Сон Ивана

А.В. Шарычев

СОН ИВАНА

Вновь открываю я свою тетрадь,

Чтоб рифмой в строки ловко написать

Историю одну; чтоб можно почитать

Её вам было на досуге.

Внемлите этой рифме, други.

Когда в сиянье солнце лик свой кажет

Лучами обнимая шар земной,

И воздух от росы так свеж и влажен,

Что бодрость накрывает с головой

Всё наше существо; и новый летний день

Восторгом душу наполняет,

Когда уходит грусти даже тень,

Когда на сердце музыка играет,

Тогда и стих слагать совсем не лень.

Холодною ж зимой, для мысли нет веселья,

С трудом дружуся в это время с головой,

И каждый день, как будто бы с похмелья,

Нет путной думы в голове пустой.

Скрипя умом, мелодию слагаю,

Но, строчка, две и я уже шагаю

Легко в звучаньи ритма своего,

Как это происходит, я не знаю…

Зима, иль осени печальная картина,

Жар лета и весна – мне всё едино,

Я про сезон упомнил для красы,

Мысль тормозит лишь из-за «Тизерцина».

Его в вечерние часы на сон грядущий принимаю,

Чтоб спать спокойно было мне,

Чтоб не метаться как на медленном огне

В бессоннице проклятой и докучной.

О, это мука, доложу я вам,

И не поддаётся то словам,

Что ощущается сознанием моим,

Когда безумным взором по углам

Ищу я тех, кто невиди́м.

И в голове моей, как шум и гам

Те голоса на миг не умолкают,

Которые, мой разум создал сам.

И говорят они, кричат, хохочут,

Спать не дают и нету мочи

Внимать им в этой сонной тьме,

В томленьи этой вечной ночи.

Злой ветер за окном хрипит,

И мёртвый свет луны струится

Сквозь дымку облаков;

Не спится, как счастлив тот, кто спит…

И вот уж год пилюли пью

И наконец-то крепко сплю,

Но ум мой притупился сильно,

И вряд ли б рифму я осилил,

Коль б дозировку не сменил.

Сейчас же, оптимум нашёл

И снова стиль и слог обрёл.

(Хотя, их может и в помине

Вовсе и нету у меня),

Пишу, как будто бы шутя -

И в этот миг я счастлив в мире.

Отвлёкся, где же мой рассказ?

А он то будет сей же час,

Вперёд, перо мое шальное,

Звучи, мой бодрый мысли глас!

Глава 1

Всё это было до того,

Как неизвестный миру вирус

В короне вдруг воссел на трон;

Года на три я отодвинусь

От этих пагубных времён.

Вот едет некто, человек,

До тридцати ему нет года,

В окно любуется природой,

Несёт его машины бег.

Таксист-извозчик правит лихо,

Магнитофон играет тихо

И ветер с шумом бьёт в салон

Через открытое окно.

Проходят фуры караваном,

Быть может, из далёких стран,

А у обочин, по канавам

Расставив свой нехитрый стан,

Торгуют дачники товаром.

Верста мелькает за верстой,

Летит бескрайняя дорога,

Простор охватывает око

Не пресыщаясь красотой.

Вокруг леса, поля и реки,

Вот деревенские дома,

Что строилися век от века

Намёткой русского ума.

Приятны для души картины

Родной отчизны дорогой,

Эх, Русь, люблю твои седины,

Един я, родина, с тобой.

Вот у столба венок поставлен,

Посмотришь дальше, вон другой…

Кто ж тут так быстро и случайно

Расстался с буйной головой?

Где вы, куда ушли отсюда,

Прервав свой краткий жизни путь?

Зачем мы все идём до туда

И нет возможности свернуть?

Дорога, глупая дорога…

Тут он пришёл в себя немного,

Развеяв грёзы наяву,

И рассмеялся грустно, строго,

И закурил ещё одну.

От выпитого пива

Голова шумит,

Ещё глоток и снова

Принят бодрый вид.

Как назовем героя?

Наверное, Иван,

Такое имя для славян

Весьма, весьма знакомо.

Вот, значит, они едут

Ваня и таксист,

Ведут они беседу:

«Этот «порох» чист

Как снег в горах Алтая,

Уж я-то это знаю,

Я, так сказать, из лиц,

Кто вечно покупает…»

– Не надо, говорю, -

Ваня отвечает.

Я «хмурый» не люблю,

Я «скорость» обожаю.

«Был амфетамин,

Но щас не дозвониться,

«Солянка» только есть,

Не хочешь ли убиться?»

– Да что же, значит здесь

Как и у нас разруха?

Где сел, там же и слезь,

Беда-беда, непруха.

«Ты б в Питер поезжал,

Там «марки» и грибы,

Как эти вон столбы.

