Лишь оглядываясь назад, мы понимаем, что многое из достигнутого является результатом невероятного стечения обстоятельств. И если в момент отчаяния схождение случайностей помогает обрести почву под ногами и смысл жить, то как не заподозрить в этом проявление доброй воли высших сил. Значит, она все-таки существует? Кто сможет убедить меня в обратном?

Из дневника Эмиля Ц. Бланка

Глава 1

1

– Неужели тебе совсем неинтересно? – В воздухе повисла тишина, и я понял, что дальше притворяться внимательным слушателем у меня не получится.

– Конечно, интересно, – кивнул я. Кивок получился неловким – как-то по диагонали, будто мое тело отказывалось обманывать кузена и придумало нечто среднее между утвердительным и отрицательным ответом.

– Тогда повтори, что я сказал? – попросил Грант.

– Прости, Грант, я задумался.

– Рассказываешь тебе, рассказываешь, и никакого толку.

– Прости, мне действительно интересно. Просто отвлекся на минуту.

– Ладно! – Грант набрал в грудь воздух и приготовился начать свой рассказ сначала. – Так вот – совершенно непонятно, что случилось с речкой Аджибейкой!

Аджибейка, точно. Это слово отозвалось в памяти как уже слышанное. Забавное словечко. Оно даже на секунду отвлекло на себя мое внимание, когда Грант рассказывал о ней в первый раз. Точно-точно. Я тогда как раз думал о том, как хорошо иметь какое-то увлечение, гореть чем-то по-настоящему. Заниматься чем-то таким, что могло бы снова и снова приносить радость, делать жизнь более осмысленной. Как археология у Гранта. Или он антрополог? Или просто историк? Не важно, главное – поиск каких-то черепков приводит его в экстаз, в который меня не может привести… да, наверное, ничто не сможет доставить мне такого удовольствия, какое испытывает Грант и ему подобные увлеченные люди.

«Так вот, ее русло…» – где-то фоном слышался голос Гранта, и я понял, что меня снова уволакивает куда-то прочь от истории про речку. Я напряг все свои силы, чтобы больше не отвлекаться.

Ужин подходил к концу, и я надеялся, что завтрашний день будет хоть как-то отличаться от сегодняшнего. И вчерашнего. И позавчерашнего. И… хотя нет, в среду я был еще в городе. Шумном, жарком и суетном. Мне тогда показалось, что перемена места пойдет на пользу. И вот я здесь – суета уступила место скуке. Шум и жар – остались. Только от жары негде было спрятаться. Кондиционер в нашей квартире отсутствовал, и огромный вентилятор под потолком еле-еле разрезал своими тяжелыми деревянными лопастями влажный горячий воздух. Его конструкторы, похоже, не рассчитали мощность.

Чем бы я ни пытался заняться, краем глаза я все равно видел это мельтешение, и голова начинала раскалываться. Так что находиться в своей комнате я мог только с закрытыми глазами. Уснуть получалось с трудом, и я часами лежал, раскинув руки, погруженный в странное медитативное состояние между сном и явью, перебирая события своей жизни и путь, который привел меня в это странное место.

2

Утром приехала Рита. Я еще не вставал, но слышал, как Грант возится в ванной. Потом был какой-то шорох в холле, щелкнул замок, скрипнула половица, приглушенные голоса превратились в шепот, потом в какое-то мурчание. Встреча влюбленных. Я дал им еще полчаса и вышел из своей комнаты, только когда из кухни донесся запах свежесваренного кофе. Надеюсь, у них все хорошо, и Рита не выселит меня из моей комнаты. Им же, скорее всего, будет вполне уютно в одной спальне. Влюбленные же так обычно поступают.

