Именно пьесы-то и пишут в 87 лет.
И потому и доживают до 87 лет, что пишут пьесы (проверочное слово Бернард Шоу).
Потому что драматургия продлевает жизнь.
Метморфин – не доказано.
Эпигенетический откат – не доказано.
А вот написание пьес – доказано.
Пишите пьесы и сценарии. Будете жить сто лет.
Каждый день вижу в ленте новости своих учеников – вышел фильм или сериал, вышла новая книга, попали в финал конкурса. Мне кажется, что ничего так, глаза боятся, а руки делают. АК однажды сказала «Твоим ученикам везет». Это было чертовски хорошо сказано. Именно так. Везет. Потому что мастерская дает им кое-что, что делает их более конкурентоспособными. Что-то трудноуловимое и трудно описываемое. Что позволяет нашим ребятам не только писать, но и публиковаться, получать заказы, выигрывать конкурсы, получать работу, обходя десятки конкурентов. Рано или поздно критическая масса наших выпускников в индустрии будет набрана и произойдет качественный скачок. Вернее так – он уже происходит. Ну, посмотрим. Может быть, я просто выдаю желаемое за действительное.
Главное – не слишком-то задаваться.
Писатель не может писать текст не для публикации. Потому что писатель – это часть общества. Он не может существовать вне общества (цитата из «Игроков»). Как часть организма. Другое дело, что он может это общество смоделировать, вообразить, создать неимоверным усилием мысли и воли.
Вопрос:
– Что делать, если надо сидеть работать, а вместо этого хочется лежать на диване и залипать в интернет?
Ответ:
– Сесть и начать работать.
Действительно, говорю «А», но не готов сказать «Б». Я готов с полной уверенностью утверждать, что в 20 веке в России было 10 (не больше и не меньше) великих поэтов, но при этом не готов назвать поименно. Причина не только в том, что у века выгрызли всю сердцевину и остались лишь 14 лет в начале, когда свободно писали и 14 лет в конце, когда свободно читали. В данном случае важны именно 14 последних лет (и 12 лет нового века), когда поэзия вернулась в повседневный обиход. Я думаю, если бы позднего Мандельштама прочитали на 60 лет раньше, мы жили бы в другой стране. И наоборот, мы прочитали позднего Мандельштама именно тогда, когда стали к нему готовы. За двадцать с копейками лет не раз происходил кровавый передел на рынке литературных репутаций. И рынок до сих пор не устаканился. Оценки до сих пор плавают. Условно говоря, мы не будем сегодня спорить о том, кто круче – Тютчев или Бенедиктов. Для нас здесь нет вопроса. И, скажем, для Жуковского здесь тоже не было вопроса – он (и это после Пушкина-то!) знал наизусть первый сборник Бенедиктова, а о существовании Тютчева, уже написавшего (и опубликовавшего!) почти все лучшее, не подозревал.
Поэтому я понимаю, что любой список любых имен субъективен и вызовет образцовый срач. Каждое имя – вопрос-вопрос-вопрос. К примеру – Ахматова или Цветаева? А Хлебников? А Гумилев? А Есенин почему нет? А Маяковский почему да? А если Заболоцкий да, то почему Хармс или Введенский нет? Это Пастернак-то великий поэт? Или Мандельштам? И если Блок – да, то почему и Белый тоже да? Я допускаю, что персоналии в списке могут меняться со временем. Ну да мы ведь не футбольную команду собираем.
Просто я убежден, что одни и те же тексты одних и тех же авторов меняются со временем. Что-то становится лучше, что-то хуже. Давайте вернемся к этому вопросу лет через 50.
А вот еще одна уместная цитата. Крутится сегодня с утра в голове прочитанное лет двадцать назад. Идеальное описание уютнейшего уюта: «…сигары под боком… спички под боком… впереди еще четыре выпуска этого самого «Пальца»…
Звонят из Питера:
– Не откажите в любезности подписать акты сдачи-приемки сценария.
Таю.