Куда бы не шагал

Везде найдёшь отраду,

Кислотные дожди

Там льются до упаду,

Тут этого не жди.»

– Что и говорить,

Культурная столица.

Понял я давно к чему

Ведёшь, не сбыться

Задумке всё ровно.

Кумарит вон тебя,

Ты «порошок» и хвалишь,

А сам, наверно, знаешь,

Что есть и «скорость» для меня.

«Хорош напраслину взводить,

Не знаю я, вот гадом быть!

Приехали, звонить иль не звонить?»

До города добравшись наконец,

Иван задумался печально:

«Изрядно пьян, от «гречки» мне конец,

Взять «соли» тупо и банально,

Хоть всё же это бычий кайф,

Но приход необыкновенный!

Вмиг растворяешься в вселенной,

Жаль, что безумный потом драйв,

А отходняк – избави боже…

Ну если только так, немножко.»

– Звони на счёт «солей», извозчик!

И вот уже «закладку» доставая,

От радости повеселел Иван,

Под нос чего-то напевая

Отправился к себе, как в ресторан.

Идя на съёмную квартиру,

Момент экстаза предвкушал,

И показавши фигу миру,

Свою реальность создавал,

И знал, что скоро будет бездна…

Вот вожделенный миг, укол,

И стало всё чудесно,

Сознанья луч во тьму ушёл

И осветил там неизвестность.

Скользнувши в море эйфории

Наполнил светом он простор,

И растворился в этом мире.

Под занавесью век, как штор

Минуты три Иван валялся,

Глаза открыв, он разбежался,

Пошёл по комнатам бродить

И сам с собою говорить…

Теперь оставим мы Ивана,

Чтоб можно было нам судить

Каков бывал он вне дурмана,

Каков бывал, когда не пьяный,

Ведь мог и без того он жить.

Нет, далеко он не таков,

Не крыса из эксперимента,

Что от момента до момента

Лапкой скребёт у рычажков

Для новой дозы наслажденья.

Влекли Ивана вожделенья,

Но стержень воли тоже был,

Хоть и настойчиво губил

Он этот дар без сожаленья.

В Иване был источник сил,

Дарующий ему надежду,

Что вскоре сбросит, как одежду

Всё, чем пленён он в мире был.

Бывало, по четыре года

Он трезв как стёклышко ходил

И ощущал себя свободным,

Но был тоскою злой томим.

И трудно описать словами

Ту боль души, то состоянье,

В котором пребывал Иван,

Не поддается то словам.

Физически вполне здоров,

А от души одни обломки.

Он жил как будто в дымке снов,

И каждый день, как на иголки

Ступал он в зыбкий жизни путь,

И думал: «Почему свернуть

Нельзя с проторенной дороги?

Куда несут меня здесь ноги?

Какие в этом смысл и суть?

Да, каждый видит здесь свой сон,

Но для меня кошмарен он…»

Хоть другом книги Ваня не был,

Но и врагом он ей не был,

С утра, бывало, до обеда

Прочтёт кой-что по мере сил,

Потом физической зарядкой

В порядок тело приведёт,

Так изо дня в день и живёт

Покуда уж не станет гадко.

Тогда зовёт его кабак,

Иль дым травы, иль потяжёле,

Но собирает Ваня волю

И всё же крепится, бедняк.

Бывает, вроде эйфории,

Что-то нахлынет на него,

И ощущает Ваня силу,

И бодрость духа своего.

Затем депрессия нагрянет

И вновь весь свет собой подавит.

Знал Ваня, что он нездоров,

Что он в плену своих оков,

Что психика его больная

Лишилась счастия и рая.

«Повсюду лишь кромешный ад,

И нет возврата мне назад,

Когда был счастлив нерожденный

И в мир, как в грязь не погруженный.

И каждый день, и каждый час

Мне мука разум застилает,

Свет радости во мне погас.

Но вроде есть воспоминанья,

А вот припомню-ка, сейчас…

Да, было время и веселья,

Но что-то долго уж похмелье

Всё тянется и тянется,

Ох, тяжело мне справиться.

Как тягостно мне всё вокруг!

Мир для меня исчадье ада,

Попал, видать, в его я круг,

Мне б выбраться отсюда надо.

Такое Данту и не снилось,

То, что сейчас во мне явилось…

Всё в чёрных красках, злоба, боль,

Вдруг, вспышки ярости, как красный,

Грусть жёлтая летит как моль,

Жрёт душу мою гневно, страстно.

И совесть в существе моём

Давит чугунными тисками

Мне сердце бедное; веками

Как будто бы скитаюсь я

В тоске ужасной меж мирами.

Не обретаю я покой

В этой извечной сказке злой.»

Как говорили мы, словам

Едва ли это удается,

Не рассказать им, как Иван

Рыдает, воет и смеется

В сознании своём больном,

Не будем больше мы о том.

