–Что за Репкино? И сам ты Макар, тебе что, голову напекло, Говен я, – не менее удивленно ответил дед Говен, – Ты точно не упырь? А не то я тебе веслом-то по башке надаю, так и знай, я хоть и старый, да удалой!

– Да не упырь я! – вскричал Павел, – я человек, сам ты упырь!

–Ну, не упырь, так не упырь, чего завелся, мало ли вас тут ходить, – пробормотал дед, – вон давеча якиесь воины приходили, в лес в этот и ходили, стало быть, разбойников ловить, только не пришли они более, вот и упырей будет много, стало быть…

–Дед, что ты мелешь, какие воины, какие упыри?– позабыв о своей лесной находке, Паша решительно не понимал, дед сумасшедший, или смеется над ним, – позвонить тут откуда можно, где у вас тут люди живут?

– Позвонить? – дед недоуменно уставился на пришельца, – ты чего это удумал, рыбу мне всю распугаешь, найди себе железяку, иди в лес, там и звени себе, авось медведь тебя задерет, и поделом тебе, ишь чего удумал, звенеть собрался!

–Дед, ты что несешь? Телефон тут где?– уже крича на деда, негодовал Паша.

– Пилифон? Какой Пилифун! Ты упырь чего тут непотребства всякие говоришь! – разволновался дед, яростно помахивая своим веслом, – Я тебе сейчас упырь покажу.

Однако вопреки своим угрозам, веслом он принялся усердно грести, отводя лодку подальше от берега, бормоча себе под нос какие-то проклятия и ругательства, сетуя на неспокойные времена.

– Да и пошел ты, старый дурак! – крикнул ему Паша в след и побрел дальше вдоль берега.

«Сумасшедший какой-то, точно не Макар»: думал он, шагая вперед.

Вскоре он увидел столбики дыма, по всей видимости, идущие из печных труб деревенских домиков. «Почти лето же на дворе, зачем им печи топить, газ же вроде у всех был?»: недоумевая, подумал Паша.

Подойдя к деревне настолько, чтобы иметь возможность ее разглядеть, Паша еще больше удивился. Асфальта никакого не было, (а на главной дороге вроде как еще недавно он был), по улицам бегали и куры, и гуси, и даже голопузые детишки, перепачканные дорожной пылью. Если гуси и куры в родной деревне были бы вполне привычны, то такого количества детей, да еще и почти полностью голых, Паша никак не мог объяснить.

Вместо стариков по улицам расхаживали вполне себе молодые хозяйки в каких-то странных нарядах, похожих на те, в которых плясали и пели на концертах, изображая древних славян. Неподалеку на лугу паслись коровы, которых в Репкино можно было насчитать не больше четырех. Тут же явно было целое стадо, не меньше тридцати голов.

Паша вышел к деревне не по дороге, которая пересекала всю деревню, появляясь откуда-то издали, чтобы уйти противоположную даль, а со стороны пастбища, на котором росла высокая трава. Извилистая дорога была раскатана явно не машинами, узкие колеи были скорее оставлены какими-то твердыми и узкими колесами. Скорее всего, телегами, одну из которых тянула в деревню худенькая лошадка.

–Это что за?..– тихо проговорил себе под нос заблудившийся странник.

Вдруг его взгляд уперся в группу людей, которые двигались к нему, высоко поднимая над головами вилы и какие-то подобия то ли копий, то ли просто длинных палок. Группа состояла из бородатых мужчин, на некоторых даже были кольчуги, позади них, подвывая, шли женщины, периодически что-то громко выкрикивая. Паше удалось разглядеть и недавнего знакомого, который, видимо, уже успел приплыть в свою деревню, и созвать всех этих людей.

Начиная чувствовать неладное, Паша оставался стоять на месте, отчаянно пытаясь понять, бежать ему, или идти к людям. Выглядели они явно не дружелюбно, видимо, дед наплел им с три короба, и теперь его считают преступником. Воспоминания о найденном в лесу трупе только подкрепили панику в душе Павла, и он, заикаясь, проговорил:

–Эй, люди, вы чего?!

–Бей упыря! – закричал дед Говен, тыкая в него указательным пальцем и размахивая веслом, – бей окаянного!