Занимательная арифметика. В XIX-м веке в России было 10 великих писателей. В XX-м – 10 великих поэтов. Вероятно, в XXI-м будет 10 великих драматургов. Кажется, как минимум, два уже сейчас просматриваются. Впрочем, поговорим об этом где-нибудь ближе к середине XXII-го.
ПОЧЕМУ ТАРАНТИНО?
Мне кажется, для нашего поколения Тарантино – не просто режиссер. Для меня так точно.
Я никогда не был киноманом, книги для меня всегда были важнее. Но однажды мне попал в руки журнал «Птюч», в котором была статья про Тарантино. И я влюбился в него сразу и навсегда. Еще не видев ни одного его фильма, только по этой статье.
Только потом посмотрел «Криминальное чтиво» и «Прирожденных убийц». Кстати, любопытно – при первом просмотре мне показалось, что фильмы примерно равны. Но «Убийц» я с тех пор не пересматривал ни разу, а «Чтиво» – не знаю, сто раз, триста. Было время, когда я пересматривал его каждый день. Хотя смысла в этом особого не было, каждый кадр впечатался в память уже после первого просмотра.
И еще я очень любил «Настоящую любовь». Мне кажется, после нее я почувствовал, что кино для нас стало не просто искусством, а религией.
То есть буквально, это было религиозное чувство.
Помню, однажды ночью после многофильмового киномарафона я сформулировал свой канон веры – искусство не отражает жизнь, а создает ее.
Мы хотели написать наши жизни, как сценарий и верили, что можем это сделать.
И у нас это получилось – у кого-то лучше, у кого-то хуже.
Конечно, тогда я и предположить не мог, что буду этим зарабатывать на жизнь. Да и как это могло бы быть – Вологда, 90-е, в стране снимается полтора фильма в год.
Я тогда «просто» хотел писать книги так, чтобы они были похожи на кино. Чтобы они воздействовали как кино.
Тарантино в 90-е был для нас как опознаватель «свой-чужой». Как я злился на Троицкого, который, представляя «Мертвеца» на первом канале, сказал, что «Тарантино отдыхает».
Потом я понял, что «Мертвец» – великое кино, но Тарантино даже когда отдыхал, одной левой бил любого, кто мог приблизиться к трону.
Нет, ребята, мы не просто любим кино.
Мы и есть кино.
Что бы мы ни делали.
И именно потому, что в нашей жизни был и есть Тарантино.
Ирвин Ялом рассказывал о том, как он однажды проходил кулинарный мастер-класс у некой крутой африканской тетки. И вот что странно – несмотря на то, что он в точности исполнял все ее рекомендации и в точности копировал все ее действия – вкус блюда, который получался у нее, очень сильно отличался от вкуса блюда, которое получалось у него.
И однажды он случайно увидел, что, после того, как она смешает все ингредиенты, она отдает блюдо служанке, чтобы та поставила ее на огонь. И служанка шла через коридор, вдоль которого на полочках стояли специальным образом подобранные коробочки со специями и щепотками в определенном порядке бросала эти специи в блюдо.
И именно эти малозаметные добавки и давали тот самый тонкий, точный и трудноописуемый вкус блюда.
Так вот, с писательством то же самое.
Структура, сюжетные линии, конфликт, система персонажей – это все грубо порубленные мясо и овощи. Они важны, потому что без них ничего не будет. А вот потом начинаются специи. Тут слово убрать, там два поменять местами, тут восклицательный знак заменить на точку, там множественное число заменить на единственное.
Вроде бы ничего не изменилось, а текст СВЕТИТСЯ.
Вы все бросили смотреть «Миллиарды» еще в начале прошлого сезона и правильно сделали. А я вот отдуваюсь за всех вас.
Там теперь происходит полное безумие.
Они там теперь резко все хорошие и соревнуются, кто из них лучше. Какой-то, прости господи, «Кавалер золотой звезды», конфликт хорошего с лучшим. Принс хочет превратить Нью-Йорк в оазис посредством проведения там Олимпиады, а Чак Роудс с этой же целью старается сделать так, чтобы Олимпиады в Нью-Йорке не было. И для этого они сражаются друг с другом посредством… как бы вам это визуализировать – ну вот представьте, что два фехтовальщика вооружены букетами ландышей – вот, примерно так. А давайте сделаем для жителей города бесплатный вайфай! А давай построим суперсовременный стадион! А давай будем помогать Африке! А давай заниматься социальными проектами на всех деньги!