Где ж мы оставили Ивана?

Ага, в воздействии дурмана

Ликует, бродит не в себе.

Подходим мы к второй главе.

Глава 2

Как заводной Иван шагает

По комнатам избы пустой,

Подстегнут ум, душа летает

В порывах прыти молодой.

«Пора б на улицу помчаться,

На воле-вольной разгуляться!

Погода так и говорит,

Что дома щас лишь инвалид.

Как солнце радостно смеется!

Нет облачка на знойном небе,

Пойду, покуда мне идётся,

Пойду туда, где ещё не был.»

И вышел Ваня на просторы

В большой, кипящий жизнью город,

Свои зрачки он не забыл

Очками тёмными зашторить.

(Вам, это надобно сказать,

Были они по пять копеек,

Большие и ночи чернее,

И за себя могли сказать,

Что их владелец не во хмеле).

Купил напиток в магазине, -

Сушняк навязчивый сбивать,

И всех счастливей в этом мире

Пошёл по улицам гулять.

Куда б он стопы не направил

Всё очень нравится ему,

Восторг и радость удалая

Отраду создают уму.

А день прекрасен, зноен, светел,

Июль на улице – жара,

В такое время всё на свете

Как будто говорит: «Ура!

Ликуй, товарищ, неустанно

Покуда свеж и молод ты;

Придёт пора, и как ни странно,

Повянут рощи и сады,

Наступит для тебя и осень,

Вслед ей холодная зима,

Никто тебя, дружок, не спросит

И прочь погонят со двора…

Завянут рощи и сады,

Ликуй, покуда молод ты!»

Идёт Иван, вон перекресток,

Народу прудом не пруди,

Тут стар и млад, ребёнок, взрослый

Столпились на своём пути

И знака ждут от светофора.

«Куда спешите вы так скоро? -

Опять задумался Иван,

И я куда шагаю сам?

Ну я, так скажем, от безделья,

От помрачения ума

Слоняюсь с ночи до утра,

Я занят поиском веселья.

Кого-то гонит здесь нужда,

Кого, быть может, и идея.

Рождаемся, растём, стареем,

Трава полей, песок, вода…

Меня-то, верно, бесы гонят,

Абжабался аж зубы сводит,

Догнаться что ли? без труда!»

Ходил Иван таким манером

До вечера, уже стемнело,

Когда к реке он подошёл,

На пристани уселся он.

Снуют прохожие колонной,

Смех, крики, звуки от смартфонов,

И болтовня о том, о сём

Не умолкают здесь, как днём.

Нет суете конца и краю,

Огромный город не смыкает

Своих пылающих очей,

Ветрин рекламных, и огней

Зовущих мотыльков снующих

Продлить полёт свой веселей.

Сидит на лавочке Иван,

Восторга в нём, как не бывало,

Безумие, как покрывало

Затмило разума экран.

Вдруг видит он перед собой

Лик строгий, мрачный и опасный,

Качает будто головой

Сей призрак, и его гримасы

Исторгли из Ивана вой,

Не крик, не возглас, вопль ужасный!

И все прохожие в тот миг

С испугом смотрят на Ивана,

Был вид его довольно дик

И вёл себя он очень странно.

Пошёл Иван почти бегом

Прочь от скопления народа,

Недоставало кислорода

Ему в шуме и гаме том.

Он шёл по улицам в смятеньи,

А то проклятое виденье

Не отставало ни на шаг,

Измучился совсем, бедняк.

Сошла подошва от кроссовок,

Километраж он навернул

Под стать любому марафону,

Почти весь город обогнул.

Мигают звёзды с небосклона,

Во тьме ночной плывёт луна.

Добрался Ваня, но нескоро

До сквера одного, и там

В листве деревьев притаился.

«Что же со мною, иль мне снится,

Вот до чего довел дурман!

Ох, наконец-то образ скрылся,

Что шёл за мною по пятам…

И это только ведь начало,

Грядёт поганый отходняк,

Ох, только бы мне сил достало,

Зачем «солянку» взял, дурак!

Сейчас я дух переведу

И надо пиво пить скорее,

Я это в миг преодолею,

Я точно вывезу, смогу…

Накинул же петлю на шею!

Жив буду, коль не околею.»

Деревья шелестят листвой,

И ветер свежестью вздыхает,

Но вот порыв, за ним другой

И шум листвы не замолкает,

И говорят между собой

Деревья, листья, ветра вой…

В небе молния сверкнула,

Гром прошёлся по земле,

Всё затихло перед бурей,

И только голоса во тьме

С тоской о вечности толкуют.

Их шёпот переходит в рёв

Подобный дикости стихии,

Он плещет во́лнами из слов,

И разбивает воздух ими.