Хотя и не всегда. Мы с Мартой даже в самом разгаре нашего романа предпочитали спать раздельно. Может быть, именно поэтому наш брак и продержался так долго – целых двенадцать лет. Живи мы в одной комнате, мы, наверное, взвыли бы уже на второй год. Спать раздельно очень облегчает развод, скажу я вам. Нет никаких ненужных ассоциаций. Твоя кровать всегда была в первую очередь твоей. Ничего и не поменялось. Мне кажется, если б Марта не захотела переехать ради карьерного роста, мы бы всю жизнь так и прожили. Но – слово за слово, и вот – безо всяких обид и упреков – выяснилось, что мы хотим от жизни совершенно разного. Она хочет еще два года интенсивной карьеры, а потом ребенка. А я вообще не знаю, чего хочу. И, похоже, даже не уверен, что хочу это знать. Так, по взаимному согласию, после двенадцати лет совместной жизни, практически накануне моего сорокалетия – мы развелись. Сейчас, год спустя, совершенно непонятно зачем я оказался со своим кузеном-археологом близ какого-то монастыря в богом забытом месте без интернета и кондиционера.

Грант и Рита вращались в одной тусовке. Как я и рассчитывал, после приезда Риты Грант переключил фокус своего археологического восторга на нее, и мне больше не приходилось играть роль собеседника. На что я не рассчитывал, так на то, что буду скучать по этим рассказам. Периодически я ловил себя на том, что пытаюсь вникнуть в суть разговоров Гранта и Риты, уловить их логику, понять, над чем они смеются. Неожиданно для себя я обнаружил: то, что раньше казалось мне невыносимо скучным, постепенно обретало какие-то оттенки тайны. А любая загадка разжигает любопытство. Особенно заманчивой всегда кажется та беседа, в предмет которой тебя больше не посвящают.

В тот день я проснулся в полной тишине. Что-то жгло мне голени. Лучи солнца, разрезанные створками жалюзи, сильно пекли ноги. Так я понял, что проспал почти до полудня. Я выполз из комнаты. Ни Гранта, ни Риты. Видимо, сегодня они ушли очень рано. В раковине стояли две чашки. Я включил кофеварку и пошел в душ.

Время тянулось. Я не знал, чем заняться. К двум часам я разобрал наконец свой чемодан. Развесил вещи в шкафу. Разложил свои туалетные принадлежности в ванной. К трем я перемыл всю имеющуюся в квартире посуду – теперь ей не противно было пользоваться. Навел порядок на кухонном столе. Мы – все трое – использовали этот стол не только как обеденный, но и как письменный. Заваленный книгами, бумажками, распечатками и проводами, он совершенно не вписывался в кухонную эстетику. Я сложил все в более-менее аккуратные стопки, и кухня заиграла новыми красками. Я положил на стол найденные в хозяйских закромах льняные салфетки, приспособил под приборы и поставил по центру симпатичный кувшинчик, найденный в моей комнате. Красота!

Я пообедал, снова помыл за собой посуду, налил себе холодного пива и сел за свежеубранный стол. Просидев какое-то время, я критически посмотрел на стопки, в которые только что сложил бумажки. Они, казавшиеся хорошим решением проблемы беспорядка еще полчаса назад, на фоне наведенного уюта выглядели некрасиво. Я решил сложить их поровнее.

Перекладывание бумажек долгое время являлось сутью моей работой – то немногое, что я всегда делал качественно и с удовольствием. Приятели часто шутили по этому поводу, но такова уж моя натура. В университете я всегда был среди добровольных помощников в библиотеке или на кафедре и после окончания учебы пошел работать помощником нотариуса.

Семнадцать лет я трудился на этой должности. И, наверное, продолжал бы, если бы мой шеф не вышел на пенсию. А у нового нотариуса, занявшего его офис, был свой помощник. Марта тогда настаивала, чтобы я получил лицензию и сам стал нотариусом, но мне было лень. Новая учеба меня никогда не привлекала. Да еще и экзамен. И главное – ответственность. За время своей работы я насмотрелся на шефа: как скрупулезно тот читал документы, как с лупой проверял подлинность и как следил за изменениями законодательства. Я такого не хотел. Марте пришлось смириться с тем, что карьерных амбиций у ее мужа нет.

Рассортировав все бумажки по размеру и выкинув половину – часть оказалась очевидно бытовыми и ненужными, – я сложил все в лучших традициях личного помощника, и в руках у меня осталось два – не подходящих ни в одну стопку – объекта: распечатанная на листе А3 порядком измятая карта старого города и сувенирный блокнот в виде мельницы с какими-то адресами. Неформат.

