предоставлена сама себе. Отец сердился, находя в её сумочке сигареты или видя дочь выпившей, но давно перестал с этим бороться. На появление в доме молодого мужчины он отреагировал сдержанно, хотя на самом деле был рад, что кто-нибудь займётся наконец его головной болью.
Юля быстро уладила все бытовые вопросы. Двухкомнатная квартира была поделена единственно возможным способом – они с Захаром заняли отцовскую спальню, а Иван Николаевич переселился в зал. В первое время Захару было страшно неловко из-за вторжения в чужую семью, но через неделю ему стало казаться, что он здесь родился. Юлю совершенно не угнетал его формальный статус женатого человека, но он понимал, что долго так продолжаться не может, поэтому недели через две с рабочего телефона дозвонился до Алины и с большим трудом договорился с ней о встрече.
Он стоял на трамвайной остановке у кафе «Саяны» и смотрел на распускающиеся тополиные почки. Солнце светило совсем по-весеннему, было тепло, но резкие порывы холодного ветра ещё не давали расслабиться. Сибирская весна неустойчивая и капризная, но, наперекор всему, на улицах города уже появились девушки в мини-юбках и даже мамочки с колясками. Оглушительно чирикали воробьи, позвякивали проезжавшие мимо трамваи.
– Привет, дорогой! – голос Алины вывел его из задумчивости. Жена – бывшая, или настоящая… он уже сам не мог в этом разобраться – стояла в двух шагах и испытывающе смотрела на него, с трудом скрывая нервное напряжение. Прошло лишь пять месяцев после их разрыва.
– Привет, Алина! Как ты? Всё хорошеешь?
Коричневая кожаная куртка очень ей шла. Выразительные глаза, аккуратно подкрашенные губы, ухоженное лицо.
– Какие наши годы! Да и ты выглядишь, как Джеймс Бонд.
– Почему это?
– Потому что я вижу по твоим глазам – ты пришёл на спецоперацию. Будешь меня вербовать обратно?
– Нет, Алина. Мы, кажется, договаривались развестись? Пойдём сейчас же, подадим заявление на развод. ЗАГС за углом, если помнишь.
Выражение её лица сразу же изменилось.
– Прямо сейчас? А что это ты заторопился? Нашёл какую-нибудь бабёнку лучше меня?
Захар промолчал. Обеденный перерыв заканчивался. Алина сделала капризную гримасу и со злостью в голосе произнесла:
– У меня нет с собой паспорта. Потом как-нибудь. Чао, Захарушка!
Она подняла ладонь правой руки, игриво поиграла на прощание четырьмя пальцами, поднялась в подошедший трамвай и уехала в сторону кварталов.
Любил ли он Алину? Скорее всего, да, но он был с ней несчастлив.
Любил ли он Юлю? Не факт, но ему было с ней хорошо.
Чем больше Захар размышлял о любви, тем больше запутывался в собственных мыслях. В студенческие годы он увлекался психоанализом и соглашался с фрейдовским пониманием любви как одного из проявлений сексуальности. Возьми хорошую лупу, направь её на любой образец так называемой возвышенной любви, и ты непременно увидишь там пульсирующую и желающую найти выход сексуальность. Он был довольно влюбчивым молодым человеком, и эта мысль не раз избавляла его от ненужных любовных страданий. Как только он осознавал, что кроме инстинктивной тёмной тяги к очередной пассии у него больше ничего нет, он либо пассивно отдавался во власть этой силы, либо прекращал отношения. Но ему претила мысль о том, что смысл жизни сводится к одному лишь продолжению рода. Любовь, понимаемая как мистический импульс к размножению, казалась ему не любовью, а всего лишь животным инстинктом. Здесь он обычно останавливался, потому что вопрос о смысле человеческого существования был для него тупиковым. Если всё в природе делится на мужское и женское, а смысл бытия не в продолжении рода, то в чём он? Почему высшее счастье заключается в единении мужского и женского? Захар часто вспоминал преподавателя научного атеизма, при каждом удобном случае повторявшего мысль Владимира Соловьёва о том, что смысл человеческой любви (прежде всего плотской) заключается в обуздании врождённого эгоизма, что только посредством любви люди понимают безусловное значение другой индивидуальности. Человеческая любовь приводит к единству женское и мужское начало. Но оставалось непонятным – живём ли мы ради самого этого единения, или ради чего-то более высокого? Не является ли любовь проявлением какой-то универсальной космической энергии? Если да, то где прячется источник этой энергии? Зачем вообще существует жизнь на Земле и как она появилась? Несколько прочитанных научно-популярных книг на эту тему его не удовлетворили. В бога Захар не верил, хотя атеистом себя не считал. Женщин он боготворил, но никогда их не понимал, приговаривая при случае слова Оскара Уайльда о том, что женщина создана для того, чтобы её любить, а не для того, чтобы понимать. Как бы то ни было, он инстинктивно надеялся рано или поздно встретить не просто женщину, с которой можно завести детей, но верного друга, единомышленника. Женщину, с которой можно было бы, по Сент-Экзюпери, смотреть чаще не друг на друга, а вместе в одном направлении. И он полностью отдавал себе отчёт в том, что ни Алина, ни Юля такими женщинами не являются.