И что-то жуткое вокруг

Так пропитало всё пространство,

Что вся природа дышит часто,

Во всём, везде, немой испуг.

Извечный ужас, хаос древний

Во тьме беседует с собой,

И бесконечностью вселенной

Он давит, давит… «Что со мной?!» -

Вскричал Иван в поту холодном,

Заозирался он кругом,

Тут, как на зло, повторно хлопнул

Раскатистый, зловещий гром.

И первые слезинки неба

Упали звонко на листву,

И застучали быстро, гневно!

Деревья, как по волшебству,

Ещё сильней заговорили;

О чём они там воду лили,

Так ясно слышалось уму

(Иванову), что он не в силе

Был прошептать себе «угу».

Стоял как вкопанный, пытаясь

Понять, что в существе его

Подобно эху раздавалось,

И думал: «Это не свалялось

Внутри сознанья моего…

Мне в ум такого не взбиралось!

Что же такое, вот дерьмо…

Деревья дело говорят,

Мне б их башку, – вот был бы клад!»

И ужас разогнав с себя,

Иван чуток приободрился

И частой рысью он пустился,

И затряслась кругом земля.

Казалось, будто бы от бега

Весь мир пыхтит, стучит, взлетает,

Что всё кругом вдруг стало бегать

Ивану путь переграждая.

Ночь сотни сущностей родила

И хлещет их жестокий ливень,

Бежит невиданная сила

И жаждет мир живых увидеть.

«А-а-а, что же вы попривязались!

Вот магазин, а там и пиво,

Сейчас я мигом оклемаюсь,

Ща сделаю я всё красиво.»

Вбегает Ваня в магазин,

Прилавки быстро он обходит,

Хмельную влагу там находит,

Вон пиво, водка, есть и джин,

Бутылки вин стоят рядами.

«Пожалуй, можно тут годами

Возле прилавка пировать,

Но мне такое не под стать.

Не уважаю я спиртное,

Доступно, – вот весь плюс его,

Ох, пагубное это море,

И многие ушли ко дну

Его волна́ми захлебнувшись.

А может это даже лучше,

Не жить, не быть, не понимать,

Тупою водорослью стать…

Нет, мы не итальянцы,

Вином еду не запиваем,

Закусываем мы, бывает,

Чтоб до чертей не набираться.

Да, впрочем, что и за веселье,

Вино и устрицу покушать,

Глоточками в бокале мерить

Сок, забродивший еле-еле.

А то ли дело Русь гуляет

По чарке в полтора ведра!

Размах и воля завывает

Как песня дикая, ура-а-а!»

И только тут Иван заметил,

Что клич протяжный, боевой

Вслух проорал, пропел как петел.

«Да что ж я это, сам не свой…

Уже охранник зенки пялит,

Наверно, странен я на вид.

Так, ящика пожалуй хватит,

И буду спать я, как убит.

На улице уже два ночи

И ливень льёт как заводной,

Благо, что денег очень-очень

Имеется сейчас со мной.

Домой уеду на такси,

Пиво допью часам к шести

И вырублюся сном глубоким;

С отходняком этим жестоким

Я справлюсь, господи спаси!»

Глава 3

Сейчас, наверное, читатель,

Вы думаете: «Вот писатель!

Пошел картину малевать,

Как на заборе злой ругатель!

И что же это за стихи,

Это ль поэзией зовётся?

Да, рифма его вдаль несётся,

Но всё это одни штрихи.

Он доработать не умел

И слог его довольно странен,

Не пел рифмач, скорей шумел

Своей манерою туманной.»

Читатель, соглашусь вполне,

Работ над текстом не веду я,

Всё, что слагается в уме

Пишу я сразу начистую.

Не то чтобы я был ленив,

Но недоступен мне сей труд.

Меня как будто бы несут

Мысли мои, и их излив

Одним потоком вдохновенья,

Я позже не могу для них

Придумать лучше обрамленья,

А коль возьмусь, так все напорчу.

Я так сказал тут, между прочим,

Чтоб строго не судили вы,

Порой неряшливый мой почерк…

Опять оставили Ивана!

Где ж он сейчас?

Да дрыхнет пьяный,

Продолжу дальше свой рассказ.

Все видят сны, и стар, и млад,

Гуляем мы между мирами,

Поэты даже говорят,

Что соткан мир нашими снами.

И Ваня тоже видел сон

И был, увы, кошмарен он:

Идёт он по большому полю,

Повсюду пышная трава

Волнуется подобно морю,

Дурманит запахом она.

Ступая ватными ногами

По во́лнам шелестящих трав,

Он наблюдает, как летает

Большой орёл под облаками.

Летит орёл, крылом обдав

Пол неба, солнце застилая,

И нет конца ему и края,

Растёт он прямо на глазах.