Люди моментально окружили обомлевшего и подрагивающего Пашу, впрочем, тыкать его вилами они пока не торопились, видимо понимая, что он не агрессивен, а дед Говен мог и попутать что-то в своих-то годах.

– Дед Говен, перестань кричать, где это ты видел говорящего упыря? Те же только мычат, – заговорил чернобородый мужик, покачивая рогатиной, – ты же говорил с ним?

– Ну, говорил, а может это какой умный упырь, видишь, как одет, может вообще колдун какой, – стоял на своем Говен, выпячивая губу и резко покачивая головой из стороны в сторону.

– Полно тебе, навыдумываешь, – выставив руку вперед, чернобородый мужчина прервал заведшегося было дедка, и, повернувшись к диковинному незнакомцу, спросил, – Ты, человек?

–Человек! – негодующе заявил Павел, даже притопнув ногой. – Не упырь я и не колдун, что за сказки такие?

– Сказки не сказки, а народ ты пугаешь видом своим, давай живехонько рассказывай, кто такой, и откуда взялся тут?

– Коробов Павел Валерьевич я, к родителям в Репкино попасть хочу, погостить. Вот, заблудился вчера в грозу, потерялся, деда вашего встретил, а он меня упырем называет и веслом побить грозит.

– Что за такое Репкино, нет тут никакого Репкино, стало быть, сильно ты заблудился, – почесывая бороду, заверил пришельца мужик, – И что, все так в твоем Репкино одеваются?

– Ну, все не все, да только это у вас одежды странные для нашего времени, а не у меня.

– Ты на наши одежды не клевещи, все мы одеваемся, как надо, – было непонятно, раздражается чернобородый, или же просто подшучивает, – А вот ты нет, и что это у тебя за время такое?

– Ну, двадцать первый век, какое ж еще…

– Это от какого момента двадцать первый век?

– Ну, от рождества Христова, – недоуменно отвечал Павел.

– Какого Христова, таких мы тут не знаем, а время сейчас шесть тысяч и шесть лет от Великой победы.

– Блин, что-то я вообще вас не понимаю, – Паша не на шутку испугался, – А телефон у вас тут есть?

–О, пилифун ему нужен, вон какие слова гнет, – тут же вскричал дед Говен, – Звонить он им хочет! Подмогу упыриную призывать собрался!

– Так, поведем мы тебя к волхву Еремею, он тебя и расспросит, а то ты сейчас наплетешь нам с три короба! – сказал мужик, и, развернувшись, пошел в деревню.

Паша почувствовал довольно болезненный тычок в спину, и, чуть не упав, поспешил за чернобородым, не заставляя приглашать себя заново. Процессия во главе с чернобородым и пленником вошла в деревню и двинулась по направлению к дому на отшибе, возле которого стоял какой-то деревянный столб с изображением бородатого старика, вырезанном на нем.

– Ну, чего пришли, кого привели? – спросил вышедший из дому старик.

Выглядел он действительно старым, но держался достойно, не сгорбленный, с мощными руками, одна из которых держала посох. Колыхающаяся длинными прядями седая борода до пояса, и голубые, глубоко посаженные, казалось бы смотрящие в саму твою суть, глаза. Летящие, высоко расположенные брови, и длинные седые волосы, сдерживаемые соломенным плетеным обручем. Все это хоть вроде бы и не выделялось чем-то необычным, в сравнение с иными обитателями здешних мест, но странным образом создавало картину человека, от которого прямо-таки веяло силой и мудростью.

Паше человек не показался враждебно настроенным, хотя опасения его и не думали покидать, потому что вся ситуация ничего хорошего ему не сулила.

– Да вот, незнакомец к нам из лесу вышел, людей видом пугает, кто такой объяснить толком не может, дед Говен за упыря его принял, – ответил все тот же чернобородый, видимо, играющий роль предводителя всего собранного на поимку «упыря» отряда.

Тогда волхв Еремей, а это был именно он, посмотрел на Пашу, да так пронзительно, что тот даже пошатнулся, инстинктивно пытаясь избежать зрительного контакта.