Не веришь не просто ни единому слову героев, но буквально ни единому кадру.
Досмотрю, просто чтобы понять – а в чем пойнт? Зачем? И главное, как? Сериал внезапно захватили леваки? Но почему из всех сериалов в мире они выбрали именно этот?
Единственный возможный финал, который приходит в голову – что в последние десять секунд мы увидим просыпающегося в швейцарском шале Акса, который трясет головой и говорит лежащей рядом блондинке: «Ты не поверишь, какая лютая дичь мне сейчас приснилась!»
У Андрей Витальевич Василевский воспоминания Самойлова:
«4 марта [1965]. Вчера открылся съезд писателей. Речь Соболева свидетельствовала, что у нас в расцвете татарская и марийская литература.
В президиуме рядом с Ильичевым – Анна Андреевна.
Вечером я посетил ее в номере гостиницы «Москва».
Она – усталая, прибранная, с новыми зубами.
Рассказывает об Италии, тоже устало и, по виду, разочарованно.
– Принимали сверх разрядов… Интересных людей я не заметила… Вигорелли не заплатил денег…
– Жила в роскошной гостинице для американских туристов… Хвалили сверх меры коммунисты… Среди них много китайских… Впрочем, есть всякие… Католицизмом итальянцы спасаются от американизации… Стихов не читают… Моя книга нераспроданная… Знают только «Реквием».
– Хороша только испанская поэзия… В 12-м номере «Иностранной литературы» стихотворение, каждому слову которого я завидую…
Конечно, тут спотыкаешься и начинаешь расследование. Что же такое за стихотворение было в 12-м номере «Иностранной литературы», которому позавидовала Ахматова?
Дмитрий Быков считает, что речь шла о стихотворении Леона Фелипе «Дознание» в переводе Гелескула. Примем это утверждение на веру, тем более, что стихотворение – действительно…
…И кто-то приказал мне: – Говори!
Припомни всё. Припомни, что ты видел.
– Не знаю. Это было в темноте.
Толкают… Чьи-то локти и колени…
И непонятно – держат или валят.
Всё происходит в темноте…
– Потом?
Рассказывай!
– … Выходим из пролома
навстречу снам… И медленно крадёмся
притихшими задворками кошмаров…
– Ты видел их? Какими они были?
– Не знаю… Словно траурные реки
в султанах чёрной пены… и плюмажах.
Нет, чёрные кладбищенские кони,
бегущие, бегущие с рыданьем…
– Рыданьем ли? Рыданьем или ржаньем?
– Кто знает… И вбегающие в море…
Одно я знаю точно – все кошмары
приводят к морю.
– К морю?
– К огромной раковине в горьких отголосках,
где эхо выкликает имена —
и все поочерёдно исчезают.
И ты идёшь один… из тени в сон,
от сна – к рыданью,
из рыданья – в эхо…
И остаётся эхо.
– Лишь оно?
– Мне показалось: мир – одно лишь эхо,
а человек – какой-то всхлип…
– И всё
И это всё? Какой-то всхлип – и только?
– В конце уже я слышал только всхлип.
– Но всхлип ли это был? Откуда шёл он?
Быть может, это были пузыри?
Толчок трясины? Ветер над трясиной?
– Не знаю… Всё свершалось в темноте!
Дальше пошел в другую сторону. Анатолий Михайлович Гелескул. Смотрите, биография:
Горный инженер, доктор технических наук, профессор Московского горного института, автор нескольких справочников по горной выработке полезных ископаемых. В 1937 году арестован органами НКВД, уголовное дело прекращено за недоказанностью обвинения.