Машинально я начал рассматривать карту. Я уже почти придумал, как ее лучше сложить, когда заметил знакомое название улицы. Один из адресов в блокноте указывал как раз туда. Я проверил остальные адреса. Три из четырех я нашел на этой карте.

Наверное, с каждым случалось такое, когда мысль и дело сливаются в единое целое. Импульс возник в голове всего какую-то секунду назад, и вот ты уже стоишь в душном автобусе и объясняешь кондуктору, что тебе нужен билет до Старого города.

3

Старый город при свете дня выглядел совсем по-другому. Жарко, меньше вольных туристов, больше экскурсионных групп. Никакого неона и зазывал. Ресторанчики в спящем режиме. Длинные торговые ряды – затянуты. Покупателей мало. Редкие исключения – сувенирные лавки с дегустацией, к которым гиды за процент приводят свои группы. Я бродил по городу, удивляясь тому, насколько все такие старые города похожи друг на друга. Вроде бы все разные, но при этом какие-то одинаковые. Везде узкие мощеные улицы, старые каменные дома, обрамленные современной сетью проводов, банкоматы, парковки и тут же развалины. Обязательно должны быть действующая относительно новая церковь – всего-то лет двести, старая церковь, обновленная к юбилею какой-нибудь даты, и что-нибудь древнее, разрушенное, но уже почти восстановленное на средства ЮНЕСКО. Должны быть пара башен или стен, антропологический музей, еще один музей, но уже обязательно современного искусства, и, конечно, ратуша, полностью реконструированная после пожара пятидесятилетней давности. Ну а рядом с ней – ресторан, который имеет относительно высокую оценку на туристическом форуме и, скорее всего, управляется родственником кого-то работающего в ратуше. Словом, мило. Предсказуемо, но уютно.

В раздумьях о том, как мало в этом мире истинно оригинального, я обошел город вдоль и поперек и не сразу вспомнил о цели своего визита. Я же хотел посмотреть адреса из блокнота.

От первого адреса меня отделяло всего два поворота налево. Подойдя к нужному дому, я увидел антикварную лавку и испытал некоторое разочарование. Я не большой любитель всякого старья. Особенно бытового. Зачем тратить свое время на старые чужие вещи. В сомнениях я завис у витрины. Но раз пришел, глупо было даже не зайти внутрь. Тем более что из двери показался заинтересованный хозяин.

– Ищете что-то конкретное? – спросил он.

Я помотал головой.

Хозяин пожал плечами и закурил. Затхлый запах старых вещей не лучшая альтернатива табачному дыму, но все-таки альтернатива. И я зашел внутрь, в маленькую комнату, заполненную хламом. Старые стеллажи, пыльные буфеты, марки, разрозненные серьги, какие-то статуэтки, часы, битые тарелки и пластмассовые детские игрушки. Единственным, что хоть как-то привлекло мое внимание, стал набор столовых ножей, аккуратно разложенных в ветхой бархатной коробочке. Почему я вдруг обратил на них внимание, я не мог понять, а спиной уже чувствовал табачное дыхание хозяина, который внимательно и незаметно наблюдал за моими передвижениями.

– Это серебро, – сказал он. – Набор – шесть штук.

Я растерялся. Что ответить антиквару? Что мне не нужны чужие старые ножи без вилок? Вдруг они – это великая историческая ценность и произведение искусства, а я своим замечанием выдам в себе безграмотного плебея.

– Есть еще вилки, – неожиданно добавил хозяин, – но их только пять. Одна – потеряна.

Я удивился и, видимо, изменился в лице, и хозяин, почувствовав возможную сделку, стал немного приветливее.

– Показать?

Я невыразительно кивнул.

Хозяин стал рыться в нижних стеллажах, а я с ужасом подумал, что не хочу ничего из этого покупать. Мысль сбежать появилась слишком поздно, хозяин уже отряхивал от пыли вторую выцветшую бархатную коробку.

Вилки оказались даже симпатичнее ножей. Ими явно больше пользовались, и вид у них был более ухоженный. Как будто начищенный. Стараясь скрыть свою растерянность, я взял одну из коробки. Она лежала в руке как родная. Приятная тяжесть. Легкий узор, острые, немного сточившиеся зубцы. Хозяин немного постоял рядом, но, видя мое замешательство, отошел. В магазин вошли новые люди, и ему пришлось рассредоточить внимание.