А в поле вдруг зверьё сбежалось,

Истошный издавая вой,

И волки, мёртвой головой,

Словно мячом каким играясь,

Набрасываясь и кидаясь

Катят её перед собой.

И страшно стало тут Ивану,

Но в то же время и смешно,

Что волки как в футбол играют

Чей-то бедовой головой.

А небо вовсе потемнело

Закрывшись крыльями орла,

И чувствует Иван, как в тело

Ему вползает ночи мгла.

Теперь уже вместе с волками

Он воет, по́ полю бежит,

Затем, всё будто исчезает

И принимает новый вид.

Уже нет поля, всё в пожаре,

И в нём, всем существом пылает,

Боли не чувствуя Иван,

Он стал огнём, он – это пламя…

Затем, мгновенно всё сменилось

Простором вечным вод морских,

Шумело море, волны бились

В рёв превращаясь, в страшный крик.

Кричала дико бесконечность,

Воплем вселенную тряся,

И хаос выл как зверь; и вечность

Пространство в щепки разнося,

Вращалась словно вихрь

Неся в себе пески времён,

И этот странный сон был в них,

Всего лишь краткий сон.

Смотрел Иван под шум стихии,

Как сотни, тысячи миров

Из ничего происходили.

Тут нет начала и основ

Для бесконечности безбрежной,

И нет покрова от веков,

Эпох, времён, тысячелетий,

Всё голо, нет этой одежды,

Лишь белый свет сияет светел

Не закрывая свои вежды.

Из света образы явились,

В мирах телами облеклись

И в существах закопошились,

Навстречу жизни понеслись.

А жизнь везде совсем иная,

Где-то, живут и понимают,

А где, и гадами ползут,

Где-то, свершенья совершают.

Повсюду жизнь, и там, и тут

Бушует в разных своих формах,

Бегут те образы, бегут

И не стоят на светофорах.

Один, другой оставил след,

Посмотришь, и следа уж нет,

А образы в других пространствах

Опять вернулись в вечный свет.

Вдруг, видит пред собой Иван,-

Из света строгий лик явился

И говорит ему: «Родился,

Опять ты в этот мир призва́н.»

И видит Ваня: он ребёнок,

Крик первый зычно произвёл,

Вдыхает, смотрит как спросонок

На белый свет,– он видит дол,

Широкое для жизни поле.

Вот, первые шаги прошёл,

А вот уже по вольной воле

Смеясь, ногами топоча

Играет в садике; вот в школе

Задал от стража стрекоча;

Вот на свидание пошёл

И первую любовь обрёл.

Вся жизнь мелькнула перед ним,

Он вновь её как будто прожил,

А строгий лик ему, за сим

Всё молчаливо подытожил.

И был, увы, этот итог

Уныл, печален, пуст, ничтожен,

Сгорел как будто сена стог,

Гарью и дымом уничтожен.

Все годы сжались в краткий миг,

И он в сознании возник

Как молния, блеснув сверкая

Вспышкой от края и до края.

Всё унеслось; уже Иван

В лесу дремучем оказался,

Там брёл он через весь бурьян,

Из сил в блужданьях выбивался.

«Куда идти мне через дебри,

Не выбраться ведь всё ровно,

Что ж, дожидаться буду смерти…

Как тут грибов полным-полно,

Какие странные на диво!

Они как будто бы из слов,

Исписаны они красиво.

Стоят деревья в виде книг,

Листвою-строками играют.

Умён, могучий дуб-старик,

Ух, как он мудрость излагает!

А вот и пение берёз

Собою душу чувством полнит,

В порыве радости и слёз

Своей листвою они звонят.

Зачем идти мне наугад?

Не дебри это – пышный сад!

Останусь я под сенью леса,

Он мне защита и завеса,

Отрада на моем пути,

Зачем куда-то мне идти?

Всё тут – созревшие плоды,

Нет лучше места в буреломе!»

Воскликнул Ваня, глядь, и вскоре,

И впрямь везде цветут сады…

Благоухает аромат,

Свет солнца радостно струится,

Поют, не умолкают птицы,

Рядом грохочет водопад.

Девы прекрасные, нагие

Дарят восторгами Ивана,

Он пьёт красу их жадно, рьяно,

Не пресыщаясь от дурмана.

Вся красота любовной неги

Теперь в объятьях у него,

Прошёл от альфы до омеги

Бурных страстей водоворот.

Вдруг, видит он в своем сознаньи,

Такую дивную картину:

Нет у него уже желаний,

И сам как будто бы он сгинул

Приняв другое состоянье…

В просторе вечном растворился

Разум Ивана; с небом слился

Сознания его поток,

В пустом пространстве появился.

Плывя в огромном океане,

Где мысли сделались волна́ми,

Поёт от радости Иван,

(Не он поёт, его сознанье).