– Человек это. Где ты таких упырей видал? Упыри летают ночью, кровь сосут, а этот и на вурдалака не похож… – поглаживая бороду, говорил старец, – вот что, вы идите все по делам своим, а с ним я сам разберусь, не буйный он, я вижу.

– Как скажешь, Еремей, – сказал чернобородый и поклонился старцу, обернувшись, он напоследок погрозил пальцем Паше, и гаркнул, – чего стали? Расходимся, или не все Еремея слышали?

С гомоном толпа двинулась назад, все перешептывались, но утолять свое любопытство не решились, видимо Еремей и чернобородый имели свой авторитет в этой деревне, раз даже Говен не стал вопить про упырей и вилы, чем занимался во время их похода к дому волхва, бегая вокруг Павла и размахивая веслом.

Когда все ушли, оставив волхва и «упыря» наедине, старик сказал:

–Ну, чего встал, пойдем в дом, там и поговорим, – и, не оборачиваясь, зашел в дом.

Снаружи дом выглядел крепким, и довольно высоким. Окон на стене, где была расположена дверь, не было, однако в прихожей не было темно, так как окна были рядом, на боковых стенах. Сам дом был построен из бревен, сложенных друг на друга, и чуть выходящих за пределы самих стен, образованных ими. Никакой затейливой конструкции Паша не заметил, обычный прямоугольник, фундамент был сложен из валунов на которые и были положены бревна. Щели были законопачены так, чтобы ветер не проникал в дом. Крыша была покрыта колотой деревянной черепицей, а дом украшали различные резные панели с изображение зверей и птиц, какими-то символами и рунами. Хорошо разглядеть их Павел не успел, так как поспешил войти в дом за Еремеем.

Внутри дом представлял собой прямоугольник, разделенный на секции какими-то перегородками, смастеренными уже после возведения дома. Было темно, через маленькие окна, залепленные то ли какой-то кожей, то ли еще чем-то, что опознать Паша был не в силах, свет пробивался еле-еле. Возле печи были развешены рядами от стены к стене веревки с различными сушеными травами, терпкий аромат которых наполнял дом, вызывая желание чихнуть, что и произошло с Пашей.

–Аапчхии! – слегка согнувшись, раскатисто чихнул гость, стараясь прикрыть рот рукой.

– Здоров будь, – сказал в ответ на чих старик, – Ну, рассказывай, кто таков, откуда пришел?

– Из Каминска приехал, со станции через лес пошел в Репкино, ночь, гроза, заблудился, по лесу блуждал, на речку вышел, – опуская некоторые подробности, стал отрывисто повествовать Паша, – там Говен, я его и спросил, где я да как до Репкино дойти.

– Понятно, – старик принялся мерно поглаживать бороду, с любопытством разглядывая своего гостя, – присаживайся.

Указав на лавку возле стены, старик пошел к печи, и обращаясь к Паше, продолжил:

– Стало быть, совсем ты заплутал, не слыхал я о таких местах, какие ты называешь, – доставая из печи ухватом чугунок, из которого шел пар, говорил он, – одет ты больно странно, грязный весь, как из печи вылез…

– Да чего странно-то, ну, грязный я, это да, но вот одежда у меня вполне нормальная, обычная, – возмутившись, перебил волхва Паша.

– А я тебе говорю, странно, не по-людски, никто таких одежд тут не носит и не шьет, и за морями не шьют, – чуть помедлив, волхв добавил, – а с какого ты краю?

– С краю?.. – пытаясь сообразить, чего от него хотят, пробормотал Паша, – ну, из России, страна такая, в которой мы живем, и вы тоже.

– России? – удивленно подняв брови, спросил волхв, – нет, ты может там и жил, а мы сейчас подле Князьграда, в Светлом княжестве.*

*(Все города, княжества, страны и села являются вымышленными, кроме страны Россия, из которой явился главный герой. Любые совпадения с реально существовавшими названиями случайны.)

– Где? – чуть не поперхнулся гость.