Витать в облаках в последнее время стало моим нормальным состоянием. Грант это уже понял и практически не пытался добиться от меня концентрации. Но тут я впервые сам осознал, что впадаю в ступор. Я снова завис, на этот раз – с вилкой в руках. Как пошутил бы Грант, воткнулся в вилку.

Я поймал себя на том, что стою и глажу вилку вдоль от зубцов к ручке и обратно. И самое странное, это ощущение было почему-то знакомым. Как будто я раньше так уже делал. Как будто я помнил узор, знал, где металлический листик переходит в основание и в каком месте гладкая поверхность начинает чередоваться с матовой. Я закрыл глаза. Что-то знакомое было в этой вилке. Знакомое и далекое.

4

Разумеется, я ничего в антикварной лавке не купил. Даже если бы и хотел, мне это было не по карману. Я вышел из полумрака магазина и снова попал на курорт. Уже включились прожекторы, светилась реклама, туристическая река тягучей лавой расползалась по городу. Но в этом радостном мире я находился только своей физической оболочкой. Мыслями же погружался глубже и глубже в забытую тьму моего детства.

– Грант, а ты многое помнишь из нашего детства? – спросил я, когда Рита и Грант вернулись с раскопок.

– Не очень. А что? – ответил Грант, обводя взглядом непривычно убранную кухню. – Ничего себе. Твоя работа?

– Да, навел немного уют утром, – кивнул я.

– Круто как! – восхитилась Рита. – Даже готовить теперь неловко. Вдруг испачкаю.

– А что ты все-таки помнишь? – повторил я.

– Я помню детский сад, школу. А что именно тебя интересует? У нас же было разное детство.

– Верно.

Грант был на пару лет моложе и приходился мне двоюродным братом. В детстве мы не так уж часто играли вместе – в основном на каникулах, когда наши мамы отправляли нас с бабушкой за город или на море. Потом наши встречи стали случаться все реже – лишь на больших семейных сборищах. Потом я женился. Через двенадцать лет развелся и еще через полгода случайно встретил Гранта на улице. Мы снова стали общаться, и Грант позвал меня с собой – в эту странную поездку. Просто за компанию. Действительно, что он мог знать о моем детстве?

Весь вечер я думал о той вилке. А потом долго не мог уснуть, теряясь в догадках – отчего же я весь вечер думал о той вилке? И откуда взялось внезапное желание узнать о своем детстве.

Когда я открыл глаза на следующий день, вилка перестала казаться мне уже такой важной. Ну вилка и вилка. Подумаешь. Однако, несмотря на некое отрезвление, желание разыскать места, отмеченные в блокноте, не пропало. Я быстро оделся и, не теряя времени, снова поехал в город.

То ли час был неурочный, то ли направление непопулярное, но в отличие от моего вчерашнего маршрута в автобусе было всего несколько человек. Кондуктор неохотно поднялся со своего места и лениво протянул мне билет и сдачу. Я занял место у окна. Ехать предстояло долго. Гостиничные комплексы сменяли друг друга, пустыри чередовались с оптовыми магазинами. Авторынок, главная автобусная станция, и вот я снова в городе. Но уже в другом его конце.

Эта часть города была вся перекопана. То ли прокладывали новые трубы, то ли чинили старые. Я протиснулся между ограждениями и прошел по узким деревянным настилам три квартала. Как ни странно, второй адрес из блокнота также привел меня в антикварный магазин. С одной стороны, я был удивлен и разочарован – ну не люблю я дышать пылью, а с другой – подобное совпадение было настолько логичным и предсказуемым, что, окажись на этом месте что-либо другое, я бы тоже чувствовал себя удивленным и разочарованным.

Через мутное стекло витрины проглядывал очередной набор бессмысленного хлама. Я вошел внутрь. Магазин был несколько больше и аккуратнее предыдущего. Вещи лежали не так хаотично, и при внимательном взгляде просматривалась даже некая система.

