Loe raamatut: «Адмиральский эффект. Рассказы», lehekülg 7
Руки Фиделя
– Серёжка! Серё-о-жка! Сергей!
Вот паршивец! У Юльки от досады и злости аж слёзы выступили. Слёзы? А ну-ка назад! Еще не хватало тут разреветься из-за этого мелкого несчастья. Папка говорит, что плачут только слабаки. А она сильная. И кое-кто, когда наконец попадется ей в руки, сразу это узнает!
Юлька быстро вытерла глаза, оглянулась – никто не видит? Вот и хорошо. Ну, где ж этот поросенок?!
Паршивец и поросенок, он же младший Юлькин братишка, Серёжка был личностью безмерно любознательной, бесстрашной и от всей своей шестилетней души терпеть не мог всякие правила и требования, ущемляющие его свободу. Усидеть на одном месте в течение хотя бы нескольких минут он не мог физически и мать, Софья Карповна, когда докладывала отцу об очередных похождениях сына, со вздохом признавалась:
– У нашего, Коля, сына, в мягком месте шило зудит. Хоть бы ты повлиял на него!
Николай Белкин, капитан 3 ранга, флагманский бригады кораблей охраны водного района, был, конечно, для сына авторитетом непререкаемым. Да вот беда, служба военная такова, что совсем немного времени у офицера остается на домашние заботы. Прямо сказать – очень мало. А редкие отцовы внушения из шестилетней русоволосой стриженой под машинку Серёжкиной головы выветривались мгновенно. Мать, работавшая в той же бригаде бухгалтером, была также активисткой и председателем женсовет части. Плюс приготовь, обстирай, купи…
И ходячее, а вернее, летающее, как ракета, несчастье в виде младшего брата свалилось на Юлькину бедную голову. Девятилетняя старшая сестра этот подарок переносила мужественно, старалась лишь в самом крайнем случае жаловаться родителям. Кормила, следила, чтоб одет был в чистое и по сезону, а то ведь что схватит первое с вешалки, то и натянет, лишь бы поскорей бежать по своим бесчисленным мальчишечьим делам. В общем, справлялась Юлька, и неплохо. Иногда, правда, в сердцах выдавала мелкому подзатыльник: но лишь действительно за дело. Серёжка и сам тогда понимал, что провинился чрезмерно и наказание терпел стойко. Только зыркал из-под бровей, да, отбежав на безопасное расстояние, грозился страшно отомстить. Потом мирились, конечно, и все художества начинались по новой. Вот как сегодня, например. Ведь попросила же как человека – со двора не уходи!
Накануне по городку птицей пронеслась важная новость: находящийся с визитом в СССР команданте Фидель Кастро по приглашению командования Северного флота посетит несколько кораблей и частей.
И именно сегодня товарища Фиделя ожидают в их городке! Герой кубинской революции, человек, с горсткой соратников заставивший отступить американскую военщину (Юльке при этих словах представлялось что-то огромное жабообразное и противное), вышвырнувший с острова Куба американских эксплуататоров и подаривший свободу его угнетенному населению! Глава непокорного капиталистам острова, чей мужественный профиль и легендарная борода были известны каждому советскому человеку, прибывает в их затерянный в сопках городок! А она вместо того, чтобы уже сломя голову лететь в школу, где завершаются последние приготовления к встрече высокого гостя, не может отыскать этого негодника! Ну, Серёженька..!
– Юлечка, ты что такая расстроенная? – участливо поинтересовалась проходившая по двору соседка.
– Тёть Галя, а вы Сережку не видали? Ой, здравствуйте, тёть Галь, извините… – Юлька была девочкой вежливой, даже если и волновалась. Мам всегда напоминала, что вежливость прежде всего.
– Здравствуй, деточка, здравствуй. Так они вроде с моим Сашкой, Максимом и Петькой к сопкам побежали, уж с полчаса как. Ты не волнуйся, я своему наказала, чтоб недолго, скоро придут уж. Тебе что ль уйти куда надо?
– Да, тёть Галя. Очень надо. Можно, Серёжка у вас тогда побудет? Я постараюсь недолго.
– Иди уж, нянька, не переживай. Покормлю да с моим поиграют дома.