Вечером отмечали юбилей Ивана Николаевича, хотя сам он отнекивался и говорил, что сорок пять лет – никакой не юбилей. Порешили считать это просто круглой датой. Юля приготовила мясной фарш и раскатала тесто, затем они втроём лепили бурятские позы и колдовали на кухне над позницей. Пришёл друг именинника, Лубсан, разговорчивый бурят лет пятидесяти. Накрыли стол в зале, перед включенным телевизором, выпили за здоровье именинника, закусили грибками и солёными огурчиками. Когда дело дошло до поз, Лубсан оживился:
– Ну-ка, ну-ка, молодые люди… Выглядит аппетитно. Какой фарш?
– Свинина с говядиной, – ответила Юля.
– Гм… Это уже русское изобретение. Буряты раньше готовили позы только из баранины. А в старину считалось, что в позы надо ложить пять видов мяса – верблюжатину, баранину, козлятину, конину и говядину.
– Извини, Лубсан, – засмеялся Иван Николаевич. – С верблюжатиной в стране напряжёнка! Ну, за всех присутствующих!
Позы Захар полюбил с первых дней пребывания в Бурятии. Поначалу он пытался есть их с вилкой и ножом, но его сразу же подняли на смех и быстро объяснили, что к чему. Теперь он уплетал их, держа руками и выпивая бульон через маленькие дырочки наверху. Лубсан первым прервал наступившую тишину:
– А кто лепил позы?
– Да все вместе и лепили.
– Я так и подумал, что лепщик был не один. Знаете почему? По количеству защипов. Посмотрите, ведь тут нет ни одной одинаковой позы. Вот в этой… гм… двадцать шесть защипов, а в этой… девятнадцать. А по нашим традициям, на каждой позе должно быть тридцать три защипа.
– И что, Лубсан, позы из-за этого меняют вкус?
– А как же? Ещё как меняют! Если не сам вкус, то его восприятие. Представь, что тебе подали не привычные пельмени, а квадратные. Да они ведь и в рот тебе не полезут!
После того, как смех приутих, Лубсан продолжил:
– На самом деле это не позы, а буузы. Позами их русские назвали. Если копнуть как следует – буузы воплощают мудрость бурятского народа. Когда наши предки их придумали, что они взяли за основу? Устройство юрты! Что такое юрта? Круглое по форме жилище, в середине – очаг, дым выходит из отверстия в крыше. Посмотрите сами на позы – чем не юрты?
Чай пили тоже бурятский – зелёный и с молоком, без сахара.
Началась программа «Время». Шёл очередной пленум ЦК КПСС, показывали речь Горбачёва. В последние дни тот и без того не вылезал из телевизора, но сегодня происходило нечто особенное. Постоянно звучали новые слова «ускорение социально-экономического развития страны», а чаще просто – ускорение.
Мужчины здесь же, за столом, закурили. Юля шепнула Захару:
– Я выйду на минутку. Сбегаю к подружке в соседний дом.
Она незаметно от отца оделась и вышла из квартиры.
– Да… – произнёс Иван Николаевич, – Похоже, нас ждут весёлые времена. Этот мужичок наломает дров!