Я немного побродил внутри и осмотрелся. Среди обычных кофейников и старых картин выделялась витрина с фашистской утварью: касками, перстнями, орлами. Антиквариат антиквариатом, но от этих реликвий меня замутило, и я поспешил покинуть это неприятное место. Хорошо, что хозяин магазина так и не появился.

Увиденное меня перезагрузило. Зачем я сюда приехал? Что хотел найти? Очевидно, что меня привели сюда скука и пустота. Я не знал, чем себя занять, и ухватился за эту пародию тайны. И вот теперь я все выяснил. Это адреса антикварных магазинов. И все. Грант, наверное, выписал их, когда искал что-то по работе. Никакой загадки. Я бы мог просто спросить у него. И дело с концом.

В расстроенных чувствах я направился по третьему адресу со стопроцентной уверенностью, что и там меня ждет очередная лавка по продаже старья.

Как будто отвечая на мое внутреннее состояние, солнце спряталось, и небо потемнело. На улице стало гораздо комфортнее, и я шел пешком.

Примерно через час я оказался на искомой улице. Дом был достаточно большим, в левой его части располагался ресторан, в правой – сувенирный магазин и офис мобильного оператора. Я обошел дом вокруг, но никакого антиквариата не нашел. Из ресторана доносился запах фритюра, и я вспомнил, что не завтракал. Самое время сделать паузу.

Я съел свой бургер и долго сидел в полутьме заведения в гордом одиночестве. Куда мне двигаться дальше? И зачем? Осознание бессмысленности моего существования давило – я физически ощущал, что нет сил даже встать. Молчаливый официант три раза прошел мимо и на четвертый забрал грязную посуду. Он даже не предложил мне кофе. Или пива. Или десерт. Ничего не предложил – как будто меня не существовало. Может, если меня нет, то я могу и уйти, не расплатившись? Я немного понаблюдал за официантом. Он оказался сыном хозяина. Семейный бизнес. Наверное, здорово расти и знать, что у тебя всегда есть работа, что кто-то постарался, чтобы у тебя было приносящее доход собственное дело. Немногие могут этим похвастаться. Единицы. Все прочие вынуждены пробивать себе дорогу сами. И даже в случае успеха им нечего будет передать своим детям. Все адвокаты, художники, страховые агенты, директора и наемные сотрудники, нотариусы? Что они оставляют после себя? Талант, знания и должности не наследуются. А все прочее – лишь деньги. Деньги, которые наследники, не задумываясь, спустят на очередной поиск себя. И дальше все начнется сначала. Семейное дело – единственное, что ценно. Дело, которое не зависит от таланта. Дело, с которым может справиться любой. Я бы хотел получить такое наследство и не думать никогда о своем призвании. Прекрасная предопределенность. Свобода выбора остается, но, если ты не хочешь ничего решать, у тебя всегда есть надежный тыл.

У меня такого тыла никогда не было. В наше время труднее всего тем, кто не амбициозен. Кто не хочет достигать и побеждать. Тем, кто хочет просто жить, ничего не доказывая и ни с кем не соревнуясь. Но общество требует от тебя быть активным. Покажи всем! Добейся! Как же я устал от этого. Устал считаться неудачником только на том основании, что не хочу заниматься неинтересными мне вещами и гнаться за чужим одобрением. И пусть я не знаю, чего хочу. Я точно знаю, чего я не хочу.

Вот если бы у меня было семейное дело. Если бы отец оставил мне такой ресторанчик. Или магазин. Или обувную мастерскую. Да что угодно. Я бы варился в этом бизнесе с детства и, когда пришло время, с удовольствием принял бы перешедшую на меня ответственность. На это мозгов моих точно хватило бы. Вряд ли бы я стал развивать бизнес, но сохранить точно сохранил бы. И потом передал бы дальше.

Отца я помнил очень плохо. Я даже не уверен, что вообще видел его когда-либо. Они развелись с мамой, когда мне было три или четыре года. Мои детские воспоминания целиком связаны с отчимом. Мама вышла замуж второй раз, когда я пошел в первый класс. Я помню, как отчим хотел мне понравиться. Вечно водил меня то в кино, то на футбол. Однажды взял меня на рыбалку. Это было мое самое ужасное воспоминание детства. Меня искусали комары, я промерз и потом болел три недели. Чтобы компенсировать этот моральный ущерб, на день рождения мне подарили поездку в Диснейленд. После нее отчим официально стал моим отчимом. И мы переехали.