– Спасибо! – Юлька радостно кивнула и помчалась в школу. Должна успеть…
Легендарный Фидель в школу не зашел. Слишком плотный график оставил ему лишь немного времени, чтобы прогуляться по центральной улице, где уже собралась порядочная толпа, поглядеть вокруг и возложить цветы к неизменному для каждого советского военного городка монументу-памятнику героям Великой Отечественной. Впрочем, цветы от школьников он принял, выслушал сбивчивое, выученное наизусть, но от волненья почти забытое приветствие отличницы Светки Гореловой из седьмого класса, завершившееся великими словами «Но пасаран!». Добродушно рассмеялся, потрепал по голове оказавшихся рядом мальчишек помладше, сказал что-то по-испански. Люди захлопали, раздалось «Вива ля Куба!», «Но пасаран!», «Мы с вами, Фидель!» Кастро помахал рукой, опять улыбнулся. Потом глянул на часы, виновато пожал плечами и направился к комбриговской машине, что-то говоря на ходу адмиралу. Семенящий рядом переводчик быстро тараторил, стараясь успеть за речью команданте. Под аплодисменты и приветственные возгласы офицеры и Кастро сели в машину, хлопнули дверцы. Небольшая автоколонна двинулась в сторону КПП.
А люди долго стояли ещё, глядели вслед машинам, обсуждали неслыханное по важности событие, которое маленьким военным городкам выпадает раз в столетие…
Юлька летела домой как на крыльях. Пусть и не так близко, как хотелось, но видела легендарного команданте, слышал его речь, когда он что-то отвечал Светке Гореловой (а та еще и запнулась на приветствии, отчитывала ее в мыслях Юлька, вот я бы ни за что не сбилась!) Еще она была твердо уверена, что это именно на неё, Юлию Белкину, глянул Фидель и улыбнулся! Точно!
– Ты чего меня не ждала? – встретил её у соседки Серёжка, к шести годам хорошо усвоивший, что лучшая защита – это нападение. – Почему меня бросила?
В другое бы время братец за наглость точно заработал бы подзатыльник. Но сегодня… Сегодня было чем сбить с него спесь.
– Вот ещё! Были дела и поважнее, чем всякую мелочь в сопках разыскивать. Если хочешь знать, сегодня к нам Фидель Кастро приезжал, вот!
– Врёшь!
– Ничего я не вру, была охота.
– Нет, врёшь!
– Что? – Юльку прорвало. – Да если хочешь знать, так и хорошо, что ты удрал. Потому что мы Фиделю Кастро цветы вручали, я букет протянула, а он, Кастро-то, высокий такой, огромный, он меня на руки даже взял и поцеловал. «Спасибо, говорит, девочка, за такие красивые цветы!» Вот. Понял?! А если бы ты рядом вертелся, то точно меня к нему бы не послали, с хулиганом таким. Так что спасибо, Серёженька!
На Серёжку жалко было смотреть.
– Юль… Правда?
– Вон тетю Галю спроси, если не веришь.
…Необычно молчаливый, Серёжка поел разогретый Юлькой суп, поковырялся в каше. Покосился на гордо молчащую сестру.
– Юльк… А расскажи, какой он, Фидель Кастро? Ну расскажи, а? Я честно убегать не буду больше!
– Фидель Кастро? – Юлька и сама уже начинала верить в свою фантазию, – Он такой… высокий, большой, сильный. Глаза такие смелые. И грустные.
– Почему – грустные?
– Ну, он же во время революции на Кубе многих товарищей в бою потерял. Грустит по ним, – вдохновенно рассказывала сестра, – А борода у него совсем не колючая, а мягкая, как у папы, когда он с моря приходит. И пахнет от него сигарами – вот как от папы табаком, только еще приятней… А на груди у него Орден Ленина!
Брат внимал, боясь пропустить хоть слово.
Мать пришла поздно – как раз Сережку укладывать.
– Слушай, Юля! – умотавшийся за день сын заснул быстро, и Софья Карповна аккуратно прикрыла дверь в детскую, – Что там Серёжка мне за историю рассказывает про тебя и Фиделя Кастро?