Паша стал напряженно размышлять, он полагал, что до такой белочки допиться было бы трудно, тем более что сейчас он трезв, а значит, он напоролся либо на тех самых ролевиков, что непонятным образом отстроили тут себе целую деревню, либо на деревню, в которой живут старообрядцы. Ни то, ни другое не могло терпеть разумной критики, ибо наличие старообрядческой деревни возле одного из административных центров европейской части России не могло оставаться в тайне, места были обжиты и полностью разведаны, и спихнуть на широту Российских просторов было никак. Вариант с ролевиками тоже не мог быть ясен, те играют во что угодно, и понятно, что не обязательно в эльфо-хоббитов, но строить целую деревню, с домашним скотом, детьми и прочими атрибутами реальной жизни, да еще и человека, не принадлежащего к игре, так пугать и тыкать вилами, это уже, пожалуй, был бы перебор. Однако иных объяснений происходящему Паша не находил. Конечно, в его голову закрадывались мысли, предполагающие собственное сумасшествие или перенесение во времени и пространстве, однако они были еще более нелепы.

– Где мы? – еще раз повторил Павел, – В каком княжестве?

– В Светлом княжестве, – ставя на стол чугунок, ответил старик.

– Понятно, отлично, с кем оно граничит? – Паша решил поддержать разговор, чтобы попытаться уличить старика во лжи.

– Много с кем. На востоке и юге племена кочевников, государств они не имеют, – поводя рукой над чугунком, волхв продолжил, – еще южнее живут ромеи, целая Империя, только нелады у них, поговаривают, будто уже две стало Империи, на севере и западе другие княжества, там народ почти как наш, рядом с ними варяги обитают, суровые северяне. Да и мелких народцев рядом не мало, те же великаны рядом живут…

– Вы надо мной смеетесь, что за бред, какие Империи, какие великаны?

– Так, цыц, я еще не обезумел, а вот ты, наверно, да, – прикрикнул на гостя волхв, – Значит, не знаешь ты таких мест, и не слыхивал никогда, а я о твоих не слыхивал…

Дед присел на лавку рядом с Пашей, и уставился в окно. Увидеть улицу он вряд ли мог, но смотрел именно туда.

– Значит, из лесу ты пришел?

– Из лесу.

– И гроза была?

– Была, и я бежал, и головой об ветку ударился, упал без сознания, утром в лесу очнулся, к вам и вышел… – решив не опускать подробностей, рассказал Паша.

– Та-а-ак, – протянул старик, и, резко поднявшись с лавки, зашел в одну из секций, через минуту выбежав оттуда с какой-то деревянной табличкой, сказал, – Внемли мне!

Прокашлявшись, он, вперив взгляд в табличку, собираясь что-то читать с нее, а через секунду заговорил:

– И… так, так, так, а, вот оно, – взглянув на Пашу, желая убедиться, что тот внимательно слушает, старик снова опустил глаза на табличку, – И явиться он с молнией Перуновой из ниоткуда, дабы сразиться со злом, и возвернуть порядок да равновесие!

– И что? Бред какой-то…

– Бред? Сам ты бред, отрок малоумный, сам Перун тебя сюда направил! – как-то торжественно потрясая табличкой, ораторствовал старец, – Ты – герой, самими богами избранный для искоренения зла!

– Понятно, я герой, это очень хорошо, где тут ваше зло? – уже поняв, что старик явно не такой уж и внушительный, как казалось сразу, а попросту обезумевший, спросил Паша – Пойду его бороть!

– Ты не юродствуй, зло оно завсегда прячется да силы копит, не знаю я зла никакого, чтобы герой был нужен, однако найдется тебе и зло и добро…

– Понятно, герой есть, зла нету, пойду тогда домой? – прервал его Паша, уже поняв, что нужно просто идти обратно в лес, поискать там железную дорогу и выйти к людям, нормальным людям.

– И куда ты пойдешь? – вопросительно глянул на него старик, – Да тебя первый патруль княжеский заколет, как увидит. Сразу в баньку сходишь, потом поедим, а там и думать будем.

С этими словами старик вышел из дому, что-то приговаривая про баню.

Паша понял, что просто так ему отсюда не выбраться, решил пока не убегать, тем более что помыться ему не помешает, да и живот жалобно урчал. «Можно же и поесть, а там и деру дадим»: думал он, сидя на лавке и стараясь понять по запаху, что же там в чугунке.