– А по-твоему, Ваня, нам надо сидеть и ждать у моря погоды? – оживился Лубсан. – Или Рейган поможет? Загибается ведь всё. И промышленность, и сельское хозяйство.
– Не знаю, не знаю. – нахмурился Иван Николаевич. – Авиазавод наш работает. Хотя проблемы есть, спорить не буду. Что скажешь, Захар?
– А что я? Меня ускорять не нужно. Порядок бы навести в стране, чтобы жилось получше. А то мы впереди планеты всей, а в магазинах пусто. Я вчера плёнку для фотоаппарата искал, весь город обошёл, пока купил. Или вот лекция недавно была в экспедиции. Так рассказывали, что в Штатах свиньи размером с нашего телёнка. А у нас в Улан-Удэ – чуть ли не самый крупный в Сибири мясокомбинат, а колбасы в магазине не купишь. Надо что-то делать, конечно. Политика – не моё, но нутром чую, что Горбачёв прав.
– Дайте слово, мужики! – встрял Лубсан. – С Афганом бы ещё что-нибудь придумать. Ведь пять лет война идёт, сколько пацанов наших перебило, а конца и края нет. На днях «Голос Америки» слушал. Там ведь целая рота полегла, в этом… дай бог памяти… Мараварском ущелье. Когда всё это кончится?
Они долго ещё горячились и спорили, пока Иван Николаевич не начал откровенно позёвывать. Проводили Лубсана и вдвоём вышли покурить на лестничную площадку.
– А где Юлька?
– К подруге ушла. Сказала – на минутку, а прошло уже два часа.
Иван Николаевич взглянул на наручные часы и хотел было что-то сказать, но промолчал. Вернулись домой, убрали со стола, выключили телевизор и начали укладываться спать.
Сон никак не шёл. Захар ворочался с боку на бок, вздыхал, потом включил настольную лампу и взялся читать Джека Лондона. Сосредоточиться никак не удавалось, смысл прочитанного ускользал, и он, отложив книгу в сторону, снова выключил свет.
Поздно за полночь раздался дверной звонок. В темноте он дошёл до прихожей и открыл входную дверь. Едва стоявшая на ногах Юля виновато заговорила заплетающимся языком:
– Не ругайся, Захар! Тут такое дело…
Он резко прервал её:
– Входи быстрее. Мне рано вставать.
Лёжа в кровати, он смотрел прямо перед собой невидящими глазами и слушал, как Юля, стараясь не разбудить похрапывавшего отца, на цыпочках возвращается из кухни. Она быстро разделась, устроилась у Захара на животе, обхватив бока коленями, и наклонилась к его губам.
«Женщина создана для того, чтобы её любить, а не для того, чтобы её понимать», – успел он подумать до того, как мир взорвался и исчез в кромешной тьме.
Май
Выезд в поле задерживался. Тёплая погода благоприятствовала береговым геодезическим работам, но передвигаться по Зейскому водохранилищу на судах и моторных лодках было ещё рано. Большая часть полевиков уже разъехалась по разбросанным объектам Бурятии, Читинской и Амурской областей. В опустевшем здании экспедиции Захар Сазонов ждал открытия навигации, которое должны были объявить во второй половине мая. Он то изучал топографические карты участка будущих работ, то выезжал на базисный полигон поверять геодезические приборы, то перечитывал ведомственные инструкции по топосъёмке шельфа.
Пользуясь вынужденным простоем, Захар оформил нужные разрешения и купил охотничье ружьё 16-го калибра с патронами, порохом и дробью, а также кожаную сумку и патронташ. Он совершенно не обладал охотничьим азартом и предпочёл бы купить фоторужьё, но жизнь в тайге полна неожиданностей, поэтому приходилось думать и о самозащите, и о пропитании.
Раз пять он звонил Алине по поводу развода, но она постоянно отшучивалась. Это было странно и непонятно, учитывая всё, что они наговорили друг другу в прошлом году, перед тем, как расстаться. Запрячь в одну телегу коня и трепетную лань оказалось невозможным, но теперь лань что-то задумала, или же пронюхала про Юлю и просто мстила. Всё происходившее между ними, с первого же дня после свадьбы, случившейся ровно год назад, напоминало противостояние двух разных миров – домашнего, прагматичного, расчётливого и сурового, романтического, безрассудного. «Они сошлись. Волна и пламень» – усмехался Захар, удивляясь самому себе, так легковерно клюнувшему на Алинину приманку.