– Ой, мам, ты не сердись. Но я сегодня не удержалась и слегка ему приврала. Ты не подумай, я не то, чтобы специально… Серёжка просто сегодня… не очень хорошо вёл себя. Ну вот я его и подразнила немножко. Ты пока не говори ему, я потом сама признаюсь. Пусть помучается немножко.
– Вообще-то, Юля, нехорошо обманывать. Но нашего мужичка действительно проучить стоит. Ладно, не скажу ему ничего, пусть попереживает, – усмехнулась мать.
На следующий день во дворе случился небольшой митинг, собравший всех окрестных пацанов от пяти до десяти лет. В центре оживленной детворы стоял Серёжка и вдохновенно вещал:
– …Да! Моя сеструха! Сам Фидель! А борода, говорит, совсем не колючая… Ага, сигарами пахнет. А на поясе в кобуре – пистоль огроменный! …И говорит: спасибо передай всему советскому народу за помощь, девочка… Да, и в гости приглашал… Куда – на Кубу! Только папку не отпускают со службы…
Мальчишки слушали, раскрыв рты.
…Через несколько дней после очередного совещания командир МПК-67 каплей Семененко подмигнул:
– Николай Петрович, пора проставиться уже!
– Что за повод на горизонте возник? – удивился Белкин.
– Ну как же? Чью дочку сам великий Фидель на ручках тетешкал? Вчера дамой наконец попал, так мне мой пацан рассказал за ужином . Это, брат, повод самый подходящий…
Слушающие разговор офицеры согласно закивали…
– Коля, – принюхалась жена, – Ты что, выпил сегодня? С чего это? Дни рожденья и праздники я все знаю! Что за повод?
– Дочь нашу на руках у Фиделя обмывали, – засмеялся муж.
– Господи, мы ж знаем, что выдумки это, – удивилась Софья.
– Мы-то знаем, а иди это нашим орлам объясни! Девке десятый год уже, даже я с трудом на руки подниму, не то что Фидель Кастро. Говорю им, мол, спину бы надорвал команданте! Не, ни в какую, обижаются. Зажал, говорят. Весь город, говорят, уже в курсе, не ври. Проще бутылку шила выставить.
– Уж конечно, – поджала губы жена. – Куда уж проще.
… Сама Софья Карповна попалась еще через пару дней.
– Соня, Соня! – окликнула ее глава Дома Культуры Зинаида Панина. – Сонечка, у меня тут план мероприятий, ознакомься!
– Так я вроде женсовет, – непонимающе сказала Софья.
– Да там не ты, а Юля. Мы проводим месячник, посвященный героическому Острову Свободы «Куба в нашем сердце», твоя дочь будет принимать самое активное участие.
– Так а почему Юлька…, – Софья и сама уже поняла, почему.
– Ну как же, не скромничай, ее же сам Фидель Кастро на руках держал. В общем, пусть ознакомится и завтра ко мне зайдет. Если нужно, с учителями я договорюсь.
…В кабинете завуча сидели председатель совета дружины, секретарь комитета комсомола, куратор от райкома. Ну и сама завуч, Нонна Петровна. И Юлька.
– Так, Белкина. На носу у нас торжественный утренник, посвященный героической борьбе кубинского народа за свободу от американских колонизаторов. Ты будешь читать доклад, так что подготовься, возьми материал в библиотеке, тебе помогут вожатый и комсорг, товарищ из райкома предоставит дополнительные материалы. Все понятно? Ты девочка выдержанная, хорошистка, не зря сам Фидель Кастро тебя выбрал. Так что теперь тебе нужно оправдать такое доверие. Я уверена, ты справишься…
– Хорошо! – пискнула Юлька и покраснела.
– Не волнуйся, – улыбнулась завуч, – все будет хорошо. Кстати, товарищи, надо еще конкурс агитплаката по этой теме провести, вот Юлечку в жюри тоже включим…
…Сеанс коллективного гипноза продолжался почти год. Юлька свыклась со своей ролью Главного Специалиста По Кубе, бойко выступала на собраниях, делал доклады, участвовала в песенном конкурсе. Постепенно рассказ о том, как сидела она на руках у Фиделя Кастро, оброс подробностями, объявилось даже немало свидетелей этого эпохального события. Для жителей городка легендарный команданте стал каким-то своим, почти местным уроженцем. «Наш Фидель…» – говорили люди.