Размышляя о том, как именно он будет покидать это место, и куда ему нужно будет идти, он не заметил появившегося в дверях волхва:

–Давай, пошли, в баньке попаришься, – сказал дед, махнув ему рукой с призывом идти за собой.

Паша быстро поднялся и последовал за старцем. Они вышли во двор, и, пройдя вдоль стены дома, попали за него. Там стояла баня – довольно не большой, но построенный тем же манером, что и основной, домик. Старик остановился перед входом, открывая дверь сказал:

– Разденешься тут, пройдешь дальше, помоешься и дуй домой, оденешься в то, что я там приготовил, твое одеяние стирать надо, да и не подходит оно к здешним местам.

– И куда я его, одеяние мое? – иронично поинтересовался Паша.

– Постираешь, да в сумку положишь, вот только сапог у меня нет никаких, в своих походишь, в глаза бросаться не будут, – сказал Еремей и ушел.

Решив, что местная одежда позволит ему избежать повторных столкновений с местным населением, Паша вошел в предбанник. Помещение было тесным, из интерьера имелись две лавки и голые стены. На одной из них был аккуратно уложен сверток с одеждой, заготовленной волхвом, разглядывать ее Паша пока не стал. Он быстро разделся, сложив одежду кучкой прямо на полу, предварительно вынув все ценное из карманов. Ключи от квартиры, остатки денег, почти полная пачка сигарет, большинство из которых, судя по всему, были ломаными, зажигалка, мобильный телефон, который по-прежнему не ловил сеть, и паспорт гражданина РФ с вложенным в него билетом на электричку от Каминска до Репкино.

Положив все это на лавку, Паша вошел в главное банное помещение. Видимо баня уже остывала, или была растоплена недавно. Редкие сгустки пара витали вокруг. Паша подошел к бочонку с горячей водой и, найдя неподалеку ковшик, стал черпать им воду, поливая себя.

Мыла никакого он не нашел, поэтому тер себя просто руками. Правда оглядевшись, он нашел возле одной из стен веники и рядом какие-то тряпицы. Решив, что тряпица должна заменить мочалку, он стал стирать с себя грязь ею.

Потом, кряхтя, он стал понемногу обхаживать себя веником, чтобы тело разгорячилось и открылись поры. Пройдя все банные процедуры, какие он смог выдумать, Паша вышел обратно в предбанник, там, на лавке, он увидел ранее не замеченное полотенце. Обтершись им, он принялся за одежду. Трусы и носки он одел свои, ибо адекватной замены им он не нашел, а ходить без них было непривычно. Конечно, особой чистотой эти вещи не отличались, но выбора не было. Одевая широкие, чуть зауженные снизу штаны сероватого цвета, Паша отметил, что ткань достаточно прочная и теплая. Поверх тела он надел рубаху, с орнаментом на воротнике и манжетах. Рубаха была свободной, как и штаны, и доставала почти до колен. Подпоясав ее найденным в том же свертке поясом, он принялся напяливать свои кроссовки «адибос». Благо они были просто черными, а символ этого самого «адибос’а» уже стерся. Выглядело это все равно смешно, но было бы смешнее, если бы его обувь была цветастой.

Нарядившись, он собрал в тот сверток, в котором была новая одежда, свое «одеяние», и, не найдя карманов в своем одеянии нынешнем, отправил в сверток и разложенные на лавке богатства. Крепко связав концы, он взял его, и вышел из бани, идя вдоль стены ко входу в дом.

Возле входа, на лавочке, его поджидал старик.

–Ну что, помылся-попарился, на упыря более не похож? – встретил его вопросом волхв.

–Угу, – буркнул Паша, и, не ожидая приглашения, вошел в дом, кинув сверток с вещами возле стены в прихожей.

– Ишь какой, – усмехнувшись, вслед ему сказал дед, и, поднявшись с лавки, тоже пошел внутрь.