Номер её телефона он знал наизусть. Казалось смешным, что ещё в прошлом году это был его собственный номер – вместе они практически не жили. Он, молодой начальник партии, с весны до поздней осени мотался по всему Байкалу, приезжая в город лишь на несколько дней. Она, его молодая жена, совершенно не ощущала себя замужней женщиной. Их роман закончился, не успев начаться.
Один из его звонков стал последним.
– Алина? Это я. Не поверишь, но я по тебе соскучился. Встретимся завтра у входа в ЗАГС? В пять вечера. Не забудь паспорт и свидетельство о браке.
Алина неожиданно поддержала его шутливый тон:
– Ой, Захар, как ты меня достал! Так достал, что я, пожалуй, и в самом деле приду.
Назавтра она действительно пришла в ЗАГС, в чёрном пальто и маленькой круглой шапочке с тёмной вуалью.
– Ну что, осчастливить тебя? А ведь я тебя любила, глупый.
Сердце его сжалось от жалости к самому себе, хотя он и не верил ни единому её слову. Делить им было нечего, поэтому процедура расторжения брака заняла всего несколько минут. Проводив Алину до трамвая, Захар купил в продовольственном магазине бутылку улан-удэнского пива и в соседнем скверике, присев на краешек сломанной лавочки, выпил его из горлышка. «Кто сказал, что оно кислое?» – подумалось ему. На самом деле он не ощутил не то что никакой кислоты, но и вообще никакого вкуса. После этого так же машинально, одну за другой, он курил свою «Стюардессу», пока стоявшие перед ним дома не начали скрываться в сгустившейся темноте.
В один из майских дней в его рабочую комнату зашёл Игорь Зябликов. В составе бригады Фёдора он тоже ожидал отъезда в Амурскую область.
– Как настроение, Игорёк?
– Сразу и не ответишь… Ты знаешь, а я ведь вижу, какой ты весь издёрганный. У меня у самого проблем выше крыши, но помогает Лао-Цзы. Вот кого бы нам в генсеки! Он, между прочим, две тысячи лет назад про нашего Горбачёва сказал: «Кто много обещает, тот не заслуживает доверия». Но не это главное. Русские люди чересчур агрессивные, отсюда все наши беды. Ломаем через колено всё, что нам не нравится. Уступать не привыкли, ни другим людям, ни судьбе. А ведь человек по природе мягкий и нежный. Уступать надо, прислушиваться к естественному ходу событий. Всё, что ни делается – к лучшему.
– Это тоже Лао-Цзы сказал?
– Нет, кажется, Вольтер, хотя он только переиначил старое выражение. Скорее всего, это идёт от самых первых людей на Земле.
– А как там твоя девочка-припевочка? – поинтересовался Захар.
Обычно спокойный и уравновешенный, Игорь сразу вышел из себя:
– Эта идиотка меня доконала. Прикинь, заявилась вечером в общагу и стала пугать заявлением об изнасиловании. Она его уже написала, давала мне почитать. А потом сначала намёками, а затем открытым текстом стала требовать от меня дублёнку. Представь себе этот идиотизм – мы с ней вдвоём ходим по барахолке, она примеряет дублёнки одну за другой… Выбирает самую дорогую, а я, как дурак, оплачиваю, чтобы больше эту малолетку в глаза не видеть.
На Игоря было жалко смотреть. Он раскраснелся и даже стал немного заикаться. Но это были лишь цветочки.
– Захар, а ведь это не всё…
– Что ещё?
Игорь поколебался и неуверенно заговорил:
– Не знаю, как и сказать-то… Дело в том, что я в неё… влюбился, как пацан. Вот вижу, что она наглая и меня поимела, а тянет к ней. Говорю себе: «Век бы её не видеть!», а сам только о ней и думаю. Сколько у меня их было, а такое в первый раз.