А потом Юлькин и Сережкин отец сменил место службы, годы спустя история эта покрылась налетом времени и прочно вросла в историю небольшого военного городка, став её неотъемлемой частью, обретя статус правдивой легенды. Может быть, кто-то помнит ее и сейчас. Легенду, получившуюся из выдумки рассерженной девочки и чистой детской веры маленького мальчика…
Марафон
Над городом разлилась тишина. Был тот ночной час, который уже нельзя назвать поздним, ведь полночь давно минула. Однако и утро пока не спешило возвестить о приходе нового дня, представляя людям возможность насладиться ночным отдыхом.
В изголовье запищал было телефон-будильник. Чутко (привычка со времени действительной военной службы) спавший Геннадий Михайлович скоренько прихлопнул его рукой, нащупал кнопку – отключил. Пора. Застегнул браслет верных часов на запястье. Стараясь не разбудить жену, откинул одеяло, нащупал в темноте тапочки. Позёвывая, вышел из комнаты, заботливо притворив за собой дверь. Зажёг свет в кухне, взглянул на часы. Так, время поджимает. Отработанными за много лет до автоматизма движенями наполнил чайник водой, установил, нажал на кнопку. Теперь – умываться!
Зеркало в ванной отразило помятое со сна лицо, растрепанный редкий венчик седых волос, морщины, прорезавшие лоб и покрытые утренней щетинкой щеки. Эхх, где мои семнадцать лет! Даже и от тридцати бы не отказался. Усмехнувшись (эка помолодеть захотел, старый пень!), достал щетку, выдавил пасту. Ну, хоть зубы ещё большей частью свои, не вставные. Спохватился, глянул на часы. Время, время! Быстро бриться!
Наскоро соорудил пару бутербродов, обжигаясь, глотал крепкий утренний чай. Всё, теперь одеваться – и бегом, бегом! Некстати заскрёбся в дверь спальни Базиль, он же Баська, домашний любимец и баловень, поразительной пушистости серый с белыми пятнами кот.
–Да штоб тебя! – шёпотом ругнулся Геннадий Михайлович. И так времени нет, а тут ещё этого увальня обхаживай. Приоткрыл тихонько дверь, кот ртутью перетёк к его ногам, удостоверился в личности хозяина и уверенно направился к своей миске. Сел, требовательно мявкнул: выдавай, мол, довольствие. Еще раз чертыхнувшись про себя, пенсионер достал пакетик кошачьей еды, выдал «страдальцу» требуемое.
Всё! Время вышло. Быстро одевшись, он щелкнул задвижкой замка.
– Что, уже побежал?
Оглянулся. В дверях спальни стояла Катерина, сонная, теплая, куталась в махровый халат, щурилась на яркий свет прихожей.
– Да, пора уже. Сама понимаешь, промедление смерти подобно! – он усмехнулся.
– Типун тебе на язык, остряк-самоучка! – покачала головой супруга. – Иди уже. Удачи!
Она на мгновение прижалась к нему, чмокнула в щеку.
– С Богом!
…Маршрутка, почти пустая, катила по безлюдным проспектам и улицам. Мигающие по-ночному желтым светофоры не задерживали и к нужной остановке Геннадий Михайлович прибыл в срок. А всего лишь через пару часов свободные пока дороги накроет волна спешащих на работу автовладельцев, троллейбусы и разномастные автобусы заполнятся не выспавшимся людом, и попробуй тогда успей в нужное время к нужному месту!
Осталось подняться в гору. Сберегая дыхание, Геннадий Михайлович темп не форсировал, шагал экономно, но уверенно. На занывшую в колене ногу и побаливающую спину старался внимания не обращать. И то, когда тебе седьмой десяток жизнь начислила, на такие мелочи глядишь философски. Могло быть и хуже.
Ну, вот и взобрался. Остановился, восстанавливая дыхание, прислушиваясь к молотящему сердцу. Спина и колено побаливали в штатном режиме, так что – вперед.