Анатолий Михайлович учился в Московском геологоразведочном институте им. С. Орджоникидзе, был отчислен с 3 курса геофизического факультета по состоянию здоровья, закончил Московской институт нефтехимической и газовой промышленности, до 1968 года работал в геологоразведочных партиях на Кавказе. Был женат на филологе-испанисте Н. Р. Малиновской, дочери маршала Малиновского.
В конце жизни практически ослеп, но продолжал работать благодаря помощи жены.
Скончался 25 ноября 2011 года после долгой и тяжелой болезни.
Выглядит, как биография какого-то… ну, инженера, согласитесь.
И при этом.
Наиболее известные работы: с испанского – народные песни, Хорхе Манрике, Гарсиласо де ла Вега, Сан-Хуан де ла Крус, Кеведо, Росалия де Кастро, Мачадо, Хименес, Леон Фелипе, Лорка, Вальехо, Уидобро, Эрнандес, Пас, Пабло Неруда, Элисео Диего, Синтио Витьер; с французского – Теофиль Готье, Нерваль, Бодлер, Верлен, Аполлинер; с португальского – Пессоа; с немецкого – Рильке; с польского – Мицкевич, Норвид, Лесьмян, Ивашкевич, Галчинский, Стафф, Лехонь, Бачинский, Боровский и др. поэты поколения Колумбов, Т. Новак, Харасымович, Шимборская, Милош, Твардовский, с чешского – Витезслав Незвал. Переводил также драмы (Лорка) и прозу (Ортега-и-Гассет, Хименес).
Первая книга переводов – 1993 год.
Крутой дядька.
Настоящий поэт.
Написано два года назад:
Что думаю я про #Clubhouse
1. Слишком быстрый взлет – всегда подозрительно. Что быстро взлетает – так же быстро падает (помните перископ? Неважно, никто не помнит). Именно поэтому я не слишком тороплюсь толкать вверх наш подкаст. В нынешней ситуации его можно было бы вывести на 1 место одним простым действием. Я умышленно не делаю это действие, поскольку на этом этапе мне важна не скорость взлета наверх, а время, которое мы сможем продержаться наверху. А для этого нужно нарабатывать репутацию у зрителей и гостей и библиотеку крутых выпусков.
2. Нет комментов, нет возможности сохранять запись. То, что сейчас кажется фичей, очень скоро обернется багом. Без сохранения архива невозможен экспоненциальный рост для блогера. Каждого нового слушателя приходится завоевывать заново. Никто не сможет генерить контент бесконечно в открытую форточку.
3. Из-за системы инвайтов сейчас там немножко как в раннем ЖЖ. На расстоянии вытянутой руки от тебя – буквально Кто Угодно. Это хорошо для тебя, не очень хорошо для КУ. Очень скоро близость тебя к КУ перестанет его забавлять и начнет раздражать.
4. Вы заметили, что вы идете в фейсбук (запрещенная в РФ экстремистская организация). обсуждать Клабхаус, а не наоборот? То-то же. Помните, как в ЖЖ все обсуждали фейсбук (запрещенная в РФ экстремистская организация).? Не помните? Потому что этого не было. Все просто молча ушли в фейсбук (запрещенная в РФ экстремистская организация)..
5. Это сейчас там обсуждают стартапы, старинные музыкальные инструменты и Бергмана. Через неделю там все будут обсуждать сиськи и это будет уже навсегда.
6. Вангую, что в течение нескольких месяцев эту штуку купит условный фейсбук (запрещенная в РФ экстремистская организация). и встроит в свою экосистему. Или скопируют сразу все игроки.
7. Тем не менее, возможно, именно этот хайп будет недостающим щелчком для экспоненциального взлета подкастов в России. Как это вижу. Водители, которые обычно слушают радио, переключатся на клабхаус и заметят – ого, ни фигаж себе, можно слушать интересное аудио без рекламы каждые две секунды. Потом клабхаус надоест, а радио с кучей рекламы уже в уши не полезет. Ну и логично, что водители переключатся на подкасты. А нам только того и надо.
Как говорится, запомните этот твит, проверим, какая я кассандра.
Когда мы учимся писать, мы собираем три вида навыков.