– Да, ситуация…
Закончился рабочий день, и они заторопились к выходу. Привычный маршрут Захара изменился – теперь после работы он сначала шёл пешком до трамвайной остановки, потом ехал на трамвае до Стрелки, где садился на автобус и ещё полчаса тащился до посёлка авиазавода.
В переполненном автобусе свободных сидячих мест не было. На задней площадке возникла стихийная дискуссия о горбачёвских мерах против пьянства и алкоголизма.
– «Андроповку» жалко, – сокрушался тщедушный мужичок в телогрейке. – Вот повысили они цены на водку. Да разве я смогу из-за этого меньше пить?
– А ты попробуй! – поддела его сидевшая рядом пожилая женщина. – Жена, небось, на руках начнёт носить.
– Торговых точек стало меньше, вот беда, паря! – поддержал мужичка пенсионер с хозяйственной сумкой на коленях. – А те, что остались, до обеда вообще теперь спиртное не продают.
Сидевшая в середине автобуса молодая деваха задорно заголосила:
– В шесть утра поёт петух, в восемь – Пугачёва. Магазин закрыт до двух, ключ – у Горбачёва!
Автобус грохнул от смеха. Едва все успокоились, как с другой стороны отозвался приятный мужской баритон:
– На недельку, до второго закопаем Горбачёва. Откопаем Брежнева – будем пить по-прежнему!
Юля с отцом ждали его к ужину. После чая, когда Иван Николаевич вышел на балкон покурить, снова заговорили о свадьбе. Впервые эта тема возникла сама собой в тот вечер, когда Захар показал свидетельство о расторжении брака. Ещё тогда он с приятным удивлением отметил, что Юля в этом щекотливом вопросе не проявляла никакой особенной инициативы – всё шло естественным путём.
Жениться на Юле или извиниться перед ней и вернуться в своё общежитие? Правильный ответ вовсе не лежал на поверхности, тем более что рана, нанесённая первым браком, ещё болела и саднила. Захара не могла не пугать скоропалительность и этого, второго брака, хотя она объяснялась понятными причинами – его предстоящим отъездом в поле и страхом потерять Юлю после полугодового отсутствия.
Против женитьбы говорили два Юлиных качества, которые становились для него всё более очевидными – её склонность к алкоголю и сильная приземлённость, отсутствие тяги к духовному росту. Первое он считал излечимым, второе – поправимым. Страшнее было другое – его привязанность к ней лишь с большой натяжкой можно было назвать любовью. В этом отношении их роман ничем не отличался от давней истории с москвичкой Ларисой.
Аргументов в пользу брака было несколько, и они лежали на двух уровнях.
Самая очевидная идея была, скорее, эгоистической, связанной с его личными эмоциональными потребностями – покончить с одиночеством, с постылым прозябанием в грубом мужском общежитии, найти утешение от близкой женщины. Хотелось радикально изменить, улучшить, обогатить свою жизнь, сделать её стабильной. Жениться, чтобы самоутвердиться. Но если эти мотивы и подталкивали Захара к браку, то они были лишь первым импульсом. Жениться ради доступных плотских утех и гарантированного ужина после работы было слишком примитивно для него.
Захар прекрасно понимал, что они с Юлей очень сильно отличаются друг от друга и что их нынешние отношения основаны больше на потребности во взаимной поддержке, чем на любви. Вместе с тем он чувствовал и взаимную приязнь, эмоциональную потребность быть вместе. Он надеялся, что совместными усилиями эту крохотную искорку со временем удастся раздуть до гудящего любовного пламени. Ему хотелось выстроить с Юлей глубокие, искренние и открытые отношения – отношения не любовников, а друзей и соратников. Чаще смотреть не друг на друга, а в одном направлении. Добиться этого вне брака было нереально, поэтому вариант простого сожительства он даже не рассматривал.
У него не было никакой уверенности в том, что всё получится. Но он соглашался с Сократом, советовавшим в любом случае жениться: если достанется хорошая жена, ты будешь счастлив, если плохая – ты станешь философом, а это уже большая удача для мужчины.