У заветного входа, укрытого за четырьмя квадратными колоннами, уже маячили смутные тени. Вот ведь! Не спят они, что ли, совсем? Старый дурень, в какую рань приперся, а все одно не первый! Сплюнул в сердцах, подошел к колоннам.
– Здорово, мужики! Список есть уже?
– А как же! – ответили. – На окне, как всегда.
Геннадий Михайлович вытянул из внутреннего кармана очки, заготовленную ручку и в неверном свете фонаря накарябал в списке свою фамилию. Под номером 10. Усмехнулся про себя: вот, уже в десятку первых попал. Шансы-то растут!
Всё, первый этап закончен. Теперь только ждать. Пока Геннадий Михайлович раздумывал, что предпочтительней: прогуляться до Матросского бульвара или постоять, поговорить «за жизнь» с такими же отставниками из формирующейся очереди, подтянулись еще трое, которым повезло меньше. Уверившись, что на его место в списке никто не претендует, все же решил прогуляться. Шел, дышать старался глубоко, ровно. Уверял себя – сегодня уж точно повезет! Успею!
Посветлело над Корабельной стороной небо, усилился гул машин, прохожие попадались все чаще. Пора возвращаться. У входа уже не призрачные тени – толпилось человек около сотни, говорили, курили, смеялись, ругали кого-то и на что-то жаловались. Геннадий Михайлович протиснулся сквозь плотную группу пожилых мужчин и женщин – а нет, вот кое-где и молодые лица, – глянул в список, убедился, что листок тот же и фамилия его значится под тем же десятым номером. Выбрался на более просторное местечко, посмотрел на часы. Еще пять минут. В здание то и дело входили работники, равнодушно мазнув по толпе взглядом.
Вдруг толпа резко всколыхнулась и стала втягиваться в узкую (одна из двух створок закрыта наглухо) заветную дверь. Пустили. Казалось, что в полузабитый слив раковины потихоньку просачивается вода. Не сильно спеша, но и не зевая, Геннадий Михайлович вместе со всеми проник внутрь. К окошку справа уже выстроилась очередь. Быстренько установив номер девятый, он под завистливыми взглядами арьергарда занял свое законно добытое место. Двигались на удивление быстро. Несколько минут, и Геннадий Михайлович достиг вожделенного окошка.
– Мне, пожалуйста, в тридцать четвертной и еще, если можно, к окулисту – заискивающе обратился он к суровой женщине в белом.
– Регистрацию! – неподкупно потребовала та.
– Вот, пожалуйста, – Геннадий Михайлович протянул в окно потрепанную медкнижку.
Убедившись, что перед ним не самозванец, а настоящий военный пенсионар («Может, уже на лоб какую печать придумать, что ли?» – хмыкнул про себя отставной подполковник), суровая дама выбрала из скудной кучки маленьких квадратных листков перед собой один и вложила его в книжку.
– Тридцать четвертый – на восемь тридцать. Окулиста нет, не будет до середины марта. Всё? Следующий!
Геннадий Михайлович поблагодарил, отошел, освобождая место следующему.
– Мне к девяносто седьмой! – попросил тот.
– В девяносто седьмой нет! Было два номерка, уже все выдала!
– Но как же..? А что ж делать, у меня анализы…
– Не знаю. Приходите завтра, может, успеете. Следующий!
Следующий тоже отошел с недовольным лицом. И ему сегодня не повезло.
Геннадий Михайлович вздохнул. Ну, он хоть куда-то попал. А за окулистом придётся охотиться в марте. К нему, кстати, талончики тоже дефицит, навроде копчёной колбасы в Советском Союзе. Тогда, правда, к врачам свободно попадали… Вон, в конце очереди уж затеяли спор, что лучшее – сегодняшняя доступная колбаса или тогдашние врачи, которых хватало на всех.
Да ладно. Он подобных споров не любил. Спорщикам тогда врачи не особо нужны были. А сейчас большинству колбаса без надобности, болячки не позволяют. Вердикт они, конечно вынесут стандартный: начальство виновато. И самое низкое, и самое высокое, на которое заглядывать-то страшно. Он усмехнулся, спохватился. Сколько там, на часах? Ого, уже восемь пятнадцать. Геннадий Михайлович заспешил в гардероб, сжимая в руках медкнижку с заветным талончиком.