Паша уже сидел на лавке возле стола, и любопытно разглядывал горшок. Тот был наполнен горячей гречневой кашей с мясом. Выглядело это аппетитно, и Паша просто изнемогал в ожидании. Голод, что томил его, по сути, уже несколько дней, давал о себе знать, как никогда раньше. Впрочем, начать без прямого приглашения он не решался, стараясь не обидеть старика, нарушив какие-нибудь правила, что наверняка существуют в этих местах.

– А ложки у тебя своей и нет, так? – спросил волхв, заметив Пашины страдания возле горшка с кашей, – Потерял, или не носят с собой у вас там?

– Не носят, – коротко ответил Павел, уже представляя, как есть кашу рукой.

– Ладно, это не беда, есть у меня ложки, – сказал дед, и вошел в одну из секций, на которые был разделен дом.

Покопавшись там немного, он вышел с двумя деревянными ложками в руках. Присев напротив Паши за стол, он протянул ему одну из них. Ложка была грубо вырезана, слишком толстая, в отличие от привычных Пашиной руке столовых приборов. Однако она была довольно гладкая, и опасаться заноз явно не стоило. За неимением вариантов, Паша сжал ложку в правой руке, и вслед за дедом черпнул ею из чугунка.

Вложив содержимое ложки в рот, Паша почти не жуя все проглотил. Такая расторопность стоила обожженного горла и полости рта. Тогда он, чуть не закашлявшись, решил поумерить пыл. Слезы проступили на глазах, стараясь не подать виду, он на момент отвернулся и украдкой вытер их о плечо.

– Горячо, что ты так глотаешь, дуй сразу! – ухмыляясь, посоветовал старец, и, показывая пример, дунул на свою ложку с кашей, лишь затем отправив ее в рот.

– Угу.

Вторую ложку каши, с кусочком мяса в вершине гречневой горки, Паша тщательно обдул, наверно, даже слишком, потому что дед снова заулыбался.

«Ничего, целее буду»: подумал Паша, и принялся жевать кашу.

Не сказать, что бы та была совсем не соленая, скорее заметно недосоленная. Эта пресность, связанная с отсутствием должного количества соли сильно портила вкус. Радовало, что каша была хорошо сдобрена мясом, назвать ее постной было нельзя.

– А у вас тут не солят? – спросил Паша.

– Солят, солят. Год нынче не тот, не доехала сюда соль, прошлогодней пользуемся, – помолчав, старик добавил, – Это мне люди несут. Я кому с хворью помогу, кому советом добрым, а у иных и совсем соли нет. А у тебя дома вдосталь соли?

– Соли? – задумавшись, ответил Паша, – Соли у нас хватает, хоть обсолись.

– Понятно, – многозначительно протянул дед, видимо не совсем поняв, как именно много соли у Паши, – богато значит живете.

Разговор прекратился, так как Паша стал поглощать кашу дальше, а волхв, видимо побоявшись, что этот голодный пришелец сейчас опустошит весь чугунок, старался не отставать.

Наполовину опустошив чугунок, оба пировавших отложили ложки.

–Ну, поели, это хорошо, – вытирая бороду, сказал старик.

– Спасибо, – вспомнив о правилах приличия, произнес Паша.

Дед помолчал, потом сказал:

– Только на героя-то ты не похож, а предсказания они… – поглядев куда-то в потолок дед многозначительно помолчал и продолжил, – Они и умалишенным писаны могут быть.

– Как неожиданно, – съязвил гость.

– А могут и истинными оказаться, – не обращая внимания на Пашу, продолжал волхв, – Сам Перун бы тебя сюда не вызвал, без просьбы. Значит, кто-то просил. Лиха нет никакого, чего звать тебя? Значит, Иван тебя призвал, он все хвалился, что новое чародейство придумал, наверно, тебя сюда и приволок.

Будто сам обдумывая сказанное, волхв замолчал на минуту, а после добавил:

– Хотя, я Ивану не доверяю, он чародей хороший, но все время впросак попадает последние годы, да волшбу не ту, что задумал, творит.

– А, вот оно что, понятно, Иван палкой помахал, я тут очутился, пойду к Ивану, просить еще раз помахать?