– В обеденный перерыв я заходил в ЗАГС, – сказал Захар. – Там вообще-то срок – месяц со дня подачи заявления. Но тётка, которая нас в прошлый раз регистрировала, меня вспомнила и пообещала уменьшить срок до десяти дней. Понравился, наверное. Представь, я ей пообещал что-нибудь подарить за это, а она аж взъелась. «Я не такая продажная, – говорит, – как некоторые думают». Так что можно хоть завтра подавать. Что скажешь?
– А что я? Кто в доме хозяин?
– Ну уж точно не я! – засмеялся Захар.
На следующий день они подали заявление на вступление в брак, после чего стали готовиться к свадьбе. Решили сыграть её дома, в узком кругу. Постепенно, день за днём, по справке из ЗАГСа отоварились продуктами, купили мужской костюм и свадебное платье.
В субботу Юля отправила Захара в вино-водочный магазин. Что там ни говори, а гостей чайным грибом не напоишь. Идти было недалеко – магазин располагался в торце соседней пятиэтажки. Привычной толпы у входа не оказалось – дверь была заперта. На ступеньке сидел, опираясь на деревянную палку, бомжеватого вида мужчина неопределённого возраста.
– Батя, не знаешь, почему закрыто?
– Знаю, конечно. Кто же этого не знает? Спасибо партии родной и Горбачёву лично!
Почесав затылок, он сплюнул и добавил:
– Мой трезвый муж пришёл домой и выебал отлично! Позакрывали половину вино-водочных магазинов. Вот сижу теперь, радуюсь.
– А где открыто?
– Попробуй, паря, сходи до бани.
Магазин у бани был открыт, но водки в нём не оказалось. Продавалась лишь какая-то наливка, которой для праздничного стола было явно недостаточно. Захар сел на «тройку» и поехал в центр. Увидев через окно огромную толпу, он на следующей же остановке выскочил из автобуса и рванул назад.
Перед небольшим одноэтажным домиком с неприметной вывеской «Вино» на фасаде шумело, приливало и отливало человеческое море. Входная дверь была закрыта, но Захар заметил, что она то и дело открывалась, впуская нескольких счастливчиков и одновременно выпуская сильно помятых людей, уже совершивших вожделенную покупку. Борьба шла за право войти. Никакой очереди не было и в помине, потому что толпа обтекала дом со всех сторон. В ней было не меньше сотни человек – мужчин и женщин, молодых и старых, беспартийных и коммунистов, атеистов и верующих. Кого там было меньше всего, так это пьяниц и алкоголиков, с которыми повел борьбу Горбачёв. Захар начал продвигаться в сторону двери, сперва лишь уворачиваясь от толчков и пинков, а затем и перейдя к более активным действиям. Седой старичок с узкой белой бородкой, потрясая над головой красным удостоверением, что-то кричал и громко возмущался, но его быстро отодвинули в сторону. Крупная женщина преклонных лет, визжа и отчаянно матерясь, пробивалась вперёд – и ей это явно удавалось. Оценив её пробивные способности, Захар пристроился сзади. С головы стоявшей рядом молодухи упала на землю шапочка. Пытаясь её достать, девушка наклонилась и сильно двинула ему локтем в пах. Всё смешалось – громкие вопли, смех, сальные шутки и злые проклятия.
– Быдло! Мы все – быдло! – с остервенением кричал выброшенный из толпы седой старик.
Через полчаса Захар протиснулся через вновь открывшуюся заветную дверь. Ещё минут пятнадцать понадобилось для того, чтобы подойти к прилавку. К его удивлению, никаких ограничений для продажи «в одни руки» не было. Возможно, произошёл управленческий сбой, либо магазину надо было побыстрее всё распродать, чтобы пораньше закрыться. Еле протиснувшись обратно к выходу и с трудом выбравшись из напиравшей на улице толпы, он отошёл в сторону, поставил на вытоптанный газон отяжелевшую хозяйственную сумку и глубоко вздохнул. В сумке лежали пять бутылок «Пшеничной», две бутылки полусладкого советского шампанского, подозрительного вида портвейн и бутылка венгерского муската.