Военная поликлиника Черноморского флота начала свою работу.
Ночной кошмар
Юрик млел.
Хотя вообщето по уставу полагалось ему не млеть, а бдить. Но ночь – прекрасная, какой может быть только южная ночь поздней весной – накрыла его нежным крылом. Мягкое позвякивание ночных насекомых, посвистывание крошкисыча на крыше полкового клуба и слышное даже здесь страстное пение соперниковсоловьев на заросшем кустарником и кривыми деревцами скалистом берегу моря (эх, повезло Юрику с местом службы) своенравно переключили сознание патрульного в позицию «космос».
Да и то сказать, особо волноваться Юрику было незачем. Дежурный по полку капитан Красников, помимо требовательности, отличался очень полезным для опытного матроса качеством: был педантичен, как немецкий рейсовый автобус, а потому предсказуем. Проверку несения службы патрульными капитан неизменно осуществлял с интервалом в один час пятнадцать минут. И двадцать минут назад матрос Щипачёв, или, как звали его друзья и ротное командование в минуты благостного настроения, Юрик, уже достойно ответил на каверзные вопросы капитана. Процитировал инструкцию (обычно дальше второго абзаца никто из проверяющих ее содержанием не интересовался, но опытный Юрик на всякий случай выучил полностью), объяснил, каким образом оповестит товарищей о пожаре и куда побежит за личным автоматом, буде случится такая необходимость. Удовлетворенный по самый околыш фуражки капитан убыл терзать следующую жертву из состава дежурной службы. Юрик, убедившись в окончательном исчезновении офицера за горизонтом, добыл из близлежащих кустов передаваемый по вахте деревянный ящик, на который и уселся, для комфорта прислонившись к забору автопарка. Уселся, заметим, в стратегически важном для маршрута месте, позволявшем без усилий наблюдать за направлениями, с которых теоретически могло нагрянуть внезапное начальство. Не вчера небось на службу призвался!
И теперь, как уже было сказано, млел, поддавшись очарованию южной ночи. Выделив для оценки окружающей обстановки осьмушку сознания, весь остальной разум Юрик щедро направил в будущее. Из положенного года призывной службы больше половины осталось за спиной, впереди был дембель, неизбежный, как восход солнца, и помечтать в такой ситуации было просто обязанностью.
На фоне густой листвы матросское воображение щедро нарисовало родную улицу в пгт Смирново, по которой идет он, Юрка Щипачёв, моряк Черноморского флота, в полной парадке и лихо заломленной на затылок бескозырке. Завидуют одноклассники, счастливые родители не могут сдержать слез, младший братишка с восторгом разглядывает сверкающие значки на Юркиной фланке. А рядом – Светка… Ийэх! Сердце сладко заныло, а рука в который раз потянула из кармана последнее Светкино письмо. Вот молодец девчонка, обещала раз в неделю писать – и ни разу не пропустила, всерьёз ждёт. И вот, значит, заходят они все вместе в дом, а там стол накрыт, и пирог бабушкин в ожидании на кухне томится (Юрик сглотнул).
А потом…
Что потом, Юрик не досмотрел. Сторожевая часть мозга резво затеребила остальное матросское разумение, и тумблер «землякосмос» с почти ощутимым щелчком переключился в нижнее положение. Из густых кустов в нескольких метрах от патрульного послышался странный шорох. Звук был солидный, исключающий всякую мелочевку вроде мышки или змейки. К слову, с последними Юрик и знаться не желал, не любил он ползучую братию. Сунув заветное письмо обратно в карман и схватившись за рукоятку штыкножа, единственного оружия, положенного патрульному, Юрик вскочил. Кустарник, в высоту достигавший плеча и тянувшийся вдоль дорожки рядом с забором парка, в этот ночной час был непроницаем для взгляда, как монолитная стена. Переплетение веток, покрытых листвой, не давало ни малейшего шанса хотя бы приблизительно понять, кто или что произвело подозрительный шум. Может, собака? Но знакомый всем и каждому полковой пес по кличке Шухер уже выскочил бы с приветственным повизгиванием – доверие его к людям в форме было абсолютным. Юрик на всякий случай посвистел, подзывая пса, но в ответ услышал лишь удивленное ответное посвистывание сычика.