И нету счастию пределов,

Восторгом дышит Дух Ивана,

Он стал единым со вселенной, -

Волной свободной океана.

Несётся по его просторам

И постигает мыслью-взором

Все думы вечности;

С задором он узнаёт о старом, новом

Ещё не сбывшемся, но скором,

О вариантах всех событий,

О вдохновеньи, о наитьи.

И видит существа все сразу;

Вселенский наполняет разум

Их сотворённые умы,

Бросает свет в пучину тьмы.

И снова каждое сознанье

Ведёт свой путь для пониманья,

В различной сложности своей

Этот процесс не прекращая.

Всё это здесь не исчезает

Не появляется; гуляет

От состоянья к состоянью

Сознанья вечного поток,

Разные формы обретая.

И каждый миг, новый виток

В вечном развитии вселенной

Свершается вокруг мгновенно,

Мильоны лет – тут малый срок.

Родятся новые миры,

Другие, где-то погибают,

И всё это, как блеск искры,

Что в бесконечности сверкает.

Пространство наполняет Дух,

В нём каждый образ возникает,

А позже, где-то воплощает

Свой замысел; и в этот Дух

Входят бесчисленны сознанья,

Всё, что когда-то стало быть,

Что научилось мыслить, жить

В разных своих существованьях.

Здесь «я» и «ты» – «они»,

Здесь мысли, как огни мелькают

И в пламени одном живут,

И «там» и «здесь» – всё тут…

В восторге пребывал Иван,

Но вдруг, всё ужасом сменилось,

Развеялося, как обман

И в мрак, и хаос погрузилось!

Ни зги не видно, вой и свист,

Рёв, хохот, крики, вопли боли,

И нету больше здесь раздолья,

Лишь тьма; над мглою той навис

Купол безжизненного неба,

В его тумане бледно-сером

Мерцает солнце без ресниц

И бездну скупо освещает.

Здесь смрад по воздуху витает

Среди ландшафтов безобразных,

Средь тел уродливых, ужасных

Всполохи пыли поднимает.

Тут существа полны страданьем,

В тупом неведеньи своем

Они друг друга пожирают,

Их не назвать даже зверьём.

И вот Иван средь них явился

И в их обличье воплотился…

Он в клочья рвал таких как он

И оттого, только ярился,

И ныл внутри его, как стон,

Душевной муки жуткий звон.

И этот звон, лишь чувством бился,

Мысли не ведая в себе,

Гудел он страшно в голове

И вечной мукой злою длился…

В этом царствии ужасном

Духи правили на тронах,

Своей ненавистью-властью

Создавали там законы.

Злоба, ярость – их призванье,

Безобразие, жестокость,

Хитрость, плутовство, стяжанье,

Низость, подлость, подоплёкость.

Правят эти духи злые,

Нет для власти их препятствий,

Грузят существам на выи

Тяжесть муки неотвязной.

Рвутся словно псы цепные,

Жаждой крови обуяны

Их рабы, все те, кто ныне

Рыскают вместе с Иваном

В мрачной, гибельной пустыне.

Вот опять сцепились в драке,

Рвут когтями и клыками,

Носятся в зловонном мраке

Рёвом сумрак оглашая.

Тут Иван в жестокой схватке

Чувствует, как плоть его

Кус за кусом отрывают…

Заорал он как в припадке

И проснулся, кончен сон.

«И приснится же такое!

Ух, как голова гудит…

Где ж ты, пиво золотое,

Придавай мне бодрый вид!

Ну и диво, не припомню

Я такой детальный сон,

Не видал ещё такого.

Думал, точно душу вон

Те скоты из меня вынут!

В райском саде хорошо…

Вот туда бы сейчас двинуть!

Всё развеялось, прошло.

Что там лик мне говорил

На своей безмолвной фене,

Что-то трудно ему верить,

Может так, впустую лил.»

Вспоминал сидел Иван,

Банку пива попивая,

Мы его сейчас оставим,

Ждет нас новая глава.

Глава 4

Сон и явь – одно и то же,

Всё уходит в грёзах жизни,

Ход времён всё уничтожит,

Не возвысит, не унизит,

Всё сравняет в бездне вечной.

Теплота души сердечной,

Мысли, радости, тревоги

Каплей жизни канут в вечность,

Все идут этой дорогой.

Нет в теченьи сём причала;

Где укромный уголок,

Чтобы в нём не замолчала

Песня бытия в свой срок?

Всё уходит в бесконечность,

Вечна жизнь, но для людей

Явна только скоротечность

Их мгновенных, кратких дней.

Раньше не было Ивана,

Вдруг явился он на свет,

Детство, юность, как в тумане,

Оглянулся, – стал уж сед.

Что вчера, то же и завтра,

Лишь текущий сей момент,

Что уходит без возврата

В прошлое, его уж нет.