– А вот и иди, – серьезно сказал Еремей, – Не знаю, чем он там махал, а к нему ты иди. Только…

Поразмыслив, снова разглаживая бороду, волхв добавил:

– Только сразу ты у меня побудь, недельки три, я тебя научу всякому, чтобы по дороге не прибили, за упыря не приняли.

С этими словами Еремей встал из-за стола и ушел куда-то вглубь дома.

«А вот и оно! Время!»: подумал Паша, и, как мог бесшумно, покинул дом, прихватив свой сверток. Почти выбежав на дорогу, он тут же драпанул в лес, благо от дома было не далеко. Оставшись незамеченным, он шмыгнул в кусты, и вскоре оказался снова в гуще леса.

«Ну, спасибо за еду сказал, а одежду как-нибудь потом верну»: подумал Паша, и, решив не переодеваться, чтобы снова, при случае, напоровшись на людей из деревни, не казаться им упырем, он двинулся по лесу вперед. Куда вело это вперед, он не сильно понимал.

В довольно суетливой прогулке по лесу Павел внезапно ощутил, что тяжесть в области живота создана не только недавно потребленной пищей, но и кое-чем иным, что, видимо, являлось последствием потребленной еще ранее еды. Вспомнив, что он вовсе не робот, и порою его одолевают различного рода низменные инстинкты и желания, он, недолго думая, нарвал неподалеку широких листьев с кустика и сел рядом с ним, спустив штаны.

Как говорится, долго ли коротко ли, но как только он окончил со всем этим делом, и уже натянул штаны, собравшись дальше в путь, подальше от оскверненного уголка природы, он услышал позади себя голос:

– Ты это куда нагадил без спросу, человече?

Сердце екнуло в груди, Паша чуть не подпрыгнул от неожиданности. Повернувшись, он увидел чуть сбоку от места бомбардировки низенького, как карлик, дедулю. Редкая бородка с зеленоватым оттенком, и такого же цвета волосы, среди которых были запутаны листья и еловые иголки, сразу же бросились в глаза. Глаза же дедули хитро смотрели на Пашу. Одет он был в звериную шкуру. Хотя, при детальном рассмотрении, Паша засомневался в том, что шкура звериная, а не родная, дедушкина, шерсть.

Через секунду Паша громко и протяжно выкрикнул первую букву алфавита, и с этим неистовым воплем бросился наутек.

В общем-то не так уж был с виду и страшен дедуля, но Паша пережил слишком много потрясений за сегодня, чтобы спокойно реагировать на подобное. Почти не разбирая дороги, перепрыгивая корни и продираясь сквозь кусты, Паша убегал не столько от напугавшего его дедули, сколько просто от страшных обстоятельств, которые его настигли, он просто бежал, сердце бешено билось, а голова почти не думала.

– Эй, куда побежал, а убирать кто будет? – ехидно сказал внезапно появившийся чуть в стороне дедок, сидя на ветке.

– Да иди ты!

Паша выкрикнул это почти не останавливаясь, и, уже не удивляясь, просто продолжил бег, чуть свернув.

Дед не переставал появляться, постоянно меняя курс Пашиного движения чуть в сторону. То просто ухмыляясь, то отпуская безобидные шутки по поводу трусливого зайца, он появлялся на деревьях, или выглядывал из кустов. В конечном итоге, убегая от него, Паша как-то разом, пройдя через очередной куст, выбежал на дорогу. Обычную пыльную дорогу, без намека на асфальт, с такими же колеями, оставленными повозками, как и около деревни.

Буквально в пяти метрах от него по дороге двигались четверо всадников с копьями, все они были как на подбор бородатые и суровые на вид. Заметив выбежавшего из леса человека, они остановились, взяв копья наизготовку.

–Тпррр, – сказал ехавший впереди всех всадник, останавливая коня, и, обращаясь уже к Павлу, – Эй, стой, кто таков, от кого бежишь?

– Там… Дед… Везде… Я убегал, и тут… Вы, – задыхаясь пытался рассказать беглец, согнувшись и опершись руками о колени.