Через год у меня родилась сестра. Потом еще одна. Сейчас они все – мама, отчим и сестры – живут за границей. Уехали после того, как отчиму предложили там работу. Меня спросили, хочу ли я с ними. Я отказался. Я был уже взрослым, и менять школу в выпускном классе казалось глупым. Да и свобода после их отъезда привлекала меня гораздо больше, чем какие-то потенциальные карьерные перспективы.

В тот год я учился как никогда. Мне во что бы то ни стало нужно было поступить в университет. Иначе они взяли бы меня с собой. Я поступил с наивысшим баллом. Полная уверенности в моем блестящем будущем, мама с новой семьей уехала. Я остался. Это был последний раз, когда я прилагал усилия к чему-то. Больше никогда я этого не делал.

Что плохого в том, чтобы идти по пути наименьшего сопротивления? Если это никому не вредит. Кто придумал вообще это понятие «нереализованный потенциал»? В какой скрижали выбито, что каждый должен раскрыть свой потенциал? На самом деле пресловутый потенциал – это просто красивая фраза, которым заменили неприглядную формулировку «соответствовать чужим ожиданиям». Это ровно то же самое. И именно поэтому этот нереализованный потенциал так давит и угнетает. Ты мог бы… С твоими-то данными… Подавал такие надежды… Отстаньте! Идите к черту! Раскрывать или не раскрывать – это только мое дело. И не надо сочувственно кивать, сожалеть и считать упущенную выгоду. Даже если она и была – эта выгода, – она не ваша. И, значит, не ваше дело!

Я смотрел на этого лениво ползущего официанта, и мое возмущение нарастало. Я резко встал, оставил на столе купюру и вышел из ресторана.

Автобус звенел и трясся, угрожая рассыпаться на каждом повороте. Прислонившись лбом к мутному стеклу, я смотрел на выкрутившийся уже наполовину винтик. Еще пара кочек, и он выпадет точно так же, как и его давно потерявшиеся собратья, оставив после себя зияющую черную дыру. Три адреса – два магазина и один ресторан. Странная вилка и полное отсутствие понимания себя и своего места в этом мире. Вот все, чего я добился этой поездкой и своими нелепыми поисками.

– Зачем тебе эти адреса? – спросил я вечером у Гранта.

– Какие? Не понял, – удивился Грант.

– В блокноте с мельницей, – ответил я, протягивая ему блокнот.

– Это не мои адреса, – пожал плечами Грант. – Блокнот местный, не мой.

– Местный?

– Ну да, я нашел его в ящике, мне нужна была бумажка записать телефон. – Грант перевернул блокнот, и на последней странице я увидел записанные почерком Гранта цифры. – Остальное – не мое.

– Надо же. – Я растерялся. Такого поворота я не ждал.

– А что? Ценные адреса?

– Два антикварных магазина и ресторан.

– Ты узнавал?

Я кивнул.

– С тобой все хорошо? – Грант сел рядом. – Ты пугаешь меня немного.

– Да вроде бы. Я думал, будет интересно разгадать тайну блокнота, – усмехнулся я.

– Тайну блокнота?

– Ну да. Четыре адреса и карта. Единственное, что не укладывалось ни в одну в стопку. Я подумал… вдруг это что-то значит?

– А что за четвертый адрес? – спросил Грант, казалось, его зацепило слово «тайна».

– Его не было на карте, – пожал плечами я.

– На этой карте, может, и не было, а на какой-то другой точно должно быть.

– Интернет не ловит.

– Да, в глуши ничто не сравнится со старым справочником, – согласился Грант. – Ну или на худой конец можно вызвать такси.

– Думаешь, стоит съездить?

– Ну раз начал, доведи дело до конца. – Грант налил в стакан воды. – Я спать.

– Спокойной ночи, – на автомате ответил я.

12 3 Järgmine

Что случилось с речкой Аджибейкой. Роман