Непонятный звук больше не повторялся, и Юрик стал успокаиваться. В самом деле, может, мышь или ночная пичуга проскользнула? А может, и вовсе пригрезилось: он вдруг подумал, что шум возник только в воображении. Однако присаживаться на дежурный ящик не торопился – вдруг у капитана Красникова необъяснимым образом произошел сбой в утвержденной программе, и он решил инкогнито проверить несение службы на маршруте? Вздохнув, Юрик поправил ремень, штыкнож и собрался приступить к изображению сцены «бдительный патрульный в дозоре».
Но шорох раздался вновь. Да какой шорох! Судя по интенсивности, этот шум в кустах производило по меньшей мере отделение вражеских коммандос, готовящихся напасть на ни в чем не повинного Юрика. Причем парочка из них явно оседлала по африканскому носорогу. Вконец сбитый с толку сычик замолчал, ушли на задний план и пение соловьев, и легкий шелест листвы под ночным ветерком. Остался только этот звук. В кустах ворочался СЛОН. И направлялся он явно в сторону бедного Юрика.
– Ссстойктоидё-о-т!!! – заорал патрульный, пытаясь одним движением выхватить штыкнож из ножен. Но для этого нужно было расстегнуть кожаную петельку, удерживавшую рукоятку, так что эффектный рывок только вздернул повыше матросский ремень и едва не разорвал брюки. Мысленно сплюнув, Юрик отстегнул злосчастную застежку и наконец обнажил оружие. Схватив старенький штык, а по совместительству – нож, штатную принадлежность карабина СКС, острием вверх, как световой меч легендарных джедаев, Юрик пронзительно всматривался в серочерные обводы кустарника.
И ни черта там не видел! Странный шум как будто звучал все ближе… ближе…
– Стойктоииииии! – совершенно автоматически Юрик отступил назад и почувствовал, как земля уходит изпод ног. Теряя контакт с реальностью, он полетел…
Вообщето о вырытой работягами из КЭС яме у автопарка знали все. Вот уже добрый месяц на каждом построении командир грозился: а) утрамбовать в эту яму всю квартирноэксплуатационную службу, увенчав произведение фигурой начальника тыла, и б) лишить начальника КЭС премий, званий, наград и остатков волос на макушке, если яма не будет наконец ликвидирована или хотя бы огорожена. Увы, исполнительностью начальник не отличался. Яма продолжала существовать, аккумулируя в глубинах прелые листья, дождевую воду, мелкий мусор, который хитрые приборщики территории ленились нести в положенное место.
Кувыркнувшись через голову, Юрик достиг дна в полуприседе, как заправский кот, ногами вниз, без серьезных потерь. Несколько царапин на лице и руках, испачканная роба – ерунда по сравнению со свернутой шеей. Правая рука, задеревеневшая от напряжения, продолжала сжимать штыкнож. На деле яма была неглубокой, и патрульный, слегка очумевший после такого поворота событий и имеющий отныне только одно желание: понять, что происходит в загадочных кустах, привстал и, буквально улегшись животом на покатый склон, острожно высунулся из импровизированного окопа.
Как будто специально дождавшись именно этого пристального зрительского внимания, кусты вновь затряслись, зашелестели, и на асфальтовую дорожку не спеша выбрался громадный, с кошку, ёж. Издевательски пофыркивая, он с иронией поглядел в сторону мужественного патрульного, энергично почесался и как ни в чем не бывало потрусил к соседним зарослям. Нырнул в них, и шум и треск раздались с новой силой.
Вот паразит! Юрика пробил нервный смех. Трясясь от хохота, он выполз из ямы и уселся прямо на асфальт. Ноги не держали.
На смене капитан Красников удивленно посмотрел на царапины и испачканную робу и встревоженно спросил:
– Щипачёв, что случилось? Докладывай, с кем подрался?
– С ёжиком, товарищ капитан! – честно ответил Юрик. А дальше не стал говорить. Стыдно.
Больше на посту он никогда не млел.
Не получалось.