Только память воскрешает

Нам минувшие года,

Но и это затухает…

Нету, нету и следа

Тех, кто жил, мечтал и думал

В этом призрачном миру,

Их как будто ветер сдунул

Разгулявшийся в пургу.

Снег летит, за ним другой,

Тает, снова выпадает

Под протяжный ветра вой,

Что веками не смолкает…

Всё же не люблю зиму́,

Ничего, настанет лето!

Будет солнцем всё согрето,

Будет радостней уму!

Но сейчас я не об этом.

Тяжко начал день Иван,

Но стакан, ещё стакан,

И как будто поправляясь,

Влагой пенной наполняясь

Выправил согбенный стан.

Вот уже идёт, шатаясь,

За добавкою себе,

Чад и дикость в голове,

Но намёка на усталость

В сильном теле нет нигде.

В магазин Иван заходит,

На прилавок тупо смотрит.

Деньги подсчитав в уме,

Покупает и уходит.

Движется он как машина,

Душно мыслям от спиртного.

Постоял чуток, и снова

Возвратился на квартиру.

Там он вещи подсобрал,

В сумку плотно их уложил,

Думал он, соображал:

«Зря я время уничтожил,

Ишь какой маршрут задал,

Всё изъездил, ну и что же?

Тот товар, что нужен мне,

Не сыскать по всей стране.

В Питер так и не доехал,

Не прошёлся по Москве.

Съездить б можно, ведь не к спеху,

Но чего-то худо мне…

Стонет мой несчастный мозг,

Домой, на родину, в Тобольск!»

И решил Иван уехать,

Дозвонился на вокзал

И билеты заказал.

Телевизор для потехи,

Как шарманку он завёл,

Стал смотреть «Божий закон».

Там попы с собой ругаясь

И гордыней не стесняясь,

Стадо поучают враз,

Дают слышать «божий глас».

Ряса одного, от пуза

Так и рва́лалася по швам,

Говорил про стыд, про срам,

Про томленье душ под грузом

И потворство злым грехам,

Псом кого-то обзывал…

К удивлению Ивана,

Слушателей полон зал,

Рот разинув, воздыхало.

Рядом поп другой вещал

Голоском своим елейным,

О смирении пищал,

Речью кроткой вдохновенный.

Стадо с радостью внимало

Мудрым пастырям своим,

Злоба тут взяла Ивана:

«Что бы пусто было им!

Ведь от церкви отвращают

Эти гады, клубят дым

Из словес своих никчёмных.

К истинам святым взывают,

Бьют надменные поклоны

В скотском виде пребывая.

Храм внутри у вас самих –

Здраво молвил нам Христос.

А попы, что слушать их,

Льют словесный свой понос,

Три извилины имея.

Да, бывают и умнее,

Книжниками можно звать,

Но ведь, те же фарисеи,

Один в один, ни дать, ни взять.»

Переключил Иван канал

И смотрит «Вести»;

Там, свой пастырь

Такую чушь и муть погнал,

Что стало совестно, ужасно.

Вот, экономика у нас

Мощные темпы набирает,

Россия первая сейчас

И с гордостью на мир взирает.

У нас и пенсии на диво,

Зарплаты – мама не горюй,

Куда ни глянешь, всё красиво…

«Толкуй, товарищ, потолкуй,

Как будто все мы на Рублёвке

Живём, жируем, припеваем,

В дворцах, в шикарной обстановке

Плоды системы поглощаем.

У них своё есть государство,

На кой же чёрт им вся Россия?

Дороже им своё богатство,

Власть, роскошь, почести и сила.

А что народ, так это скот,

Его налогами доите и режете,

За сводом свод законы

Ловко вы строчите.

Ух, раскулачить бы всех вас!

Но страшен русский бунт,

На нас самих же ярость обращает,

В разор и беды погружает,

И вновь сплетает новый кнут.

Быть может, времечко настанет

И лучше заживём, кто знает…

Военная России сила – вот гордость!

В внешней политике красиво,

Россия – мощь, это не новость,

Внутри б порядок навести нам.»

Переключил Иван канал,

На юмор поглядел похабный,

И сериалов тут и там

Перелистал уже изрядно.

«Тупых ток-шоу и реклам

Набилось в этот зомби-ящик,

Ох, телевиденье пропаще,

Скажу, как поп, всё стыд и срам.»

И сплюнув злобно, погасил

Пультом мелькание экрана,

Залпом стакан опорожнил

И выругался громко, пьяно.

«Сегодня высплюсь я покрепче,

Завтра с утра ждёт путь-дорога,

Пожалуй, мне сейчас полегче,

Ух, прихожу в себя немного.»

И вот уже домой он едет

В вагоне шумного плацкарта,

Кроссворд гадает еле-еле,

Щелкает семечки с азартом.