Первое – это тренажеры. Это навыки, которые помогают нам яснее видеть, быстрее думать, анализировать, точнее выражать мысли, разнообразно и интересно строить повествование и так далее.
Второе – это инструменты. Система персонажей, путь героя, структура истории, строение сцены – все эти подпорки, которые в более-менее автоматическом режиме помогают сделать историю, которая не развалится по собственной тяжестью.
Третье – это антураж. Эмоции, настроения. Условно, когда идешь на свидание, обязательно нужно красиво одеться, взять букет цветов, коробку конфет, ресторан, кино, вот этот вот все.
Но.
Все это нужно только на стадии подготовки. Все это используется только до того момента, как начинается прямое соприкосновение автора и текста.
Да, нужны гантели, экспандер, велотренажер, чтобы подготовиться в соревнованиям. Но ты не потащишь гантели за собой на трассу.
Да, нужны молоток и пила, чтобы построить дом, но они не нужны для того, чтобы жить в доме.
Да, цветы и конфеты не помешают на свидании. Но в постель вы их с собой не возьмете.
В свой текст автор всегда идет голым. Как в постель. Как в море. Как в могилу.
Только что в метро – стоят рядом парень и девчонка, читают книги. Он – «Очаровательный кишечник», она – «Никогда не ешьте в одиночку».
«Записки покойника» в театре всегда ставят со стороны театра (Фоменки – с точки зрения актеров, СТИ – с точки зрения Ивана Васильевича). Мне этот роман никогда не казался смешным. Видимо, потому что я сам автор и у меня с театром свои счеты. Для меня в этом романе всегда было важно не то, что это «Театральный роман», а то, что это «Записки покойника». Мне кажется, театральные люди не воспринимают всерьез самоубийство героя. Мол, Булгаков ведь пережил постановку «Белой гвардии» во МХАТе и писать стал лучше прежнего. Ага. Булгаков пережил. А Максудов постановку «Черного снега» не пережил. Вот об этом на самом деле роман. О том, что каждая постановка – это убийство автора. Каждая. Каждая. Каждая.
В наши дни Катерина Измайлова траванула бы свекра, грохнула бы мужа, задушила племянника, а потом родила бы во Франции, отдохнула бы на Мальдивах, а потом вернулась бы на родину учить народ нравственности.
Ларс фон Триер не просто женщина. Он – Мэри Сью!
А я вот все думаю. Ведь Иван Васильевич дал Максудову отличный сюжет. Помните? Будто бы в некоем царстве живет артистка, и вот шайка врагов ее травит, преследует и жить не дает… А она только воссылает моления за своих врагов…
Зря он этим сюжетом не воспользовался. Колоссальные деньги мог бы заработать в один миг.
Умирал старый сценарист. Перед смертью сказал:
– Все херня, кроме структуры.
А потом подумал и добавил:
Структура тоже херня.
Хочу открыть курс «занимательная прокрастинация для сценаристов».
Каким должен быть идеальный дизайн телефона: крутой вблизи, чтобы поразить всех друзей, и отстойный на расстоянии, чтобы не убили за него нафиг.
Самое любопытное, что пиратство в России выгодно всем. Пиратам, поскольку они на нем зарабатывают. Потребителям, поскольку они получают бесплатно то, за что во всем мире платят. Правоохранительным органам – они пиарятся на борьбе с пиратством и кормятся на его крышевании. Продюсерам – они списывают на пиратство свои неудачи. И даже авторам – они не напрягаются, поскольку качество их произведений никак не отражается на их благосостоянии. Но все это лишь в краткосрочной перспективе. В длинную проигрывают все. Правда, у нас в длинную думать не умеют.
На дереве табличка: «Удаление деревьев». И само-то дерево – длинное, тощее, нездоровое, как персонаж Достоевского. О чем это дерево думает, как себя оправдывает? Стою, мол, себе, занимаюсь фотосинтезом. А что там за табличка – не мое дело.
Джордан Питерсон написал книгу «12 правил жизни. Противоядие от хаоса». Книга стала мега-бестселлером и помогла множеству не очень успешных людей стать очень
успешными.