Несмотря на все его опасения, свадьба прошла без эксцессов. Юля в белом платье и кокетливой шляпке была очаровательна. После ЗАГСа первым делом возложили цветы к памятнику Ленина. Вернувшись домой, до поздней ночи сидели за сдвинутыми столами с приготовленными Юлей закусками и горячими блюдами. Лубсан пришёл самым первым и помогал Ивану Николаевичу освоиться с ролью тестя. Из Иркутска приехали немногочисленные родственники Малышевых. Пришли две Юлины подруги, а из товарищей Захара были Никита Уваров с женой и Игорь Зябликов со своей малолеткой, на удивление тихой и послушной. Отдав Захару в прихожей новенькую дублёнку, она произнесла своим детским голоском:
– А я вас помню! Вы тогда ещё сильно ругались.
Сам собой завязался общий разговор, плавно переходивший с одной темы на другую и прерывавшийся бесхитростными тостами и криками «Горько!».
Потом слово взял Никита:
– Дамы и господа! Прошу минутку внимания. Предлагаю выпить за геодезистов и примкнувших к ним топографов. Кто-нибудь из вас знает, какое самое главное правило у геодезистов? Пузырёк на середину! Но шутки в сторону. Вот перед вами сидит мой друг Захар. Сама скромность. А ведь два года назад он мне жизнь спас. Дело было в конце зимы. Поздно вечером мы с ним шли вдоль берега по байкальскому льду. Идём и зимовьюшку высматриваем, то в одной губе, то в другой. А её всё нет и нет. Уже заполночь, холод жуткий, ветер прямо в лицо. Короче, я полностью обессилел, вырубился и упал прямо на лёд, лицом вниз. Так этот молодой человек меня растолкал, силой на ноги поставил и помогал идти, пока зимовье не нашли. Закон тайги – оставишь в беде слабого, не будет тебе удачи. Про это роман можно написать. Так и озаглавить – «Закон тайги». Только с таким названием уже, наверно, не один роман написан. В общем, за геодезистов и топографов! За тех, кто в поле!
– И за их жён! – выкрикнул Лубсан под всеобщий гул одобрения.
Не было и в помине той атмосферы недоговорённого лукавства, которая так давила Захара во время его прошлогодней свадьбы, проходившей в дорогом ресторане, с чужими и непонятными людьми. Сегодня же он непринуждённо разговаривал со всеми по очереди, пил, ел, целовался с молодой женой и чувствовал себя вполне счастливым человеком.
Когда гости начали расходиться, выяснилось, что иркутянам негде спать. Пошептавшись с ними, Юля предложила Захару отдать их комнату для ночлега родственникам, а самим переночевать у её подруги Анюты – той самой, у которой она тогда допоздна задержалась. Так и сделали. Подруга жила в однокомнатной квартире. Её сожитель, молодой прапорщик, служивший в расположенной поблизости войсковой части, уже спал. Анюта постелила им на кухне, прямо на полу, принесла одеяло и подушку, подмигнула и закрыла за собой дверь.
Юля прыснула.
– Вот это да… первая брачная ночь! Всю жизнь о такой мечтала.
На полу им было ничуть не хуже, чем в собственной спальне. Суровость обстановки компенсировалась молодостью и немалым количеством выпитого. В кульминационный момент они чуть не перевернули кухонный стол, но постепенно угомонились.
Захар быстро провалился в чёрную бездонную яму. Вдруг его полоснул по глазам яркий луч карманного фонаря. Он застонал и повернулся на другой бок. Послышались тихие шаги. Кто-то стоял рядом и чуть слышно дышал. Свет слепил его, поэтому он сел и вытянул вперёд левую руку. Постепенно в полумраке, по ту сторону луча, проступил неясный силуэт. Молодая женщина, одетая в длинное шёлковое платье, попятилась от его вытянутой руки.
– Ты кто? – еле слышно прохрипел он.
– Меня зовут Рашми. Добро пожаловать в Бомбей!
– Какой Бомбей? Я хочу домой. Верни меня, пожалуйста, домой. Меня жена ждёт!
Рашми мелодично рассмеялась.
– Подождёт тебя жена, ничего с ней не сделается. Встань и подойди ко мне.
Захар поднялся и, смущаясь собственной наготы, подошёл к девушке. Она протянула руку в сторону открытого окна, за которым занимался новый день.
– Посмотри туда. Это Дхоби. Самая большая в мире прачечная под открытым небом. Видишь, на верёвках сушится бельё?