Паша пытался отдышаться, и даже не смотрел на всадников, казалось, ему было вообще безразлично происходящее. Внезапно он понял, что сверток с одеждой и вещами он оставил там, у куста, а в руке осталась только зажигалка, так как он курил за этим делом, и не стал прятать ее в сверток по окончании. Взглянув в руку, он убедился, что это именно она, а не выхваченный по дороге обломок ветки. Идти в лес за остальным добром как-то не хотелось, да и вряд ли теперь он смог бы отыскать дорогу к тому месту.

– А, так это леший наверно тебя так напугал, – усмехнулся всадник, – добрый он сегодня, раз из лесу тебя вывел.

Воины подняли копья вверх, убедившись, что Павел безопасен, и разбойничьей засады не предвидится.

– А сам ты из деревни? – оценивая его взглядом, спросил воин, – Чего в лесу делал?

– Да, из деревни я, – соврал Паша, не желая больше ввязываться в неприятности, – так, гулял по лесу… Грибочки там, ягодки…

– Понятно, ну, гуляй дальше, а в лес сегодня больше не ходи, леший дважды на дню из лесу не выводит, – сказал воин, и, махнув своим рукой, дернул стремя.

Остальные воины двинулись за ним, никто из них не обернулся, а Паша, тяжело размышляя, смотрел им в след.

«Ну, в лес, значит, не пойду, да и на дороге не потеряюсь, выйду куда подальше от этого всего»: подумал он, выдвигаясь в сторону, с которой прискакал патруль.

Не больше часа он шагал по дороге, прежде чем его взору предстал город. Самый натуральный город. Паша даже глаза протер, потому что деревню, всадников с оружием, и даже дедулю в лесу он как-то мог оправдать. Но не город. Деревянный город, с деревянными стенами, домами и кучей жителей, благо, что не деревянных.

Впрочем, сам город не был большим. Вокруг высокой стены в его центре располагались такие же, как и в деревне, дома, они были защищены внешней стеной пониже. Вокруг нее располагались дома поскромнее, и уже не в таком количестве, как за стеной, вероятно потому, что они были защищены разве что заборами и ютились в них, очевидно, люди небогатые. Или смелые. На берегу реки располагалось что-то вроде порта, там сновали люди, что-то тягая из небольших кораблей на берег, либо наоборот, загружая корабли.

Обилие людей, кишащих в городе, действительно привело Пашу в тупик. Теперь это точно нельзя было спихнуть на ролевиков и старообрядцев.

«Или я сошел с ума, и лежу в палате, или я попал куда-то… Нет»: Паша помотал головой, никак не желая согласится с последним выводом. Мысли медленно, словно сонные мухи по липкой стене бродили в его голове. Простояв, широко вылупив глаза, в созерцании города еще около десяти минут, он все-таки двинулся в его сторону.

«Ну, делать-то нечего»: подумал Паша. Запнувшись в минутном желании вернуться в деревню к волхву и узнать у него подробнее обо всем, Паша все-таки продолжил свой путь к городу. Уже увереннее.

Возле ворот образовалась маленькая очередь, войти в город можно было только с разрешения стражников, охранявших ворота. Работали они быстро, деньги брали только с торговцев, которые и составляли основную массу входящих. Затор образовался из-за одного из владельцев повозок с товаром.

– Десять?! Да я столько не наторгую, помилуй, как я тебе его заплачу только за вход?– вскрикивал он, широко разводя руками, обращаясь к главному стражнику.

– Закон для всех един, не хочешь платить, торгуй где хочешь, можешь в лес идти, – монотонно отвечал стражник.

– А кто там купит, лешему продам, что ли?! Давай за пять медяков пройду, пожалей нищего! – не отступал торговец.

– Плати или уходи! – стукнув копьем по земле, уже горячее ответил стражник.

Из толпы стали раздаваться недовольные возгласы, требующие то ли от торговца, то ли от стражи ускорения процесса. Понурив голову, торгаш сунул в руку стражнику монеты, и, потянув коня с повозкой за собой, поплелся в ворота. Монеты из руки стражника тут же перекочевали в ящичек, тщательно охраняемый двумя другими стражами.

Толпа двинулась вперед, каждый торговец называл свое имя, вид товаров, и, протягивая монеты стражнику, двигался дальше. Тот, убирая копье, которым преграждал путь, и, кладя монеты в ящичек, ожидал следующего.