Стучит железная дорога,

Несутся километры вдаль,

Простор огромен, воли много;

Всё тот же лес, так же как встарь

Шумит зелёными морями,

Сменяясь изредка полями

И синевой озёр, и рек,

Да иногда ещё домами.

«Да, вольно дышит человек

На родине такой огромной!

Усталый поезд мчит свой бег,

Но нет конца этим просторам.

От берегов Чёрного моря

До зарослей тайги сибирской

Лежит бескрайнее раздолье!

За горизонт бы устремиться

И поглядеть, что будет там…

Жаль не летаем мы как птицы,

Сидим мы по своим местам

И видим то, что дома снится.

Ох, не права была царица,

Аляску, дура, продала!

Схватила с жадностью синицу,

А выпустила прочь орла.

Каких б ещё богатств там было…

Да, впрочем, не сумели б мы

Распорядиться всем красиво,

Не те, видать, у нас умы.

Нефти моря в себе имеем,

И лес, и газ, ведь всё у нас!

Так почему же все худеем,

Живем, абы господь нас спас?

Что стоит рубль наш деревянный –

Валюта третьесортных стран!

Мне, право, это непонятно…

Куда ни глянь, везде обман.

Вот, за отечество сражались

С фашизмом наши старики,

И хоть бы пенсии дождались,

Чтоб с голодухи и тоски

Земные дни их не кончались.

А те же, немцы, австрияки,

Вся европейская их рать

Баронами живут, и всякий

Нашим мильонникам под стать.

Большое поле ты, Россия,

И среди нив твоих во век

Лихой гуляет человек, -

Кто-то сказал в подобном стиле.

Мила нам родина, всех краше!

Но хуже нету власти нашей…»

Сидит в раздумиях Иван,

В окно природу наблюдает,

Чай попивает и зевает.

И вот уж к месту подъезжает

Сей стальной локомотив,

С вагонов люди выползают,

Ожил перрон и стал криклив.

Топот ног не умолкает,

Идут с баулами, бегут,

Движенье дружно направляют

К вокзалу; смотришь, там и тут

Свои пожитки расставляют

И пересадки новой ждут.

А Ване суетиться тут

Уже не надо, он на месте,

Кругом знакомая окрестность,

Приехал, кончен долгий путь.

С вокзала в город доезжает,

И вот он дома наконец,

И мама радостно встречает

Его, измучилась вконец

Гуляку-сына ожидая.

Лишь пьяный голос в телефоне,-

Вот всё, что слышала она,

И беспокойством, мукой, болью

Душа её была полна.

Годами горе приносил ей

Непутевый сын бедовый.

Но любовь, своею силой

Одолеет все препоны.

Верила она, что вскоре

Ад кромешный прекратится,

Что по Божьей, доброй воле

Сын из пепла возродится.

Что и в их печальном доме

Будет радости сиянье,

Будет свет в их горькой доле,

Мир, любовь и пониманье.

Много злого Ваня сделал

Своей матери родной…

Да, таков был наш герой,

Жил как прыщ на белом теле.

Глава 5

Продолжаю, повествую,

Длится дальше мой рассказ.

«Я, пожалуй, нарифмую

На роман» – вот так подчас

Мнится мне; в своем уме

Я историю слагаю,

Смысл в строки облекаю,

По своей иду стезе.

Пусть и не художник слова,

Но и не пустой маляр,

Я рисую быстро, скоро,

Полыхает как пожар

Дум моих сердечных хворост.

Мчится вдаль поток словесный,

Что там будет? неизвестно.

Ух, подвыпустил я пар,

Может быть, опять не к месту…

Продолжаем путь, читатель,

Где оставили Ивана?

Дома он, ура! не пьяный!

Новую главу романа

С интересом почитаем.

Вот уже промчался месяц,

Как видение Ивана

В беге времени исчезло.

Ощущал себя он странно.

Спал урывками; со страхом

Ожидал он час ночной,

Ложил голову на плаху

И метался как шальной,

От бессонницы страдая.

Не приходит сон-палач,

Мук предсмертных не кончает,

А продляет стон и плач

В тяжкой ясности сознанья.

Как на медленном огне

Корчилась душа от боли,

Словно висельник в петле

Бился, задыхался, спорил

Сам с собою в мёртвой мгле.

«На секунду не умолкнут

Голоса в моих ушах!

Дикий ужас режет глотку,

Давит нестерпимый страх…

Совесть волком завывает,

В клочья рвут мне мозг скоты,

Где же рыщут эти твари?!

Как с ума тут не сойти?!

Размозжу об стенку череп!

Господи, тебе я верю,

Помоги же мне, спаси!

Мне и раньше было плохо,

Но сейчас, невмоготу!»

Думал Ваня, и со вздохом

Погружался в темноту.

Час, иль два за сутки спал