Книга довольно толстая и не у всех хватит терпения прочитать ее, и я составил для вас конспект.
В книге перечислены 12 правил.
Первые одиннадцать малосущественны, поэтому я перейду сразу к ключевому, 12-му правилу:
12. Если встретил кота, погладь его.
Поделитесь этим постом с вашими друзьями и подписчиками, возможно, он изменит их жизнь.
Не знаю, о чем будет моя Нобелевская речь, но точно знаю, что она будет заканчиваться словами «в мастерской осталось два места…»
Сериал «Перевал». В заснеженных Альпах, на самой границе между Германией и Австрией, полиция находит труп мужчины. При осмотре выясняется: мужчину приволокли сюда уже мертвым, у него поддельные документы, а в руках – хвост из конского волоса. Расследовать загадочное преступление берутся два детектива из соседствующих стран.
Короче, очередная версия «Моста». Помню, когда объявляли конкурс на адаптацию «Моста» в России, я предложил самую радикальную версию – что труп найден на границе между Москвой и Московской областью. То есть на самом деле между Москвой и Россией.
Продюсеры красоту этой идеи не оценили:)
Я не учитель сценарного мастерства, а акушерка, которая помогает родиться вашему сценарию.
21 год «Театру. doc»
Помню, как в редакцию «Крокодила» пришел наш директор Юра Парфенов и сказал, что открылся театр документальной пьесы. Я тогда на это никак не отреагировал, интересы были совсем другие. Потом прочитал пьесы братьев Пресняковых и Дурненковых и вдруг понял, что это и есть тот самый язык, который я так давно ищу. Язык, с помощью которого можно писать.
Потом были читки «Любимовки», когда боишься дышать, потому что на сцене – все про тебя, все для тебя. Помню, как выходил из зала после Славкиных «Экспонатов», четко понимая, что мир никогда не будет прежним.
«Ясная поляна» с бессонными ночами в стоящем посреди яблоневого сада купейным вагоном, а в этом вагоне – пьяная от собственного всемогущества вся новая драматургия мчится на всех парах прямиком в грядущее.
Моя первая московская постановка – «Убийца» Миши Егорова с живой гитарой и бумажными декорациями.
Три года сплошной нервотрепки и отчаянного, невыносимого счастья – фестиваль «Кино без пленки».
Коллеги, дай бог вам здоровья! Вечная память тем, кто ушел.
Спасибо вам за то, что мы с вами у нас были. И надеюсь, что когда-нибудь мы с вами снова сойдемся все вместе, глотнем коньячка из фляжки, как в старые времена, поплачем над собственной глупостью и восхитимся молодяжкой, которая херачит так, что нам и снилось.
Виват Академия, вивант профессорес!
И опять Афиногенов:
Писать сценарий после пьесы – все равно что красить стену после писания картины…
Наша бабушка может подкинуть ребенка вверх и пока он летит, напечь оладьев, сбегать в магазин и протереть пол.
Милиционеры раньше ходили по двое – один умел читать, второй писать. А теперь они ходят по шестеро. Соответственно, и способностей стало больше. Один знает все законы. Второй обладает экстрасенсорными способностями. Третий стреляет без промаха. Четвертый говорит на семнадцати языках. Пятый владеет приемами джиу-джицу. Шестой метает ножи.
Если нужно что-то делать, а не хочется – не надо заставлять себя захотеть. Гораздо проще делать нехотя.
Это мало кто понимает. И даже очень умные и прошаренные люди сливают кучу энергии и тратят годы жизни на то, чтобы что-то по-настоящему захотеть.
Желание выносишь за скобки и просто делаешь.
Когда делаешь – все получаешь какой-то результат.
Есть еще одна ловушка – когда потратил слишком много энергии на то, чтобы чего-то страстно захотеть – появляются завышенные ожидания.
И если вдруг не получится – будет страшное разочарование.
И если получится – тоже будет разочарование, потому что слишком много сложено эмоций в хотение.
Просто спокойно делать.